Н.А. Некрасов, «Кому на Руси жить хорошо»

Орлов негодует на известного российского тюрколога, профессора В.В. Трепавлова за то, что на научно-практической конференции в Уфе, посвященной памяти Салавата Юлаева, ученый «не стал развивать тему», под которой сам Орлов разумеет исключительно очернение башкирского героя, и намекает, что московский историк уехал явно не с пустыми руками: «Сомневаюсь, чтобы радушные организаторы отправили свадебного генерала порожняком» [ Орлов, 2007. С.17 ]. Но авторитет Трепавлова столь велик, что грех им не воспользоваться, и Орлов радостно заметил: Трепавлов сравнил культ Салавата с культом Чингисхана в Монголии [ Орлов, 2007. С.17 ]! Ну и что? А чем плох культ Чингисхана? Не понял я пафоса оппонента.

Посмотрим, что же на самом деле говорил Трепавлов по проблемам башкирской истории. Для нашей темы актуально следующее замечание Вадима Винцеровича. С формальной точки зрения В.В. Трепавлов правильно заметил, что башкиры, любые этносы вообще были для русского правительства «не субъектом, а объектом политики» [ Трепавлов, 2007. С.203 ].

Но ведь местное небашкирское население было для башкирских вождей тоже «не субъектом, но объектом» их собственной, региональной политики! Поскольку юридическое владение землей в восточных обществах почти всегда тождественно обладанию властью [ Васильев, 1982. С.99 ]. Земля принадлежала башкирам по вотчинному праву, а главной военной и политической силой региона башкиры были, а пришлые, без помощи центра — нет. По крайней мере, по представлениям самих башкир.

По существу же вопроса профессор Трепавлов, на наш взгляд, здесь не точен. После изысканий М.М. Бахтина о диалогическом характере взаимодействия культур [ Бахтин, 1986 ] странно говорить о научной строгости столь однонаправленного «субъект-объектного» распределения ролей, как представлено им в «Белом царе», в том числе, в политической жизни России [ Межкультурный диалог, 2002 ]. В культурологическом плане сам Трепавлов в своих последних работах именно такого, диалогического подхода и придерживается, справедливо замечая, что необходимо рассматривать восприятие одного и того же юридического акта (например, вхождения башкир с состав России) обеими сторонами (в данном случае, и русским царем, и самими башкирами) [ Трепавлов, 2007. С.147 ]. Но почему-то не всегда распространяет столь здравый подход на область политической истории. С юридической точки зрения, в XVI–XVIII вв. терминов «субъекта» и «объекта» вообще не существовало, это — перенос современных понятий на древние исторические реалии, перенос, против которого постоянно возражает сам Трепавлов [ Трепавлов, 2007. С.7 ]. С сущностной точки зрения — различное восприятие одних и тех же юридических актов вело к различному политическому поведению сторон. Не всегда значимому, но в случае с башкирами эта значимость очевидна. По моему мнению, странно отрицать политическую значимость тех же башкирских восстаний, имевших четкую, разнообразную и постоянно эволюционирующую во времени программу действий и требований, безусловно, отражавшуюся в ответной реакции (точнее, в вынужденно разнообразных реакциях) правительства и местных властей [ Азнабаев, 2005. С.51 ].

Другой пример: при каждом появлении В.В. Трепавлова в Уфе, сайт «Уфагуб» пестрел сообщениями о критике ведущим российским тюркологом правомерности празднования 450-летия добровольного вхождения Башкортостана в состав России [ http:// www. ufagub. com / news / history /274/ ]. Но что именно сказал В.В. Трепавлов, не сообщили. Вот его настоящее мнение, датированное 2007 годом: «В целом обе стороны — российская (правительственная) и башкирская — признавали законность статуса народа как добровольно присоединившегося к Российскому государству и потому получившему от Ивана IV право жить в самом льготном административном режиме. Этот статус имел даже некую дипломатическую иллюстрацию: вплоть до Х VIII в. для решения главным образом конфликтных земельных проблем жители Южного Урала направляли посольства ко двору (Демидова, 2003) (подобно иностранному государству!). …Итак, подданство царю башкиры рассматривали как свой свободный выбор, как результат взаимного согласия с Москвой» [ Трепавлов, 2007. С.146-147 ].

Более того, московский профессор признал, что в проблематике башкирских восстаний и вхождения в состав России «полностью разделяет такой подход» И.Г. Акманова. Что свидетельствует не о национализме, а о высоком профессионализме последнего, признанном академиками, которых трудно заподозрить в башкирском национализме. Попытка привлечения В.В. Трепавлова к травле профессора Н.А. Мажитова, организованной Н. Швецовым с помощью И. Кучумова — отдельная песня, даже сага. Ее сюжет выглядел бы комическим, если бы не грустные впечатления от нравов в околонаучной среде. Оставляю ее для отдельной публикации. Вернемся к Салавату. В моей предыдущей статье упоминалось, что Трепавлов достойно и кратко ответил на измышления Д. Петерс и И.В. Кучумова, эмоционально пересказанные Н. Швецовым и усиленные С. Орловым. «Среди тюркоязычных документов пугачевской ставки нет ни одного, который бы свидетельствовал о стремлении отделиться от России» [ Трепавлов, 2007. С.129 ].

Правда, Вадим Винцерович почему то обиделся на Салавата за строки его песни: «Пусть каждый батыр, что любит страну… Своими друзьями признает пусть Русского, что пасет свиней, Башкира что пасет лошадей». Замечая, что «малопочтенная роль свинопаса — занятие, во первых, не самое распространенное и характерное для русских крестьян, во вторых, нечистое и потому предосудительное с точки зрения мусульман, каковыми являлись башкиры» [ Трепавлов, 2007. С.129-130 ].

Но ведь поэту просто нужно было кратко передать не «самое распространенное», а отличающее от других занятие, этнический маркер всех перечисленных. Свиней башкиры и татары не пасли, «коров пасет» в той же песне — маркер татар, чтобы подчеркнуть любовь башкир к коням, что же еще остается для обозначения русских?

Ничего унизительного для последних в этом я не вижу — если сами они неприемлемым такое занятие не считали, то почему башкиры должны таковым его считать? Для русских, но не для мусульман, оно — нормальное, и не должно сказываться на их статусе, что и отметил Салават: «Равными себе признает пусть». Например, многим русским до сих пор не всегда нравится кулинарное пристрастие башкир к конине. Не нравится, но нисколько не унижает башкир в глазах последних. О вкусах не спорят. Но сравнительный культурологический анализ фальсификаторам не нужен — им нужны попытки втянуть всемирно известного ученого в провинциальную политическую склоку.

В целом, можно заметить, что многозначительные ссылки группы Швецова-Орлова на российскую науку не имеют под собой реальной почвы. Удивительно было бы, если бы имели — слишком различен уровень у настоящих историков, и у людей, присваивающих себе это звание самостоятельно, без принятых на то оснований[7].

Возвращение Салавата

И счастье только в том, что слава их

Не знает с нашей памятью разлуки.

Так, слыша весть о подвигах чужих,

Я знаю: о моих услышат внуки.

Л.Н.Гумилев, «Диспут о счастье».

Идеализация Салавата — это дружелюбный, пусть наивный, сигнал со стороны башкир, протянутая рука. Он означал, что башкиры предпочитают вспоминать, насколько терпим был Салават по отношению к небашкирам, сколько отчаявшихся русских, доведенных родным государством до состояния рабочей скотины, он вел за собой, под прикрытием своей свирепой башкирской дружины, скольким дал себя почувствовать, пусть на год, пусть разбойниками, но людьми, «заводскими казаками», почти ровней своим вольным лучникам, а не скольких русских он повесил. Тем более что вешал он их не как русских, а как своих врагов, как «государевых ослушников», и в этом ему активно помогали его русские сотоварищи: Соколов-Хлопуша, «фельдмаршал» Белобородов, «граф Чернышев» — Зарубин-Чика, атаманы Кузнецов, Грязнов, Торнов-Персиянин.

Никакой особенной жестокостью по сравнению с ними он не выделялся, а если бы и выделялся — что из того? Кочевые воины никогда мягкостью не отличались, но почему-то башкирских бойцов 1812-15 и 1941-45 гг. никто в жестокости не упрекает, наоборот, прославляют их отчаянную конницу, пришедшую в трудный час на помощь матери-России, а вот на Салавате решили отыграться. Глупо, господа. Лозунг любой гражданской войны: «Кто не с нами — тот против нас!». И не Салават придумал пускать по рекам плоты с гроздьями повешенными на виселицах, часто — за ребра, крестьянами и башкирами — это изобретение людей «просвещенной государыни», тех, кого Салават зарубить не успел. Вспомните ужас Пушкина по поводу сей остроумной выдумки, господа!

Но некоторые «независимые», точнее, самозваные «историки» предпочитают в протянутую руку плевать. Будто не ведают, что там, где народы не протягивают друг другу руки, протягивать приходится ноги — от голода, пули, холода стали у горла. От эксцессов времен Салавата и Михельсона. Печальные прецеденты были даже в нашем столетии и на территории РФ. И тем обиднее, что башкиры стремятся к рукопожатию не только по своей природной простоте, а потому, что видели и видят миллионы протянутых дружеских русских рук — и с куском хлеба во время голода, и с оружием в битве с общим врагом, и просто в теплой компании, где можно по-человечески спорить, ссориться и мириться, и петь песни на русском и башкирском языках. И я надеюсь, наши руки всегда сомкнутся с руками наших братьев, как ни старается разорвать их кучка странных господ, которым, очевидно, приятно прикосновение только мертвенно-зеленых шелестелок с портретами заморских рабовладельцев. И меня не интересует, относят себя господа, о которых я высказал то, что думаю, к русской, башкирской или чукотской национальности. «По плодам узнаете их» — вот и узнаю, и делюсь познаниями, как умею.

Кем нужно быть, чтобы думать, что уж тебя то все это никогда не коснется? Чтобы не болеть за будущее Родины? Чтобы оскорблять память героев братского народа? Впрочем, в последнем случае я оговорился, братья так себя не ведут. Поэтому к русским я таких «обличителей» не отношу. Для меня человек, намеренно ведущий себя как хам, сразу выпадает из народа Пушкина. «Хам» в данном случае — не ругательство, а общепринятое в прошлом определение стиля поведения, противоположного благородному, подлой привычки уважать только силу.

Я не сужу о русском народе по типам злым и неумным, судить по слабым — удел слабых. Лично у меня среди русских с детства достаточно людей, которых радостно считать братьями.

Шовинизм — не важно, русский, башкирский, татарский — это выход для слабых умом и душой, это — путь наименьшего сопротивления. Легче всего бормотать, как индюк, что мы самые лучшие, культурные, древние, сильные. Ни силы, ни культуры от этого не прибавится. Башкирская «оппозиция» линии маргинальных сайтов типа «Уфа-губъ», «Ревинформ» четко этим признаком помечена. Удивительно даже — ничего умнее не придумали, чем оскорблять башкир как народ, искать все, что можно поставить в вину их героям. Как будто других проблем в республике не хватает. Власти от этого ни тепло, ни холодно. Ни московской, ни рахимовской. Не падают в Белом доме в обморок от кучумо-швецово-орленых опусов, сколько брошюрок не подкидывай. А если и читают — то не реагируют. Даже те, кто по должности обязан реагировать, кто за обеспечение информационной безопасности республики зарплату получает.

Неужели провинциальные «новые диссиденты» всерьез думают, что этим они понравятся русскому народу? Уж как он, сердечный, обрадуется! Защитников нашел. Да благодаря таким «защитникам» второй десяток лет не дают поставить памятники вождям башкирских восстаний. Неужели думают, что народ русский боится воинов, павших три века назад? Неужели они судят о русском народе по себе, считают его до такой степени глупым, трусливым и подлым, что отказывают ему в рыцарственном уважении к памяти достойного противника? К памяти батыров, чьи потомки стали вечными союзниками России? В рыцарстве, проявленном Михельсоном, окружившего заботой плененного им башкира [ Пушкин, 1950. С.160 ], Александром II, богато одарившим имама Шамиля? Вот поставили бы памятники героям башкирских восстаний — не всем, не везде, по выбору и обсуждению, как 18 лет подряд советует профессор И.Г. Акманов, и не пришлось бы мучиться, создавая из конкретного Салавата Юлаева обобщенный образ той, трагической для башкир эпохи. И, как следствие, без меры его героизируя. Сама по себе доблесть башкирских повстанцев никого обидеть не может, это — повод для гордости всех их земляков любой национальности — вот какие поразительные события разворачивались на нашей родине, вот каков был накал страстей! Как для британцев — кровавые подвиги Уильяма Уоллеса.

По той же причине не занимаются памятниками воинам 1812 года, за которые опять же много лет подряд ратует другой башкирский историк — Р.Н. Рахимов. Национализм, закричат швецовы, этнократия! Разве хорошо показывать, что башкиры выставили в Отечественную войну от 20 до 30 полков? (Наиболее аргументированные оценки — 20 номерных и 2 безномерных полка (последние охраняли Бобруйск и Вильно), и еще 12 тысяч воинов ушло охранять южные границы, замещая, помимо собственных участков прикрытия, дистанции уральских и оренбургских казаков — у последних, в силу малочисленности, мобилизационный ресурс был исчерпан целиком походом против Наполеона) [ Рахимов, 2000. ]. Т.е. больше всех казаков и служилых инородцев, вместе взятых?

Но без них не почтить память их братьев по оружию: бойцов двух мишарских и двух тептярских, пяти оренбургских, пяти уральских казачьих и Оренбургского драгунского полков; Уфимского пехотного полка — героев Бородина! (Между прочим, все эти части прилежно перечислены в учебниках Истории Башкорстостана любого уровня и любого года издания). Это чтобы шипения «оппозиции» избежать, «политкорректная» власть не занимается столь «провоцирующими» вопросами. Сконцентрировав все внимание на Салавате.

Чисто чиновничий подход — замять дело. Культ Салавата — старый, заслуженный, к нему все народы привыкли, пусть им и не довольствуются! И башкиры, в целом, эту линию молчаливо поддержали. По крайней мере, не слышно всенародных истерик: где памятник Алдару Исекееву?! Где — Сеиту Садииру?! Где — Кахым-туре?! Возможно, они наивно опасаются обидеть своих русских братьев — Сеит, конечно, герой, но уж слишком много в свое время русских положил; в отличие от Салавата, не разбирая их политической и социальной принадлежности. Как писал П.И. Рычков: «многие тысячи христиан победил» [ Рычков, 1999. С.53 ]. Война, конечно, и есть война, и от этого образ Сеита не стал тусклее в башкирской народной памяти, но, может быть, не стоит, лучше где-нибудь в горах ему памятник поставим? Вот Вам и «этнократия», «засилье коренных».

Да если бы не такое «засилье», то озлобленные башкирские националисты, перешедшие в оппозицию, давно бы добились переименования доброй половины улиц именами мятежных башкирских вождей, благо их за 200 лет много накопилось, на весь город хватит. Как того давно требует столь беспокойный товарищ, как Айрат Дильмухаметов. Все это конечно, преувеличение, но согласитесь, шуму было бы гораздо больше. А шум нам нужен?

О памяти и памятниках

Уважение к минувшему — вот черта, отделяющая образованность от дикости.

А.С. Пушкин

 

Спокойное отношение к памятникам и культам — свидетельство либо более рационального, либо более религиозного мышления, чем истерическое «свержение кумиров». Потому что такое, взвешенное, отношение показывает, что для данного человека (или общества), они являются именно памятниками — но не кумирами, не идолами.

У группы Швецова-Орлова спокойствия не наблюдается, их публицистическая компания вписывается в какой-то неоязыческий дискурс. То ли вандалы приходят на память, то ли иконоборцы.

Уфимцы справедливо гордятся, что памятник Салавату работы С. Тавасиева — «самая большая конная статуя в Европе». Но не в мире. Потому что в США существует значительно больший по размеру памятник, вырубленный прямо в скалах Национального Парка США. Тщеславные янки любят показывать туристам это грандиозное изваяние. Изображает оно Ксанке Уитке — вождя индейцев сиу, с говорящим именем Бешеная Лошадь, героя индейско-американской войны. Своих бледнолицых врагов Ксанке Уитке привык не вешать, а скальпировать. Иногда заживо, что почему-то нисколько не роняет его образ в глазах американцев.

У швейцарцев есть свой Салават, — Вильгельм Телль. Этот не просто «изменил присяге» законному государю, а по легенде, застрелил его из арбалета. А у шотландцев своих Салаватов целая компания (так же, как в действительности, и у башкир): Роберт Брюс, Алан Брэк Стюарт, Роб Рой Кэмпбелл, Уильям Уоллес. Их подвиги экранизированы в голливудских сагах, да еще каких: «Роб Рой», «Храброе сердце»! Между тем, даже американцы, падкие до крови на экране, не включили в сюжет и без того весьма жесткого (но действительно талантливого!) фильма «Храброе сердце» немало жутких, очень жестоких эпизодов, приписанных Уоллесу шотландским историками и фольклором. Иначе историческая сага превратилась бы в комикс-ужастик. Например, образ призрака с собственной головой в руке связан именно с Уоллесом: в таком виде явился ему его боевой товарищ, несправедливо казненный горским мятежником по подозрению в измене. Все сие не мешает Уоллесу оставаться самым чтимым героем, символом Шотландии.

Почему «никто в защиту древнегреческих мифов не лезет амбразуру?» [ Орлов, 2007. С.58 ] — риторически вопрошает Орлов. А потому, что в Греции не нашлось таких странных товарищей, как Швецов, Орлов и к ним примкнувшие. Потому же, почему в Шотландии «не лезут на амбразуру» из-за фильма «Храброе сердце», «Роб Рой», «Лора Дун». Потому что в Британии учат уважению к своей истории и к ее героям, и никому не придет в голову называть свою Родину «эта страна», тем более — писать о своей стране так, как пишет Виктор Суворов, породивший целое направление «ревизионистской литературы», давшее побеги и в спокойном Башкортостане. Или как пишут о нашей республике проживающие в ней Швецов и Орлов.

Жили упомянутые бунтари в слишком темные века, нужен пример посвежее? Пожалуйста: имам Шамиль (не который террорист, опозоривший свое имя захватом женщин в заложники, а аварский богатырь, имам Чечни и Дагестана). Он известен всей России, как и Салават Юлаев, еще из школьной программы по истории Отечества. Попробуйте, г-н Орлов, убедить хоть кого-нибудь на Кавказе, что Шамиль не достоин памяти потомков. Я не жесток, и не стал бы давать такого совета, если бы не был уверен, что у него хватит ума ему не следовать. Как говорил М. Зощенко «Стыдно давать трезвые советы окосевшему человеку». В общем, ругательства Орлова-Швецова в адрес Салавата Юлаева вряд ли поймут не только в Башкортостане, но и во всей России, и во всем цивилизованном мире.