Эмоциональные и мотивационные состояния

Проблемная ситуация может вызывать у решающего задачу различные эмоциональные и мотивационные состояния. Эти состояния могут, в свою очередь, влиять на эффективность решения задач. Существует много экспериментальных приемов вызывать эмоциональное напряжение в ситуации решения задач, и психологи широко используют эти приемы в своих исследованиях. В одном из них Рей (1965) давал испытуемым задачу, в которой нужно было выбрать из набора предлагаемых принципов решения только один — "правильный". Но одной половине испытуемых сначала была предъявлена задача, в которой фактически не было "правильного" принципа. Эта группа "неудачников" работала над данной фрустрирующей задачей в течение 12 мин до предъявления настоящей, решаемой задачи. "Контрольная" группа — другая половина испытуемых — решала настоящую задачу сразу. В результате 49% "контрольных" испытуемых и только 32% "неудачников" решили задачу за установленное время.

По-видимому, такое открытие не было для нас сюрпризом. Существуют убедительные доказательства, что интеллектуальные способности, как правило, страдают от неудач. Тем более неожиданным является утверждение Левитта (1956) о том, что успех также может ухудшать решение творческих задач. В своем обзоре экспериментальных результатов, полученных при использовании тестов на установку типа "сосуды с водой", он замечает, что в экспериментах Ковена (1952) как "поощряемая", так и "стрессовая" группы испытуемых гораздо дольше продолжали применять первоначальный и не самый лучший способ решения, чем это делали испытуемые "умеренно стрессовой" группы. По-видимому, чувство успеха может, как и фрустрация, понижать эффективность решения задач.

Короче говоря, когда интенсивность мотивации решающего задачу увеличивается, то эффективность его работы также увеличивается, но до определенных границ. После этого любое повышение мотивации приведет к снижению эффективности решения задач. Конечно, точка "оптимальной" интенсивности мотивации будет сильно варьировать от одного человека к другому. Эти вариации зависят, в частности, от личностных характеристик человека, к обсуждению которых мы и переходим.

Личностные факторы

Люди существенно различаются по степени восприимчивости к ситуационным влияниям, возникающим при решении задач. Эти индивидуальные различия отражают взаимодействия ситуационных детерминант процесса решения с такими устойчивыми характеристиками человека, как его знания, интеллект и личностные черты.

Существует много примеров таких взаимодействий. Например, с увеличением наших знаний об исследуемом объекте его ситуационные признаки как бы отходят на второй план: астроном, знающий, что луна лишь отражает свет солнца и не имеет собственного источника световой энергии, вряд ли будет воспринимать ее как "жар-птицу, летящую по ночному небу". Оказалось также, что эффект установки легче вызывается у людей со сравнительно низким интеллектом. И наконец, степень влияния эмоционального напряжения, вызванного проблемной ситуацией, на процесс решения задачи отражает различия устойчивых личностных характеристик. Читатель, вероятно, вспомнит среди своих друзей и тех, кто "пасует" перед трудностями в решении задачи (скажем, при дефиците времени), и тех, кто продолжает работать эффективно при любых обстоятельствах.

Рассмотрим теперь личностные факторы более детально.

Знания

В любом обсуждении решения творческих задач — как у изобретателя-практика, обобщающего свой собственный опыт, так и у психолога, создающего свою теорию на основе лабораторных экспериментов, — подчеркивается тесная взаимосвязь между знаниями и творчеством. Эту взаимосвязь отражают два противоречащих друг другу положения, каждое из которых является валидным.

С одной стороны, чем больше знаний получил человек в прошлом, тем более разнообразны его подходы к решению новых задач. Действительно, для решения трудной задачи человек должен иметь необходимые специальные знания. Чем больше известно нам различных значений исследуемого объекта, тем с большей гибкостью мы будем использовать этот объект в попытках решить задачу.

С другой стороны, знания могут ограничивать нас, приучать к использованию традиционных, стереотипных значений объекта. В этом смысле чем меньше знаний человек получил в прошлом, тем легче ему найти необычную, оригинальную идею решения. Известно много примеров, когда ученые добивались значительных творческих успехов в новых для себя областях. Оснащенные не слишком большим запасом знаний, они задавали проницательные и глубокие вопросы, позволяющие увидеть новые пути решения старых и трудных проблем.

Важное значение для решения задач имеет степень готовности знаний к их применению. Одним из экспериментальных подтверждений этому служит исследование П.Саугстада и К.Раахейма (Раахейм, J 965) из университета в Осло.

Испытуемыми были 95 школьников старших классов. Задания: используя предметы, лежащие на столе, пересыпать шарики из стакана G в контейнер О, не заходя за черную линию (рис. 1).Решение: согнуть гвоздь клещами, привязать этот крючок к концу веревки и бросить так, чтобы зацепить им деревянную раму F, затем подтащить ее к себе, минуя преграду В. Сделать из газет трубки и с помощью резиновых колец соединить их в одну длинную трубу. Теперь по этой бумажной трубе шарики можно пересыпать в контейнер О.

Перед выполнением задания испытуемых просили перечислить возможные способы применения предметов, предъявленных затем в эксперименте. Они говорили, например, что с помощью гвоздя можно что-либо закрепить, колоть, подвешивать и т. д. Их просили также привести три иллюстрации каждой из названных функций. Чтобы решить задачу, нужно актуализировать два "необычных" значения: гвоздь как крючок и газеты как "труба" (или "туннель"). Испытуемые разделились на три группы: 1) упомянувшие в своих иллюстрациях "крючок" и "трубу", 2) упомянувшие и то, и другое и 3) не указавшие этих функций. Результаты эксперимента представлены в таблице.

Функция предметов	Количество испытуемых	Процент решений
Крючок и труба
Крючок или труба
Не упоминаются

Интеллект

Интеллект — это относительно стабильная способность человека, которую он использует в основном с постоянной интенсивностью в каждой новой ситуации решения задач.

Экспериментальные исследования отношения интеллекта к решению задач нужны, конечно, не для иллюстрации того общеизвестного положения, что умные люди решают задачи лучше. Необходимо полно и точно определить специфические функции интеллекта в решении задач. О высокой восприимчивости людей с низким интеллектом к эффекту установки мы уже говорили. Клаусмайер и Лафлин (1961), определяя продуктивность решения задач 11-летними детьми, выявили различие между детьми с высоким и низким IQ. Оно состояло в том, что первые демонстрируют лучшее умение проверять свои пробные гипотезы и в итоге отвергают все неверные решения. Ослер и Траутман (1961) выяснили также, что дети с высоким интеллектом, решая достаточно сложные задачи, выдвигают и проверяют гипотезы, отвечающие некоторому основному принципу, и, таким образом, с большой вероятностью достигают ага-решений. Дети с нормальным интеллектом, напротив, рассматривают несколько гипотез и продвигаются в решении постепенно.

Личность

Личностные факторы, связанные с решением задач, весьма разнообразны. Исследования показывают, что людей, хорошо решающих за­дачи, отличают такие характеристики, как гибкость, инициатива и уверенность. Существуют убедительные доказательства, что тенденция приспосабливаться к социальному давлению связана с малой продуктивностью решения задач. Накамура (1958) установил, что конформные студенты решают задачи гораздо хуже тех, кто независим в своих суждениях (при этом, разумеется, учитывались интеллектуальные различия конформных и неконформных студентов). Маккоби, Доулей, Хатен и Дегерман (1965) в экспериментах с детьми младшего школьного возраста выделили еще один коррелят способности решать задачи. Умение сдерживать свои движения, определенное с помощью соответствующих проб (например, чертить линии на бумаге, делая это "очень медленно"), связано с высокой эффективностью в решении перцептивных задач. Это не значит, что дети, решающие задачи хорошо, были менее активны. Измерения общего уровня их активности в игре не показали подобной взаимосвязи. Относится ли эта способность контролировать и по необходимости сдерживать моторную активность к умению строго следовать инструкции или является особым личностным фактором "внутреннего контроля"? Надеемся, что исследователи еще ответят на этот вопрос.

Помимо изучения влияния различных личностных черт на процесс решения задач, можно исследовать личностные характеристики людей, ярко проявляющих творческие способности в своей профессиональной работе. Большинство текущих исследований по этому вопросу проводится в Институте диагностики и изучения личности (Калифорнийский университет). Изучаются такие представители творческих профессий, как архитекторы, художники, математики, бизнесмены и ученые.

Для всех этих групп было установлено, что более творческие люди не обязательно обладают значительными интеллектуальными преимуществами (хотя, конечно, их интеллектуальный уровень достаточно высок). Не все творческие люди хорошо успевали в школе. При сравнении этих людей с менее творческими людьми того же интеллектуального уровня выявилось много примечательных личностных различий. Пожалуй, самым поразительным из них было то, что в творческих людях удивительно «смешиваются» подлинная личностная зрелость и некоторые "детские" черты. Так, по данным Чемберса (1964), творческий человек склонен к самоуверенности, доминированию в своих отношениях с другими, он быстро берет и упорно поддерживает инициативу. Он редко считается с мнением других и не ждет от них одобрения своей работы. Его склонность к нонконформизму, иногда даже беспричинному, и независимость в суждениях доходят подчас до стремления к нешаблонности. Он открыт опыту и бывает крайне резок и критичен к своим и чужим недостаткам. Таким образом, сущность творческого человека заключается в том, что он способен сочетать в себе удивление, воображение и честность ребенка с познавательными навыками зрелого и реалистичного взрослого.

Когда творчество рассматривают в связи с успехами в научной работе, то легко - слишком легко предположить, что оно представляет собой общую, глобальную характеристику. Однако анализ показывает, сколь различны способности и навыки, необходимые даже для одного-единственного творческого акта. Но именно в силу такого разнообразия остается актуальным поиск общих критериев для определения творческих способностей, изучение жизни творческого человека в целом.

Г. Эббингауз.Смена душевных образований (1)

(Хрестоматия по общей психологии. Вып.Ш. Субъект познания: Учебное пособие для студентов спецотделений факультетов психологии высших учебных заведений.- М.: Российское психологическое общество, 19998, с.316-322).

О памяти

1. Общий закон ассоциации. В явлении внимания душевные процессы до известной степени суживаются. Душа избегает пестрого многообразия одновременных воздействий. Она ограничивается главным образом тем, что имеет для нее выдающееся значение, как в добре, так и во зле, причем она реагирует на них, по возможности, простым способом. Но эта закономерность удачно дополняется другой: душевные процессы вместе с тем распространяются вширь; в ином отношении душа дает каждый раз больше, чем от нее требуется. И только тому становится очевидной чудесная целесообразность господствующих здесь законов, кто понимает, что именно это сужение ее деятельности дает ей полную возможность к расширению, имеющему столь важное значение.

Вы начинаете в присутствии другого человека декламировать: "Кто скачет, кто мчится", и он продолжает: "под хладною мглой". Вы спрашиваете его: "7x9?", и он, не задумываясь, отвечает: "63". Вы спрашиваете: "lepain?", и он отвечает: "хлеб". Вы встречаете человека, и вам приходит на мысль его имя, хотя никто не произносил его. Или вы видите плод и думаете о его вкусе, хотя вы даже и не прикоснулись к нему. Запах дегтя пробуждает представления о кораблях и морском путешествии, запах карболки — о больницах и операциях. Что во всех таких случаях происходит?

Вы неоднократно слышали все стихотворение, вы неоднократно имели вкусовые впечатления плода непосредственно вслед за зрительным его впечатлением; происходило это вследствие объективных причин, которые этим впечатлениям соответствуют. И вот в настоящее время одна часть этих причин снова воздействует на душу и вызывает соответствующие впечатления, а остальные причины отсутствуют; тем не менее действия и этих отсутствующих причин вступают в сознание по крайней мере как представления отсутствующих причин. И вообще если какие-либо душевные образования когда-нибудь заполняли сознание одновременно или в близкой последовательности, то впоследствии повторение одних членов этого прежнего переживания вызывает представления и остальных членов, хотя бы первоначальные причины их и отсутствовали. Наша душа расширяет и обогащает всегда то, что ей непосредственно дано, на основе прежних своих переживаний. При помощи представ­лений она постоянно восстанавливает те более обширные связи и более значительные единства, в которых она некогда переживала то, что в настоящий момент дано ей частями и полно пробелов. Она немногое воспринимает из того, что каждый раз претендует на ее внимание; но то, что проникает в нее благодаря удачно сложившимся условиям, она облекает и пропитывает собственным своим прошлым. Другими словами, вступающие в сознание образования сами обусловливают это дополнение их прошедшим, и именно в этом и заключается то действие, которое они оказывают.

Общая способность души к этой работе называется памятью. Для самого факта возрождения прежних переживаний наша обыденная речь не выработала одного общего названия, а выработала такое название лишь для одного случая, имеющего на практике особо важное значение. Если какие-нибудь психические содержания, существовавшие когда-либо у человека и возрождающиеся теперь как представления, сопровождаются вместе с тем и сознанием того, что они некогда уже переживались, а может быть и представлениями "о тех или других побочных обстоятельствах, то такой процесс называется воспоминанием. Нецелесообразно ограничивать исследование одним только этим специальным случаем, далеко не всегда осуществляющимся в действительной жизни, и потому наука создала термин воспроизведение, обозначающий в самых общих чертах процесс возрождения пережитых некогда содержаний сознания в виде представлений. Между воспроизведением и памятью, следовательно, существует приблизительно такое же отношение, какое существует между работой и энергией; первое выражение обозначает процесс, наблюдаемый в действительности, а второе обозначает возможность его наступления, которую следует представлять себе существующей и в случае отсутствия процесса. Еще чаще, однако, научная терминология пользуется другим словом, которое, подобно памяти, имеет своим источником стремление заимствовать название явления от предполагаемой его причины. Сама собой напрашивается, без сомнения, мысль - объяснять воспроизведение душевных образований, пережитых некогда вместе, тем, что эти образования вступили в тесную связь между собой и теперь настолько между собой внутренне связаны, что одно из них всегда влечет за собой другое. Вот эта мысленная связь и называется ассоциацией. Душевные образования называются ассоциированными, если они когда-либо раньше были пережиты вместе, и существует более или менее основательное допущение, что при существующих условиях они могут вызывать друг друга. Вместе с тем, однако, термин ассоциация употребляется еще очень часто и в переносном смысле. Он обозначает не толь­ко предполагаемую внутреннюю причину воспроизведения, но и само это воспроизведение, действительное вступление в сознание представлений вследствие мысленной внутренней связи, и в этом значении он у многих авторов почти совершенно вытеснил термин воспроизведение. Так, например, и сформулированная нами только что закономерность процесса воспроизведения называется обыкновенно законом ассоциации. Хотя это выражение стало общеупотребительным, мы здесь будем пользоваться им, по мере возможности, только в собственном его значении.

В погоне за краткостью формулировки, этому общему закону ассоциации было первоначально придано слишком узкое значение, и он нуждается поэтому в значительном расширении. Если бы для ассоциативного пробуждения душевных образований было строго необходимо, чтобы частичные содержания, пережитые некогда в тесной связи между собой, возвращались точно таким же образом, каким они существовали когда-то, то душа сравнительно редко могла бы пользоваться своей способностью расширения и дополнения того, что ей непосредственно дано, ибо действительное равенство — явление в мире исключительное. Но в том-то и дело, что такого полного равенства вовсе и не требуется, и чрезвычайно важное значение процесса для нашей душевной жизни именно на этом и основано. Ощущения или представления данного в настоящий момент не тождественны с существовавшими некогда раньше, а только сходны с ними, и тем не менее они пробуждают представления душевных образований, которые были некогда связаны с ними. Если первоначально, например, была пережита группа образований abcde, то повторение членов а и b пробудит соответствующие остальным членам представления cde, но то же самое случится уже, если соответствующими причинами будут вызваны в душе не образования аb, а только сходные с ним впечатления a1, b1. Само собой понятно, что это произойдет тем легче и вернее, чем больше это сходство, и с тем большим трудом и реже, чем оно меньше.

Когда ребенок учится читать, он запоминает в связи с определенными печатными знаками определенные звуки и комбинации звуков. Впоследствии он с наибольшей уверенностью воспроизведет эти звуки, если перед ним будут вполне те же знаки, но в большинстве случаев он воспроизведет их и в том случае, если они будут немного больше или меньше, если шрифт будет другой или даже если они будут снабжены какими-нибудь украшениями. Подоб­ным же образом ребенок; выучив название собаки, применяет его и к кошкам, и к другим четвероногим, применяет название мухи и к комарам, и к воробьям. Когда на улицах появляются елки и вы начинаете закупать всевозможные вещи к праздникам, вы вспоминаете рождественские праздники прошлых лет; совершая какое-нибудь путешествие, вы вспоминаете переживания прошлых путешествий, хотя конкретные впечатления, представления, намерения, которыми вы одушевлены, вряд ли когда-либо точно совпадают с теми, которые были у вас раньше. <...> Очевидно, следовательно, что освобождение воспроизведенных представлений в случае простого сходства исходных членов vim подстановки сходных членов, как можно также сказать, должно быть признано фактом первичным и не поддающимся дальнейшему анализу.

Несколько иное отклонение воспроизведений от существовавших некогда переживаний мы находим в конечных членах, у самих воспроизведенных представлений. Они воспроизводят то, что было в прежних переживаниях связано с исходными членами, но редко воспроизводят это с той конкретной определенностью, с тем многообразием, с которым они были пережиты в действительности. Как мы уже видели, представления всегда бывают менее точны, более спутаны и полны пробелов, чем ощущения или прежние представления, которые ими в известной мере воспроизводятся, и поэтому воспроизве­дение прошлого всегда только приблизительно.

До сих пор мы только представления рассматривали как результат процесса воспроизведения. Мы мельком уже упомянули, что эти представления как своим содержанием, так и характером своей связи могут в свою очередь вызвать те или другие чувства и что это может привести к ассоциациям, имеющим величайшее значение и для жизни чувств. Тут же мы заранее отметим, что при известных условиях представления вызывают и движения и что вследствие этой связи могут быть ассоциативно и в зависимости от прежних переживаний вызваны и действия. Сюда относится упомянутое произнесение цитат или названий, которые всплыли в памяти; иногда дело не доходит до полного произнесения слов, а ограничивается только движением губ и языка. Слушая звуки танцев или марша, вы начинаете ритмически двигать головой или руками и ногами. <...>

2. Традиционное объяснение. Традиционное учение о внутренней связи, об ассоциации представлений и основанного на этой связи явления пробуждения их может с первого взгляда показаться гораздо более широким. Оно утверждает, что поток представлений регулируется четырьмя различными принципами: совершается переход от существующих в настоящий момент переживаний - 1) к представлениям сходным, 2) к представлениям противоположного содержания, 3) к содержаниям, которые ранее когда-то были пространственно связаны с существующими в данный момент впечатлениями, и 4) к содержаниям, которые существовали одновременно с ними. Это учение признает, следовательно, четыре закона ассоциаций: по сходству, по контрасту, по пространственному сосуществованию и по временной связи. <...> В этой формулировке учение это столь же старо, как и сама психология; его можно найти (по неполному отрывку в платоновом Федоне 72 Д) уже у Аристотеля {de тет.2). Правда, упоминается здесь об этом с целями практическими: чтобы связать с этим рассуждение о том, как следует поступать человеку, который хочет вспомнить что-либо. Громадное значение этого явления для всей нашей душевной жизни стало все более и более выясняться лишь с середины XVIII столетия (Юм Гартли).<... >

3. Изучение частностей. Лет 20 тому назад наши познания о явлениях памяти в существе ограничивались разобранными нами общими законами и немногими более определенными, но отчасти лишь мало надежными выводами из самых повседневных данных нашего опыта. С тех пор экспериментальное исследование успело овладеть предметом и выяснить огромное множество весьма важных подробностей. Чтобы дать полный обзор современного знания по этому вопросу, необходимо поэтому разделение материала. Нам придется отделить рассмотрение простых ассоциаций между двумя или несколькими последовательными членами от рассмотрения случаев более сложных, в которых одно представление бывает ассоциативно связано одновременно со многими другими. Простые же ассоциации или ассоциационные ряды естественно разделить затем на следующие три части: 1 — возникновение ассоциаций вследствие одновременного существования их членов в душе и повторений их (узнавание и заучивание), 2 -судьба ассоциаций после первого их возникновения, их сохранение и исчезновение (запоминание и забвение), 3 - процесс воспроизведения. Заранее можно признать, что распределение отдельных явлений по этим рубрикам несколько произвольно. Это разделение трех точек зрения, весьма целесообразное в виду наглядности обзора, разрывает иногда то, что в действительности связано. <...> (2.)

Что касается отношения, существующего между различными методами, то о нем можно сказать приблизительно то же самое, что мы сказали уже при обсуждении методов психофизических. Метода, во всех случаях более удобного, чем все другие, и потому лучшего, совсем нет; целесообразность того или другого метода зависит и от вопроса, подлежащего разрешению, и от существующих каждый раз условий, и от лица, подвергающегося исследованию. Не следует даже надеяться на то, что исследование одной и той же проблемы с помощью различных методов даст всегда одни и те же результаты. Как это будет еще показано, условия в этом отношении оказываются порой гораздо менее простыми, чем это можно было предположить с первого взгляда. Конечно, закономерность, проявляющаяся при определенных условиях, объективно всегда только одна, но условия-то не остаются одними и теми же при применении различных методов. Если даже все внешние условия остаются точно такими же, то не остается же одинаковым намерение, а следовательно, и все духовное состояние лица, подвергаемого исследованию. Оно бывает, например, иным, если ему приходится что-нибудь запечатлеть или отдельно вос­произвести, иным — если приходится запечатлеть весь ряд или только члены его попарно, и иным также, если приходится запоминать на один только момент или на более продолжительное время.

Образование ассоциации (узнавание и заучивание)

Значение повторений. Общеизвестно, что для внутренней связи душевных образований, которые должны быть воспроизведены, важно прежде всего то, чтобы они достаточно часто переживались душой одновременно или в близкой последовательности и чем чаше они переживаются, тем с большей пра­вильностью и уверенностью они воспроизводятся и тем возможнее становится воспроизведение их на будущее время. Как велико должно быть число повторений определенных переживаний, для того чтобы они могли быть воспроизведены впоследствии в определенный момент? Общего указания на этот счет дать невозможно. Мы знаем только, что здесь существуют величайшие различия. Простые события, которые произвели особо сильное впечатление, могут по истечении многих лет вступать в сознание с полной ясностью и отчетливостью, будучи пережиты даже только один раз; события более сложные и менее интересные человек может переживать десятки и сотни раз, а точная связь их надолго не запечатлевается.

Только один случай, особенно легко поддающийся исследованию, изучен более подробно — это случай, когда воспроизведение ассоциированных чле­нов происходит непосредственно вслед за моментом запечатления их (непосредственная память). Способность к такому воспроизведению начинается тотчас же при известном числе членов; другими словами, при соответствующем внимании достаточно уже однократного только переживания, чтобы верно и в первоначальном порядке воспроизвести более или менее значительное число сравнительно простых и не связанных между собой членов. Как велико это число, зависит, конечно, от характера и притом су­щественным образом от степени знакомства с членами: не имеющие смысла слоги можно в среднем (т. е. одинаково часто правильно и неправильно) воспроизвести после однократного чтения или выслушивания в числе 6—7, односложные слова в числе 8-9, цифры - в числе 10-12. <...>

Объективная правильность воспроизведенного ряда и субъективное сознание этой правильности да­леко не всегда между собой связаны. Часто ряд протекает так, как будто вы в нем никакого участия не принимаете, и вы весьма изумлены, когда впоследствии слышите от руководителя опыта, что ряд протекал совершенно правильно. Но нередко происходит и обратное: вы с удовольствием думаете о том, что вы сказали ряд правильно, но потом, к сожалению, узнаете о той или другой сделанной ошибке.

Удивительны результаты воспроизведения, получающиеся в случае числа членов ряда, лишь немногим превышающего максимум, который чело­век может запомнить после однократного ознакомления. Человек не запоминает тогда столько членов, сколько он мог бы с точностью запомнить в случае рядов более кратких. Неспособность к большей работе наносит некоторый ущерб и способности к меньшей, и число удержанных памятью после однократного ознакомления членов ряда уменьшается. Так, например, когда число лишенных смысла слогов достигает двенадцати, человек часто бывает в состоянии воспроизвести начальные и конечные члены ряда; в случае рядов более длинных часто ничего не запоминается. Чтобы получить воспроизведение всего ряда, необходимо увеличить число повторений, и число это, в особенности в начале, возрастает чрезвычайно быстро с удлинением ряда. Как я упоминал уже, я сам в состоянии почти без ошибок воспроизводить после однократного ознакомления шесть лишенных смысла слогов. В случае рядов (быстро прочитанных) в 12 слогов это удается мне только после 14 или 16 повторений, в случае рядов в 26 слогов - только после 30, а в случае рядов в 36 слогов — только после 55 повторений... Впрочем, есть люди, которые вообще обнаруживают неспособность в более или менее определенное время, как бы велико оно ни было, заучить более или менее длинный бессмысленный ряд. Постоянно появляется у них путаница то в одной, то в другой части ряда, и в конце концов им приходится оставить свои попытки полного его воспроизведения. <...>

Влияние отдельных повторений. Ввиду путаницы, получающейся при первом повторении более длинных рядов, необходимо выяснить, в какой мере за­печатлевается ряд с каждым повторением. В какой мере первые и последующие повторения содействуют тому, чтобы члены ряда так связались между собой, чтобы получилась возможность безошибочного его воспроизведения?

Некоторое освещение этого вопроса было достигнуто мной при помощи метода экономии. Я внимательно прочитывал ряды из 16 слогов по 8, 16, 24, 32 и т.д. раз, и 24 часа спустя я заучивал их наизусть до первого безошибочного произнесения их. Достигнутая при этом экономия до известного предела была почти точно пропорциональна числу сделанных накануне повторений ряда: на каждое сделанное накануне повторение приходилось около двух сбереженных при заучивании секунд, т. е. приблизительно 1/3 времени, необходимого для однократного прочтения его. Только после того как число по­вторений значительно превысило число, необходимое для первого заучивания ряда, запечатлевающаяся сила их становилась слабее и в итоге оказывалась ничтожно малой. <...>

Значительную роль играет и другой момент: абсолютное место, занимаемое членами ряда. Если внимание испытуемого человека предоставлено самому себе, то оно сначала направляется преимущественно на начало и конец подлежащих заучиванию рядов, и потому они раньше всего и запоминаются. При опытах по описанному методу поправок я нашел, сколько необходимо поправок, чтобы можно было после однократного, двукратного, троекратного и т. д. внимательного прочтения ряда непосредственно вслед за этим воспроизвести его в определенном темпе. <...>

Если сопоставить поправки, оказавшиеся необ­ходимыми для первого, второго, третьего и т. д. чле­нов, независимо от числа предшествующих чтений, то получится следующее-(см. табл. 1):

Первые члены всех приведенных здесь рядов были все без исключения воспроизведены без всякой помощи как после одного, так и после многих чтений, вторые члены, а также и последние были воспроизведены с сравнительно небольшим числом поправок. Таким образом, запоминание начинается в начале и в конце ряда (то же самое подтверждают и другие наблюдатели), быстро распространяется от на­чала в сильной зависимости от выбранного ритма (здесь выбран трохей) и медленнее от конца к середине, достигая только в конце средних членов.

Значение принадлежности к одному целому. Особо важное значение для ассоциативной связи впечатлений представляет то, доходят ли они до сознания как ничем не связанные между собой совокупности их или, несмотря на множество их, как части одного единого целого. <...>

Таблица 1

Порядковый номер членов ряда
Число поправок при 48 рядах в 10 слов							331,5			55,5	- -	- -
Число поправок при 63 рядах в 12 слов				113,5				229,5		337,5

Не составляет большой разницы, приходится ли заучивать ряды односложных или двусложных слов: для запоминания равного числа членов того и другого рода оказывается необходимым приблизительно равное число повторений. Важно не столько число подлежащих запоминанию слогов или букв, сколько, скорее, число или род обозначаемых ими представлений. Не составляет очень большой разницы, приходится ли заучивать ряды лишенных смысла слогов или лишенных смысла букв; равное число повторений оказывается достаточным для запоминания приблизительно равного числа тех и других, хотя число запоминаемых отдельно букв бывает во втором случае, естественно, значительно большим. <...> Попробуем охарактеризовать каким-нибудь числом связывающее действие смысла (в соединении с ритмом и рифмами). Некоторое указание в этом направлении могут дать следующие данные. Стансы перевода "Энеиды" Шиллера я заучиваю в среднем после 6—7 повторений; в каждом из них насчитывается в среднем 56 слов или отдельных частей речи. Если вычесть отсюда слова, не имеющие самостоятельного значения, как предлоги, союзы и т. д., то остаются еще 36—40 независимых друг от друга представлений, сочетание которых в одно единое и желательное поэту целое должно быть заучено. Так как для запоминания ряда в 36 лишенных смысла слогов мне в среднем требовалось 55 повторений, то можно сказать, что, поскольку здесь вообще возможно сравнение, осмысленные стихи я заучиваю приблизительно в 9—10 раз быстрее, чем бессмысленные слова. Другие наблюдатели получили приблизительно такое же отношение. <...>

Накопление и распределение повторений. Занимаясь исследованием влияния многократных повторений на заучивание и запоминание бессмысленных рядов и слогов, я обратил внимание на одно весьма замечательное явление. Исследования производились двумя различными способами. Первый способ был таков: сначала заучивались наизусть до первого безошибочного воспроизведения ряды из 12 слогов, затем они внимательно прочитывались втрое большее число раз, чем раньше, и 24 часа спустя заучивались до первого воспроизведения. Второй способ был таков: ряды из слогов одного и того же рода просто заучивались наизусть в течение нескольких дней, и притом каждый день, до первого воспроизведения. Получилась поразительная разница в числе повторений, оказавшихся необходимыми для получения определенного результата. При первом спосо­бе отдельные ряды в среднем заучивались после 17 повторений и затем прочитывались еще 51 раз, всего, следовательно, они были повторены 68 раз; 24 часа спустя для первого их воспроизведения приблизительно еще 7 повторений были необходимы. При втором способе на отдельные ряды приходилось в последующие дни в среднем 17,5; 12; 8,5 повторений до первого безошибочного воспроизведения; на четвертый день это удавалось уже после 5 повторений. Оказалось, следовательно, что 68 повторений, предпринятых непосредственно одно за другим, были менее полезны для нового заучивания ряда впоследствии, чем 38 повторений, распределенных на 3 дня; или можно это выразить и так: полезное действие 51 повторения непосредственно вслед за первым заучиванием ряда оказалось менее благоприятным для позднейшего заучивания, чем полезное действие только 20 повторений, разделенных на 2 группы с промежутком времени в 24 часа. Примем еще в соображение, что при первом способе, способе скопления повторений, все повторения могли оказать свое действие уже по ис­течении 24 часов, а при втором способе, способе распределения повторений — большею частью по истечении времени в 2 и 3 раза большего, так что во втором случае действие их должно было быть сильно ослаблено вследствие забывчивости испытуемого лица, и мы должны будем признать преимущества от распределения повторений для укрепления созданных ими ассоциаций весьма значительными.

По просьбе г. Мюллера, Йост исследовал это явление подробнее и значительно о