Былина первая, о том, как Михайло Казарин освободил из плена свою сестру Марфу Петровну

 

Жил да был в земле Залесской, в столице деревенской царь-царевич, король-королевич, сапожник-портной, сам не знай кто такой. Звали его боярин Пётр Коромыслов. Была у Петра молодая жена и девять сыновей, все удалые да красивые.

И вот родилась у Петра дочь-красавица, Марфа, а за ней родился десятый сын, Михайлушко. Зашла к Михайле на родины ведьма старая, навела на младенца порчу, и невзлюбили несчастного отец да мать, да все девять брательников. Хотели они его убить-схоронить, со свету сгноить, свиньям скормить, да любезная сестра спрятала его в своих комнатах девичьих, кормила, поила, лелеяла, растила двенадцать лет.

Как стало Михайле двенадцать лет, стал он у сестры выспрашивать:

— Ай же ты, сестра моя любезная! Есть ли у меня на белом свете батюшка, да жива ли моя родная матушка? Где же мои сёстры-братья родные?

Отвечала ему сестра-красавица:

— Есть у тебя батюшка с матушкой, есть у тебя девять родных братьев. Да я — одна сестра твоя родная, Марфа Петровна. Как родился ты, Михайлушко, было тебе при рождении злое наговорено. Невзлюбили тебя батюшка с матушкой, да все твои девять братьев, хотели предать смерти лютой. Брала я тебя на руки белые, уносила в свои комнаты девичьи, кормила-растила тебя до возраста.

Пал ей Михайло в резвы ноги, говорил таковы слова:

— Ай же ты, сестрица моя милая! Умела ты меня от смерти избавить, умела вскормить-взрастить, прошу тебя удружить мне в последний раз. Ты сходи к нашему родному батюшке, проси у него для меня коня богатырского, да саблю острую, да копьё долгомерное. Проси мне палицу булатную, да всю сбрую-кольчугу богатырскую.

Марфа Петровна младшего брата не ослушалась, пошла она к своему родному батюшке, просила у него всё, что Михайло сказал.

Говорил ей батюшка, Пётр Коромыслов, таковы слова:

— Ай же ты, дочь моя любезная, дочь единственная! Для кого же тебе нужен конь богатырский, для кого копьё долгомерное, да сабля острая, да палица булатная, да кольчуга богатырская?

Отвечала ему Марфа Петровна:

— Для младшего братца Михайлушки. Сберегла-схоронила я его в своих комнатах девичьих, вскормила-взрастила до двенадцати лет.

Закричал тут боярин Пётр Коромыслов:

— Ах ты, молодая Марфа Петровна! Была ты мне дочь любимая, а теперь стала дочь постылая! Пойди-ка ты вон.

Пришла Марфа к Михайле, горько плакала:

— Ай же ты, братец мой милый! Не даёт мне батюшка сбрую богатырскую, прогнал меня с глаз долой.

Утешал её Михайло:

— Не плачь, не грусти, сестра любезная! Пойду я к батюшке на широкий двор, сам возьму себе добра коня и всю сбрую богатырскую.

Выходил Михайло на широкий двор, заходил в конюшни стоялые, брал коня самолучшего. Заходил Михайло в палату седельную, брал он сёдлышко черкасское, да упряжь наборную. Заходил Михайло в палату оружейную, выбирал он себе саблю острую, выбирал копьё долгомерное. Надевал Михайло доспехи кольчужные, вязал на бедро палицу булатную. Садился молодец на добра коня, да только его и видели. Поехал Михайло не воротами, а махнул через стену высокую — только пыль в чистом поле заклубилася.

 

Ездил Михайло долго ли, коротко — приехал он на Заставу богатырскую. Стал он на Заставе служить, с богатырями дружбу водить. Ездил Михайло в чисто поле поляковать, стал он сильным могучим богатырём. Прозвали богатыри Михайлу Казариным.

Прошло с тех пор времени не много, не мало, а, так сказать, изрядный срок. Тут у былины начало кончается, а конец начинается.

* * *

 

Из широкого поля чистого,

Из-за густого леса тёмного,

Не ясный сокол вылётывал,

Не белый кречет выпархивал,

Выезжал удача добрый молодец,

Молодой Михайло Казаринов.

 

Конь под ним — будто лютый зверь,

Сам на коне — будто ясный сокол,

Крепки доспехи на могучих плечах,

Панцырь на нём чиста серебра,

Кольчуга на нём красна золота.

Панцырю тому цена сорок тысячей,

А кольчуге и того больше — сто тысячей.

 

На голове у Михайлы шлем ценой в три тысячи,

А в руке-то у него копьё долгомерное, как свеча горит,

На левом бедре подпоясана сабля острая,

Длинной сабля полсажени,

Шириной сабля полпядени,

Кована та сабля из булата заморского.

 

За спиной у Михайлы тугой лук разрывчатый,

Цена тому луку три тысячи.

Потому цена луку три тысячи,

Что полосы у него булатные,

А жилы у него сохатые,

А рога у лука красна золота,

А тетивочка у него шёлку шемаханского.

 

А ещё колчан у него полный стрел,

Стрел-то в колчане до полутора сотен,

А каждой стреле цена по пять рублей.

 

А конь-то под ним как лютый зверь,

Тому коню и цены нет.

Почему тому коню цены нет?

Потому коню цены нет,

Что про реку-брод конь не спрашивает,

Скачет конь с берега на берег,

Да с горы на гору, да над тёмным лесом.

 

Едет Михайло в славный Киев-град,

К ласковому князю Владимиру,

Чудотворцам в Киеве помолиться,

Князю Владимиру поклониться,

Послужить верой-правдою неизменною.

 

Как приехал Михайло в стольный Киев-град,

Становил он коня посреди двора княжеского,

Привязал он коня к столбу дубовому,

Привязал к кольцу булатному,

Проходил в гридню к князю Владимиру.

 

Молился Михайло Спасу с Пречистою,

Поклонился князю с княгинею,

Да на все четыре стороны.

Говорил ему князь Владимир киевский:

 

— Гой еси, удача добрый молодец!

Откуль приехал? Откуль тебя Бог принёс?

По имени тебе можно и место дать,

По отчеству можно пожаловать.

 

Отвечал ему Михайло Казарин:

— По имени я Михайло Казаринов,

А по отчеству Петров Коромыслов, боярский сын.

 

А Владимир в ту пору не имел стольников,

Не имел он чашников, да могучих богатырей.

Наливал сам Владимир чашу глубокую,

Подносил сам добру молодцу.

Брал Михайло ту чашу одной рукой,

Выпивал чашу за один дух.

Говорил ему тут Владимир-князь:

 

— Ай же ты, молодой Михайло Казаринов!

Сослужи-ка мне службу добрую,

Поезжай на мои реки-озера, в поле чистое,

Постреляй мне гусей-лебедей, серых уточек,

Привези ко столу ко княжескому.

 

Михайло князя не ослушался,

Богу помолился, да и пошёл вон.

Садился он на добра коня,

Поехал в чисто поле, на реки-озёра княжеские,

Пострелять гусей-лебедей, серых уточек.

 

На его счастье великое привалила тут птица к берегу.

Настрелял он дичи великое множество,

Обвязал он своего коня до сырой земли,

Поехал к стольному городу Киеву.

 

Ехал Михайло чистым полем,

Да наехал на сырой дуб крякновистый.

Сидит на дубу чёрный ворон,

С ноги на ногу переступает,

Чёрные перья клювом поправляет.

 

То Михайле за досаду показалось,

Стоит Михайло, диву даётся,

Говорит таковы слова:

— Сколько я по полю езживал,

А такого чуда не видывал.

 

Вынимал тут Михайло из налучья тугой лук,

Вынимал из колчана стрелку калёную,

Кладёт ту стрелку на тетивочку шёлковую,

Натягивает тетивочку за ухо,

Целит Михайло в чёрного ворона.

 

Говорит тут ему ворон человечьим голосом:

— Гой еси, удача добрый молодец!

Не стреляй ты в меня, чёрна ворона,

Кровью моей не напьёшся,

Мясом моим не наешься,

Не честь-хвала добру молодцу подстрелить чёрна ворона.

Ты послушай лучше чёрна ворона,

Скажу тебе слово верное.

 

— Поезжай на гору высокую,

Посмотри в раздолья широкие,

Увидишь в поле три шатра.

В тех шатрах сидят три разбойника,

Добычу делят, на три стороны раскладывают.

В одну сторону кладут красно золото,

В другую сторону кладут чисто серебро,

А в третью сторону садят красну девицу,

Русскую пленницу.

 

Опускал Михайло тугой лук,

Говорил сам себе таковы слова:

— Не честь-хвала богатырю убить чёрна ворона,

А честь-хвала вернуть русскую пленницу.

 

Выезжал он на гору высокую,

Посмотрел в раздолья широкие,

Увидал три шатра в чистом поле,

Увидал трех татар-разбойников,

Увидал пленную красну девицу.

 

Подъехал Михайло к разбойникам,

Стал слушать разговоры их поганые.

Говорил первый разбойник:

— Ты не плачь, не горюй, красна девица.

Увезу я тебя в землю дальнюю, в землю татарскую,

Отрублю тебе буйну голову.

 

Говорит второй разбойник:

— Ты не плачь, не горюй, красна девица.

Увезу я тебя в землю дальнюю, в землю татарскую,

Буду тебя кормить одной кобылятиной,

Станешь ты мне в доме прислуживать.

 

Говорит третий разбойник:

— Ты не плачь, не горюй, красна девица.

Увезу я тебя в землю дальнюю, в землю татарскую,

Буду кормить тебя белым хлебом, поить буду водой медовою,

Отдам за сына старшего.

 

Сидит перед ними красна девица,

Плачет-убивается, слезами умывается:

— Злосчастая моя буйная головушка!

Горькая моя коса русая!

Заплела тебя родная матушка,

А расплетать достанется злому татарину.

 

Выходил тут Михайло к разбойникам,

Говорил таковы слова:

— Ах же вы, татаре-разбойнички!

Дайте-ка вы и мне долю равную.

Не давайте вы мне красна золота,

Не давайте чиста серебра,

А дайте вы мне красну девицу, русскую пленницу.

 

Отвечали ему разбойники:

— Не дадим мы тебе ни красна золота, ни чиста серебра,

Ни красной девицы, русской пленницы.

 

Налетел тут Михайло на разбойников,

Одного он конём стоптал,

Другого копьём заколол,

Третьего на волю отпустил.

 

Посадил он красну девицу на добра коня,

Да повёз на святую Русь.

Говорил он ей таковы слова:

— Ай же ты, краса-девица!

Ты скажи мне, какого ты роду-племени,

Какой земли, какого отечества?

 

Отвечала ему красна девица:

— Зовут меня Марфа Петровна,

Я дочь боярская, дочь Петра Коромыслова.

 

Как обрадовался тут Михайло Казарин,

Обнимал сестру родную:

— Ай же ты, сестрица любезная!

Я ведь брат твой меньший Михайлушко.

 

Повёз Михайло Марфу к родному батюшке,

К боярину Петру Коромыслову.

Приезжали они на широкий двор,

Говорил Михайло зычным голосом:

— Ай же ты, боярин Коромыслов Пётр!

Есть ли у тебя дочь любезная?

 

Отвечает ему Пётр Коромыслов:

— Была у меня дочь любезная, Марфа-красавица,

Да увезли её злые разбойники.

 

Спрашивает его тогда Михайло Казарин:

— Привёз я тебе твою дочь-красавицу.

А был ли у тебя родной сын Михайло Петрович?

 

Отвечал тут Коромыслов Пётр:

— Ай же ты удалой добрый молодец!

Ты отдай-ка мне дочь мою Марфу Петровну.

Поставь ты копьё долгомерное остриём во сыру землю,

Обсыплю я тебе копьё златом да серебром.

 

Говорил Михайло Казарин:

— Не надо мне ни злата, ни серебра.

А коли не признаешь сына своего Михайлу,

Не отдам тебе дочери любезной.

 

Видит Коромыслов Пётр — делать нечего.

Отпирал он окошко резное,

Выглядывал на улицу,

Говорил таковы слова:

— Был у меня сын родной Михайлушко,

Младший из всех сыновей.

Был Михайло мне сыном постылым,

А стал сыном любимым.

Посажу его на боярство, на своё место,

За то, что вернул мне мою дочь любимую.

 

Заходили тут Михайло с Марфой в палаты белокаменные,

Заводили пир на весь мир.

И я на том пиру был,

Мёд-пиво пил,

Да усы лишь обмочил.