Стратегия революции в теории государственно-монополистического капитализма

 

«Размывание различий между частным и государственным секторами»[590] служит исходным рубежом и для Ленина, оно используется им для уточнения идеи о новом качестве буржуазного обобществления и развития на этой основе новой стратегии революции. Ленин начинает прежде всего с критики получившего распространение в рядах социал-демократии еще до войны поспешного ликования по поводу перерастания капитализма в некий «государственный социализм» – выражение, призванное обозначить «предельную степень огосударствления»[591]. По Ленину, капитализм, безусловно, остается капитализмом даже после вступления в новую стадию[592]. Он высказывает это утверждение, соглашаясь с социал-демократическими теоретиками (которых обильно цитирует в подкрепление своего анализа, но выводы которых решительно отвергает) насчет того, что новизна современного капитализма заключается в «огосударствлении», организации, замене анархии конкурентного капитализма монополизацией и государственным регулированием. В особенности в таких работах, как «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» и «Государство и революция», написанных в 1917 году, накануне Октябрьской революции, Ленин стремится показать, что развитые капиталистические отношения уже порождают такие механизмы, которые могут быть использованы как инструменты для строительства социализма. С этой точки зрения он пишет, например, о национализации банков:

 

«Национализацию банков достаточно было бы именно декретировать, – и ее провели бы директора и служащие сами. Никакого особого аппарата, никаких особых подготовительных шагов со стороны государства тут не требуется, эта мера осуществима именно одним указом, „одним ударом“. Ибо экономическая возможность такой меры создана как раз капитализмом, раз он доразвился до векселей, акций, облигаций и проч. Тут остается только объединение счетоводства…»[593]

 

Или:

 

«Тут остается только превратить реакционно-бюрократическое регулирование в революционно-демократическое простыми декретами о созыве съезда служащих, инженеров, директоров, акционеров, о введении единообразной отчетности, о контроле рабочих союзов и пр. Это самая простая вещь – и именно она остается несделанной!!»[594]

 

Или еще – по поводу «принудительного синдицирования»:

 

«Государству не нужны тут ни особый аппарат, ни особые изыскания, ни какие бы то ни было предварительные исследования для издания такого закона, нужна лишь решимость порвать с некоторыми частными интересами капиталистов, „не привыкших“ к подобному вмешательству, не желающих терять сверхприбыли, обеспечиваемые, наряду с бесконтрольностью, хозяйничаньем по-старинке»[595].

 

И наконец, подводя итоги, Ленин пишет:

 

«Ибо если крупнейшее капиталистическое предприятие становится монополией, значит оно обслуживает весь народ. Если оно стало государственной монополией, значит государство… направляет все предприятие – в чьих интересах?

– либо в интересах помещиков и капиталистов; тогда мы получаем не революционно-демократическое, а реакционно-бюрократическое государство, империалистскую республику,

– либо в интересах революционной демократии; тогда это и есть шаг к социализму  .

Ибо социализм есть не что иное, как ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии. Или иначе: социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией»[596].

 

И далее, с неменьшей ясностью:

 

«Все народное хозяйство, организованное как почта, с тем чтобы техники, надсмотрщики, бухгалтеры, как и все должностные лица, получали жалованье не выше „заработной платы рабочего“, под контролем и руководством вооруженного пролетариата – вот наша ближайшая цель. Вот какое государство, вот на какой экономической основе, нам необходимо»[597].

 

Все это сегодня может показаться почти наивным. Но эти речи отнюдь не наивны. В революционной ситуации Ленин стремится наглядно доказать тезис о том, что условия создания нового общества вызревают в старом обществе и что революционное усилие, следовательно, реалистично, учитывая новейшие результаты развития капитализма:

 

«Империалистская война чрезвычайно ускорила и обострила процесс превращения монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм»[598].

 

Применение некоторых организационных принципов, присущих государственной монополии, уже вызвало к жизни институты, формы, общественные отношения, которые могут быть пересажены в социалистическое общество. Старый государственный аппарат, разумеется, должен быть разбит, подчеркивает Ленин в «Государстве и революции», но это не означает, что нужно разбивать также новые организационные структуры как таковые и что нужно сызнова создавать совершенно другие формы[599]. В этом смысле между государственно-монополистическим капитализмом и социализмом имеется известная преемственность, и объяснение этой преемственности составляет один из самых сильных доводов, приведенных Лениным в пользу возможности и необходимости пролетарской революции в России.

Но в этом анализе государственно-монополистического капитализма содержится и второй аспект: Ленин стремится также доказать, что капитализм в своей империалистической стадии есть «умирающий капитализм»[600]. Над капитализмом фатально нависает угроза конца; это «капитализм эпохи упадка», или, точнее, «переходный капитализм». Он может выжить лишь при условии превращения в паразитическую систему, которая держится за счет производительных классов собственной нации и эксплуатации других стран. Империализм как «монополистическая стадия капитализма» и система монополий как «переход от капитализма к более высокому строю»[601] суть две детерминации, которые в сочетании предопределяют возможность и необходимость революции. Более того, империализм до крайней степени развивает «тенденцию повсюду распространять основанное на капитале производство»[602] – вплоть до того, что уже нельзя говорить о капиталистических обществах, замкнутых в пределах национальных границ. Капитал породил всемирное общество, в котором отдельные национальные общества, связанные между собой многообразными связями, сделались отдельными моментами совокупного процесса производства всемирного капитала. Речь идет о принципиально важном тезисе в том смысле, что им обосновывается как раз возможность революции в такой относительно слаборазвитой стране, как Россия. В России, по формулировке Троцкого, будет зажжен революционный огонь, а его искры – через Москву, Калькутту и Гавану – достигнут метрополий капитализма. Интернационализация капитала и, следовательно, интернационализация революции также представляют собой результат монополистической стадии капитализма, то есть империализма.

Эти два аспекта, сводящиеся к доказательству того, что революция возможна и в малоразвитой стране, как Россия, и того, что формы социалистической организации общества уже получили развитие в условиях государственно-монополистического капитализма, образуют, таким образом, революционное содержание ленинского анализа государственно-монополистического капитализма. Выводы из этого анализа решительно противостоят «реформистским» выводам, исходящим, напротив, из предпосылки о том, что именно организация капитализма открывает новые возможности для его развития и, следовательно, также для деятельности рабочего движения в рамках буржуазного общества (при всем том, что контекст этот подлежит реформированию). Полемизируя с подобными взглядами, Варга в своем очерке «Десять лет кризиса капитализма» пишет:

 

«Капиталистический общественный строй уже выполнил свою историческую миссию. Производительные силы, которые он развил, находятся в постоянном и кричащем противоречии с капиталистическим способом производства, который стал оковами на пути дальнейшего общественного развития. Достигнутый производительными силами уровень развития составляет объективную основу, достаточную для построения социализма. Уничтожение капиталистического общественного строя есть актуальная задача пролетариата»[603].

 

Проблема этой теоретической и политической позиции (проблема, которую руководители III Интернационала так никогда и не разрешили) заключалась, однако, в том, что перед лицом ускоренных преобразований, происходивших в отдельных странах, указанной «актуальной задаче» суждено было выглядеть абстрактной и превращаться в конечном счете в пустую революционную фразеологию.