Что и как изучает современная историография

«Историография» – сложносоставное слово, включающее в переводе с греческого «расследование» и «пишу», что в совокупности можно трактовать как «описание расследования». Это означает, что первоначально данное понятие бытовало для обозначения области знаний, связанной с процессом историописания. Создателей исторических сочинений, в связи с этим, в российской культурной традиции иногда называли историографами. Правда, это понятие закреплялось за наиболее видными представителями исторической науки и приобретало статус своеобразного официально утвержденного научного титула или звания. Историографами были объявлены Г.Ф. Миллер, М.М. Щербатов, Н.М. Карамзин. К середине XIX в. практика выдвижения официальных историографов из общей среды историков прекратилась. Знаменитый С.М. Соловьев, который мог претендовать на это звание, уже не получил его. Впоследствии историописателей стали называть просто историками, а понятие «историограф» осталось за теми, кто изучает процесс развития исторических знаний.

В современной науке понятие «историография» имеет несколько значений. Нередко его используют для обозначения в целом исторической науки как отдельной области знания. В более узком значении под историографией подразумевают совокупность литературы по определенной научной проблеме. Аналитические обзоры исторических исследований по темам различных видов сочинений – курсовых, дипломных работ, статей диссертаций, монографий и пр. – относятся к этому виду историографии. Кроме того, существует понятие «проблемная историография», под которой понимается особый тип историографических работ, нацеленных на изучение состояния и степени исследованности одного или нескольких проблемно-тематических узлов, сформировавшихся в историко-научном знании. Наконец, под историографией понимается специальная отрасль исторического знания и учебная дисциплина. Последнее значение историографии для нас особо актуально.

Возникает вопрос о научной функции, предмете и задачах историографии как отрасли знания. Обратимся к первому из названных аспектов.

Научный образ-функцию историографии можно уподобить вместилищу историко-научной памяти. Историография вбирает в себя память о развитии исторического знания и опыте творческой деятельности его носителей. Вместе с тем нельзя полагать, что историко-научная память – это некий резервуар, в котором механически соединяется интеллектуальная практика профессиональной корпорации историков, охватывающая длительные периоды культурной истории. Историографическая копилка пополняется на основе принципов избирательности и критического переосмысления научного наследия. Для каждого этапа развития исторической науки характерны свои методологические стратегии, которые становятся основой переоценки ценностей в науке. В этом смысле историографию можно рассматривать как носительницу научной рефлексии в системе исторического знания. Под научной рефлексией (от лат. reflexio – отражение) понимается критическое осмысление пути, пройденного наукой. Это та область исторического знания, которая выражает потребность ученых-историков «оглядываться назад» и оценивать (в том числе – переоценивать) научный опыт предшественников. Историографию, как знание о самом знании, можно воспринимать и в качестве особой ветви науковедения.

Может возникнуть вопрос об истоках и происхождении потребности в историко-научной рефлексии. Ответ на него следует искать как в особенностях формирования исторического знания, так и в воздействии на сам процесс историко-научного познания тенденций той или иной исторической эпохи с характерными для каждой из них мировоззренческими стандартами, идеологиями, ценностями и пр. Каждое новое поколение историков вбирает опыт предшественников, актуализируя его сквозь призму современных социокультурных задач и методологий науки. Необходимость в усвоении этого опыта на самом прагматическом уровне определяется хотя бы тем, чтобы не «открывать велосипед». Более сложный теоретико-методологический уровень диктует потребность избирательного подхода для сохранения в современном знании как конкретно-исторического багажа, так и стратегий познавательного процесса, выработанных предшественниками.

Перед новыми поколениями ученых жизнь и наука ставят новые проблемы, что заставляет не просто принимать старые версии, взгляды, концептуальные положения, методы исследования и т.д., но адаптировать их к современности. Этот процесс выливается в разработку новых методологий, проблематики, углов зрения на историю, приводит к смене научного инструментария ученых. Время от времени происходит то, что принято сегодня определять как смена познавательной парадигмы[8]. Процесс выработки нового знания о прошлом в эпоху современности вовлекает в общий круг деятельности не только профессиональных историков, но и представителей смежных областей: социологов, философов, психологов, науковедов, представителей филологических, лингвистических и других гуманитарных дисциплин. Формируется междисциплинарная основа исторического знания.

В результате складываются условия для реализации многофункциональности историографии. Из сказанного выше следует, что в системе исторических наук она, в первую очередь, выполняет рефлексивную функцию. В общем научном пространстве – создает условия для междисциплинарных исследований, содействуя выработке целостного взгляда на прошлое. Кроме того, историография играет прогностическую роль в исторической науке: определяя степень и характер изученности прошлого (имеются в виду и эмпирический, и теоретический, и проблемно-концептуальный аспекты), она намечает линии и горизонты дальнейшего познавательного процесса.

Следует особо сказать и о культурной функции историографии. Уже на рубеже XIX-XX вв. вполне осознавалось, что объекты внимания историографии (труды и деятельность историков, в первую очередь) – это явления культуры, с одной стороны, концентрированно выражающие характер индивидуального и общественного сознания своего времени, с другой – оказывающие воздействие на процессы самоидентификации личности и социума в целом. Не случайно известный историографический труд М.О. Кояловича имел название «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям» (курсив мой – Н.А.). В этой же связи нельзя не отметить наблюдения-выводы Г.В. Вернадского в его «Русской историографии», появившиеся в ходе историографического анализа научной и преподавательской деятельности В.О. Ключевского и С.Ф. Платонова.  «Лекции» Платонова и «Курс» Ключевского Вернадский назвал «двумя столпами русской историографии», на основе которых «воспитывалось русское общество» и «создавалось русское общественное мнение»[9]. Хорошо известна позиция А.С. Лаппо-Данилевского, который воспринимал предмет истории как «науку о культуре» и рассматривал, соответственно, историографию как область культуры, тесно связанную не только с собственно научными идеями, но и с разнообразными проблемами «жизни»[10].

Важную роль историографии в современной науке следует связывать и с постоянно происходящими процессами самоидентификации ученого-историка. Велико значение историографических исследований, обращенных, например, к изучению проблем формирования истории как дисциплины, процессов профессионализации исторического знания, формирования и функционирования научно-исторических сообществ. Эти аспекты признаются актуальными, поскольку позволяют современному историку адекватно отреагировать на собственный научный выбор, решить проблемы профессиональной идентичности и найти свое место в современной корпорации историков[11]. Другими словами, опыт предшественников дает возможность новым поколениям историков выработать стратегии самоопределения в науке, что особенно важно для современного периода, который характеризуется сосуществованием в едином научном пространстве историков различных методологических ориентаций. В этой связи Г.И. Зверева, например, выделяет в историко-научной среде «академических историков» и «новаторов-антиобъективистов»[12], как оппозиционных по отношению друг к другу групп профессионалов. Современную ситуацию в исторической науке нельзя не рассматривать как выражение интеллектуального поиска, со свойственными переломным эпохам кризисами в культуре и науке. Это вызывает повышенную потребность в переосмыслении правил и норм научной практики, выработанных исторической наукой в предшествующее время и одновременно требует сохранения и передачи исторического знания[13].

Интерес к фигуре и личности историка в историографии нельзя, конечно, назвать новым. Уже в дореволюционной научной традиции сформировался опыт изучения истории науки по биографическому принципу. В стиле персональной историографии создавались первые крупные историографические исследования С.М. Соловьева (например, «Писатели русской истории», 1855), К.Н. Бестужева-Рюмина (например, «Биографии и характеристики», 1882). Биографический подход, к которому и поныне нередко обращаются историографы, не совпадает, однако, с задачами современной антропологической историографии. Уже последователи Соловьева, Бестужева-Рюмина, усложняя и развивая потенциал новой в то время дисциплинарной области на основе постановки проблемы ее научной эффективности, существенно пересмотрели способы подачи историографического материала. Причина этого пересмотра проистекала из новых представлений о предметном пространстве и задачах историографии.

В историографических лекциях и трудах таких историографов, как М.О. Коялович (1884), В.О. Ключевский (1880-е гг.), П.Н. Милюков (1897), В.С. Иконников (вторая половина-конец XIX в.), А.С. Лаппо-Данилевский (начало XX в.) и др.[14] предстает иная историографическая стратегия, ориентированная на создание цельного образа исторической науки. Идеал историографических исследований в это время сопрягается с изучением теоретико-методологического инструментария и исследовательской лаборатории историков, что заставляет по-новому структурировать историографический материал и формировать иной нарратив историографических исследований. Фигура историка с его научной биографией, будучи погруженной в атмосферу институциональных и социальных процессов в обществе и науке, приобретает контекстуальный характер. Научное пространство исторической науки воспринимается как диверсификационное по своей структуре. Научная индивидуальность историка приобретает актуальность с учетом его принадлежности к тому или иному научному направлению или научной школе.

На рубеже последних веков область исторических знаний в России переживает новый виток развития, для которого характерен антропологический поворот во всех дисциплинах, из которых складывается историческое знание. Концентрация внимания на судьбе человека, роли стихийного, уникального в истории, изучении внутреннего мира личности, духовных и интеллектуальных основ проявления его деятельности и пр. явились результатом мощного процесса обновления, охватившего широкое социокультурное пространство современной России и адекватно переживаемого исторической наукой. Он затронул мировоззренческие пласты сознания историка и его теоретико-методологический инструментарий. Для значительной части современных историков изменились представления о смысле и способах познания прошлого. Следствием вызова времени явились процессы концептуальных переосмыслений как собственно истории в ее конкретно-фактическом выражении, так и опыта ее изучения. Историко-научное наследие, являясь объектом специальной области исторической науки – историографии – подверглось системе переоценок и новых интерпретаций.

Кроме традиционного интереса к концепции историка, длительное время рассматривающейся в отечественной науке XX века в качестве приоритетного объекта историографического анализа, историографическая область знания последних десятилетий открыла более широкие горизонты для изучения многогранного опыта творческой жизни историков предшествующих поколений. Для глубокого погружения в творческий процесс и создания цельных образов науки и историка[15] историограф обращается к изучению характера и особенностей культуры, в рамках которой историк занимался историописанием: ведь ясно, что наука может существовать, а ученый мыслить только с помощью категорий, возникших в границах данной культурной традиции. Для современного историографа историк выступает как творческая личность, на произведения которого оказывают воздействие не только идейно-политические процессы, переживаемые в обществе, но и индивидуальный склад психики, эстетические вкусы, культурные запросы, моральные императивы, личный жизненный опыт.

Историограф пытается реконструировать весь процесс творческой деятельности историка – от возникновения замысла научного произведения до его завершения. Кроме того, актуальность приобретают вопросы о судьбе созданных исторических трудов, а именно: отношение к ним современников и последующих поколений историков и культурного сообщества. Историк, как объект исследования, воспринимается, к тому же, как член социума, выполняющего в нем различные роли. Социальная функция историка, а также система его мировоззренческих и экзистенциальных установок, несомненно, оказывают воздействие на его научные воззрения и результаты творческой деятельности. В рамках профессиональной корпорации ученых историк интересен в контексте научных коммуникаций, что инициирует создание историографических исследований, нацеленных на изучение различных проблем истории научных школ и сообществ, в культурном пространстве которых ученый преимущественно проживает свои годы, осуществляет свою деятельность, вступая в систему разнообразных взаимоотношений с коллегами. Таким образом, задачи современной историографии определяются ракурсом, который можно обозначить как «жизнь в науке». Не случайно в среде историографов получило распространение такое специфическое понятие как «историографический быт», концентрирующее в себе социокультурный и коммуникационный опыт историка (см. об этом – далее).