XI. Современное отношение между человеком и техникой. Человек-техник древности.

Мы убедились, что современная стадия технической эволюции отличается следующими признаками.

1. Сказочным ростом технических действий и достиже­ний, составляющих нашу жизнь. Если в Средние века, в эпоху ремесел, техническое и природное начала, видимо, компенсировали друг друга и само уравнение условий, на которые опиралось существование, позволяло использовать талант для приспособления мира к субъекту (что не приво­дило к вытеснению природы из самого человека), то ныне жизненные технические предпосылки во много раз превос­ходят природные, и в результате люди уже не могут существовать материально без достигнутого технического уровня. И это не фигура речи, а чистая правда. В одной из моих книг я уже приводил данные, о которых современный человек не должен никогда забывать. Напомню: начиная с V века и вплоть до 1800 года - иными словами, за трина­дцать веков - европейское население так и не перешагну­ло рубежа в 180 миллионов человек. Но с 1800 года и по настоящее время, то есть за период чуть больше века, эта цифра достигла 500 миллионов (я уже не говорю о милли­онах людей, которые эмигрировали из Европы и рассели­лись по всему свету). Итак, всего за какой-то один век население нашего континента увеличилось в три с полови­ной раза. Независимо от разных условий, благодаря кото­рым возник столь удивительный феномен, несомненно одно: ныне в три с половиной раза больше людей могут сносно жить на той же территории, где раньше едва уживалось в три с половиной раза меньше, и это прямой и неиз­бежный результат технического прогресса. Если бы техни­ка внезапно пришла в упадок, сотни миллионов людей прекратили бы существование.

Бурный, небывалый прирост человечества в наш век послужил, по всей вероятности, источником немалого числа современных конфликтов. Это стало реальностью, только когда человеку удалось поместить между собой и природой некую область чисто технического творческого развития, причем столь мощного и стремительного, что из нее роди­лась своеобразная сверхприрода. Современный человек - я имею в виду не индивида, а человечество в целом - уже не волен выбирать между жизнью в природе и использова­нием сверхприродного. Он бесповоротно и окончательно приписан к последнему, включен в него так же прочно, как первобытный дикарь в естественное окружение. И это таит в себе среди прочего такую угрозу: едва осознав соб­ственное бытие, человек обнаруживает вокруг себя сказоч­ное число предметов и различных средств, созданных тех­никой и образующих раскинувшийся перед ним на пере­днем плане некий искусственный пейзаж, который засло­няет от его взора первозданную природу. В результате че­ловек пришел к ложной мысли, что и остальное, то есть вес окружающее, подобно такой изначальной природе, ина­че говоря, наличествует само по себе, словно автомобиль или аспирин, - это вовсе не то, что сначала нужно было произвести, а такие же предметы, как камень или расте­ние, коими человек, бесспорно, обладает без каких-либо усилий со своей стороны. Иными словами, человек вот-вот готов утратить реальные представления о технике и о тех, к примеру, духовных условиях, в которых она возникает, и, словно первобытный дикарь, видеть в подобных вещах обыкновенные дары природы, которые уже налицо и не требуют каких-либо усилий с его стороны. Таким образом, небывалый рост техники сначала привел к ее возвышению над уровнем незамысловатого набора естественных челове­ческих актов (и это позволило человеку осознать ее во всей полноте), а затем, по мере дальнейшего стремитель­ного технического развития, почти окончательно затемнил его первоначально ясное о ней представление.

2. Другой характерной чертой, заставившей человека признать подлинность его собственной техники, был, как уже говорилось, переход от простого орудия к машине, то есть к устройству, действующему автоматически. Машина отводит человеку, ремесленнику, последнюю роль. Теперь уже не орудие служит человеку, а наоборот: чело­век - придаток машины. Современный завод - это абсо­лютно самостоятельное, искусственное образование, кото­рому лишь время от времени помогают функционировать несколько человек, роль которых - самая скромная.

3. В результате техник и рабочий, соединенные в лице ремесленника, отделились друг от друга, после чего чело­век-техник превратился в живое выражение техники - в инженера.

Ныне техника уже сложилась как таковая, существую­щая независимо и отдельно от всего прочего. И потому ей сегодня посвящают себя вполне конкретные люди - техни­ки. В эпоху палеолита или Средневековья изобретательст­во еще не было профессией, поскольку сам человек не знал за собой подобной способности. Теперь, напротив, че­ловек-техник посвящает себя изобретательскому делу как вполне нормальному и давно учрежденному занятию. В противоположность первобытному дикарю современный техник знает: можно изобрести прежде, чем он на деле изобретает. Иными словами, прежде чем создать какую-нибудь технику, он уже владеет техникой вообще. Только в этом, фактически буквальном смысле и только в этих пределах справедливо то, о чем я не перестаю твердить с самого начала: все конкретные виды техник суть только порождения a posteriori общей технической функции. Итак, человек-техник не должен дожидаться подходящего случая или надеяться на ненадежные вероятностные числа; на­оборот, он знает, что придет к открытию. Но все-таки по­чему?

И здесь предстоит сказать пару слов о техническом техницизме.

Для иных это, и только это, и составляет саму технику. Несомненно, без техницизма нет техники, и тем не менее технику недопустимо сводить исключительно к технициз­му. Ибо последний - только метод, принятый в техниче­ском творчестве. Без него нет техники, однако и только с ним ее тоже нет. Как уже говорилось, обладать способно­стью еще не значит осуществлять ее как таковую.

Я бы очень обстоятельно и подробно хотел поговорить с вами о техницизме - как о современном, так и о прошлом. Быть может, именно эта тема меня волнует больше всего. И все же было бы, на мой взгляд, неправильно свести наш курс исключительно к ней. Сейчас, на заключительной стадии, я ограничусь лишь кратким рассуждением, которое, на­деюсь, будет достаточно ясным.

Теперь уже никто не сомневается, что без радикального ви­доизменения собственно техницизма техника никогда бы не по­лучила столь широкого развития, как за последние века, то есть машины не пришли бы на смену орудиям и сам человек-техник не отделился бы от рабочего.

Действительно, современный техницизм в корне отличен от того, который имел место во всех прочих техниках. Можно ли в двух словах сказать, в чем различие? Для этого выясним, как поступал человек-техник прошлого, если он был именно техни­ком, то есть когда открытие возникало не случайно, а было ре­зультатом целенаправленного поиска. Возьмем довольно схема­тичный, то есть простой, пример, хотя речь идет об истори­ческом, а не о вымышленном событии. Перед нильским архи­тектором стояла задача водрузить гигантские каменные блоки на вершину пирамиды Хеопса. Египтянин-техник исходит - поскольку ничего другого не остается - из предполагаемого результата: поднять блок. Он ищет средства для этого, то есть думает о путях достижения цели, о том, что надо сделать для того, чтобы каменный блок оказался наверху, - такова его цель в полном объеме. Его ум в плену у поставленной задачи, причем в уже сложившейся, окончательной форме. Тогда он начинает подыскивать в качестве средств такие действия или приемы, ко­торые - в случае успеха - одним махом, в ходе краткой или долгой операции (однако всегда однотипной) позволят достичь конечного результата. Нерасчлененное единство цели побужда­ет к поиску также единого, недифференцированного метода. На ранней, начальной стадии развития техники это привело к тому, что само средство, с помощью которого изготавливался пред­мет, весьма напоминало сам предмет. В случае с пирамидой мы наблюдаем это воочию: чтобы поднять каменный блок, сбоку вплотную к пирамиде насыпают землю (причем насыть тоже имеет форму пирамиды, но с более широким основанием и гораздо менее значительной крутизной граней), после чего блоки по насыпи до­ставляются на вершину. Поскольку данный принцип подобия - similia similibus ^[3] - в большинстве случаев неприемлем, человек-техник, не располагая каким-либо методом, позволяющим мыс­ленно переходить от предполагаемой цели к соответствующему средству ее реализации, вынужден чисто эмпири­чески пробовать то одно, то другое, то третье, - словом, все, что отдаленно напоминает целевой замысел. Итак, пе­ред совокупностью возможностей достижения поставленной цели он ведет себя так же, как «первобытный изобрета­тель».

 

Наверх