Присоединение башки р к Московскому государству

 

 Соответствующий этому присоединению раздел упоминаемой здесь статьи З.И. Еникеева начинается с объявлений того, что «Вопрос о вхождении Башкортостана в состав Русского государства в исторической науке является дискуссионным. Нет единого мнения также и о характере и датировке вхождения»[134]. И, в общем, сам же отвечает на первое, о характере присоединения: «В настоящее время следует считать доказанным, что принятие башкирами российского подданства было со стороны башкирских племен осознанным добровольным актом»[135]. У нас, конечно же, нет никаких возражений этому, тем более что это событие в республике отмечается как большой праздник. Оговоримся только, что в ответе написано всё же правильнее, происходило присоединение башкирских родов и племён, а не некоего Башкортостана. Не существовало такой государственности, во всяком случае, на тот момент. А бытовала ли ранее какая-либо государственность, хотя бы в качестве объединений некоторых отдельных башкирских племён, да ещё и с древнейшими городищами, о чём пишут, надо бы доказательнее всё же обо всём таковом писать.

 Согласимся, и со вторым от З.И. Еникеева в отношении сложности «датировки вхождения ». Действительно, то эпохальное присоединение или вхождение башкир в Русское государство происходило вполне растянуто по времени. Причём происходило это очень пошагово, практически почти как «степ бай степ» отдельными родами, племенами и даже отдельными челами. За последнее можно посмотреть небольшую, но очень убедительную статью д.и.н. Б.А. Азнабаева: «Жалованная грамота XVI века башкиру Уранской волости», представленную например на ресурсе, называемом сайтом неких «традиционалистов» Башкортостана «РБ-XXI век [Электронный ресурс]. URL: http://www.rb21vek.com/164-zhalovannaya-gramota-xvi-veka-bashkiru-uranskoj.html.

В указанной статье[136], говорится об обнаруженной в фонде «Спорные дела Генерального межевания (РГАДА. Ф. 1324. Д. 1497. Л. 48-50.)» копии жалованной грамоты башкиру Уранской волости Авдуаку Санбаеву с пожалованием земли в Уфимском уезде. И прописано: «Вопреки сложившемуся в нашей историографии мнению о том, что башкиры принимали подданство по родам, документ показывает, что подчинение российской администрации предполагало различные варианты, в том числе, и в виде поступления на службу русскому царю»[137]. От себя повторимся, что по содержанию статьи, ведь даже отдельными челами. И повторимся с вопросом, какую же присоединявшуюся башкирскую государственность всё это представляло. Причём ведь даже утверждают, что, и, с населением практически монолитно башкирским. Позволим все же себе, знак вопроса и здесь не ставить.

Очень, скажем так, интересно об том эпохальном событии присоединении к Московии прописано Р.З. Янгузиным совместно с Ф.Г. Хисамитдиновой: «факт присоединения Башкирии к России по нашему мне­нию, говорит о высокоразвитом этническом самосознании башкирского народа, выразившемся в добровольном изъявлении желания о вхождении в состав России. Разумеется, всего этого могло не быть, если бы не было развитых политических традиций. Следует также отметить, что присое­динение Башкирии к России произошло не сразу после взятия Казани, а несколько лет спустя — в 1557, г. Думается, это позволяет заключить, что зависимость башкир от Казанского ханства в этот период не была абсолютной и имела несколько призрачный и формальный характер и время от времени прерывалась. Вызванная феодальной раздробленностью полувас­сальная зависимость башкир от Казанского ханства не могла быть сущест­венным препятствием ни самоуправлению башкир, ни стремлению их обрести политическую самостоятельность. Это было лишь делом времени и случая. Такой случай представился: Казанское ханство, объективно кло­нившееся к своему закату, перестало существовать, а башкиры изъявили добровольное желание о своем вхождении в состав России»[138]. Вот ведь даже как пишут, но не будем обсуждать сиё, предоставим это другим. Заметим только что начало этой выдержки вполне созвучно выше приведённому выводу З.И. Еникеева из предыстории башкирского народа перед этим эпохальным присоединением.

По нашему же мнению, происходило присоединение башкирских, а, в общем-то, тюркских и возможно даже иных родов и племён в состав России, но никак не некоего Башкортостана. Не существовало такой государственности, во всяком случае, на тот момент, да и в обозримом прошлом тоже. И как уже было отмечено этот процесс вхождения тюркских, башкирских родов и племен Южного Урала в состав Русского государства происходил пошагово и очень растянуто по времени. Добавим к этому: «Как свидетельствуют шежере, каждый башкирский род (племя) принимал решение войти в состав России и действовал по осуществлению принятого решения самостоятельно. Он посылал в Казань своих представителей с изъявлением воли и стремлений населения общины и отсылал с ними ясак царю вне зависимости от остальных родо-племенных образований. Возможно, имели место отправления в Казань объединенных посланников от имени нескольких родов, как, например, кыпсаки, усергане и тамьяне»[139]

Никоновская летопись отмечала: «А сам государь послал всем улусам черным людям ясачным жалованные грамоты… чтобы шли к государю, не боясь ничего, а кто лиха чинил, тем Бог мстил, а их государь пожалует, и они бы ясаки платили, яко же и прежним казанским царям»[140]. Получается ведь так, что тогда государь со своими посланиями обратился не только к башкирам, а, в общем, к населению, бывшему прежде подвластным Казанскому ханству. И к тому же, как далее всё сложилось, Б.А. Азнабаев отмечает: «башкирские волости могли создаваться российской администрацией в новых территориальных границах для решения конкретных военных, административных или фискальных задач. В подобных ситуациях этническая гомогенность состава новой административной единицы могла учитываться властями только по большому счёту. В новую волость, которую сами башкиры называли родом, нередко входили представители не только различных родов, но и иных этносов»[141]. Т.е., если правильно это последнее понято, собственно сама волость это более постоянный конструкт, нежели его содержание, а, в общем-то, и трактовка этого как род.

Известно, что первыми приняли русское подданство западные и северо–западные башкиры, как раз подвластные ранее Казанскому ханству, и, в общем-то, давние насельники края. Озвучим к последнему абзацу, даже не  вопрос, а просто некоторое размышление, опять же, как в арифметике, чтобы «на ум пошло». Может быть, для этих башкир, ранее подвластных Казанскому ханству, это всё было не столько, или не только принятие русского подданства, а и нечто другое, объяснимое общностью их истории с родственными насельниками этого ханства, вначале в Булгарском государстве, и даже в более ранние времена, ну и в последующие тоже. Знак вопроса и здесь всё же не станем ставить, и последуем далее.

На постсоветском пространстве, во всяком случае, в России, кроме, пожалуй, русских, мало народов, а то, и вовсе нет таковых, чьей исторической демографии было бы уделено столь пристальное внимание, как к башкирам. И было бы представлено столь большущее число публикаций с подсчётами их, башкир численности со времен уже и дальних, и даже туманных. Может, такое пристальное внимание связано с широко озвучиваемой сейчас эпохальностью того добровольного присоединения башкир в состав русского государства. Уже упомянутый Радик Вахитов к этому объявляет, что именно башкиры совместно с русским народом дали начало России. Он пишет: «Башкиры, своим первым добровольным шагом к добрососедству и союзничеству с русскими, и дали начало России»[142]. Во ведь, не много, но и не мало. Вместе с тем, он же Вахитов отмечает, что автор книги «Добровольное присоединение Башкирии к Русскому государству» А.Н. Усманов ему лично «откровенно рассказывал, как принял партийный заказ на историческое обоснование добровольности подданства башкир русскому царю»[143]. Как-то, то горячо, то холодно, да, и ладно. Мы же к последнему приведём ссылку на работу, скажем так, несколько иного взгляда на это[144].

Однако есть незадача. Столь значимый в истории российской государственности народ более двух веков после того эпохального акта, присоединения ли, вхождения ли, практически не учитывался, не обсчитывался в государстве, не говоря уже о вопросе, что же так значимо присоединилось или вошло в качестве такового в количественном отношении. Нет, конечно же, были некоторые отрывочные сведения, и по ним строились и строятся многочисленные предположения, экстраполяции, ретроспекции насчет численности башкир, как до этого акта, так и после такового.

Не удержимся, не заметить здесь. Иногда, причем маститые башкирские гуманитарии приводят даже фантазийные цифры Сагита Мирасова о семимиллионном до актовом, в период XIII–XV вв., башкирском народе. И который, согласно этому же автору, хотя уже и несколько поредевшим числом, но всё же, трехмиллионным массивом участвовал в том акте присоединения. Не скажу, что при этом не оговариваются насчет не обоснованности этих цифр Мирасова, но ведь приводят[145]. Зачем? Может для упражнений с головной подкоркой неискушенных читателей? Вона, мол, даже, как думали, как считали за велико численность башкир. Опять же, как бы к слову, башкирские гуманитарии, хотя тоже оговариваясь, ведь часто, и Салавата Галлямова фантазии часто в своих работах приводят. И Аркаимы разные упоминают. Наверное, тоже для подобных упражнений.

Насчёт того, сколько же было присоединенных или вошедших башкир в Русское государство, чаще всего приводят значения за таковое от академика Р.Г. Кузеева. Раиль Гумерович некоторым ретроспек-тивным приемом, башкир вместе с оставшейся частью ногайцев на момент присоединения к России оценивал в около 180–240 тыс. человек[146]. Не густо, не густо, не тот трехмиллионный массивный монолит, или монолитный массив Сагита Мирасова.

И к этому нельзя не высказаться об одном очень важном явлении, произошедшем в связи с присоединением края к русскому государству. Это начало массовой и нарастающей миграции в край пришлого населения. Вот что о причинах этой миграции народов Поволжья пишет Д.Б. Рамазанова: «Науке известны основные причины миграции наро­дов из Поволжья в Приуралье: отсутствие в Поволжье свободных земель, густонаселенность, политика на­сильственной христианизации, проводимая русским правительством, и, конечно, нежелание примириться с ликвидацией Казанского ханства как государства. Были и другие причины, толкавшие народы Повол­жья, особенно татар, к массовому переселению в Приуралье. Среди них самой главной были различия в условиях вхождения Поволжья и Приуралья в состав Русского государства. То обстоятельство, что вновь присоединенные народы в составе Русского государ­ства находились в разных социально-экономических условиях, сыграло большую роль в дальнейшем развитии этнических процессов по территории Предуралья. Например, люди Казанского ханства изгонялись со своих обжитых мест, облагались непомерными на­логами (ясак), которые усугублялись различными до­полнительными поборами. Начинается насильствен­ное крещение, усиливается колониальный гнет. А в территориально-административном регионе, носящем название Башкирия условия, были несколько иные»[147].

И к этому, следует добавить, что многие авторы времён Российской империи, отмечая очень, и очень худую, малозначительную численность присоединявшихся тогда башкир, писали, что далее этот народ, как пишут они «башкирцы», очень обогатился в своей численности за счёт пришлого люда.

Так, П.И. Рычков отмечал: «Может быть, что по принятии в подданство башкирцев, яко от бессильного и весьма изнуренного народа, противностей не надея­лись, и потому к содержанию их в подданстве более построения го­рода Уфы, и определения тут некоторого числа служилых людей, никаких других учреждений было не учинено, но они, яко от приро­ды непостоянный народ, получа довольство во всем от многих пожа­лованных им угодий и набрав в сожитие к себе многих беглых ино­верцев магометан и идолопоклонников (то есть чуваш, черемис и им подобных), в коротком времени так усилились и в такую вольность пришли, что многие дерзости чинить отважились, а, наконец, явным уже образом бунтовали, с таким намерением, чтоб им, отрешившись от подданства российского, восстановить особливое владение»[148].

И.Г. Георги же писал: «Когда царь Иван Васильевич Казанское царство разорил, то башкирцы добровольно России покорились: после чего и прика­зано было для сбережения их от киргизцев построить Уфу. Они тогда были бессильны, однако скоро оправились и притом не мало так же усилились чрез принятие в свое общество финских и татар­ских выходцев, от коих произошли тептяри. С того времени часто они против России бунтовали, а особливо и вообще в 1676, 1708 и 1735 годах»[149].

Не сдержимся, не привести к этому ещё одну выдержку из работы историка Н.А. Фирсова «Инородческое население прежнего Казанского царства в новой России до 1762 года и колонизация закамских земель в это время» (Казань: Унив. тип., 1869. – [2], IV, IV, 445 с.): «В Башкирии мечтали о совершенной независимости от Русской власти, о восстановле­нии независимого магометанского ханства. Дело в том: после того, как пали мусульманские юрты, Казанский, Астраханский и Сибирский, как на место мечетей воздвигнуты были хри­стианские храмы, на место князей и мурз, управлявших судьбами этих юртов, появлялись там Русские воеводы и другие служилые люди Русского царства, - еще далеко не уничтожи­лись те стремления, которые связаны были с независимым существованием их. Не находя для себя простора в землях, входивших в состав прежних мусульманских ханств, поборники общественного строя, основанного на господстве князей и мурз, ревнители веры Магомета, обратили внимание на Башкирский край, как на сподручный для себя притон. Туземное на­селение его, состоявшее из нескольких тысяч башкирских семейств, вследствие бедности и совершенного отсутствия какого-либо образования, скоро подчинилось влиянию этих вы­ходцев, не находившему нигде соперничества, тем более, что они навсегда поселились в краю этом, увеличив тем количество его населения, дотоле ничтожного по численности и презираемого за его грубость и невежество другими мусульманами. Башкирцы, в какие-нибудь 50, 60 лет, фантазированы были на магометанский лад и являлись послушным ору пием в руках разных действительных и мнимых потомков прежних татарских ханов и мулл, не хотевших примириться с новым порядком вещей, который был необходимым последст­вием завоевания Русскими магометанских восточных ханств, и тем охотнее принимали их сторону в борьбе с Россией, что всякое враждебное действие их против Русских обещало им поживу, до которой так падки полукочевые народы. Башкирский край сделался собственно колониею Татар, не хотевших подчиниться Русской власти и не терявших веры в возмож­ность возврата старого магометанского порядка вещей. Сюда они перенесли всю вражду к Русским и здесь возобновили, опираясь на Башкирцев и на благоприятные для себя условия местности, лесистой и гористой, ту борьбу, в которой, на берегах Волги, Тобола и Иртыша, мусульманские муллы, князья и мурзы должны были уступить победу народу, боровшемуся с ними во имя христианского Бога и Великого Государя, представителя и главы христиан­ского общества. Открывшаяся тут, в этом пункте, борьба была, таким образом, борьбою Русских не с полукочевым только, отстаивавшим свою независимость и обычаи родового быта, Башкирским народом, но и с старым магометанством, была продолжением борений их с магометанами, имевших место в XV и XVI веках»[150].

Не будем всё же в связи с приведёнными выдержками обращаться к теме башкирских восстаний в Российской империи. Это отдельная тема. Только несколько слов. Во-первых, уже только приведённые выдержки не позволяют относить их все к чисто башкирским выступлениям. А во-вторых, сами же башкиры, наоборот, вполне даже  активно участвовали в подавлении этих восстаний. Например, отмечается, что к 1740 году примерно 40% воинского контингента под командованием Башкирской комиссии состояли из так называемых «верных башкир»[151]. Мало того, в рапорте начальника Башкирской комиссии приводятся данные, что в его распоряжении имеются 4 267 человек регулярных войск и 7 045 иррегулярных, что вместе составляет 11 312 человек. Причем «верные башкиры» в последних были числом в 4 455 человек. Это практически те же 40%, но они самый большой состав иррегулярных формирований, и составляли в них 63, 24%, и даже немного превышали упомянутый контингент регулярных войск. И в череде этих выступлений, следует особо отметить, что самым идейно выдержанным и самым результативным по послаблениям царских властей для тюрко-мусульман, и действительно восстанием, а не рядовым бунтом, оказалось восстание под водительством муллы Б. Алиева. Причин этих восстаний было много, и главными были причины экономического и социального характера, в приведённой же нами выдержке Н.А. Фирсов особо подчёркивал религиозную составляющую антироссийских башкирских восстаний, так ведь восстание под именем Батырши более чем какое либо было именно с этой составляющей.

Как бы к слову, отметим, что национализм башкир, всегда был и есть для властей второстепенным негативно воспринимаемым явлением, чем татар, и к тому же, и даже в особенности, большая татар, чем у башкир, приверженность мусульманской религии. В смысле положения Ислама в крае, причём, сохранившимся уже даже в позднейших временах существовании Российской империи, и о его, скажем так, самых активных последователях и проводниках, очень интересна небольшая книга С.Г. Рыбакова[152]. Эта работа примечательна ещё тем, что она обращена именно к Северо-Западу края, к характеристике населения Уфимской губернии.

Сразу же, обращает внимание, что С.Г. Рыбаков начинает своё повествование не с упоминаний прежних аборигенов края, не с самых коренных её жителей, как утверждают, а, в общем-то, с пришлого народа, татар. Прежде чем продолжить далее, здесь необходимо всё же сказать несколько слов о самом авторе С.Г. Рыбакове. Так ведь он приверженец иного, христианского вероисповедания, и, в общем-то, по определению, противник мусульманской религии. Вместе с тем, именно в татарах он видит главных противников своей религии, но, и осознает их достойными соперниками, и даже несколько восхищен ими. Можно, наверное, даже сказать, что большему мешает только разность вероисповеданий. И надо заметить, что книга этого автора пестрит во множестве преимущественным обращением к имени татар, причём с обязательным подчеркиванием, выделением определяющей и лидирующей их роли в крае, и в частности, или в особенности в приверженности их Исламу, и в пропаганде ими мусульманской религии.

Автор писал: «Уфимская губерния является инородческую по преимуществу: русское население составляет там меньшинство; будучи населена главным образом инородцами-магометанами и отчасти язычниками, она по праву может быть названа магометанской: пребывание в этой губении татар-помещиков, дворян и высшего духовного главы мусульман восточной России – муфтия, влияние которого распространяется не только на Европейскую Россию, но и на Сибирь, настойчивые, напряженные происки распространителей ислама среди язычников и крещённых, – всё это делает Уфимскую губернию по истине Магометовым царством, по выражению Н.И. Ильминского.

Это есть та губерния, где ислам с особенным успехом культурно борется с нами и где наши просветительные усилия до сих пор мало плодотворны и успехи ничтожны, если не плачевны. Между тем Уфимская губерния лежит не где нибудь в далёкой Азии, а в той же Европейской России, почти рядом с центрами русского просвещения: Казанью, Москвою …

Было бы печально для русской культуры, поражением для деятелей русского просвещения, если бы мусульманская культура и образованность в лице татар одержали перевес над нашими просветительными усилиями. Уже не в первый раз отмечаются особые успехи ислама в Уфимской губернии; для ревнителей просвещения последняя даёт широкое поле деятельности и пусть, пока ещё не поздно, приложат здесь свои руки все те, кому надо делать это по долгу или в силу внутренней потребности… ради оживления, освежения и углубления своей жизни. Пусть приложат, пока ещё не поздно…»[153].

С.Г. Рыбаков, переходя непосредственно к описанию населения Уфимской губернии, подчеркивая преобладание в регион мусульманского населения, оговаривается: «Кроме русских, в Уфимской губернии проживают еще следующие народности: татары, башкиры, чуваши, черемисы, мещеряки, тептяри, мордва, вотяки, евреи и др.»[154]. И действительно, начинает собственно описание населения губернии именно с татар. Приведем как есть эту его характеристику: «Татары. (155.500 д.) – главные представители ислама, выселились из Казанской губернии. Отличаясь энергией, подвижностью, они ведут жизнь оседлую, трудовую, промышленною; занимаясь главным образом торговлею (даже с отдалёнными местностями Средней Азии), они живут зажиточно, и нередко среди них встречаются богачи. Одежда их чистая, нередко красивая, пища разнообразная и питательная. Умственное развитие Уфимских татар довольно высокое: мусульманская образованность сильно развита у них, почти не встречается татарина, который не умел бы по своему читать и писать; в каждом татарском селении есть мечеть, а при ней школа (мектебе или медресе). Обилие мечетей указывает на религиозную ревность татар.

Все эти черты показывают, что татары стоят на довольно высокой культурной ступени и, как увидим ниже, безспорно превосходят духовно все другие народности Уфимской губ. и при их настойчивом стремлении влиять на эти последния владеют верными средствами для того.

Небольшая часть татар крещены»[155].

Не обращая всё же внимания, на эту небольшую часть отмеченных крещеных татар, озвучим вновь тот же вопрос, и даже, скажем так, с уже татарским уточнением, как могли проявляться высокие башкирские ассимиляторские способности на Северо-Западе нынешнего Башкортостана и в прилегающих территориях Юго-Востока Татарстана. И, в общем-то, и здесь, всё тот же вопрос, было ли таковое  уже, и после того присоединения.

Знаков вопроса и здесь всё же не станем ставить, и далее, как бы в поисках такового поробуем выяснить в особенностях демографии башкирского народа уже под скипетром двуглавого орла. Интересен при этом будет, и вопрос, с чем же, и как, в этом смысле, пришёл далее башкирский народ к временам образования автономии республики Башкортостан? Но прежде необходимо обратиться к статусу собственно башкир в Российской империи, и переселенцев в край, но, скажем так, более в земельно-правовом смысле.