Воспитание женщин. Их визиты. Приятные стороны рамазана, когда он приходится на время зимнего солнцестояния

Бохундур (Шапсуг), 19 ноября 1837 года. - Наконец мы в пути на съезд, о котором столь долго говорилось. Вчера мы преодолели где-то около двадцати миль по богатой, красивой и гладкой равнине Абун, расположенной приблизительно в четырех милях от крепости (если, правда, деревянные бараки, окруженные земляными валами, вместе с одной пушкой заслуживают названия крепости). Вечером, в разгар ливня, мы прибыли в самое жалкое жилище из всего того, что мы занимали со времени нашего пребывания на севере, и нашли его тем более несносным, что были уже избалованы приемом, оказанным нашим последним адугумским хозяином, Али-Бием, которого считают самым [301] богатым в провинции, владеющим собственностью, оцениваемой в сто пятьдесят тысяч франков, не включая земель, которые никогда не принимаются в расчет. Объяснимым извинением за все, чего здесь недостает, является соседство с русской переправой; и это извинение выглядит весьма уважительным.

После того, как красивый молодой турок, находившийся на службе у Надир-Бея, признался Луке в своем огромном желании жениться на юной черкешенке, в которую он был влюблен и которая хорошо говорила и писала на турецком языке, я заодно с удовлетворением узнал, что большое число девушек получают образование и посещают с этой целью, одновременно с мальчиками, школы при мечетях.

Новый акт агрессии был совершен жителями Псадуга, похитившими на границе с Абазаком одну или две тысячи баранов. Это их поведение столь противоречило тому, что сказал нам князь относительно общей предрасположенности жителей этой провинции, которые, по его словам, опасались абазаков, что мы едва ли могли понять причину случившегося и склонны были предположить, что этот акт грабежа мог быть совершен людьми, подстрекаемыми русскими, дабы помешать объединению, которое, как они слышали, вот-вот должно было быть заключено между двумя провинциями. Но следует дождаться новых сведений, перед тем как обсудить это дело.

Анхур, 20. - Уже несколько дней мы разделяем крайнее беспокойство, что причиняет съезд Мехмету-эфенди, лишенному вместе с нами помощи двух самых незаменимых персонажей - Шамуза и Мансура, - при отсутствии которых люди менее расположены к его созыву. И все же нас заверили в сотрудничестве с одним пожилым [302] токавом по имени Шипляг-Оку Насу, «Демосфеном» этой провинции (более храбрым, хотя и столь же красноречивым, что и его великий прототип), и с несколькими другими влиятельными лицами. Когда дела приобрели подобный оборот, судья воспрял духом и теперь свысока относился к помощи Шамуза, к которому отправил полное упреков послание. Поведение последнего, отсутствующего в столь важный момент, казалось весьма странным, если не сказать большего; и так как я не могу ставить под сомнение его верность интересам страны, единственным предположением, что я мог допустить, являлось то, что возможно, он отстал, чтобы помочь своим родственникам - семье Индара-Оку - обосноваться в долине Семеза. Может быть, он также боялся вновь уронить свой авторитет и не хотел подвергаться риску вторичной неудачи, как это было во время последней попытки собрать силы, которые позволили бы напасть на русских в момент их отступления. Поэтому, вероятно, он прибудет лишь когда созыв съезда не будет уже вызывать сомнения.

Этим утром густой и холодный туман, сохранявшийся до середины дня (что с некоторых пор случается часто как прелюдия к приближающимся к нам сильным заморозкам), лишил возможности лицезреть пейзалс, и я сосредоточил все внимание на своих ногах, окоченевших от холода. Дороги были отвратительными - лес, что простирался вдоль большей части нашего пути, проливал на нас влагу, коей был переполнен, в лицо нам дул восточный ветер; и можно поверить, что после всего перечисленного мы были рады, что наш сегодняшний переезд не превышал и часа езды, приведя нас в дом пожилого токава, где мы были радушно приняты. Наш хозяин извинился, что не может угостить, как мы того заслуживаем, и [303] высказал желание иметь возможность не отпускать нас из своего дома в течение целого месяца.

Здесь мы получили интересную весть о том, что русские наняли двух человек, для того чтобы или похитить, или убить нас и наших коней, нанеся нам какой-нибудь серьезный ущерб, обещая за это значительное вознаграждение, на которое они выделили две тысячи пиастров в виде задатка. В связи с этим нам убедительно посоветовали всегда быть начеку и не удаляться от нашего эскорта.

22-го числа. - Мы удостоились здесь визита четырех дочерей нашего хозяина. Все четыре были невестами; но совсем недавно русские убили жениха самой юной из них.

Существует странное противоречие между скромным и сдержанным поведением, что местные девушки обычно соблюдают прилюдно, и вольностью, с которой знакомые семье мужчины могут ласкать их и быть ласкаемы ими: лишь поцелуй может рассматриваться как серьезное нарушение приличий.

Шипляг-Оку, будучи представлен нам, заявил: «Кто-то мог бы сказать вам, что шпионы и контрабандисты вскоре погубят страну; но не верьте им, так как мы как никогда настроены сопротивляться и можем, если это необходимо, продолжать войну столь же долго, сколь она уже идет. Другие могли бы упрекнуть вас в иной нам вере: не обращайте на это внимания, так как мы знаем о дружбе, что ваша страна всегда демонстрировала к Турции и черкесам. Мы всегда будем считать англичан своими братьями».

Хабль, 22. - Вчера еще один короткий полуто-рочасовой переезд привел нас в маленькую деревню, или хутор. Здесь ноябрь правит ныне во всей своей природной печали. Дубовые леса, покрывающие волнообразную поверхность окрестной [304] территории, покрыты наполовину, как и небо, постоянными туманами; колючий ветер, к нам идущий из России, леденит воздух, а капли дождя время от времени орошают почву. И в то время, как все эти природные силы таким образом объединяются, чтобы привести нас в уныние, поток человеческих дел равным образом следует противоположному курсу; слухи о предательстве распространялись против тех, кого мы причисляли к числу лучших друзей их страны, а надежда, что наконец соберется съезд, чтобы принять меры, способные остановить заразу, все более и более ослабевала, так как главные вожди и самые влиятельные люди все еще не появились. Единственным моментом, что все еще могло сохранять в нас некую степень возбуждения, была опасность, какой бы незначительной она ни являлась, нашего пребывания в паре часов езды для всадника этой части Кубани до острова, заселенного братством Аббат, о котором я рассказывал выше как о покинувшем эту провинцию и к которому присоединились потом многие плохие люди, временами грабившие окрестных жителей. Предполагается, что эти люди имеют от русских поручение, специально направленное против нас. Каких-то пять ночей назад некое их число прошло у этого дома со стадом похищенного скота. Было выдвинуто требование возвратить его, сопровождаемое угрозами мести; но так как имелось опасение, что русские могут побудить их что-нибудь с нами сделать, нам посоветовали быть готовыми встретить наших визитеров подобающим образом.

Верхний Хабль, понедельник, 27. - Упадок сил, при котором я писал уже несколько дней, должно быть, несомненно вызван появившимся недомоганием, задержавшим меня на три дня с лихорадкой на нашей последней стоянке; и если что меня удивляло, так это то, что мы не заболели ею [305] раньше, принимая во внимание крайнюю влажность земли, на которой мы спали. Мы побыли в нескольких очень живописных деревушках, расположенных на краю места разветвления долины и начала гористого района, через который пролегает длинное, труднопроходимое ущелье, образованное частично рекой Хабль, ведущее в Жюбгу, что на побережье.

В пути я заметил следы того, что, по-моему, должно было быть весьма значительным укреплением; те, кто меня сопровождали, рассказали мне, что здесь когда-то находилась крепость.

По моему возвращению сюда я с радостью узнал, что за время моего вынужденного заточения дела приобрели значительно более благоприятный поворот. Зепш, один из старейшин, нас сопровождавших, в пятницу отправился в Натухач, дабы привезти оттуда, если это будет возможно, Мансура и всех влиятельных персон этой провинции; другие отправились в Абазак и в другие части края, преследуя такую же цель, а именно созвать здесь многолюдный и влиятельный съезд, чтобы можно было строго наказать шпионов и принять присягу у всех, кто ее не принес. Жители этого района плохо относились к этой присяге, и необходимо будет предпринять против них суровые меры, чтобы предотвратить последствия их дурного примера. Старцы этих окрестностей (среди них наш хозяин, очень богатый торговец и храбрый воин в возрасте приблизительно ста лет) все были воодушевлены боевыми планами и просили нас остаться здесь на зиму, чтобы помочь их реализовать.

В момент, когда мы покидали район Хабля, чуть не разразилась трагическая сцена. Шахан-Гери, весьма храбрый дворянин, очень боевой и весьма красивой внешности, прибыл сюда, чтобы к нам присоединиться, и таким образом [306] встретился с сыном Шамуза, которого его отец отправил к нам вместе с семейным слугой, ныне включенным в свиту Надир-Бея. Заметив Шахана, эти двое последних немедленно схватились за ружья; но остальные участники нашего эскорта помешали им выстрелить и, помимо того, заставили их дать слово не прибегать к насильственным мерам, зная, что существовавший между двумя семьями повод для раздора вскоре станет вопросом обсуждения и урегулирования. Приблизительно двадцать лет назад Шахан женился на сестре Шамуза; и тот со своей привычной щедростью счел возможным не требовать подарков, что обычно делаются в подобных случаях. Прожив с мужем около пяти лет и родив ему нескольких детей, жена попросила разрешения повидаться с семьей.

Это весьма распространенный обычай и часто случается, что по своему возвращению жена привозит с собой подарки такой же большой ценности, что и те, что были сделаны ее семье во время свадьбы. Но на этот раз ничего такого не было, не возвратилась даже жена; и с тех пор она постоянно живет у своего брата в Семезе, где, как я думаю, стала набожной. Шахан не раз требовал возвратить ему жену, брат дважды отсылал ее, но она каждый раз возвращалась и в конечном счете брат разрешил ей совсем остаться. Брат сказал Шахану, что все еще готов возвратить ее ему, если только та будет принята в его доме и если только он будет жить с ней как супруг. «Нет, - ответил Шахан, - она бросила меня и беспричинно ушла. После того я взял другую жену. Тем не менее отошлите ее ко мне, и у нее будет отдельный дом с подобающим ее рангу хозяйством». Дело так и не решилось, а Шахан, четыре года назад встретив в своих окрестностях слугу Шамуза, увел у него коня и его оружие и [307] оставил их у себя, чтобы частично компенсировать потерю жены.

Имеются компетентные авторитетные лица для разрешения подобного рода споров, а многие иные похожие ссоры, что сеют вражду между семьями и хуже того - братствами, являются для страны в нынешних обстоятельствах главной причиной ее слабости. Но, похоже, преобладающим грехом черкесов являются промедления и проволочки.

Эта деревушка находится в очаровательном месте на лесистом холмике, склон которого занимают другие поселки и откуда взгляд простирается на богатые луга, посреди которых змеится река (Хабль), название которой, как и названия других рек края, идентично обозначению близлежащей территории. Высокие холмы, покрытые дубами, огораживают долину на юге и как бы оставляют на этом направлении лишь трудный и путаный проход.

Дом для гостей находится не здесь, как обычно, на краю деревушки; он расположен в самой середине огороженного участка, прилегающего к дому нашего хозяина, лужайку которого украшают несколько красивых дубов. Это могло бы стать, я думаю, удачным сюжетом эскиза для умелого рисовальщика. В центре он разместил бы маленькую пушку, гордость нашего хозяина, поднятую на тяжелый и массивный лафет, выглядевший предназначенным орудию в шесть раз большему, чем это; затем разные группы воинов, сидящих и стоящих на лужайке, ведущих тревожные и порой слишком живые споры (пока мы там находились, происходили обмены ударами и не раз вынималось оружие из ножен - события, единственным итогом которых, однако, были, как обычно, расплющенные носы) относительно важных готовящихся к [308] исполнению мер; затем коров и быков, щиплющих траву в круглых, лежащих на земле корзинах; коней, оседланных и неоседланных, привязанных к деревьям; индюков и других обитателей птичьего двора, носящихся по нему с испуганным видом в их подвергшемся вторжению владении; сторожевых собак, бродящих с грозным рычанием вокруг огороженного участка; наконец, между семейными домами, стоящими на краю огороженного пространства, снующих туда-сюда женщин, занятых домашним хозяйством и образующих своими развевающимися на ветру белыми покровами грациозный контраст с русскими невольниками, лениво занятыми рубкой дров и ношением воды. Сухая изгородь, состоящая из потрескавшихся и переплетенных веток, образует место, наполовину скрытое среди деревьев, между которыми на юге видна голубоватая вершина гор.

Среди упомянутых шестерых невольников в этом поселении - четверо русских и двое горцев - из числа выброшенных на берег и там захваченных во время бури в начале октября. Они прибыли с товарами из Севастополя и рассказали, что «Vixen» еще не продан, так как те, кто им завладел, просят около шести тысяч фунтов стерлингов! Император хотел бы приобрести его для императорского музея.

Среди мер, о которых я говорил, есть одна, имеющая целью положить конец обычаю, что черкесам достался от предков, - воровать друг у друга юношей под видом обучения ловкости для военных времен. Уже давно мы восстали против того, что осталось от этого древнего обычая, которое, мы им объясняем, является серьезным препятствием на пути их национального процветания. Этот обычай почти ушел из употребления на западе этой провинции, где уже три года назад была дана [309] обсуждаемая ныне присяга; и если мы сейчас добьемся от Шапсуга последовать этому примеру и отказаться от этого пагубного обычая, наше пребывание в этом крае не будет бесполезным, даже если оно не завершится иными благами. Так как тогда, как говорят сами жители, союз этих двух провинций станет тесным, как никогда, и возможно, этот добрый пример сможет также овладеть и севером Абазака. Он уже стал распространяться на юге.

Наш здешний хозяин забавно влюблен в свою пушку (калибра три) и сожалеет о том, что ныне исчерпаны припасы пороха для нее, считая пушку самой надежной защитой этой долины. Он сам соглашается, что постоянно бредит ею. Он рассказывает, что однажды нашел в русле Хабля глыбу природного свинца, которую он расплавил на огне; но олова он не встречал. Он считает, что эта глыба была принесена течением с возвышенностей.

На некоторых из этих гор существуют пещеры, вход в которые крайне мал; наш добрый старый хозяин с серьезным видом рассказал нам, что в древние времена жителями этих пещер были «дэвы», или пигмеи, скакавшие на зайцах, носившие кольчугу и вооруженные луком и стрелами.

Я с горечью узнал, что Дэлзиел русских (генерал Сасс) возвратился в штаб-квартиру. Поэтому женщины и дети могут ожидать в скором времени возобновления против них военных действий.

Среди разнообразных элементов, из которых состоит русская армия, есть казанские татары, которые, естественно, всякий раз дезертируют, когда им предоставляется к тому случай, чтобы оказаться среди своих единоверцев.

Совсем недавно обнаружилась тайна, нас касавшаяся. Я, кажется, говорил, что на первом большом съезде, состоявшемся в Адугуме, часть дебатов была бурной. Г-н Л. и я, узнав, что кое-что [310] было сказано против Дауд-Бея (г-на Уркварта), немедленно отправились на место с намерением разоблачить хулителя. Но, похоже, теперь спор перешел на нас вследствие письма Сефир-Бея, отличного от того, в котором он просил для нас доброго приема, письма, которое драгоман, уволенный г-ном Урк-вартом из-за неизвестного мне проступка, получил от бея дозволение написать от его имени и приложить к письму свою печать. Это письмо утверждало, что мы посещаем страну без какого-либо на то разрешения и, следовательно, нас необходимо выслать, как шпионов России; и спор шел относительно исполнения этого совета, который поддерживали князь Пшемаф и некоторые другие лица. Однако они встретили горячее противодействие со стороны Шамуза, Мансура и Али-Бия, и мнение последних в конечном счете одержало верх. Нам также донесли, что вышеупомянутый переводчик, сразу же после изгнания со службы у г-на У. отправился в русскую канцелярию. Мы можем поэтому предположить, что именно там была задумана и оплачена эта ловкая штука.

Нижний Азипс, пятница, 2 декабря. - В понедельник мы покинули нашего столетнего хозяина Хабля, где перед нашим отъездом собралась сотня человек. Почти все, кто имел коней, сопровождали нас; и сцена, что вскоре развернулась, по мере того, как они галопом спускались со склона, на вершине которого находилась деревушка, и занимали боевые позиции в долине, изрекая свои воинственные кличи и стреляя в воздух из своих пистолетов, значила для нас нечто волнующее, предлагая нам картину боя, от реальности которого нам, похоже, суждено отдалиться.

Час с четвертью пути вдоль лесистой вершины возвышенности, откуда взор простирался далеко на Кубанскую равнину, привел нас в живописную [311] долину Азипс, чьи возвышенности у истоков реки казались одетыми в более зрелые леса, чем те, что я чаще всего встречал в этом районе, а население кажется достаточным, чтобы постепенно занять все части этого края.

Там мы также впервые ступили на территорию врага, так сказать, на территорию тех, кто еще не принес национальной присяги; вследствие этого нас предупредили, что надо постоянно быть начеку из-за опасения, что на нас, как на главных поборников реформы, будет произведено нападение. В этих обстоятельствах мне казалось несколько странным, что нам позволили обогнать наше войско, так сказать, отряд пеших людей, которые должны были прибыть из Хабля, чтобы сжечь дома тех, кто отказался давать присягу.

Но уже четыре дня, как мы находимся здесь, однако ничего не начато — ни касательно гражданских мер, ни касательно военных мер, хотя дискуссий относительно их хватало. Двое хозяев, гостеприимству которых мы были доверены, выглядят весьма почтенными людьми, и они нас великолепно приняли; что касается противника, поп inventus est, так как утверждают, что люди покинули эти уклонившиеся от присяги деревушки, чтобы спрятаться и что они этим утром отправили на базар сотню телег, предназначенных привозу соли, что заставляет думать, что они, вероятно, вынуждены отказаться от своей торговли и хотят заранее сделать запасы ее. Мехмет-эфенди и другие персоны нашего эскорта из Натухача пребывают в отчаянии; но, однако, Шахан-Гери, который должен лучше чем кто-либо другой знать свою провинцию, похоже, полностью уверен в успехе и утверждает, что мы должны продвигаться до границы с Псаду-гом и также постараться оторвать эту провинцию от торговли с Россией, призвать ее именем их [312] общей веры быть во всех отношениях едиными с этими провинциями. Этот вождь выглядит ревностным сторонником независимости своей страны и в обстоятельствах, в коих ныне оказалась Черкесия, он, конечно, сильно сожалеет, что здесь нет большего числа людей, «рожденных повелевать», могущих помочь ему в его похвальных усилиях. Но за исключением Гуз-Бега, главные дворяне этой провинции, как я о том говорил, потеряны для нее безвозвратно из-за их собственного безрассудства.

В последней деревушке, где мы остановились, был вынесен судебный приговор по делу, возникшему между Шахан-Гери и Шамузом, и последний, который при этом присутствовал, был приговорен к выплате тридцати быков за то, что обобрал слугу первого. Таким образом, распрю можно считать исчерпанной, а сыновья с обеих сторон уже установили между собой соответствующие их возрасту отношения дружбы, а не смертельной ненависти. Однако предметом рассмотрения может стать другое дело: связанное с подарками, что обычно делают, получая жену рангом сестры Шамуза, и что Индар-Оку, двоюродный брат последнего, не перестает требовать от Шахан-Гери во имя сохранения чести их братства. Среди прочего я заметил, что Индар-Оку придерживается главным образом черкесских обычаев, в то время как Кехри-Ку более склонен к введению некоторых турецких обыкновений.

Впервые я поел вареной тыквы; я нашел ее очень вкусной с молоком и достаточно похожей по вкусу на сладкий картофель. Сладость и мучнистые качества этого овоща должны делать его в высшей степени питательным продуктом. Но дни хорошего стола на некоторое время миновали; уже четыре дня, как мы вступили в пост Рамазан, который мы решили соблюдать вместе с черкесами [313] применительно к часу приема пищи, перенесенному на вечер, скорее, не для того, чтобы придерживаться их обычаев, а чтобы избежать оскорбления их чувств, так как мы были бы неприятным бременем везде, куда бы мы ни отправились, если бы несчастные женщины должны были бы готовить нам еду днем, а для своих соотечественников - ночью. Кроме того, остатки нашей пищи не могли переходить во вторые или третьи руки, пока столы вновь не относились в семейный дом. Это случается, хотя лунные дни, кои у нас наступили, являются самыми короткими. Как только заходит солнце, приносят полдюжины блюд, чтобы как можно быстрее утолить наш аппетит; второй ужин накрывают в девять часов, а третий - в три часа утра. Впрочем, этот дневной пост был для нас делом абсолютно необязательным, так как до его начала Насу сказал нам: «Мы знаем от турок, приехавших к нам, что тем, кто путешествует в другой стране, позволительно прекращать поститься; и по какой еще более веской причине такое позволение не должно быть предоставлено вам, людям, пересекшим пятьдесят стран, чтобы посетить эту?» Если бы мы пожелали, чтобы нам приготовили еду днем, нам достаточно было бы о том лишь сказать.

В проповеди, что была сегодня произнесена в мечети, слушатели были ознакомлены с вопросами, что будут обсуждаться на следующей неделе, с объяснением сути и обязанностей присяги и необходимости наказания тех, кто не соблюдает ее. [314]

Глава 14