Матрица-перезагрузка: битва идолов

Прыткие были воеводы!

Н.В.Гоголь, «Театральный разъезд…»

 

Удивительно одновременное сотворение «оппозицией» кумиров своих, призванных заменить привычные народу памятники. Так некий Швецов гордо наименовал себя «лидером движения за установление памятника воеводе Михаилу Нагому». Ничего не имею против этой идеи. Странно только, почему именно Нагой? Чем этот герой в истории прославлен? Спросите у любого уфимца, у любого россиянина: а кто это вообще такой? И ответы получите самые интересные. Но равно далекие от истины. Если бы я придерживался методы Орлова, и приписывал конкретному историческому лицу все отрицательные нравы, типичные для его среды и эпохи, как он огульно приписывает таковые Салавату, ничего бы не стоило обрисовать личность Нагого красками чернее ночи. Формально не погрешив против исторической науки, потому что никаких, лично характеризующих этого воеводу сведений не сохранилось. Но о воеводских нравах в целом — сохранилось предостаточно.

В намного более просвещенные времена, на рубеже XVII-XVIII вв., про Степана Сухотина, воеводу города Кунгура (того самого, при штурме которого в 1774 году будет тяжело ранен Салават Юлаев), сообщали, что «торговлю-де разоряет поборами в свой карман и торговых и посадских людей держит у себя в чулане и бьет тростью, отчего один безвинно помер. …Богатого промышленника Змиева томил в сундуке, провертев, чтоб он не задохся, в крышке дырья …и грозится весь Кунгур разорить, если на него будут жаловаться» [ А.Н. Толстой, 1959. С.249 ], «берет со всякого двора сверх всех даней по восьми алтын себе в корысть и велит избы и бани запечатывать, — пора студеная, многие роженицы рожают в хлеву, младенцы безвременно помирают, а иных женщин воевода в земской избе берет за грудь и цыцки им жмет до крови и по иному увечит и озорничает» [ А.Н.Толстой, 1959. С.565 ]. Но творил ли лично Нагой подобные художества, не известно. О нем вообще известно немногое. Никаких территорий, в отличие от разбойника Ермака, первый воевода Уфы не завоевал, царства не присоединял, города не оборонял и не захватывал. Строил Уфимскую крепость, самую маленькую из всех русских крепостей тогдашнего Урало-Поволжья [ Азнабаев, 2005. С.81 ], на месте, облюбованном для крепостей задолго до его рождения: т.е. на территории бывшей ногайской ставки и древних городищ. Выбор места постройки был невелик, и не от воевод зависел, а от доброй воли башкир [ Рычков, 1999. С.263; Азнабаев, 2005. С.73 ]. Разведку места для обустройства крепости произвоил никакой не Нагой, а некий боярский сын Иван Артемьев [ Азнабаев, 2005. С.59 ]. Строил крепостцу, понятное дело, опять же не сам Нагой, не собственноручно, и строилась она не по его инициативе [ Азнабаев, 2005. С.59 ]. Прибыл он в далекую «Башкирь» по царскому приказу, и такое назначение отнюдь не являлось знаком монаршей милости — скорее наоборот. Следовательно, на карьерном поприще он себя ничем особенным не проявил, притом, что в этот период в России ощущалась жуткая нехватка кадров. Никаких прямых свидетельств о его родстве со знаменитым кланом Нагих, родственников очередной жены Ивана Грозного, не обнаружено. Обычный градоначальник (если Уфу еще можно было назвать городом во времена Нагого, о чем среди историков бытуют тягостные сомнения) [ Азнабаев, 2005. С.59-71 ], каких много, разве что первый в истории нашего города — но и то, исключительно если считать ее, начиная с периода вхождения Башкортостана в состав России, что опять же более чем спорно.

Но тогда зачем же других градоначальников обижать? Давайте всем памятники поставим, от Нагого до Ялалова включительно! И места для последующих оставить не забудем. В таком формате, вероятно, и мэрия взглянула бы на деятельность Н. Швецова более благосклонно. Проект грандиозный, хорошо бы и конкурс всенародной по этому поводу объявить. Потому что предложенное группой Швецова оформление оставляет желать лучшего: не поняли дорогие и уфимцы и гости столицы, кто такой стоит: то ли Фридрих Энгельс в наряде а-ля рюсс, то ли дядька Черномор, то ли Лев Толстой на стадии опрощения. Правда, последний запомнился вегетарианцем и трезвенником, потому вряд ли был способен на героический пьяный разворот, продемонстрированный швецовским «памятником».

А если серьезно, то всенародное обсуждение проектов монументов, украшающих столицу, по моему мнению, явилось бы вполне полезным мероприятием. Конечно, решал бы все равно не народ, а жюри из профессионалов и вообще известных в республике людей. Но, по крайней мере, откровенно провальных проектов избежать бы, думаю, удалось.

 

Заключение

В последний раз — опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира

В последний раз — на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

А.Блок, «Скифы»

 

Итак, ничего нового о Салавате его обличители из безопасного далека сказать не сумели. При разборе их творений мы лишний раз убедились, что Салават воевал не против существования государства, монархии, имевшихся у башкир прав и обязанностей, а за претендента на престол в этом государстве, который, по его мнению, мог эти права оградить и расширить, а обязанности — упорядочить (что и сделало правительство, частично и с великим опозданием, в 1798 году).

Вооруженное движение башкир, названное его именем, принципиально отличалось от предшествовавших русско-башкирских войн своим характером – это было именно активное участие в русской гражданской войне, и большего свидетельства интеграции в российское общество и историю, его интересы и понятия, существовать не может.

Отряды Салавата, преимущественно башкирские по этническому составу, все же всегда были многонациональны, суд над собой в процессе самоорганизации альтернативных, повстанческим органам правосудия, ему доверяли представители самых разных народов и вероисповеданий края. Большего свидетельства этнической и религиозной терпимости вряд ли можно требовать. Если, конечно, не считать, что достаточным уровнем является отказ от своей национальной и религиозной идентичностив пользу «классовой» – тогда конечно, Салават Юлаев «экстремист» - потому что жил, воевал и умер башкиром и мусульманином. Но в целом подобное «наклеивание ярлыков» современного лексикона герою пугачевского времени – очевидно, за рамками не только науки, но и общественного сознания и просто здравого смысла.

Вопрос о методологической переоценке характера пугачевщины в целом и участия в ней башкир в частности неоднократно поднимался в современной историографии Башкортостана, и поводом для дискредитации башкирского национального героя послужить никак не может.

В военном смысле Салават Юлаев очевидно являлся выдающимся героем партизанской войны, не отличившись при этом ни особой жестокостью, ни вообще поступками, выходившими за рамки общепринятого для конфликтов типа гражданской войны в современную ему эпоху. Критерии для оценки командира партизан и регулярных войск принципиально различны. Захват укрепрайонов, стратегических населенных пунктов, контроль над огромной территорией, разгром небольших регулярных группировок, умелая агитация и организация, дисциплина, целенаправленность, блестящие маневры – все это у Салавата (и Кинзи, Караная, Расуля, Канзафара, мн., мн. др.) было. Например, Денис Давыдов не одержал ни одной победы в открытом бою над регулярными силами Наполеона (как, впрочем, долгое время не в состоянии была их одержать вся русская армия) – тем не менее, справедливо заслужил славу героя европейской известности под прозвищем Черный капитан – именно как партизан. В открытом столкновении с элитным корволантом И. Михельсона ополченцы Салавата не имели никаких шансов на победу, при отсутствии подавляющего численного превосходства. (А обеспечить подавляющее они не могли, в отличие от чудовищных толп поволжских крестьян на третьем периоде войны – но этих, в отличие от иррегулярных воинов: башкир и казаков, не спасало любое преимущество в числе).

Салават гордо отверг предложения о сдаче, даже после захвата самого Пугачева. На суде вел себя разумно и достойно, измышления по этому поводу оборачиваются просто плохим знанием реалий той эпохи либо намеренной подтасовкой фактов.

Суд и наказание Салавата и его отца были расправой ритуальной, и во многом способствовали возникновению и развитию его народного культа.

Культ Салавата народная память хранила задолго до Советской власти, принимала и поддерживала, как сомкнувшись с советским культом башкирского героя, так и после того, как от Советской власти осталось одно воспоминание. Высокая оценка Салавата Юлаева разделялась и разделяется, вне зависимости от идеологических соображений, ведущими специалистами-историками по данному периоду. Альтернатива такой оценке до сих пор научным обоснованием и поддержкой не обладает – зато обладает поддержкой идеологической, со стороны единичных, маргинальных общественных деятелей местечкового уровня, запятнавших себя самозванством и плагиатом. А это, конечно, совсем другое дело.

Исключение, единственное и, как выяснилось, случайное для уважаемого в науке автора, – исчерпывающе рассмотрено в первых главах данной книги и возвращаться к этому вопросу более не за чем.

Не имеет альтернативного научного обоснования и вопрос об авторстве песен Салавата – кроме него, они никогда никому не приписывались, ни в фольклоре, ни в историографии.

Интерпретация и тенденциозный подбор известных фактов в «десалаватизации» также не отличаются ни новизной, ни обоснованностью — эмоциональная подача таковых не заменяет. Но вот направленность интерпретации внимания заслуживает. Символически она хорошо отразилась в дизайне книжки Орлова.

Он многозначителен, причем в смысле, о котором автор, видимо, не подумал. На суперобложке, помимо грозного Салавата Юлаева и ласкового М.Г. Рахимова, изображен вратарь хоккейного клуба «Салават Юлаев», ошеломленно пропускающий шайбу. Смысл ясен — вот, мол, как я Салавату гол забил! Только если бы вратарь снял маску, все бы увидели, что он — не башкир, а русский.

И действительно, наибольший ущерб писания «обличителей» несут именно русскому сознанию. Для башкир Салават так и останется героем, сколько бы «компромата» товарищи типа Орлова на него не копали, культ этого героя — прочно сложившийся факт нашей культуры. Даже, наоборот, актуальности и эмоциональности этому культу прибавилось — уж слишком официозным стал до их пасквилей глянцевый образ батыра, разукрашенный всеми добродетелями, как расписной пряник. А теперь – заиграл новыми красками, интерес пробудился. Русские Башкирии к открытиям непонятно откуда свалившихся «русских историков» отнеслись в массе равнодушно, а башкиры хором бросились на защиту своего символа. Прибавится и агрессивности в самом культе — глядите, как расправлялся с врагами наш батыр! И учитесь. По книжке Орлова[8].

Моральная сторона этого вопроса мало кого смутит, по крайней мере, в теории: потому что всем известно, что башкирам времен Салавата «было за что мстить» — за пепел многих сотен сожженных башкирских деревень, за десятки тысяч погибших и угнанных в рабство, за изувеченных, безъязыких хранителей народного гнева, которых столь мастерски описал Пушкин в «Капитанской дочке». Только в период войны 1735-1740 гг. башкиры потеряли от 40 до 60 тысяч человек, причем уничтожение и разорение населения было целенаправленным [ Акманов, 1987 ].

Но в том то и дело, что современный культ Салавата 90 лет позиционируется как образ борца, а не образ мстителя. В этом — принципиальная разница. Образ борца всегда обращен в настоящее — защита существующих ценностей, или в будущее — борьба за новое, лучшее, в понимании того, кто борется; образ мстителя — в прошлое, которое, в действительности, уже не изменить. И, на мой взгляд, первое всегда предпочтительней второго.

В жизни эти стороны часто совмещались в одном лице. И от нас зависит: какой из сторон поведения реального героя следовать, что из его наследия «поднимать на щит». «Ревизионисты» же делают все, чтобы наиболее запоминающимся башкирским историческим персонажем стал не борец за законные народные права, а именно свирепый мститель. Интересно, как они сами считают, на какой из данных интерпретаций лучше воспитывать башкирских детей? К счастью, зависит от них немногое, слишком слаба их компетенция, чтобы кто-нибудь им такое воспитание доверил.

В русской же исторической памяти, давно принявшей Салавата в привычной нам трактовке [ В. Шишков, С. Злобин, В. Шукшин ], подобные попытки вызывают расщепление сознания. У читателя начинается битва мифов в отдельно взятой голове. Причем по результатам такого расщепления мифы русской истории противопоставляются мифам башкирской. Для одних Салават останется героем, для других — станет злодеем. А культурные символы тесно взаимосвязаны, резкая переоценка одного из них меняет всю культурную систему, определяющую «свой — чужой». И ведет к расколу уже в оценке политического и шире — культурно-цивилизационного выбора. Следовательно — к расколу России.

В политическом плане спонсоры «анти-салаватовской» истерии этого и добиваются, в масштабах Республики Башкортостан. Ради своих сиюминутных политических выгод они расшатывают культурные основы, рассчитанные на века. Основы, окончательно выработанные после Смуты времен Ленина, Колчака и Валиди, после грандиозного кровавого урока, основы, защищающие всех нас от эксцессов времен Салавата и Михельсона.

Конечно, исторические образы часто не совпадают у разных, даже близких народов — потому-то они разными и являются. Но одно дело — нюансы в трактовке, другое дело — непримиримое противоречие. Которое г-да «десалаватизаторы» старательно провоцируют. Напомним, что всплеск бытового, позже — политического этно-экстремизма в СССР, закончившегося бойней в Сухуме, Баку, Карабахе, Чечне, начался именно с огульной переоценки исторических символов. Советская интеллигенция вначале только смущенно хихикала: как можно спорить, чей царь Давид «лучше», армянский или грузинский, это же дикость! Позже ее наиболее бессовестная часть принялась эти странные дискуссии поддерживать и провоцировать, вошла во вкус. По признанию А. Нуйкина, «демократы» намеренно взяли себе в союзники дремучие силы национального эгоизма и соперничества с целью развала Советской империи — «без них нам ее было не расшатать, эту махину» [ С.Г. Кара Мурза, 2002. С.197 ]. Для русского самосознания подобные игры особенно опасны и болезненны — потому что противоречат главному архетипу, позволившему в свое время русскому народу занять уникальное, «имперское» место в Евразии — архетип арбитра, «культурного амортизатора» провинциальных претензий и склок, архетип всеединства и вселенскости [ Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев ]. Они разрушают навыки поразительной восприимчивости, мудрого понимания, что «в чужой монастырь со своим уставом не ходят», что «по-ихнему он был совершенно прав» [ М.Ю.Лермонтов ] — главной силы русских. Без этих навыков вся военная мощь русского народа была бы бесполезна: можно выиграть войну, но нельзя заставить жить вместе народы, которые не могут терпеть такое сожительство. Вопреки распространенному, в том числе среди самих русских, да и всех россиян, стереотипу, сущностным свойством российской цивилизации являются не крайности, а именно умение найти меру возможного, отойти от напыщенных деклараций к реальной жизни (чаще всего, не отвергая их, а просто игнорируя) — отсюда и скептическое отношение к букве закона. (И даже это умение тщательно, подсознательно скрывая внешним шумным размахом и драматичностью страстей).

Ныне, во времена тяжелого, цивилизационного кризиса, эти навыки начали слабеть. Крикливый шовинизм ущемленного — это признак слабости, а не силы. Но и слабость бывает опасна, тем более, что она имеет свойство усугублять самое себя, в данном случае — когда истерическими окриками и обвинениями отталкивают друзей и союзников. Когда силу не накапливают, а имитируют: «Боится — значит, уважает!». И истерический крик: «Мы самые первые, древние, лучшие»! И «борцы с Салаватом», по моему впечатлению, активно вписываются в этот процесс. Я далек от мысли, что цель ослабления своего народа сознательно ставилась ими (да и решать не им, а их спонсорам). Нет, просто в эпоху, когда организм нации слабеет творчески, большинство начинает прибегать к пути наименьшего сопротивления, «искать ниши». В том числе в науке и публицистике. А такие пути, как правило, ведут к усугублению болезни, потому что для выздоровления всегда нужно, наоборот, сверх-усилие, умение идти «против течения», осторожность («не навреди!») и чувство меры.

Потому что самое сложное — удержаться на лезвии бритвы [ И. Ефремов ]. Куда легче легкомысленно «критиковать» негласно разрешенное для критики ради сиюминутного политического выигрыша. Это модно и прибыльно. Совершенно не задумываясь о последствиях. Только не нужно притворяться, будто ругать власть, обладающую в нашей республике, что типично для традиционного общества, самым примитивным уровнем информационной защиты — это и есть «плыть против течения». Почему-то постоянно оказывается, что втайне таким образом «плывет» чуть ли не весь интеллигентско-номенклатурный бомонд. Который сам эти течения и создает. Потому и непотопляем. А к «правительственной» или «оппозиционной» струе относится данная группа в конкретный момент — вопрос, для нас, простых людей, не главный. Важно, куда уводят нас эти течения. И плохо, что в данном случае, по моему мнению — в никуда. Поэтому мы должны самостоятельно учиться противостоять манипуляции нашим историческим и политическим сознанием. Ставка на этот раз велика, уровень противостояния — уже не идеологический, а культурно-цивилизационный. И мы отстоим нашу общую цивилизацию, дружбу наших народов и наработанную веками политическую культуру их взаимодействия. Включая национально-территориальную автономию в составе России — институт, выработанный нашими предками в муках, творчестве и компромиссах. От нового раскола и новой перестройки. Если научимся разбираться в собственной истории и в самих себе.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Азнабаев Б.А. Интеграция Башкирии в административную структуру Российского государства (вторая половина XVI – первая треть XVIII вв.). Монография. — Уфа, 2005.

2. Акманов И.Г. Башкирские восстания в XVIII веке. — Уфа, 1987.

3. Акманов И.Г. За правдивое освещение истории народов. — Уфа, 1995.

4. Александер Д. Башкирия в восстании Пугачева // Ватандаш. 2007. № 6.

5. Байназаров И.Н. Алдарбай Исекеев и некоторые вопросы его биографии // Валидовские чтения. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. — Уфа, 2005.

6. Балабуха А.Д. Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было. — М., 2005.

7. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. — М., 1986.

8. Башкирское народное творчество. Т.2. Предания и легенды / Сост., всупит. Ст., коммент. Ф.А. Надыршиной. — Уфа, 1987.

9. Башкиры // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1890.

10. Бердин А.Т. Молоток для кривых зеркал. Авторский историко-критический сборник. — Уфа, 2006.

11. Бердин А.Т. Некоторые особенности интерпретации истории Башкортостана в рамках традиций либерального консерватизма // Культура народов Башкортостана: история и современность. Сборник научных статей. — Уфа, 2003. С.42-44.; Он же. К вопросу о методологии изучения истории Башкортостана // Вестник АН РБ. 2007. Т. 12. № 2. С.24-29.

12. Буканова Р.Г. Города и крепости Юго-Востока России в ХVIII веке. — Уфа, 1998.

13. Буровский А.М. Крах империи. — М. - Красноярск, 2004.

14. Буровский А.М. Евреи, которых не было. — М. - Красноярск, 2004.

15. Валиди А.А. История башкир. История тюрок и татар. — Уфа, 1994. (на башк. яз.)

16. Васильев И. Башкиры и мишари в походе на Пруссию // Ватандаш. 2000. №2.

17. Васильев Л.С. Феномен власти-собственности. К проблеме типологии докапиталистических структур // Типы общественных отношений на Востоке в средние века. — М., 1982.

18. Витевский Н.В., И.И.Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 года. — Казань, 1889.

19. Геродот. История. — Л., 1972.

20. Гвоздикова И.М. Башкортостан накануне и в годы Крестьянской войны под предводительством Е.И.Пугачева. — Уфа, 1999.

21. Гвоздикова И.М. Салават Юлаев. Исследования документальных источников. — Уфа, 1982.

22. Гревингхольт Й. Республика Башкортостан. Становление авторитарного режима. — Казань, 2006.

23. Даль В.И. Повести и рассказы. Уфа, 1981.

24. Демография башкирского народа: прошлое и настоящее. Материалы межрегиональной научно-практической конференции, посвященной II Всемирному курултаю башкир. — Уфа, 2002.

25. Дильмухаметов А.А. Воины против ублюдков. — Уфа, 2007.

26. Заки Валиди Тоган. Воспоминания. Борьба народов Туркестана и других мусульман-тюрков за национальное бытие и сохранение культуры. Кн. 1. / Пер. Г. Шафикова, А. Юлдашбаева. — Уфа, 1994.

27. Закиев М.З. Об установлении и подтверждении 1000-летия Казани // Россия и Башкортостан: история отношений, состояние и перспективы. Материалы международной научно-практической конференции, посвященной 450-летию добровольного вхождения Башкирии в состав России. — Уфа, 2007. С.102-104.

28. Закиев М.З. Происхождение тюрков и татар. — М., 2003.

29. Западные башкиры по переписям 1795 – 1917 гг. / Сост. А.З. Асфандияров, Ю.М. Абсалямов, М.И. Роднов. — Уфа, 2001.

30. Зиновьев А.А. Запад. — М., 2007.

31. Злобин С.П. Салават Юлаев. Исторический роман. — Уфа, 1978.

32. Иголкин А.А. Символы исторической памяти на страницах советских газет // Труды Института Российской Истории. Выпуск 6. — М., 2006.

33. Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948-54 гг. М., 1992. 

34. История административно-территориального деления Республики Башкортостан (1708-2001). Сборник документов и материалов. — Уфа, 2003.

35. История дипломатии. Т.1. — М., 1959.

36. Кара Мурза С.Г. Антисоветский проект. — М., 2002.

37. Кара Мурза С.Г. Гражданская война (1918-1921) — урок для ХХI века. — М., 2003.

38. Кара Мурза С.Г. Советская цивилизация. Т. I. — М., 2001

39. Кожинов В.В. Победы и беды России. — М., 2005.

40.Кара Мурза С.Г. Пpоект будущего и кpитика советского стpоя // Наш современник. Февраль, 1999.

41. Кулбахтин Н.М. Из истории гайнинских башкир. — Уфа, 1999.

42. Кулбахтин Н.М. Юлай-атаман, Салават-сардар, Кинзя-абыз. — Уфа, 2004.

43. Лоссиевский М.В. Из неизданных арабских и татарских хроник // Оренбургский листок. 1881.

44. Лотфуллин И.М., Ислаев Ф.Г. Джихад татарского народа. — Казань, 1998.

45. «Любезные вы мои…». Сборник документов, посвященных участию башкир в Отечественной войне 1812 г. / Сост. А.З. Асфандияров — Уфа, 1992.

46. Материалы по истории Башкортостана. Т.VI. — Уфа, 2002.

47. Материалы по истории Казахской ССР. Т.IV. — М.-Л., 1940.

48. Мауль В.Я. Десалаватизация республики неминуема / http://kraeved.opck.org/biblioteka/bashkortostan/desalavatizaciya_respubliki_neminuema/desalavatizaciya_respubliki_neminuema.php

49. Мауль В.Я. Архетипы русского бунта XVIII столетия // А.С. Пушкин А.С., М.И. Цветаева, В.Я. Мауль. Русский бунт. — М., 2007.

50. Мауль В.Я. Пугачевский бунт в восприятии русских «простецов» // Человек второго плана в истории: альманах интеллектуальной истории. Сборник материалов. Выпуск 3. — М., 2007. С. 80 – 92.

51. Мауль В.Я. Пугачевский бунт в зеркале народной смеховой культуры // Диалог со временем: альманах интеллектуальной истории. Выпуск 11. — М., 2004. С. 277 – 281.

52. Мауль В.Я. Имя императора Петра III в социокультурной истории

русского самозванчества (опыт аксиологической рефлексии) // Тюменский

исторический сборник. Вып. VIII. Тюмень, 2005. С. 82 – 86.

53. Межкультурный диалог на евразийском пространстве. Материалы международной научной конференции. — Уфа, 2002.

54. Мусина А. Критически заметил // Аргументы и факты. — Башкортостан. 2006. № 51. С.5

55. Национально-государственное устройство Башкортостана: сб. док. / Авт.- сост. Б.Х.Юлдашбаев, Т.1. — Уфа, 2002

56. Национально-государственное устройство Башкортостана: сб. док. / Авт.- сост. Б.Х.Юлдашбаев, Т.3. — Уфа, 2006.

57. Нефедов Ф.Д. В горах и степях Башкирии. — Уфа, 1988.

58. Нольде Б. Усмирение Башкирии // Ватандаш. 2000. №2.

59. Орлов А.С. Рецензия на книгу А.Б.Каменской «Под сенью Екатерины…» // Вопросы истории. 1994. №7. С. 174.

60. Орлов С.А. Ликвидация Уфимской губернии: как это было. — Казань, 2006.

61. Орлов С.А. Пирамида Салавата. — Уфа, 2007.

62. Оруэлл Д. Эссе. Статьи. Рецензии. — Пермь, 1992.

63. Письмо Батырши императрице Елизавете Петровне. — Уфа, 1993.

64. Присоединение Среднего Поволжья к Российскому государству. Взгляд из ХХI века. «Круглый стол» в ИРИ РАН. — М., 2003.

65. Пушкин А.С. Критика и публицистика. Автобиографическое. Собр. соч. в 6 томах. Т.5. — М., 1950.

66. Пушкин А.С. История Пугачева. Собр. соч. в 6 томах. Т.6. — М., 1950. 67. Янгузин Р.З. Этнография башкир. — Уфа, 2002.

68. Раимов Р. История Башкирской АССР. — М., 1952.

69. Рахимов Р.Н. Отечественная война 1812 года в современном сознании // Ватандаш. 2000. № 3.

70. Рычков П.И. История Оренбургская. — Оренбург, 1986.

71. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. — Уфа, 1999.

72. Сидоров В.В. Был героем Салават. — Уфа, 2003.

73. Синенко С.Г. Город над Белой рекой. — Уфа, 2002.

74. Соловьев В.М. Актуальные вопросы изучения народных движений (Полемические заметки о крестьянских войнах в России) // История СССР. 1991. № 3. С.133.

75. Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. — М, 1989.

76. Сорокин П.А. Основные черты русской нации в XX столетии // О России и русской философской культуре. — М.,1990. С.463-489.

77. Таймасов С.У. Восстание 1773-1774 гг. в Башкортостане. — Уфа: Китап, 2000.

78. Толстой А.Н. Петр Первый. Собр. соч. в 10 томах. Т.VII.— М., 1959.

79. Трепавлов В.В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. — М., 2007.

80. Федотов Г.П. Будет ли существовать Россия? // О России и русской философской культуре. — М., 1990. С.450-462.

81. Феннел Д. Кризис средневековой Руси. 1200-1304. — М., 1989.

82. Филиппов В.Р. Критика этнического федерализма. — М., 2003.

83. Швецов Н.А. Критические заметки по истории Башкирии. — Уфа, 2006.

84. Юнусова А.Б. «Великий имам Дальнего Востока» Муххамад-Габдулхай Курбангалиев // Вестник Евразии. 2001. № 4 (15).

85. Ямаева Л.А. Мусульманский либерализм начала ХХ века как общественно-политическое движение. — Уфа, 2002.

[1] Исследование выполнено в рамках проекта РГНФ-Урал № 08-03-843314 а/У «Социокультурный феномен «фолькхистори» (на материале РФ, РБ и РТ)».

[2] к политизированному ее сегменту в Башкирии относятся, например, «исторические» брошюры А. Дильмухаметова, С. Орлова, Н. Швецова.

[3] По свидетельству австрийского посла: «Царь велел всунуть бревна между бойницами московских стен. На каждом бревне повешено по два мятежника. …Едва ли столь необыкновенный частокол ограждал какой-либо город, каковой изобразили собою стрельцы, перевешанные вокруг всей Москвы». Отсюда и пословица.

[4] Спорно, т.к. кроме ныне официально признанной даты рождения — 1754 г. [ Гвоздикова,1982; Кулбахтин, 2000 ], есть версия — 21-летний, 1752 г.р. [ Ф.А. Ищериков; А.Н. Усманов; Наш Салават, 1973. С 296 ], либо 22-летний, 1751 г.р. [ Р.Ш. Вахитов, 2008. С.193 ], но не в ней в данном случае суть.

[5] Первая была для них естественна, а второе на них не распространялось.

[6] Эта команда сражалась под Гросс-Егерсдорфом и Пилау. Под Кунерсдорфом ее, скорее всего, не было.

[7] Исключение — особая ситуация с некоторыми представителями татарстанской науки. Обстоятельство, весьма для нее печальное.

[8] «Брошюра может быть использована в качестве учебного пособия при изучении курса «История Башкортостана»» [ Орлов, 2007. С.2 ].