Организованный, или государственно-монополистический, капитализм и корпоративные политические структуры

 

Теперь, после того как мы сделали обзор основных проблем, связанных с определением категорий организованного капитализма, и на примере «политической заработной платы» разобрали соотношение между политикой и экономикой, можно перейти к рассмотрению теории организованного капитализма как с экономической стороны, так и со стороны функционирования его политических механизмов. В зависимости от того, какой из двух аспектов берется в качестве предмета анализа, ученые-обществоведы пользуются либо понятием «организованный капитализм», либо понятием «корпоративизм»[583]. Мы со своей стороны полагаем, что оба эти понятия, будучи отделены друг от друга, утрачивают почти всякий смысл. В самом деле, корпоративизм предполагает некую политическую структуру, которая может развиться лишь на основе определенной экономической базы, между тем как «организация» капитализма с необходимостью порождает определенные политические институты, отличие которых от других форм политической организации состоит в «интеграции организаций трудящихся в коллективно-договорную систему, контролируемую государством», и в «происходившем во время мировой войны размывании различий между частным и государственным секторами»[584].

Организация экономики анализировалась под двумя различными углами зрения. С одной стороны, во главу угла ставилась теория монополии, с другой – за основу бралось специфическое понятие рациональности и регулирования.

Теория монополии служила для объяснения того, как экономическая власть способна расширяться и воспроизводиться и как отдельные капиталы получают возможность избегать уравнивающего воздействия конкуренции и таким путем обеспечивать себе монополистическую прибыль, превышающую средний уровень прибылей. В наше время общепринятым является предположение, что крупные предприятия в состоянии обеспечивать себе особо выгодные условия доступа к ресурсам именно благодаря своим размерам и тем самым гарантировать своим капиталам условия накопления, являющиеся стабильно более выгодными, нежели условия накопления для капиталов меньших размеров. Варга попытался систематизировать эти особые возможности монополий в использовании ресурсов:

 

«Монополия может относиться к сфере производства и распространяться на предметы и средства труда в их форме потребительных и (или) меновых стоимостей. Она может быть основана в сфере обращения и потребления и, наконец, может охватывать все сферы капитала как конгломерат, как вертикальное объединение различных стадий производства»[585].

 

Жизненно важной для монополии проблемой является задача недопущения конкурентов на монополизированные рынки и возведения с этой целью барьеров, способных затруднить такое проникновение. Скупка патентов и лицензий, высокий минимальный начальный уровень капиталов, необходимых для новых предприятий, монополизированные сети сбыта, льготное финансирование, выплата более высокой – по сравнению со средней – заработной платы с целью «монополизировать» квалифицированных рабочих – таковы методы защиты от конкурентов, то есть нейтрализации уравнивающих тенденций конкуренции. Правда, экономическая мощь, которой под силу воздвигать и поддерживать подобные барьеры, сама должна воспроизводиться, а это удается только с помощью монополистической прибыли, которая обеспечивает финансовые средства, необходимые для борьбы с конкурентами. «Ни одна монополия не гарантирована раз и навсегда»[586], ибо условия воспроизводства монополистической власти таят в себе тенденцию к ее разрушению. И в самом деле, международная конкуренция может обостриться; ради устранения опасности монопольным ценам в собственной отрасли может понадобиться увеличение капиталовложений в новые и другие отрасли; научно-технический прогресс может сделать возможным производство заменяющей продукции при небольших затратах; интересы банковского капитала могут измениться и привести к сокращению финансирования защитных мероприятий монополии; могут непомерно повыситься «барьеры на пути ухода с рынка» в виде массы средств, инвестированных в постоянный капитал. Но даже при всем том, что ни одна монополия не гарантирована раз и навсегда, временное монопольное положение показывает все же, что при концентрации соответствующего экономического могущества можно в течение определенного времени ускользать от действия уравнивающих тенденций, присущих конкуренции.

В этом контексте вопрос о роли конкуренции снова приобретает важность для анализа капитализма. Конкуренция может пониматься как синоним осуществления экономических законов, как способ сбора воедино различных отдельных капиталов с целью выполнения ими функций совокупного капитала. Но конкуренция в то же самое время выступает и как сфера, в которой отдельные капиталы (или отдельные субъекты, действующие внутри общественной системы) могут – благодаря своему экономическому и политическому могуществу – ускользать от такой концентрации. Власть способна нейтрализовать экономические законы или по крайней мере противодействовать им. Гильфердинг прямо приходит к этому выводу в «Финансовом капитале», а затем повторяет и развивает его в выступлениях последующего периода. Так, по его словам, вместо слепого действия закона цен приходит соглашение между картелями, ибо эти последние будто бы «могут регулировать производство и всегда приспособлять предложение к спросу»[587].

С еще большей ясностью эта идея сформулирована в речи Гильфердинга, произнесенной на Кильском съезде социал-демократической партии в 1927 году и озаглавленной «Задачи социал-демократии в Германской республике». Там мы читаем, что растущая монополизация означает «не что иное, как то, что руководство предприятием является теперь уже не частным делом предпринимателя, а общественным делом». Гильфердинг подчеркивает:

 

«В этом отношении характернее всего, что мы находимся в настоящее время в том периоде капитализма, когда в главном преодолена эра свободной конкуренции и владычества слепых законов рынка; мы приходим теперь к капиталистической организации хозяйства, другими словами, приходим от свободной игры экономических сил к организованному хозяйству». Наконец, в речи делается вывод: «Итак, организованный капитализм означает в действительности максимальную замену капиталистического принципа свободной конкуренции социалистическим принципом планомерного производства. Это плановое, сознательно руководимое хозяйство делает в гораздо большей мере возможным сознательное воздействие общества, что не может быть не чем иным, кроме как воздействием единственно сознательной и располагающей силой принуждения общественной организации, то есть государства»[588].

 

Таким образом, оба подхода к проблеме монополии приводят к результатам, которые, по-видимому, являются аналогичными. Если мы исходим из предположения о том, что законы капиталообразования, прежде реализовавшиеся через конкуренцию, способны осуществляться также соответствующей властью монополий, то вывод, к которому мы придем, заключается в том, что государство есть жизненно важный регулирующий общественный орган. К такому же точно выводу мы придем, если примем за исходную предпосылку тезис о том, что «организованное хозяйство» может управляться «единственно сознательной и располагающей силой принуждения общественной организацией». Именно эта «новая связь между государством и монополиями»[589] образует основу для извлечения политических выводов как теорией организованного капитализма, так и теорией государственно-монополистического капитализма. Теперь мы должны отметить более точные различия между этими двумя теориями.