Заместитель по бумажной безопасности

 

Ещё в советское время меня посещала мысль о том, что это не иначе как диверсия: проклятые империалисты специально подстраивают, чтобы мы получили отвращение от всего патриотического с нашими юбилеями. Помните анекдот, где трясут мужика после амнезии и спрашивают: «Как вас зовут?» - «Не помню». - «А жена у вас есть?» - «Не помню». - «А год-то сейчас какой, помните?» - «Ю-би-лей-ный!»
Традиции бурно возрождаются. 60-летие Победы - и плакаты много месяцев на каждом шагу - в витринах, на транспорте, на столбах, на заборах. По телевизору каждую минуту: фильмы о… концерты, посвящённые… парад по случаю… салют в честь… По радио додумались рекламу передавать о скидках в праздничные дни.
Всё-таки надо знать меру. Если спросить обычного подростка, как он относится к юбилею, он ведь искренне выдохнет: «Ну просто задолбали».
Вот получаю телефонограмму из управы: «Направить 64 человека на открытие памятника…»
А мы только вчера провели потрясающий вечер памяти. Дети выходили и рассказывали о своих бабушках и дедушках, даже прадедушках. И всё было живое, настоящее, от сердца. А в зале сидели и слушали эти самые бабушки и дедушки. Полтора часа пролетели на одном дыхании!
Ну зачем я после этого буду посылать ребят стоять на торжественной линейке? Чтобы они вспомнили то чувство юбилейной тошноты, которое удалось развеять, пробившись к подлинным чувствам?

 

* * *

 

У охранника школы, где я работаю, должно быть двенадцать кондуитов, куда ему по приказу свыше положено записывать одно, другое и третье. Двенадцать! Но ещё собираются ввести должность замдиректора по безопасности. Он главнее охранника, поток бумаг на его столе должен быть в несколько раз больше.
В школе всё замкнуто на учителе. Учительница с ребятами в классе, с ними на перемене, выводит их из школы на прогулку или везёт на экскурсию… А что будет делать наш замдиректора? Требовать с учительницы план прогулки? Спрашивать, где отсутствующие? Проверять по часам, когда ушли и когда вернулись?
К сожалению, не только в школе, но и во «взрослом мире» мы наблюдаем пока только бумажную безопасность.
Впрочем, замдиректора по бумажной безопасности - полбеды. Полное безобразие - так называемые «Паспорта безопасности школьника». Огромные деньги готовы тратить на какие-то липовые документы, зато с самыми настоящими отпечатками пальцев.
Что теперь? На входе рядом с охранником и замдиректора по безопасности будет стоять учительница и отправлять обратно домой ученика, забывшего злосчастный паспорт? Это не глупость, а уже прямое унижение человека, пусть и маленького ростом и летами.
Ну а родителей в школу без паспорта пускать вовсе запрещено. Мало ли о чём они могут волноваться! Забыли паспорт - отправляйтесь за ним, даже если все вас тут знают. Но скоро, похоже, и по паспорту пускать запретят. Школа закрывается в буквальном смысле: туда запрещают впускать взрослых. Её превращают не просто в режимное учреждение, а в учреждение, закрытое для всякой критики. Боюсь, что завтра приходящим мамам и папам привратники смогут сказать уже не «Предъявите, пожалуйста, свой паспорт», а «Внутри всё в порядке. Всё безопасно. До свидания».
Известно понятие «бархатная революция». У нас, как мне кажется, торжествует бумажная контрреволюция. Почти всё, что исходит сверху по адресу детей и школы, словно поражено каким-то вирусом, заставляющим абсолютно не чувствовать школу. Да и саму жизнь.

 

* * *

 

У меня давно созрело предложение - давайте добавим методистам зарплату, но только при одном условии - они никогда в школу заходить не будут.
Дело, конечно, не в личностях методистов. Я про само наличие всех этих служб с их неизвестно откуда берущимся правом контролировать и поучать учителя. Тут ещё добавили службу надзора за образованием. Это специальных полицейских, что ли, для учителей завели? Почему не сделать тогда службу надзора за композиторами, писателями, режиссёрами? Ведь учительская работа в том же ряду творческих профессий. Какой надзор? Почему надзор? (Или, как скромнее называют, «контроль и руководство»?) Ведь учитель не продавец в магазине. Тем более что, как ты над ним ни надзирай, всем понятно - он дверь за собой закроет и скроется в классе наедине с ребятами…
А вот с чем он за закрытой дверью с детьми останется - это как раз зависит от того, ценят ли его, поддерживают ли - или надзирают, держат в роли вечного виноватого. Придёт ли он в класс с воодушевлением, с желанием открыть что-то новое детям - или будет вымещать на учениках свою озлобленность, усталость, растерянность.
Я вот о чём мечтаю. Изобрести бы такую лупу или подзорную трубу, которую вручали бы чиновникам от министра и дальше по иерархии - чтобы в этот прибор начальник разглядывал предполагаемые инструкции, законы, мероприятия с точки зрения ребёнка. Чем обернутся последствия вашего приказа для ребёнка? Как он их воспримет? Будет ему лучше или хуже? Его личность от этого разовьётся или забьётся поглубже?
Если бы такое наведение на резкость происходило - оно помогло бы не только детям. А остальные проблемы мы как-нибудь сами решим.

 

Обязательный минимум вранья

 

Забытая любовь Татьяны. Не раз во время посещения зарубежных школ я видел, как ребят натаскивали по тестам в выпускном классе. Учительница брала прошлогодние задания и весь урок рассказывала, как надо правильно отвечать на вопросы. Скоро, судя по всему, от тестов будет зависеть дальнейшая карьера и наших школьников.
Не забыть бы только, что возможности тестовой системы весьма ограничены. По тестам можно понять уровень обученности школьника, определить: этого ребёнка учили больше, а этого меньше. Но мало что можно сказать про его способности.
На Западе это знают все, потому что тесты там разрабатываются и используются уже 70 лет. У нас они пока доморощенные. Вот тест по русской литературе для девятых классов: «Роман Пушкина «Евгений Онегин» рассказывает: а) о жизни русского дворянства; б) о лишних людях; в) о любви Онегина и Татьяны. Правильное подчеркнуть».
Я бы, честное слово, подчеркнул, что роман Пушкина - о лишних людях. Нас так учили. Сейчас правильный ответ - пункт «а». Метания Онегина как человека, чувствующего себя лишним, - оказывается, побочная линия. А как же любовь Татьяны? Разве «Онегин» - не про любовь?..
Другой тест: «Начало XX века в России было периодом: а) прогресса; б) регресса; в) застоя». Большинство родителей школьников подчеркнули бы в своё время, что это был период регресса. Теперь надо отвечать, что это было время прогресса. Интересно, что нужно будет подчеркнуть завтра?
Мои школьники, впервые увидев этот тест, поинтересовались: «Теперь мы снова будем учиться единственно правильному ответу?» Что я мог им сказать? Что их будут готовить для общества, в котором только одни правильные ответы?
Как только в России решат, что основной способ определения способностей человека и его карьеры - это правильный ответ на тесты, гарантирую: учителя, какие бы они совестливые ни были, бросят развивать детский слух, сообразительность, коммуникабельность. С первого класса они будут обучать школьников ответам на тесты.
Но есть в этой системе и кое-что хорошее. А именно: натаскать старшеклассника на правильные ответы по тестам можно в краткий срок. По моему прогнозу, хватит полугода. Сейчас в нашей школе мы проводим эксперимент: пытаемся создать особый абитуркласс. Одни одиннадцатиклассники, мечтающие о вузах, будут штудировать нужные предметы по усиленной программе, а другие, которые собираются устраиваться на работу, смогут изучать в это время навыки работы в коллективе.
Я противник «правильных ответов». Но если обучать им всего полгода, а предшествующие десять лет учить человека тому, чему захотят он и школа... Может быть, это не так уж плохо?

 

* * *

 

На прилавках теперь педагогические книжки встречаются только по ЕГЭ. Наша знаменитая учительница Искра Тандит написала хорошую книгу по русскому языку, мы носили её в три издательства, но нам говорят: «Интересно, но переработайте под ЕГЭ».
В нашей школе есть свой принцип: сначала учим детей выражать свои мысли, помогаем выработать свой стиль, а потом уже разбираться с орфографией. Ведь мысль и чувства доносят не только за счёт правильно расставленных запятых, а за счёт яркости речи, её убедительности. И мы думаем, что правильно сперва научить владеть родным языком, а потом обращаться к основам науки о языке.
Зато в ЕГЭ мои учителя насчитали дюжину терминов, которые должны бы встречаться только в вузе. Что эта терминология даёт для владения речью? Это же и не наука, а только осколки науки о языке. Но для ЕГЭ именно они и нужны.
Учителям и сейчас непросто. Но вот они получают ЕГЭ как показатель своей результативности, они не устоят, потому что у них есть ответственность перед детьми, которым нужны эти пресловутые баллы, они чувствуют свою ответственность по отношению к родителям, они сами либо мамы, либо бабушки.
Что заставит учителей дальше искать способы обучать всех всерьёз?
Что заставит Искру Васильевну Тандит, может быть, одного из лучших учителей русского языка и литературы, следовать своему принципу, гласящему, что грамотность должна обслуживать стиль ребёнка? Если надавить на неё ЕГЭ и стандартами, то она вынуждена будет или уйти из школы, или объяснить ребятам, что сочинение надо писать короткими фразами и подтягивать грамматику.
Лучшие учителя будут уходить из школы. Уйдут последние мужчины, для которых такая рутинная работа невыносима. Как работать, если я, историк, должен буду входить в класс, чтобы сообщать чьи-то формулировки (с которыми сам могу быть не согласен), а не делиться с ребятами своими мыслями об истории, не учить их понимать прошлое, формировать собственные о нём представления?
Лучших учителей лишимся, вершины обрежем. Правда, говорят, что зато «массе» облегчим жизнь. То есть сделаем всё, чтобы погасить в учителях способность к личностному росту, превратим их в бессловесную и бездумную «массу». А потом будем эту «дидактическую массу» направлять, чтоб ей стало совсем легко и думать вовсе не приходилось. Только неужели детям от этого будет легче? Лучше?
Но ЕГЭ - это полбеды. Учитель всё-таки не обязан думать о нём все годы обучения.
Увы, большинство школ и до сих пор было настроено только на усвоение сведений, необходимость которых в жизни человека, мягко говоря, сомнительна. Но при этом я и любой экспериментатор, уверенный в необходимости иного подхода, могли поспорить с проверяющими: законно принятых стандартов нет, следовательно, все проверки на соответствие знаний учеников стандартам незаконны. Нельзя позволять проверять в школе то, чему мы не учим, это разрушает работу.
Любой комиссии я пока предлагал экспертировать наших детей в соответствии с теми задачами, которые ставит перед собой наш коллектив, согласовывающий эти задачи с родителями. Это и сейчас непросто, но после принятия закона о стандарте я уже не смогу так защитить нашу поисковую работу. И никто из экспериментаторов не сможет.
Мы должны будем лукавить, увиливать - или переставать заниматься делом.
Для меня есть главная точка отсчёта: будет ли лучше ребятам? Я стараюсь не нарушать законов, но слишком много директив, которые мешают. Сомнительным приказам и инструкциям я могу и не последовать. Пока я верю, что работаю в строгом соответствии с буквой и духом Закона «Об образовании». Но как только примут стандарт про «обязательный минимум знаний» - законно работать я больше не смогу, а незаконно не захочу. Я уйду из школы, как только его примут. Я не смогу работать в школе со стандартами.

От БУПов до стандартов. Учительница в сельской школе записывает на уроке физкультуры в журнале: баскетбол, волейбол, прыжки на батуте. Я восхитился: «Здорово! У вас батут есть?» «Нет, - вздыхает она, - у меня и мяча нет. Но программу проходить надо».
При том что в этой малокомплектной школе можно было бы использовать прекрасные возможности окружающей природы: устраивать спортивное ориентирование, бег по пересеченной местности, народные игры и чего только не придумать.
Но вместо этого она записывает батут. Пока ей предписывает только программа, а хотят, чтобы требования эти выражал стандарт, государственный закон.

 

* * *

 

Читаю новый базисный учебный план. Подробно перечислены цели, к которым педагогу следует вести ученика. Школьник должен уметь общаться, перерабатывать информацию, обладать способностью к самоизменению, уметь действовать в нестандартной ситуации... Прекрасно, подписываюсь под каждым словом. Но как привить эти качества ученикам? Вместо объяснения далее в документе следуют... перечни тем по биологии, физике, литературе.
Можно ли воспитать личность, способную к самоизменению, путём изучения обязательного стандарта по физике? Как можно привить человеку личностное отношение ко всему живому путём изучения стандарта по биологии? И что я могу сделать для развития личности учеников, если отныне мои действия будут скованы обязательным стандартом?
Меня спрашивают: почему ты боишься введения в школе государственных стандартов? Ответ простой.
Необходимость стандартов мотивируется тем, что они закрепляют государственную гарантию на образование каждого ребёнка.
На деле произойдёт другое: в школу вернутся суровые «проверяльщики». А с ними - старое советское лицемерие. Почва для этого есть. Уже сегодня, узнав о приходе аттестационной комиссии, напуганные учителя загоняют в тестируемый класс отличников из параллельных классов, чтобы результат был получше.
Другой вариант: в школе собирают деньги с родителей учеников на... подарки инспекторам - и таким образом откупаются.
Я вижу, для чего ждут стандарты. Именно для того, чтобы сделать учителей по закону подневольными, всегда виноватыми. А следом - и детей, и родителей. Как инспектрисы будут отчитывать учителей, так и учителя на родительских собраниях снова начнут орать на пап и мам, дабы те обеспечивали контроль за выполнением домашних заданий. Зачем учителю учить? Он же видит, что контролировать выгоднее.

 

* * *

 

Что начнётся с аттестацией учителей, если установить обязательный уровень требований к выпускникам второй и третьей ступеней? Аттестация на высокий разряд будет зависеть от того, насколько успешно выучат ученики то, что им предъявит учитель.
Я видел, как в школе для трудных детей, где явно нужен другой подход, учительница готовила детей к тесту по химии. К тесту не по стандарту, которого пока ещё нет, а к тесту для собственной аттестации: «Дети, записывайте, на первый вопрос отвечать надо так…»
Чтобы показать, что ребята действительно владеют этим материалом, придется правдами и неправдами избавляться от тех, кто в принципе не может освоить того, что предложит «минимальный» предметный стандарт. Каждый учитель массовой, а не элитарной школы знает о том, что по любому конкретному предмету в любом конкретном классе таких ребят будет большинство.
Даже в пресловутых программах, по которым наша школа жила в советское время (и живёт в основном и сейчас), нет требований к уровню подготовки школьников. А теперь начнётся: «Нас завтра придут проверять на выполнение стандартов, так ты, Коля, не приходи, скажешь, что была температура». Хорошо, если Коле удастся так дотемпературить до конца 9 класса.
Нельзя закреплять законодательно, какие сведения должны получать школьники. Их называют «знаниями», но это неправда - знание предполагает умение с ним действовать и личную значимость для человека. В российской же школе издавна дают обширный, неприменимый в реальной жизни и бессвязный набор сведений «о том о сём».
Ни сегодня, ни в обо­зримом будущем нельзя будет до­стичь общественного согласия по по­воду того, каким конкретно сведениям важно выучить детей, какие книжки заставить их прочитать.
Соберись мы впятером с самыми близкими друзьями, задумай мы с ними сочинить стандарт по лите­ратуре, мы бы переругались и ничего не сделали. И никогда этого согласия не будет. И никогда учителя литературы, физики, химии и т.д. не договорятся, кому в стандарте часов добавить, а кому убрать.
Вот сидит рядом со мной врач-гигиенист и интересуется: «Правильно ли мы делаем, что пишем здесь - после урока математики не должен быть урок физики, а должен быть урок му­зыки или физкультуры?» Я говорю: «Неправильно». Почему? Потому что смотря какая математика, смотря ка­кая физика и какой урок физкультуры.

 

* * *

 

У меня на столе лежит новый проект образовательных стандартов. Он вроде бы представляет собой шаг вперёд, в нём заявлены более современные цели.
Кто же не хочет, к примеру, чтобы младший школьник умел «определять тему и главную мысль произведения», «понимать основное содержание облегченных текстов на иностранном языке», «планировать свою деятельность и осуществлять контроль за её ходом», «желать и уметь участвовать в разнообразной поисковой, творческой созидательной деятельности в природе и социуме»?
Каким процветающим выглядело бы государство, в котором каждый подросток 14 лет умел бы «выдвигать гипотезы и понимать необходимость их проверки на практике», «владеть монологической и диалогической речью, соблюдать принятые этические нормы общения», «оценивать вероятность наступления случайного события в несложных практических ситуациях» и т.п.
Насколько успешнее было бы высшее профессиональное образование, если бы каждый 17-летний выпускник старшей школы мог «проектировать собственную траекторию решения историко-познавательных задач», «овладел методами естественно-научного исследования», «умел вести диалог в качестве активного зрителя, слушателя, исполнителя, художника».
Но хотелось бы, чтобы авторы хоть намеком объяснили, как всего этого достичь.
Как реализовать установки на обеспечение личностного смысла, вариативности и свободы выбора при жёстко заданном содержании предметов и столь же жёстких требованиях к уровню подготовки выпускников? Неужели личностная ориентация содержания образования может быть обретена в те 12% времени, отведённых на региональный и школьный компоненты?
Видимо, авторы проекта не видят разницы между учебным материалом, на котором можно решать важные задачи, и содержанием образования. Если бы «обязательный минимум» стал всего лишь рекомендуемым материалом, а не тем строго определённым набором, который непременно должна впихнуть школа и который будет спрашиваться при аттестации, тогда удалось бы «обеспечивать академические свободы обучающихся и педагогических работников» (о которых говорится в тексте).
Ну а конкретное содержание минимума по любым предметам вызовет недоумение и протест специалистов. Почему рассказ И.А.Бунина «Косцы» является «вершинным произведением» и его надо изучить, а «Легкое дыхание» таковым, по логике авторов, не является? Почему отмена крепостного права подлежит обязательному изучению, а судебная реформа - нет? Ведь до сих пор судебная система страны не выдерживает сравнения с результатами той реформы. Можно бесконечно продолжать.
И оценить соответствие проекта возрастным особенностям учащихся не представляется возможным. Один ребёнок в пять лет может «передавать характер персонажа и настроение с помощью не только цвета, но и тона, ритма, композиции, пространства», а другой до самой старости не будет способен это сделать. Один подросток способен «применять географические знания для выработки активной гражданской позиции», другой вырабатывает её без географических знаний, а третий, хоть и знает географию, такой позиции не имеет, и его можно простить по малолетству.
Но ведь стандарт - это требования ко всем и каждому!
Учитель обязан какими-то неясными средствами добиться, чтобы каждый ученик усвоил стандарт. Вот бы разработчики личным примером показали, что это возможно в каждой школе, классе, независимо от уровня развития и здоровья детей, их интересов и склонностей! Но таких данных ни у кого нет.
Поэтому проект, по сути, является набором умных и современных... пожеланий. Можно собрать ещё одну группу умных придумщиков, сделать ещё один проект, но о выполнимости его судить будет также невозможно в силу исходных просчётов как разработчиков документа, так и его заказчиков.
Печально выглядят старания авторов привязать старое содержание к новомодным компетенциям.
Компетенции присутствуют в задачах по каждому предмету, содержатся в требованиях к уровню подготовки выпускников. Но «содержание образования» никак не обеспечивает реализацию этих требований, и остается всё то же пренебрежение индивидуальностью, самовыражением ребёнка, его способностью к самоопределению.
Я считаю, что поспешное введение данного проекта, как и любого другого, разработанного на тех же основаниях, приведёт к тяжёлым последствиям:

§ - из школ будут выдавлены дети, по разным причинам не способные или не желающие соответствовать предъявляемым требованиям, а ныне беспризорные ребята, которых хотят вернуть в школу, ни за что не станут учиться по стандартам, да и не потянут их;

§ - одинаковые требования ко всем приведут к закрытию многих интересных инновационных школ, что сделает невозможным развитие образования и прежде всего переосмысление его содержания;

§ - хорошая идея перестроить содержание образования на личностных компетенциях будет похоронена под грудой слов, имитаций, систем контроля, произвола чиновников.

 

* * *

 

В нашем обществе, где только идёт мучительный выбор ценностей, что будет представлять собой государственный стандарт? Лишь попытку выдать за общеобязательный стержень пожелания какой-то небольшой группы. Стандарт становится просто-напросто средством манипу­лирования всеми учителями и детьми нашей страны какой-то группой людей, случайно прорвавшейся к соответствующему административному ресурсу.
Может быть, взрослым людям потребуется на некоторое время отложить тревожные заботы о хлебе насущном. Возможно, пора подумать о будущем своих детей и всем вместе предъявить государству в лице наших законодателей и правительства свои стандарты.
Не стандарты по предметам, а перечень норм, без которых невозможно образование. К примеру, отопление и освещение школ, оборудование классов и библиотек, достойная зарплата учителя, создание в школах атмосферы добра и внимания, а не тотального контроля.
А о том, чему учить детей, лучше позаботятся родители вместе с учителями школ, где учатся их дети. Позаботятся и о том, чтобы эти школы были не стандартные, а разные, на наши разные вкусы.
А вот когда, даст Бог, стабилизируется наша жизнь, объединятся не бюрократы, а граждане, тогда и подумаем всем миром и об общих целях образования, и о том, как на деле их достичь.

 

О поиске общепринятых норм

 

Все правительственные документы о школе говорят про обновление содержания образования. Увы, идей, каким оно должно быть, не много. Но очевидно, что сегодня бесполезно менять содержание по принципу добавить-убавить, ввести новый предмет или интегрировать два.
Мне ничего не известно об экспериментах в этом направлении, которые проводила бы Академия педагогических наук. Но в некоторых инновационных школах такой поиск идёт. Например, в своей школе мы договорились, что результат обучения должен измеряться не в единицах информации, не в том, что дети смогут назвать отделы головного мозга или готовы сообщить, что роман «Евгений Онегин» повествует о жизни русского дворянства, а в том, что они умеют отбирать информацию, интерпретировать её, использовать. Или в том, что ученик умеет находить свой личностный смысл в произведениях литературы и искусства, соотносить его со своими чувствами, опытом, ценностями.
Как только учитель ставит перед собой вопрос, что пригодится человеку не в профессии, а в жизни, после этого он и в предмете работает по-другому - на жизненные умения учеников. Хороший учитель умеет выделить в своем предмете то, что ученику важно знать, и то, что он в результате этого знания сможет уметь. Ориентируясь на эти выводы, учитель способен создать ситуацию, когда учебное умение переходит в общечеловеческое (например, умение доказывать конкретную теорему - в формирование способности доказывать).
Уверен, что только вовлекая учителей в поиск содержания образования, можно сделать это содержание современным.
Но что будет, когда примут даже самый «мягкий» закон о стандартах?
Новое содержание требует и иной организации обучения. Мы, например, применяем метод погружения в предмет, когда целую неделю ребята и учитель осваивают одну большую тему, а не множество предметов. Как это делать, когда многочисленные проверяющие ринутся в школу и начнут требовать, чтобы предмет преподавался два часа в неделю, как предписывает закон, а не целым циклом?
Быть может, учителя и инновационные школы уместят свои поиски в десять процентов времени, отведённые законом на так называемый школьный компонент? Но ведь качественно новый подход меняет всю работу учителя, его нельзя осуществлять в объёме нескольких процентов времени. 10% школьного компонента используют на то, чтобы ввести какой-нибудь модный предмет (так сейчас и делают во многих школах). Именно это и будет после принятия закона считаться работой над новым содержанием образования.
То, что в проекте закона о стандартах не оставлено никакого пространства для инновационной школы, поисков современного содержания, плохо не только для этих школ. Плохо для всей системы образования, которая лишается ресурсов для своего обновления.
Как согласовать записываемые в преамбулах красивые задачи - способствовать росту инициативности, профессиональной мобильности - и то, чему реально учат? В преамбуле - компетенции и умение общаться, а в программах - получение аммиака и закон Ома. Никакого объяснения, как через это получить то. Но при всех проверках (я обещаю) будет игнорирование первого и строгий спрос за второе.
На введение стандартов надо наложить мораторий.
Надо обеспечить возможность работы над новым содержанием образования. Эти исследования должны идти в школах, которые на это тянут, а не в кабинетах и лабораториях. Это должно быть законодательно разрешено. А стандарт, если уж он так нужен, пусть закрепит обязательства государства создать условия для обучения и воспитания. Пусть не оптимальные - наши доходы этого не позволяют, но хотя бы необходимые.

 

* * *

 

Закон о стандартах, Закон о ЕГЭ - это вызовы будущему в лице ребёнка. Ребёнка вообще никто не видит. Его нигде нет. Уже не говоря о том, что никому не приходит в голову привлекать его в качестве субъекта переговоров: ведь школьникам небезразлично, какие качества они приобретут в результате ЕГЭ, а что потеряют.
Взахлёб обсуждают: возить ли ребят на автобусах в соседнюю школу или в вузовские аудитории, отбирать мобильники или нет, каких учителей можно посадить в аудиториях - этого предмета или другого (что же надо думать про учителей, если не считать их способными по другому предмету в рамках школьной программы помочь выпускнику!). В этом предмет научного эксперимента?
Но что происходит с ребёнком в школе на самом деле? Что творится в детском сообществе? Откуда берётся мотивация к учёбе? Что работает на формирование демократического способа мышления, уважения к другим людям, межнационального согласия? Ведь эти ценности в обществе не разовьются без помощи школы.
Значит, кто-то должен стимулировать появление таких школ. Государство должно видеть свои проблемы и ответственно к ним подходить. Без этого абсурден разговор о реформе: ЕГЭ или новые учебники не могут быть содержанием реформы, это лишь средства для обслуживания или новых, или же замшелых целей, идей, стереотипов.
…К нам на конкурс в Ассоциацию инновационных школ разные учебные заведения присылают свои проекты. Их темы меняются. Среди тех, что прислали в последние годы, нет ни одного, который помогал бы учить ребёнка адаптироваться к неблагоприятным условиям, касался бы трудного детства или, например, того, почему дети не хотят учиться и как им в этом помочь.
Это понятно: с такими проблемами надо возиться, а в условиях введения стандарта ещё и шишек набьёшь. Получается, что директору, если он не совсем отъявленный энтузиаст, это невыгодно.
Но если усилия по разрешению этих проблем, по изменению содержания образования будут прикрыты в школах раз и навсегда - это будет не локальной проблемой инноваторов, а глубоким провалом для всей страны.

 

* * *

 

Только нестандартные подходы - а отнюдь не дискуссии о тематике предметных программ - могут привести к серьёзному пониманию неких желательных норм, общих требований к содержанию общего среднего образования.
Первым в центр обсуждения должен быть поставлен главный неиспользуемый резерв, за счёт которого способно обновляться содержание образования - уклад школьной жизни.
Кроме того, я убежден, что серьёзные и грамотные требования к тому, как должна быть устроена школа, что в ней должно быть безусловно, а чего никогда не должно быть, - не могут быть разработаны Министерством образования и даже профессиональным образовательным сообществом.
Это общее дело широкой родительской и культурной общественности, и несомненно, вместе с детьми и учителями. Сам прецедент такого обсуждения, сами моменты дискуссий родителей, детей и учителей, сами найденные способы достижения совместных выводов будут обладать огромными образовательными эффектами.

 

Спросите у учителя

 

Стараниями целого поколения педагогов-исследователей в шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы в нашей стране была создана педагогика сотрудничества.
Мне кажется, что при сохранившихся общих цен­ностях она развивается в другом, изменившемся мире. Она движется в сторону того, когда делом сотруд­ничества трудно назвать только отношения одного учителя с классом по поводу учебного предмета... Она становится со­трудничеством педагогических кол­лективов, команд, школ.
Важно, чтобы состоялось ещё не­что кроме обучения. То, что делает школу, родителей, детей и учителей содружеством, про­низанным общими ценностями, смыс­лами. Я убежден, что одной из частей педагогической жизни должна ока­заться не методика (что очень важно, конечно), а создание пространства и условий для жизни школьников. Когда учителя совместно, да ещё вместе с ребята­ми и с родителями, создают то, что на­зывается школой, - это очень важно.
Мне кажется, дальнейшее продви­жение связано с педагогикой осмыс­ления, спорами, дискуссиями: какой может быть школа, если содружество состоялось?
Складывается ли этот союз: родители, ученики, учителя? Что с этим союзом проис­ходит? Без реальных прецеден­тов, без осмысления, без какой-то те­оретической работы, которая бы во­круг этого шла, - нашему образованию не получится двигаться даль­ше.

 

* * *

 

Нередко говоришь с учителями, слушаешь их заботы, предлагаешь: можно ведь сделать это, это, это... Учителя в ответ: «Вот если бы директора наши были такие же, вот тогда - да». Директора собираются, говорят: «Вот если бы РОНО наше это понимало!» Собираются заведующие РОНО: «Вот если бы наш глава администрации в это вник!»
На то все и кивают: «Вот бы кто сказал нашему начальнику…»
Нападки на школу сейчас все более основательные. Нападки не прямолинейные, как когда-то, а изощрённые. Мы оказываемся сами виноваты, что оснастили нападающих разными словами: «А где у вас гуманизация? Покажите. А где у вас сотрудничество? Покажите. Школа не будет аттестована, если не представите план работы совета школы!»
Какое тебе дело, РОНО, до плана моего совета? Я вчера к своему совету обра­тился: «Вы какому-нибудь РОНО будете показывать план?» Они хором: «Да вы что!»
Но мы привыкли жить страхами. Даже если некого бояться, мы найдём кого.

 

* * *

 

Это серьезнейшая про­блема: как без содружества родите­лей, учителей и детей вообще заниматься ре­формой школы? Вот министр, вот его заместители. У них у каждого есть своя личная позиция, личные претен­зии друг к другу, которые они будут выражать в битвах концепций невесть какого (и не суть важного для них самих) содержания - а мы все должны дрожать и выжидать, кто же из них победит? Но так бу­дет всегда, пока не окрепнут педагогиче­ские содружества.
Бывая в других странах, я поражался огромному ко­личеству всяких ассоциаций - и учительских в том числе. И нигде не слышал, чтобы пытались создать общую для всех. Желание сначала собрать всех, а только потом на что-то решаться - это утопия. Какая-то странная иллюзия, что надо быть готовым к начальственному вопросу: «А кто это вас уполномочил быть общественностью?» - хорошо бы уметь робко заметить, что вот, все мы тут, барин, собрались…
Так не бывает, так ничего не добиться. Где разные люди объединяются, стараются договориться, взаимодействовать - там и общественность, там и полномочия, возникающие из реальной жизни.

 

* * *

 

Я уверен: обсуждение государственного гимна и флага не сделает нас гражданским обществом. А вот обсуждение, как сделать лучше школьную жизнь, способно консолидировать страну. Каких бы политических и религиозных взглядов ни придерживались россияне, они не хотят, чтобы их дети стали убийцами, наркоманами или нищими попрошайками.
Нормальные родители прекрасно понимают: их ребёнок с плачем залезает под кровать, когда надо идти в школу, вовсе не потому, что его в школе мало учат, а потому, что наша школа устроена несообразно ему.
Если молодой россиянин видит противника в любом человеке, который не так мыслит, - откуда это? Думаю, что один из главных виновников агрессивности наших сограждан - это наша однолинейная, однополюсная, проповедующая единственную истину школа. Такая школа взрывоопасна для будущего. Её надо изменять. Но как? Кого спросить об этом?

 

* * *

 

Я слушаю очередной доклад, где обещают, что учителям будет в два раза повышена зарплата. Я, директор, - обеими руками «за». Но у меня сложилось впечатление, что авторы доклада откупаются от учительства зарплатой.
Они считают учителей людьми, которые всё равно не смогут повлиять на реформу школы. Позвольте! Ведь это те самые учителя, которые и будут проводить реформы в жизнь. Значит, их вообще можно сбросить со счетов?

 

* * *

 

Вот простейший вопрос, который я, директор, часто задаю учителям. «Что, - спрашиваю я, - должен уметь школьник после выхода из школы? Поступить в институт? Или всё же уметь учиться в институте? А если он не пойдёт в институт - что тогда? Что даёт человеку многочасовое изучение литературы в школе?» Учителя молчат. А потом говорят: «Дайте подумать. Нам никто никогда не задавал такого вопроса».
Я уверен: как только они придумают и дадут себе ответ - тогда и начнётся настоящее осмысление настоящей реформы.
Учительство должно уметь задавать вопросы. Прежде всего - себе. Иначе в России закончится, не начавшись, любая реформа «сверху».

Глава 4. Образование движется прецедентами, или Наука о школе глазами школы

 

Парадоксы и ожидания

 

Никто с таким пренебрежением не относится к той науке, на которой основана его профессия, как педагог к педагогике. Трудно представить инженера, который считает несерьёзным сопромат, или врача, полагающего изучение физиологии пустой тратой времени. Но будущий учитель уже на студенческой скамье видит в лекциях и семинарах по педагогике лишь досадную необходимость.
Другой парадокс: чем человек взрослее (и, следовательно, более испытал на себе влияние педагогической деятельности), тем меньше он хочет испытывать её благотворное влияние на себе и далее.
Любопытен и третий парадокс: когда надо решиться что-то менять в своём деле, то множество директоров школ и учителей доверчиво ждут указаний, наставлений, обещаний от той самой науки, которой так пренебрегают, в которую не особенно и пытаются вникать.

 

* * *