Продолжение пребывания в семезе. Взгляд на строение черкесского общества

Cемез, близ Суджук-Кале, 1 июля 1837 года. — Хаджи-Исмаель, судья из Адугума, провел здесь пару дней, и у нас с ним было несколько достаточно интересных бесед, так как ум его, не будучи глубоким, не лишен был ни деятельности, ни желания познания. По его словам (Далее у нас будет еще один достойный доверия свидетель, рассказывающий о прошлом с таким же сожалением, как этот с умилением. Я могу лишь беспристрастно процитировать их свидетельства), лишь каких-то шестьдесят лет назад в этом крае была введена общая система религиозных правил и общественного порядка. До того времени раздоры и междоусобные войны постоянно раздирали его и единственная видимость [191] религии заключалась в нескольких безликих обрядах, исполняемых перед крестом.

Говоря об их нынешней религиозной системе, он сослался на четыре книги, на которых основан ее авторитет, - 1. Библию, а значит, как о том я могу судить, часть Ветхого Завета; 2. Псалмы Давида; 3. Книги евангелистов; 4. Коран. Но он считает, что откровение Магомета, полученное непосредственно от Бога, имеет право на большее почтение, чем откровение Христа, полученное через посредничество архангела Михаила. Не встретив возражений относительно такой точки зрения (так как прозелитизм не является нашей миссией) и так как мы согласились даже, что Коран выгодно отличается моральными предписаниями, что в нем рассыпаны, и что Магомет основал религию» что предпочтительнее жалкой подделки христианства, господствовавшей в его крае, он расхрабрился, как мне показалось, и попытался доказать и другое: а именно, что знания, содержащиеся в Коране, достаточны, и никакая другая книга не нужна. Эта сфера, однако, была менее опасной для спора в такого рода беседе, и мы подвергли этот тезис критике; мы принудили его отказаться от него и даже выразить необходимость овладения более широкими знаниями; на что г-н Л., как бы в доказательство тому, подарил ему историю Турции, написанную на турецком языке.

Хаджи-Исмаель привел нам новые примеры равенства, что добиваются нижние классы в соответствии с принципами Корана, и он сказал нам, что они применяют здесь наказания даже к дворянам, - две сотни бычьих голов за убийство, двадцать четыре - за совращение и так далее. Я огорчен, однако, узнав, что эти черкесские воины еще не дошли до признания достоинства прекрасного пола; так как штраф, налагаемый за убийство [192] женщины, штраф, предназначенный для безопасности беззащитных существ, который по этой причине должен бы быть более значительным, чем за убийство мужчины, был установлен лишь в половину последнего! По этому вопросу, призвав на помощь всё, что мы знаем об англичанке как жене, матери и дочери, мы энергично ополчились против гетерогенных воззрений черкесов (некоторые при этом присутствовали); и если мы не добились успеха в наших усилиях убедить их в заблуждении, в коем те пребывали, принижая ум и назначение женщины, я все же надеюсь, что, по крайней мере, мы заслужили его.

Я собрал некоторые новые представления относительно иных регламентирующих правил братства. Так, я узнал, что после смерти одного из его членов, жена остается принадлежностью всего братства, как будучи купленная одним из них; она отдается замуж бесплатно другому члену при условии, что он будет воспитывать ее детей, если таковые у нее есть; если женщина очень стара, чтобы вновь выйти замуж, общество обязано содержать ее, В случае, если она добьется разрешения выйти замуж за человека из иного братства, требуется, чтобы она рассталась со своими детьми, которые должны остаться в семье их отца.

Хаджи-Исмаель, узнав что у нас есть несколько дел для обсуждения с вождями, рядом с ним живущими, предложил нам написать все то, что мы пожелали бы или самим сообщить о том тем, кто каждую пятницу в большом числе собирается в его мечети для молитв. Мы предпочли бы созыв нового съезда, как только будет возможно это сделать.

Юноша, которого я видел раненым в Пшате, умер. Шамуз освободил одного из немногих рабов, у него оставшихся, а также всю его семью. Такие [193] акты благосклонности часто происходят «для души» (таково употребляемое в связи с этим здесь выражение). Этим человеком был тот, кто прислуживал нам во время нашей поездки на юг. Шамуз освободил также отца этого человека, ныне умершего, в награду за долгие годы верной службы. Рабства, в нашем понимании этого слова, здесь не существует, и этот термин абсолютно не применим, когда речь идет о положении черкесов самого низшего класса.

Когда человек из этого класса передается от одного землевладельца к другому, ему, в качестве оплаты за службу, отдается определенное количество скота или товаров, ныне в стоимостном выражении равных пятнадцати-двадцати фунтам стерлингов; но такого рода передачи не могут происходить без согласия крепостного, и он получает за свою службу жилище, содержание, одежду и некоторое ежегодное пособие. Когда он хочет жениться, его хозяин должен заплатить за него стоимость его избранницы. Что касается детей, то мальчики продолжают служить хозяину, а когда девочки выходят замуж, деньги, выплаченные в качестве выкупа мужем, делятся между хозяином и отцом.

Если хозяин бьет или как-то иначе дурно обращается с крепостным, последний имеет право потребовать, чтобы его продали другому. Он может также купить себе свободу, цена которой сегодня равна тридцати быкам. Штрафы, к коим могут привести его преступления, должны выплачиваться хозяином; таким образом наш хозяин недавно выплатил двести быков за убийство, совершенное одним из его крепостных, а сейчас должен выплатить шестьдесят быков за того же человека, сбежавшего в Россию с женщиной, принадлежавшей другому владельцу. [194]

Эти люди возделывают землю, ухаживают за конями и скотом и служат в доме для гостей; но остальные крепостные работы, как рубка леса и доставка воды, как правило, поручаются русским пленникам. Черкесский крепостной не может быть «принужден» хозяином идти на войну, а во время поездки считается более чем обязательным брать человека, добровольно согласившегося служить хозяину. Я уже говорил о низких ценах у русских; когда происходит обмен пленниками, тот, кто имеет родственника для выкупа, покупает русского раба, чтобы отдать того в обмен.

Землевладение здесь основано на примитивном начале; никто у этого простого народа не питает мысли присвоить более значительный участок земли, чем он может с пользой использовать, и потому своим считается лишь тот участок, который огорожен для конкретной культуры. Пастбища остаются в общем пользовании жителей местности и редко когда огораживаются, и всякий, находящий незанятый участок земли, может поселиться на нем и огородить его. В действительности, земля считается государственной собственностью, и человек может иметь какую-то часть территории лишь в качестве временного акта владения ею. Не требуется никакого рода выплат никакому, стоящему выше тебя. Единственный случай, мне рассказанный, в котором речь шла о выплатах, касался богатого человека, давшего одному очень бедному человеку средства для возделывания земли, после чего произведенное было поделено между ними поровну.

Общественное мнение и установившийся обычай выглядят как высший закон этой страны; и в целом я лишь восхищался царящим порядком, результатом которых тот был. Конечно, совершаются насилия и некоторые иные серьезные [195] преступления; но они проистекают главным образом из распрей или их последствий и, можно сказать, что они редки; нравственность, доброе согласие, спокойствие и обходительность, что в большинстве своем характеризуют их отношения, таковы, что лишь очень малое число стран с писаными законами и всем сложным механизмом, которые обычно считаются необходимыми для поддержания законности, могли бы похвастаться, что в такой же степени владеют всем мною перечисленным. Если тип воспитанности и не очень здесь возвышенный, он, тем не менее, таков, что все пытаются ему следовать и это большинству доступно; крайности роскоши и нищеты, изощренной изысканности и унижения здесь в равной степени неизвестны.

Ячмень, овес и рожь, что посеяли осенью, уже десять дней как можно жать серпом, особенно ячмень; и, наконец, началась жатва. Пшеница, которой я видел засеянным лишь одно поле, кукуруза и просо высевались лишь весной, и я думаю, что потребуется по крайней мере один месяц, чтобы две последние культуры созрели.

Каковыми бы ни были юрисдикция и авторитет, которыми когда-то мог обладать очень древний род Басти-Ку Пшемафа, местного князя, я не вижу ничего подобного, что было бы гарантировано ему, за исключением главного места за столом или на диване. На советах он и иные персоны его ранга, если только они не преклонных лет, всегда уступают место своим старейшинам и тем, кто в состоянии поддерживать публичные дебаты.

Среда, 5. - В воскресенье в полдень мы проехали на конях по анапской равнине, дабы составить общее представление о ней и встретиться там с вождями, с которыми мы должны были на следующий день заняться государственными делами. [196]

Мы поселились у Субаша, богатого владельца из класса тфокотль, или среднего класса, и старого аталыка Тугуза. Это добрый старик семидесяти лет, но еще полный огня, которому не дашь более пятидесяти или пятидесяти пяти лет, когда он опоясан оружием и сидит на коне. Все его сыновья погибли на войне, а в прошлом году весь его урожай был уничтожен, скот угнан этими русскими «соседями»; однако он остается на том же месте, в укрепленной части маленькой рощицы в долине, перед которой простираются заболоченные участки земли, могущие остановить непрошенных гостей.

В понедельник, после обеда из десятка блюд, видя, что произошла какая-то размолвка по поводу встречи, мы решили посвятить день визиту к русским; Субаш, хорошо знавший их окрестности, взял на себя обязанности нашего проводника. Приблизительно двухчасовой путь привел нас к реке, на берегах которой мы спешились, чтобы помолиться. Еще через час мы оказались посреди пересеченной местности, усеянной деревьями и рощами, где нас предупредили о необходимости следовать далее медленно, пока один из семи слуг, нас сопровождавших, не поедет вперед и не проверит кустарники, чтобы заручиться, что там нет в засаде русских, как те часто делают, чтобы подстрелить отважившихся забраться слишком далеко. Когда эта разведка и проверка кустов завершились, не побеспокоив при этом дичк, мы достигли самой высокой части отлогого участка, и наш взгляд мог охватить все это поселение - самое первое из завоеваний и приобретений русских в Черкесии.

Анапа располагалась приблизительно в миле от того места, где слева от нас оканчивались некоторые низкие холмы, и в пяти милях от той точки, где находились мы и откуда она выглядела черным [197] бугорком, возвышающимся на берегу моря; чуть далее на север, в прибрежной бухточке, стоял на якоре маленький корабль. Справа от нас, приблизительно в трех с половиной милях от Анапы на плато маленькой возвышенности мы заметили вереницу домов и ветряных мельниц, окруженных земляным валом. Именно это черкесы назвали новым земледельческим поселением. На две мили далее и чуть правее мы увидели на самой высокой части возвышенности редут с земляными стенами.

Пока мы изучали эти интересные объекты, я удивился (как это уже было в Пшате), увидев, как один из наших (тоже восседавший на белом коне и потому еще более заметный) устремился к месту в полудосягаемости пушки редута и продолжал медленно приближаться к нему. Десять человек из нашего отряда, включая г-на Л., устремились друг за другом к форту, оставив четверых из нас на возвышенности - двух черкесов, меня и слугу. Я с беспокойством смотрел, как они таким образом подвергались бесполезной опасности, когда оставалось столь мало времени, чтобы наследовать Анапу поближе (приближался вечер), оставляя баз внимания тем самым и, как мне казалось, неразумным образом главную цель нашей прогулки.

Поэтому, оставив одного из черкесов моего сопровождения на возвышенности, чтобы сообщать остальным в нашем отряде, куда мы отправились, я попросил второго черкеса провести меня через лесосеку в долине, что располагалась слева от лас еще до возвышенностей, над Анапой. Я обнаружил лесок, полностью состоящий из молодых дубов, чьи ветки столь переплелись, что иногда наши кони буквально опутывались ими и с трудом прокладывали себе путь. Моральный эффект этого препятствия не ослаб, как это можно было бы предположить, мыслью, что время от времени [198] посещало меня, о том, что мы могли бы стать свидетелями описанной в «Даме с озера» сцены,- неожиданного появления из кустарников отряда «готовых к бою воинов». Но пока мое воображение таким образом воскрешало в памяти предполагаемую опасность, мои страхи вдруг обратились к г-ну Л. и его команде из-за трех пушечных выстрелов, дым от которых, столбами вращаясь, поднялся над заросшей лесом возвышенностью, что располагалась позади нас, и еще более вселивших в нас тревогу, мешая увидеть, не был ли кто-нибудь из наших друзей задет ими.

Моим первым порывом было повернуть поводья и отправиться в том удостовериться; но измерив взглядом проделанный нами путь, я ощутил, что мы проехали уже значительную часть долины и за время, пока мы будем возвращаться, наши друзья могут быть отброшены к северной ее части, а мы, трое, вполне можем оказаться в руках врага. Поэтому я решил продолжать продвигаться к возвышенностям в надежде, что те, по поводу которых я был столь обеспокоен: г-н Л., самый юный сын Шамуза (очаровательное дитя) и наш старый хозяин Субаш - не пострадали и воспользовались предостережением не подвергать себя новым опасностям.

Посреди этой борьбы мыслей и чувств, что еще более увеличилось Лукой, время от времени кричавшим на французском: «Что мы скажем Кехри-Ку, если погибнет его внук?» (однако отец мальчика отправил его подобно другим на войну), мы, наконец, после многих тягот достигли склона горы, откуда мы могли лучше рассмотреть Анапу, а также новые колониальные поселения и редуты, еще более численно увеличившиеся на этой территории. Но наш интерес к этой сцене угас. Мы обошли возвышенности, рассчитывая найти более [199] безопасный путь назад; и полные тревог за наших друзей, мы спустились с холма и вновь сделав крюк, оказались в долине. Для нас оставались лишь два солнечных часа, и мы проделали пятичасовой путь, пока достигли Семеза.

Прогулка на анапские возвышенности заняла значительно большее, чем я ожидал, время; нам казалось весьма вероятным, что пока мы отсутствовали, наши друзья покинули место дорогой, какой мы следовали сюда или совсем иной; и в конечном счете нам казалось безрассудным рисковать, троим нападая на русский дозор, когда его внимание было уже обострено, и мы пребывали в неведении относительно того, что же произошло за время нашего долгого отсутствия. Эти соображения побудили меня возвратиться назад; я лишь оставил одного черкеса, жившего по соседству, предупредить наших друзей о том, что с нами стало, и после этого я и Лука - мы отправились в путь, вынужденные немало стараться, чтобы вновь найти дорогу до деревушки Субаша. Мы, наконец, сумели сделать это после нескольких ошибок, но наши страхи увеличились, когда мы узнали, что никто из нашего отряда не вернулся. Оставалась еще надежда, что они отправились более прямым путем, чтобы возвратиться в Семез, и что туда же отправился и Субаш.

Поэтому мы вновь тронулись в путь с человеком, шедшим пешком, коего я взял сопровождать нас и служить нам проводником, и к десяти часам ночи мы достигли Семеза; к большому нашему ужасу, там ни о ком ничего не слышали. Я еще не решил (даже для себя), как действовать, когда возвращаясь, чтобы выяснить, кто только что прибыл, признал Ногая, спокойно вешавшего на стену свое ружье; через несколько минут после того явились и другие, в том числе и старый Субаш. [200]

Мрачное беспокойство и молчание последних шести часов сменились после этого крайне противоположными шумом и радостью, а участники приключения стали рассказывать об обстоятельствах происшедшего все вместе и одновременно на трех разных языках.

Группа столь близко подошла к форту, что русские пустили друг за другом три снаряда, чтобы отогнать ее. Вскоре на вершине горы, где построен маленький кругообразный форт, они заметили двух всадников. Первый снаряд прошел рядом с г-ном Л., который находился в это время точно напротив двух всадников и в стороне от остальных своих друзей. Он принял этих двух людей за Пшемафа и другого черкеса и галопом помчался навстречу им. К счастью, между ними было небольшое болото, которое его конь не захотел преодолевать, и это дало ему вовремя заметить свою ошибку. Русские, со своей стороны, галопом помчались назад к поселению, и почти тотчас же появился отряд приблизительно из трехсот солдат, чтобы отогнать примеченных ими семь человек, коих они, без сомнения, сочли за авангард более многочисленного войска. Гарнизон редута в момент тревоги был занят сенокосом, но достаточно далеко от досягаемости батарей. Осман, один из наших, захватил добротную военную шинель, принадлежавшую одному из солдат. Удовлетворив таким образом свое любопытство, захватив добычу и вызвав у противника ложную тревогу, наши друзья взяли наиболее короткий обратный путь к Семезу.

Край, простирающийся до Анапы, демонстрировал все свидетельства плодородия и древней культуры. В некоторых местах, посреди густой травы, росло такое количество злаковых растений, что на расстоянии можно подумать, что перед вами возделанные хлебные поля. На достаточно [201] широком участке моя лошадь едва прокладывала себе путь через цветущие травы высотой в девять-десять футов, которые она жадно поедала. Огромные территории, полностью лишенные деревьев, свидетельствовали о том, что мне рассказывали, что когда-то население этой долины было весьма значительным; в то время как на других участках обширные лесополосы дубов свидетельствуют также, что природа пытается восстановить свои права на этой спорной территории.

Сегодняшние новости касаются многочисленного отряда черкесов, перешедшего Кубань в Аду-гуме, после чего часто слышны были пушка и ружейная стрельба.

Вчера по приглашению, полученному шесть дней назад, мы присутствовали на свадьбе или, скорее, на праздничной помолвке сына одного богатого торговца, жившего в окрестностях. Деревушка, в которой он обитает, расположена в центре долины; но я предполагаю, что пир под открытым небом может привлечь больше гостей, чем то допускают запасы продуктов, и, по этой причине, данное празднество проводилось в узкой ложбине, недалеко от нашего местопребывания. Мы отправились, как и дамы (но не вместе), в путь между девятью и десятью часами и обнаружили уже весьма многолюдное сборище и широкий круг танцующих представителей обоего пола. Мне только досадно, что в этом развлечении, судя по тому, что я видел и прежде, черкесы не проявляют ни изысканности, ни изобретательности. Круг состоял попеременно из мужчин и девушек; каждый мужчина держал под руки двух девушек, между которыми он находился, и переплетая с их пальцами свои.

Хозяин церемоний, - с длинной ровной палкой в руке для поддержания порядка, - музыканты и другие люди размещались в середине круга; [202] некоторые из них присоединяли свои голоса как аккомпанемент к инструментальной музыке, инструментами были флейта в три пальца и дву-струнная скрипка, как я уже описывал.

Что касается танца, то он просто состоял из покачивания тела вперед и назад (в это же время весь круг медленно поворачивался), напоминавшего приготовление к прыжку, который участники производили на цыпочках время от времени. Иногда лишь часть круга устремлялась вперед, тем самым сообщая остальным волнообразное движение; в других случаях все танцоры одновременно останавливались. Иногда, когда кто-то из хрупких танцовщиц чувствовала себя слишком уставшей от давки, жары и пыли, она возвращалась к группе женщин, стоявшей поблизости; а другие, дабы заполнить пустоту, подводились к кругу их матерями; и вне всякого сомнения, в выборе этих замен (как то я себе заметил) пускалась в оборот немалая толика материнской осмотрительности и проницательности. Эта фигура танцевалась все время, что мы там находились, и она продолжалась до захода солнца, так как она казалась такой же привлекательной для воображения молодых черкесов, как самая соблазнительная кадриль для воображения англичан. Но необходимо, чтобы даже к этому мирному развлечению примешивалось что-нибудь воинственное, чтобы возбудить фантазию черкеса. Так, время от времени над головами танцующих участников круга производились пистолетные выстрелы, а танцоры, кроме того, беспрестанно подвергались опасности быть выпихнутыми из круга группой всадников (в этом, но не в танце, принимали участие некоторые командиры), которые толкали пеших молодых людей, крича, чтобы напугать лошадей и ударяя их ветками деревьев. Однако ничто из происходящего как бы не производило ни [203] малейшего эффекта на нервы дам, молодых или старых; и даже инцидент, значительно более тревожный, о котором я собираюсь рассказать, инцидент, абсолютно не редкий, я думаю, не вызовет у них ни один из тех шумных симптомов испуга, что малозначительные причины часто исторгают из европейских женщин.

Пока с бугорка г-н Л. и я созерцали танцоров, мы увидели, как посреди небольшой группы присутствующих быстро поднялся и опустился на голову одного из участников шест, причем с такой силой, что человек, получивший, удар, тотчас же упал на землю. Молодые люди, находившиеся в танцевальном круге, остановились, чтобы броситься к этой группе и окружить нападающего; после этого последовала свирепая и шумная стычка. В это время женщины удалились, и мы спустились, чтобы посмотреть раненого - высокого юношу, которого отвели под дерево, где у него с головы сильно шла кровь. Удар, к счастью, был нанесен по стороне, защищенной шерстью его шапки из бараньей шкуры; в противном случае череп неизбежно был бы проломлен, если только черкесские черепа не прочнее наших. Юноша не произнес ни одного жалобного слова, В перекрестном огне объяснений, для нас устроенном, единственное, что мы поняли, что это был родственник Чурука-Оку Тугуза, который видел, как один из его крепостных убил какого-то родственника нападавшего; последний тем более достоин был осуждения, что хозяин празднества, начиная его, по обычаю заявил, что все присутствующие отложат свои распри, если такие между ними имеются. Следовательно, мы открыто продемонстрировали, сколь сильно мы оскорблены поведением нападавшего, и заявили о нашем решении покинуть это место, если того не изгонят. Но он имел благоразумие не [204] дожидаться, пока его выгонят. Тотчас после этого из нескольких домов, в кои удалились женщины, они вновь стали возвращаться назад, и развлечения возобновились без иных перерывов, если только не принять за таковой обильный обед.

Не менее интересным для нас было представшее перед нами зрелище, так как в нем участвовали от трех до четырех сотен человек, разделившихся в соответствии с их положением или желанием на дюжину отдельных групп, обслуживанием которых активно были заняты три или четыре человека на конях и столько же пеших, быстро снующих туда-сюда с блюдами, тарелками и т. д. в руках. Женщины обедали отдельно в домах, и их частое мелькание между этими домами, медленной и величественной походкой, было для меня самой грациозной частью их дневных занятий. Другими развлечениями празднества стали скачки и стрельба холостыми патронами. Мы ушли вскоре после обеда, предварительно отправив подарок невесте. Новое застолье будет организовано во время свадьбы.

Последующие сведения по поводу причины нападения, свидетелями которого мы являлись, дали нам возможность узнать, что юноша, ставший жертвой (после того он явился сюда и, похоже, более не чувствовал удара) присутствовал с тридцатью или сорока членами двух братств при расправе над одним человеком, оказавшимся неисправимым вором; и родственник этого человека считал себя обязанным отомстить за его смерть, так как судебное разбирательство и приговор не были окружены обычными формальностями из-за отсутствия при том командиров или глав обществ. Предписанные формальности таковы, что каждый человек должен быть судим (о чем я скажу позже) старейшинами двух заинтересованных братств [205] и наказан своим собственным обществом; что за первое и второе воровство должны быть наложены меньшие взыскания, а за третье - штраф в две сотни быков или последует смерть; а если смертная казнь произведена не собственным братством, а другими, теми, кто принял участие в незаконном решении, должны быть выплачены две сотни быков братству и семье казненного человека. Юноша подвергся порицанию за то, что появился на празднестве до того, как ссора, которая неизбежно должна была произойти из-за неправильных решений братств, была бы урегулирована каким-нибудь соглашением, тем более, что он мог ожидать, что кто-то из противоположной стороны тоже будет на нем присутствовать.

В южном направлении долго были слышны звуки пушки.

Богатый армянский торговец, находящийся здесь сегодня, является аталыком одного из сыновей Мансура, что подтверждает до некоторой степени либеральный дух мусульман этих мест. Однако я по этому поводу слышал упрек в адрес Мансура, но этот упрек, похоже, был внушен мнением отдельных лиц.

Мы только что купили показанную нам на вчерашнем празднестве золотую монету. Описание этой монеты и некоторых других, нами приобретенных в Натухаче, припасено для «Приложения». Нам показали также прекрасные козьи шкуры, дубленные здесь и изготовленные.

Невозможно найти здесь более убедительного свидетельства бедности, до которой доведены жители этой области войной, чем просьбы ими нам высказанные, оказать помощь жене и семье Сефир-бея. Душа этой женщины стала испытывать беспокойство по поводу долгого отсутствия ее мужа; но говорят, что наше присутствие в [206] некоторой степени возвратило ей надежду. Она и ее муж поражены одной и той же болезнью королевской щедростью. Подарок ей от нас полученный (этот подарок пустячный) был воспринят с ее стороны как весьма почетный.

У меня еще сохранялся достаточный запас чая, что позволяло нам потчевать наших гостей напитком, им очень нравившимся; но мои запасы сахара, будучи почти исчерпанными, вынудили нас купить немного меда, и нам его сегодня принесли в козьей шкуре, - в своего рода сосуде, обыкновенно более всего употребляемого для всяких продуктов. Мой чай побудил наших черкесов продемонстрировать и свой: а именно траву, произрастающую в диком состоянии и притом очень обильно в этой долине, которую используют как заменитель то чая, то табака! На эту траву им указал где-то десяток лет назад один бухарский хаджа. Из нее был приготовлен сносный настой, который мы будем пить и которым будем восхищаться, когда будет исчерпан наш индийский чай. Я сохранил образцы этого растения.

Четверг, 6. - Наконец началась жатва ячменя, то, что я торопил их сделать уже восемь дней назад; теперь большая засуха приведет к значительной потере урожая из-за упущенного времени. Их серпы напоминают наши, но те, что я видел, плачевно поизносились. Сегодня в полдень и еще несколько часов после того термометр в тени показывал 82°; в десять часов утра температура составляла 68° (20° по Цельсию, 16° по Реомюру).

Кроме мириадов обычных мух, у нас здесь есть и другие, того же размера и той же формы (более светлые по цвету), но иного поведения; так как они садятся на кожу осторожнее первых, укус их острого жала является первым ощущением, предупреждающим об их присутствии. [207]

Князь Пшемаф, как мне кажется, оказался в незавидном положении. Семья его находится в Константинополе; он недостаточно годен для государственных дел; еще нет войны, за исключением случайных стычек с фуражирами армии в Пшате; а его ранг не позволяет ему примкнуть к набегам на русскую территорию или на скот гарнизонов соседних фортов. Надзор за нашими действиями и нашими занятиями доставлял ему некоторое время развлечение, но я боюсь, что эта забава ему надоела, так как временами он вынужден прибегать к своей скрипке (на которой играл весьма плохо), чтобы облегчить «бремя своего существования». Если восстановится в этом крае мир, этот князь, как и многие иные, рангом пониже и схожие по характеру, лишатся своего главного «занятия» и, если только его не заменит активная коммерция и не заставит их пристраститься к более крупномасштабному земледелию, они будут обречены погибнуть от скуки, так как необходимо помнить, что здесь нет ни городов, ни деревень, где люди, сидящие без дела, могли бы собраться, чтобы помочь друг другу убить своего самого главного врага - время. Счастлив край, чьи дети должны ежедневно исполнять достаточно обязанностей!

Суббота, 8. - В одной из стычек в Пшате были ранены внук и двое крепостных Индара-Оку. Первый, будучи еще очень юным, был окружен и вырвался, уже получив ранения. Почти ежедневно к нам приходят русские дезертиры и сообщают об ожидании английского и французского флотов; и это к большому удовольствию русских солдат, которые устали от этой долгой войны и хотят, чтобы она, не важно как, закончилась.

У нас сегодня здесь был слепой юноша, игравший нам на черкесской флейте и выглядевший (furore dulci plenus) чрезвычайно вдохновленным [208] Божественным или демоническим духом музыки; то, как он крутил своими лишенными света зрачками, иногда странным образом махал рукой, чтобы отмерять такт певцам, ему подпевавшим, создавало впечатление, что он почти прозрел, столь натянутыми и подвижными были вены и мускулы его шеи и лица. Он казался нам совершенным мастером своего инструмента.

Понедельник, 10. — Один армянин, недавно побывавший в Анапе, говорит, что решено поселить пятнадцать тысяч переселенцев рядом с этой крепостью. Император должен снабдить их скотом и утварью, чтобы заранее возместить им потери, которые могут у них быть из-за набегов черкесов, и чтобы претендовать затем на половину их прибылей. В данный момент гарнизон Анапы и ее угодий состоит из двух тысяч человек. Вновь требовали рекрутов у жителей Псадуга, которые опять послали сообщение абазакам, что их намерением было противиться этому требованию и что они хотят знать, поддержат ли их, если они будут вынуждены бежать. Абазаки ответили утвердительно и взяли в том на себя клятвенное обещание.

Сегодня нас посетил один русский солдат, поселившийся в этих окрестностях, с которым мы какое-то время беседовали. Он рассказал нам, что попав в плен, он привязался к этому краю и решил здесь обосноваться. С этим намерением он получил разрешение возвратиться в Россию. По причине, мне неизвестной, он был брошен в тюрьму и оставался там заточенным четырнадцать месяцев; получил двести ударов кнутом, затем вновь был отправлен в армию и отослан в Анапу. Там он и осуществил задуманный им план. Он уговорил дезертировать с ним двадцать пять человек. Он, его жена и пять человек ночью спустились с верхней части стен с помощью веревки; но остальные были [209] обнаружены и арестованы. Он нарисовал нам жуткую, хорошо знакомую картину жизни русского солдата и рассказал, что все его прежние товарищи устали от этой долгой войны.

Термометр в это утро, в четыре часа, удерживался на 55°; в полдень и до двух часов он достигал показателя на 15—20° и выше. Но до настоящего времени я всегда замечал, что дневная жара смягчалась дующим то с одного, то с другого места морским ветром. Какое-то время преобладали южные ветры.

Среди многочисленных дезертиров, что ежедневно прибывают к нам из русских фортов и лагерей, бытует устойчивое мнение, что Россия в ожидании войны с Англией и Францией. Некоторые (magna si licet componere parvis) упоминали также мое имя; говорят, что обещана награда тому, кто выдаст нас русским. Но нас оберегали так, чтобы освободить Россию от этих расходов, ибо губернатор Анапы сообщил нам, что был бы рад принять нас в крепости, К тому же он потешался надо мной, демонстрируя удивление тем, что мой брат не переправил какой-то груз оружия и боеприпасов для моих друзей-черкесов.

Это сообщение прибыло к нам с помощью гонцов, отправленных к этому чиновнику (не уведомив нас) с копией ответа Вельяминова на послание черкесов и возражения последних. Он, похоже, осуждал письмо Вельяминова и обещал посланникам переслать корреспонденцию своему правительству. Он присовокупил к этому удивительную историю по поводу султана, который, якобы, отрекся от престола в пользу своего сына и прибудет в Одессу, дабы встретиться там с императором и потребовать возвращения Крыма, угрожая в случае отказа неизбежной войной. Эта сказка об отречении султана дошла до нас и по другому каналу. [210]

Таковы жалкие уловки, к коим прибегают русские, с целью (как мне кажется) отвлечь черкесов и тем самым выиграть время для строительства фортов и набора новых войск для их разгрома.

Сосредотачивая порой свои силы для сурового наказания какого-нибудь племени; угрожая одним и льстя обещаниями мира, дружбы и иных привилегий другим, русские, конечно, преуспели в значительной степени в осуществлении политики divide ut impera. Именно подобными средствами им удалось наказать карачаевцев (у верховья Кубани) и привязать вождей Псадуга и более восточных провинций договорами взаимной дружбы, в то же самое время опустошая территорию их ближайших соседей в Шапсуге и Натухаче. На это соглашение и обязательство, кое оно на них накладывает, до сих пор ссылались эти вожди в качестве причины, что не позволяет им оказывать помощь жителям двух последних провинций; они также подчеркивали открытый и беззащитный характер части края, что они занимают, в качестве еще одного для них повода не подвергать себя ярости русских, будучи в неуверенности относительно поддержки со стороны абазаков.

Таковы составные части, что мы пытаемся объединить в общее движение, и я привнесу в эти усилия еще большую отвагу, когда новости из Англии доведут до нас, будут ли наши действия здесь более активными и масштабными.

Псадуг простирается от Шепса (крепость Ека-теринодар расположен напротив слияния рек Шепс и Кубань) до Пшиша, между Кубанью и границей Абазака, образуя таким образом квадрат. Главным вождем этой области является князь Атшай-гуг-Оку-Пшугуй, который может поднять на ноги, говорят, от пяти до шести тысяч человек и который не позволил русским ни построить форты, ни [211] ввести войска в пределы своей территории. Между Пшишем и Буюк Лабой (или Большой Лабой), у слияния которой (с Кубанью) находится крепость Усть-Лабинская, расположены области Хатукой, Темиргуй, Макош и т. д., вступившие вместе с Псадугом в общие ряды взаимной дружбы. К востоку от Лабы простирается огромная равнина, лишенная лесов, годных для сжигания и, следовательно, заселенная лишь ланями, лисами и т. д. Именно у этих областей, как в Бесни, что расположен к северо-востоку, русские недавно просили войск; но вожди, имеющие больше власти, чем командиры Натухача и Шапсуга, до сих пор неизменно отказывали в этой просьбе и, более того, пользовались всеми возможностями, чтобы поддержать две последние области в их сопротивлении и сообщать им все сведения, что они могли раздобыть относительно намерений и передвижений русских.

Вторник, 11 - Здесь у нас сегодня вынесен приговор по делу о воровстве. Собрание состояло из областного судьи (с большой книгой турецкого законодательства), нашего почтенного хозяина и дюжины других старейшин, или заседателей. Число последних варьируется в соответствии с важностью дела; но минимум составляют шесть человек с каждой заинтересованной стороны на процессе. Проступок, о котором шла речь, заключался в краже топора; но так как это был второй случай, в котором уличался обвиняемый, наказание должно было непременно быть более суровым. Поэтому сперва было высказано согласие относительно штрафа в виде двадцати четырех быков; но, беря во внимание бедность вора, штраф, после долгого спора, был уменьшен до пятнадцати быков.

Во время этих судебных разбирательств вызываются свидетели, которые провер<