Былина третья, о том, как Илья звал богатырей воевать с Калин-царём

Во стольном городе Киеве у ласкового князя Владимира заводился почестной пир на многих князей да бояр. А сильных могучих богатырей не позвал Владимир на пир. Тут Илюшенька Муромец в Киеве случился, заходил незваный на пир княжеский. Князь Владимир на Илью разобиделся, посадить велел Илью в глубокий погреб на три года.

А у князя Владимира была дочь одинокая. Видит она — дело нешуточное. Без Ильи кто постоит за веру, за отечество, да за Киев-град, да за церкви соборные, да за князя Владимира с Апраксой-королевичной?

Приказала она сделать ключи поддельные, приказала снести в погреб перины пуховые, подушки мягкие, да одеяла тёплые. Стала она Илье носить яства сахарные, питья медвяные да постель и одежду сменную. Живёт так Илья Муромец в погребе, а князь Владимир о том не ведает.

Воспылал тут собака Калин-царь на стольный Киев-град, захотел он Киев разорить, мужичков всех повырубить, Божьи церкви на дым пустить, князю Владимиру голову срубить, вместе с Апраксой-королевичной.

Собрал Калин-царь своих бурзов-мурзов, собрал богатырей татарских, собрал силы сорок тысячей, пришёл к стольному Киеву, становился он в чистом поле напротив городской стены.

Посылает собака Калин-царь посланника, даёт он ему грамоту посыльную, говорит ему таковы слова:

— Ай же ты, собака-татарище! Знаешь говорить ты по-русскому, поезжай-ка к князю Владимиру, отвези ему грамоту посыльную.

Брал татарище грамоту посыльную, садился на коня поганого, поехал в стольный Киев-град. Заезжал татарин на широкий княжий двор, ни к чему коня не привязывал. Заходил он в палаты белокаменные, образам не молился, князю с княгиней не кланялся, выходил на середину-матицу, клал письмо на столы дубовые. Взял князь Владимир грамоту посыльную, прочитал таковы слова:

«Ай же ты, князь Владимир стольно-киевский! Очищай ты улочки стрелецкие, да широкие дворы боярские. На всех широких улицах да на всех узких переулочках наставь ты сладких хмельных напиточков, чтоб стояли бочки бочок к бочку, чтоб было, чем Калину-царю полакомиться, чтоб было, чем татарам потешиться».

Князь Владимир тут запечалился, думает думу крепкую:

— Рассердил я сильных могучих богатырей, ушли они на Заставу богатырскую. Заморил я Илью Муромца в тёмном погребе. Некому теперь постоять за веру, за отечество, за Киев да за церкви-соборные, за меня князя Владимира с молодой княгиней Апраксией.

Говорила ему дочка таковы слова:

— Ай же ты, родитель мой, батюшка! Илье Муромцу в бою смерть не писана, да и голодная смерть ему не писана. Возьми ты ключи от глубокого погреба, выпусти на Божий свет Илью Муромца.

Берёт князь ключи, спускается он в погреба глубокие. Видит: в погребе Илья живой сидит, у Ильи в погребе свеча горит, читает Илья книгу Евангелие, Богу Илья молится, грехи замаливает. Говорит тут князь:

— Ай же ты, старый казак Илья Муромец! Ты прости меня, князя неразумного, что засадил я тебя в погреба глубокие. Некому стало постоять за святую Русь. Наехал на нас собака Калин-царь, привёз силу несметную, хочет он взять Киев силою. Выходи-ка ты, Ильюшенька, из погреба, защити ты веру-отечество, защити церкви соборные, да стольный Киев-град, да меня с княгинею.

Отвечал ему Илья Муромец:

— Ай же ты, Владимир-князь! Не пойду воевать я за тебя с княгинею, да за бояр киевских, а пойду воевать за святую Русь да за веру православную.

Выходил тут Илья из глубока погреба, выходил он на улицу стрелецкую, заходил на свой широкий двор. Брал он с собой любимого парубка, заходил в конюшню стоялую, смотрел коня своего богатырского. Говорил он парубку таковы слова:

— Ай же ты, любимый мой парубок! Верный ты слуга, ответственный, хорошо содержал моего коня богатырского.

Целовал Илья парубка в уста сахарные, выводил добра коня на широкий двор. Клал он на коня потнички, на потнички клал войлочки, на войлочки клал сёдлышко черкасское. Затягивал Илья сёдлышко двенадцатью подпругами, с пряжечками-то золочёными, со шпенёчками булатными. Надевал Илья доспехи кольчужные, на русы кудри надевал железный шлем, брал он свой тугой лук, да колчан калёных стрел, да меч-кладенец, да копьё долгомерное, да палицу булатную, да шалыгу подорожную.

Поехал Илья из города Киева, стал он на добром коне поскакивать, стал на силу татарскую поглядывать. Видит: той силе конца-края нет, ни серому волку ту силу не обежать, ни чёрному ворону не облететь. Поехал Илья вниз по Непре-реке, на Заставу богатырскую, звать на помощь богатырей святорусских.

Приезжает он к шатрам белополотняным, видит: стоят у шатров двенадцать коней без единого, зоблют пшеницу белояровую, сидят двенадцать богатырей без единого в главном шатре, хлеба-соли кушают.

Отпускал Илья своего коня к пшенице белояровой, сам зашёл в главный шатер, говорил таковы слова:

— Хлеб да соль, богатыри святорусские! Хлеб да соль, крёстный мой батюшка атаман Самсон Самойлович!

Отвечал ему Самсон Самойлович:

— Ай же ты, любимый крестник, старый казак Илья Муромец! Заходи ты к нам хлеба-соли кушать, белой лебеди рушать, будешь ты у нас двенадцатым.

Вставал Самсон на резвы ноги, обнимал-целовал Илью, проводил за столы дубовые, за скатерти браные. Стали они пить-есть, рассказы расказывать. Как поели они, пообедали, выходил Илья из-за стола дубового, говорил богатырям таковы слова:

— Ай же ты, мой крёстный батюшка! Ай же вы, братья мои крёстные! Насел на Киев собака Калин-царь, хочет поганый татарин Киев разорить, мужичков всех повырубить, Божьи церкви на дым пустить, князю Владимиру голову рубить, вместе с Апраксой-королевичной. Поедем, побьём собаку царя Калина, постоим за веру, за отечество, за церкви соборные, да за стольный Киев-град.

Отвечал ему Самсон Самойлович:

— Ай же ты, старый казак Илья Муромец! Не поедем мы воевать с Калин-царём, не поедем стоять за Киев-град. У князя Владимира полон двор князей да бояр, он их кормит-поит, пусть они его и охраняют.

Говорил тогда Илья Муромец:

— Не за Владимира воевать едем, не за княгиню Апраксию, не за князей-бояр. Поедем биться за веру православную, да за землю Русскую.

Отвечает ему Самсон Самойлович:

— Нам Владимир-князь не указ. Сами постоим за землю Русскую, да за веру православную. А за Киев-град да за князя с княгинею воевать не пойдём.

Выходил Илья из бел шатра, садился на коня своего богатырского, поехал к татарской силе.

Не ясный сокол напустился на гусей-лебедей, напустился богатырь святорусский на силу татарскую. Спустил он своего коня богатырского, да поехал он по той силушке, стал он силушку конём топтать да копьём колоть. Бьёт он силу татарскую, словно траву косит.

Говорит тут ему конь человеческим голосом:

— Ай же ты, сильный богатырь Илья Муромец! Не побить тебе силу великую, нагнано у Калин-царя той силы несметное множество. Сделано у них три подкопа глубокие в раздолье чистом поле. Когда будешь ты ездить по раздольицу чисту полю, будешь бить силу татарскую, попадём мы с тобой в первый подкоп — из него я выскочу. Попадём во второй подкоп — из второго я выскочу. А как попадём в третий подкоп — не смогу я тебя из него вынести, останешься ты в подкопе глубоком.

Берёт Илья плётку шёлковую в белы руки, бьёт он коня по крутым бокам, говорит таковы слова:

— Ай же ты, собачище изменное! Я тебя кормлю-пою, а ты меня хочешь оставить в подкопах татарских!

Поскакал Илья чистым полем на силу татарскую, стал он ту силу конём топтать да копьём колоть. Бьёт он силу, словно траву косит. У Ильи сила не уменьшается, да и татарская сила не кончается.

Просел тут конь богатырский в подкопы глубокие, да назад выскочил, Илью из подкопа выдернул. Просел конь в подкопы в другой раз — опять с Ильёй выскочил. А как просел Бурушка в третий подкоп — не хватило силы у него Илью наверх вынести. Выскочил конь из подкопа, убежал в чисто поле, а Илья в земле остался.

Насели тут на Илью татаре поганые, повязали ему ручки белые, заковали ножки резвые, повели к собаке Калин-царю в палатку его полотняную.

Как увидел Калин-царь Илью Муромца повязанного да закованного, говорил он ему таковы слова:

— Ай же ты, старый казак Илья Муромец! Напустился на силу татарскую, словно молодой щенок. Где тебе одному побить мою силу великую!

Велел он слугам расковать Илье ножки резвые, развязать велел ручки белые. Говорил тогда Калин-царь таковы слова:

— Ай же ты, старый казак Илья Муромец! Садись-ка ты со мной за один стол, ешь ты мои яства сахарные, пей мои питья медвяные. Надень одежду мою драгоценную, держи мою золотую казну. Не служи-ка ты князю Владимиру, а служи мне, царю Калину.

Отвечал ему Илья Муромец:

— Ай же ты, собака Калин-царь! Не сяду я с тобой за один стол, не буду есть твоих яств сахарных, не буду пить питьёв медвяных. Платья твоего не надену, не возьму казну золотую. Не служу я нынче князю Владимиру, и тебе, собака, служить не пойду.

 

Тут старый казак Илья Муромец

Выходил из палатки полотняной,

Да пошёл в раздольице чисто поле.

Стали теснить его татары поганые,

Хотят обневолить они Илью Муромца.

 

А у старого казака Ильи Муромца

При себе не случилось доспехов крепких,

Не случилось оружия богатырского,

Нечем ему с татарами драться.

 

Видит Илья — дело нешуточное,

Схватил он одного татарина за ноги,

Стал он тем татарином помахивать,

Стал бить татар татарином.

 

Стали от него татары бегать,

Прошёл он сквозь силу татарскую,

Вышел он в раздольице чисто поле,

Да бросил татарина в сторону.

 

Прибежал тут к нему его добрый конь,

Принёс доспехи его богатырские.

Вскочил Илья в седло скорёшенько,

Брал в руки меч-кладенец да копьё долгомерное,

Поехал он по раздолью чисту полю.

 

Выскочил Илья на гору высокую,

Увидал он на Заставе шатры белополотняные,

Стоят у шатров добры кони богатырские.

 

Брал Илья свой тугой лук,

Натянул тетивочку шёлковую,

Накладывал стрелочку калёную,

Спускал ту стрелочку в шатры богатырские,

Говорил стрелочке таковы слова:

— Лети-ка ты, стрелочка, в бел шатёр,

Пади-ка ты на белы груди атаману главному,

Батюшке моему крёстному Самсону Самойловичу.

Ты скользни ему по груди белой,

Оставь ты ему малую царапинку.

Спит он там, прохлаждается,

А мне тут одному не сладко приходится.

 

Спустил Илья тетивочку шёлковую,

Полетела стрелочка калёная в бел шатёр,

Пала на белу грудь Самсону Самойловичу,

Скользнула по груди белой,

Оставила малую царапинку.

 

Пробудился тут Самсон от крепкого сна,

Пораскинул очи ясные,

Увидал он стрелочку илюшину.

Вставал он на резвы ноги,

Говорил богатырям таковы слова:

— Ай же вы, славные богатыри святорусские!

Седлайте-ка вы скорёшенько добрых коней,

Садитесь-ка вы в сёдлышка черкасские,

Скачите скорым-скоро в чисто поле,

Выручайте крестника моего милого,

Старого казака Илью Муромца.

 

Славные богатыри святорусские

Седлали тут скорым-скоро добрых коней,

Садились они в сёдлышка черкасские,

Надевали они доспехи богатырские,

Брали сабли острые да копья долгомерные,

Скакали в чисто поле выручать Илью Муромца.

 

Спустился Илья с высокой горы,

Подъехал к богатырям святорусским.

Набросились тут двенадцать богатырей на силу татарскую,

Стали они силу бить-топтать да копьём колоть,

Притоптали всю силу великую,

Приехали к палатке белополотняной,

Где сидел собака Калин-царь.

 

Говорят тут богатыри святорусские:

— Срубить бы буйну голову злому татарину,

Собаке царю Калину.

Говорит старый казак Илья Муромец:

— Зачем рубить ему буйну голову?

Свезём-ка мы его в стольный Киев-град,

Покажем князю Владимиру.

 

Привезли богатыри собаку царя Калина

Во славный стольный Киев-град,

Повели его в палаты княжеские белокаменные,

Пред светлы очи князя Владимира.

 

А стольный князь Владимир киевский

Берёт собаку за белы руки,

Сажает его за столы дубовые,

Кормит его яствушкой сахарной,

Поит питьецом медвяным.

Говорит ему собака таковы слова:

— Ай же ты, Владимир-князь стольно-киевский!

Не руби-ка ты мне буйну голову,

Мы напишем меж собой записи великие:

Буду платить тебе дани-выходы,

Ходить не буду на стольный Киев-град.

 

Отвечал ему Владимир-князь,

Да тут былине и конец пришёл.

 

Эх, запамятовал я, Алексей, чем дело-то кончилось. Старость, вишь — не радость. Память уж не та — забыл. Сам додумай — умный, небось…

Вот и всё, Алексеюшка, не знаю больше былин, последнюю тебе рассказал. Про Илью-то знаешь, что сказывают? В монастырь он подался. Праведный был человек, чистый ангел. Надоело ему по земле грешной ходить, руки кровить, жен молодых вдовить, малых детушек сиротить. Отправился Илья в Божий монастырь душу свою спасать, к вечной жизни готовиться. Там ему и славу поют.

А с Киевом-то что было, знаешь? Чай, в школе проходил. Накатилась на Киев с востока сила страшная, нездешняя — монголы. Весь мир этой силе покорился, и Русь не устояла. Это тебе не половцы с печенегами. Огнём монголы прошли по всей земле Русской, все богатыри вышли на бой — и Добрыня, и Алёша, и Михайло, и Дюк, и братья Годиновичи, и жёны-богатырши Настасья да Василиса Микуличны. И младшие богатыри — Казаринов, да Васька, да Данила.

Была меж русскими да монголами сеча страшная. День за днём рубились богатыри, потекла уж мать сыра земля кровью богатырской. Но одолели монголы, погибли все сильные могучие русские богатыри, и с ними всё войско русское. Выжгли монголы весь Киев, Владимира с Апраксией в плен увели, и не осталось на том месте ни камешка на долгие века.

А знаешь, кто жив-то остался? Микула Селянинович, крестьянин. Во как. Чистая правда.

 

Приложение 1
Список персонажей былин киевского цикла

 

Авдотья Часовична
Невеста Хотена Блудовича.

 

Азвяковна
Жена царя Индейского Салтана Бекетовича.

 

Алёша Попович
Богатырь ростовский, сын тамошнего попа Леонтия. Алеша вспыльчив, ловок, падок на женский пол, может совершить подлость, а может и проявить благородство. Впрочем, совершил он не так уж много ¾ зарубил Тугарина Змеевича, не смог выполнить сомнительное поручение княгини Апраксии, спас боярыню Елену Петровну от справедливого гнева ревнивых братьев и чуть не испортил богатырскую экспедицию в Царьград.

 

Анна Ивановна
Крёстная матушка Добрыни Никитича. Спасла его от колдовства Маринки-безбожницы.

 

Батыга
Царь татарский. Пришел со своими родственниками завоевывать Киев, но был разбит пьяницей Василием.

 

Бермята Васильевич
Киевский боярин. Ездил пересчитывать имение Дюка Степановича. Жена его Катерина гуляла с Чурилой, и кончилось это трагически.

 

Братья Петровичи
Киевские бояре, братья Елены Петровны. Пытаются наказать сестру за встречи с Алешей Поповичем.

 

Бутеян Батвесов
Царь Поленецкий. Получал дань с Киева, но сам отдал дань Добрыне Никитичу и боярину Василию Казимировичу.

 

Бухарь
Царь Бухарский. Требовал дани с Киева, но Михайло Потык выиграл у него в шашки все его царство.

 

Василий Игнатьевич
Пьяница, киевский богатырь. Победил в одиночку все войско царя Батыги.

 

Василий Казимирович
Киевский боярин. Ездил с Добрыней платить дань Бутеяну Батвесову.

 

Василиса Микулична
Поляница, дочь Микулы Селяниновича, жена Ставра Годиновича. Обманывает князя Владимира и вызволяет Ставра из темницы.

 

Вахрамей
Царь Подольский, отец Марьи, Белой Лебеди.

 

Вдова Блудова
Матушка Хотена Блудовича. Сватала его за Авдотью Часовичну.

 

Вдова Часовична
Матушка Авдотьи Часовичны. Обидела вдову Блудову.

 

Владимир Красно Солнышко
Киевский князь, сын князя Святослава и его второй жены. Сводный брат Вольги Всеславьевича. На Руси от него никакой пользы кроме вреда. Он раздает богатырям ненужные задания, поощряет хвастовство и склоки на пирах, не верит подвигам богатырей, сажает их по своей прихоти в темницу, помогает нечестному сватовству и так далее. Смотрит сквозь пальцы на похождения своей жены, княгини Апраксии. В конце концов богатыри отказываются ему служить и уходят из Киева.

 

Владимирова матушка
Вторая жена князя Святослава, мать князя Владимира.

 

Вольга Всеславьевич
Древний богатырь. Колдун, волхв, оборотень. Иногда называется Вольхом. Сын Марфы Всеславьевны, жены князя Святослава, и некоего Змея. Умеет оборачиваться в разных зверей и птиц. Родился, охотился, победил царя Индейского, встретил Микулу Селяниновича, а затем куда-то исчез.

 

Данила Игнатьевич
Старый богатырь, отец Михайлы Даниловича. Ушел в монастырь.

 

Дмитрий Черниговский
Черниговский купец, отец Настасьи Дмитриевны.

 

Добрыня Никитич
Ученый, вежливый богатырь. Добрыня всегда живет со своей матушкой Омельфой Тимофеевной.
Вот дела Добрыни Никитича: Он купался в Пучай-реке и бился со Змеем Горынычем, выдержал испытание Ильи Муромца, помогал Михайле Потыку спастись из царства Сарацинского, бился с Дунаем Ивановичем, ездил с Дунаем сватать невесту князю Владимиру, с Василием Казимировичем ездил за данью к царю Бутеяну, поддался чарам Маринки-безбожницы, освободил Забаву Путятичну и убил Змея Горыныча, женился на Настасье Микуличне, чуть не остался без жены, уговорил Илью унять голей кабацких и ходил с остальными богатырями на Царьград.

 

Дунай Иванович
Русский богатырь, вернувшийся в Киев после службы у царя Литовского. Дрался с Добрыней Никитичем, ездил с ним же за невестой для князя Владимира, женился на ее сестре-богатырше, но не сумел удержать в руках свое счастье.

 

Дюк Степанович
Молодой боярин, богач, богатырь из Галича. Живет со свей матушкой. Обладает несметным богатством. Рассуждает о своих стрелах, отправляется в Киев, хвастает своим богатством перед князем Владимиром, бьется об заклад с Чурилой, и кроме того побеждает Шарка-великана.

 

Дюкова матушка
Богатая боярыня из Галича, матушка Дюка Степановича.

 

Елена Александровна
Жена царя Константина, царица Царьградская. Упросила русских богатырей вернуть в Царьград Идола Скоропеевича.

 

Елена Петровна
Киевская боярыня, сестра братьев Петровичей. Водила любовь с Алешей Поповичем, за что чуть не поплатилась жизнью.

 

Забава Путятична
Племянница князя Владимира. Была украдена Змеем Горынчем, томилась в его норах глубоких, но была спасена Добрыней Никитичем. Вышла замуж за заезжего гостя Соловья Будимировича.

 

Змей Горыныч
Змей поганый, живет в норах в Сорочинских горах на Пучай-реке. Летает по небу, изо рта огонь палит, из ноздрей дым валит. Дрался с Добрыней Никитичем, но был отпущен им под честное слово, украл Забаву Путятичну, за что Добрыня его и убил.

 

Иван Годинович
Киевский богатырь. Брат Ставра Годиновича. Сватался за Настасью Дмитриевну, дрался за нее с Кощеем Трипетовичем, да так и не женился.

 

Иван Окулович
Царь Сарацинский. Увел у Михайлы Потыка жену Марью, Лебедь Белую, но потом вел себя благородно.

 

Иван Тимофеев
Отец Ильи Муромца

 

Идол Скоропеевич
Татарский богатырь, наместник в Царьграде. Попал в плен к русским богатырям, но был ими отпущен по просьбе царицы Елены Александровны.

 

Илья Муромец
Главный русский богатырь. Илья стал богатырем, будучи уже в летах, поэтому все называли его "старый казак". Отца его звали Иван Тимофеев.
Вот дела Ильи Муромца: он разбил силу великую под Черниговым, замостил дорожку прямоезжую из Чернигова в Киев, полонил Соловья-разбойника и привез его в Киев, проверил три дорожки от Алатырь-камешка, получил меч-кладенец от Святогора-богатыря, испытывал молодого Добрыню Никитича, вызволял Михайлу Потыка из царства Сарацинского, помирил Добрыню с Дунаем, гулял в Киеве с голями кабацкими, ходил с остальными богатырями на Царьград, бился со своим сыном Сокольником и под конец вышел один на битву с войском Калин-царя.

 

Калин-царь
Вражеский царь, пришедший завоевывать Киев в трудное для страны время - когда богатыри поссорились с князем Владимиром. Но Илья Муромец ему показал кузькину мать.

 

Касьян Михайлович
Атаман сорока калик, шедших в Ерусалим. Оказался жертвой происков княгини Апраксии, но с Божьей помощью выстоял.

 

Катерина
Жена боярина Бермяты Васильевича. Крутила любовь с Чурилой.

 

Княгиня Апраксия
Киевская княгиня, жена князя Владимира, до этого ¾ литовская королевна. Дунай и Добрыня силой привозят ее из Литвы в жены Владимиру. В Киеве она всегда смотрит на сторону ¾ заглядывается на Тугарина, пытается соблазнить честного Касьяна.

 

Константин
Царь Царьградский. Ничего толкового не сделал. Был бы забыт, если б не его жена, царица Елена Александровна.

 

Кощей Трипетович
Бывший жених Настасьи Дмитриевны. Дрался за нее с Иваном Годиновичем.

 

Кузнец Сиверский
Ковал судьбу Святогору-богатырю

 

Маринка-безбожница
Колдунья и гулящая девка. Водила любовь с Тугарином Змеевичем и приворожила Добрыню.

 

Марфа Всеславьевна
Жена князя Святослава. Гуляла по саду с неким Змеем и родила Вольгу Всеславьевича

 

Марфа Петровна
Дочь Петра Коромыслова, сестра Михайлы Казарина. Воспитывала брата, когда от него отказались родители.

 

Марья, Лебедь Белая
Царевна Подольская, дочь царя Вахрамея, жена Михайлы Потыка. Женила на себе Михайлу, скоропостижно померла, а когда он ее оживил, убежала от него к царю Сарацинскому.

 

Микола Святитель
Николай Угодник. Помог Илье и Добрыне спасти Михайлу Потыка от злых чар.

 

Микула Селянинович
Богатырь-крестьянин, обладал силой от матери сырой земли. Удивил известным способом сначала Вольгу, а потом Святогора. У Микулы было три дочери: Василиса, Марья и Настасья.

 

Михаил Михайлович
Брат Касьяна Михайловича, податаман сорока калик.

 

Михайло Данилович
Молодой богатырь, сын Данилы Игнатьевича. Разбил силу татарскую, когда все богатыри ушли из Киева.

 

Михайло Казарин
Молодой богатырь, сын Петра Коромыслова. Воспитывался сестрой Марфой Петровной и потом спас ее от разбойников.

 

Михайло Потык
Киевский богатырь, авантюрист, любитель приключений и выпивки. Отправившись за данью в царство Подольское, он женится на тамошней королевне Марье, Лебеди Белой, потом выигрывает в шашки царство у царя Бухарского, потом спасает свою жену от смерти, отваживает от нее непрошенных женихов, а когда она ему изменяет, долго пытается ее вернуть, но в конце концов женится на царевне Сарацинской Настасье Окуловне.

 

Настасья Дмитриевна
Дочь черниговского купца Дмитрия. За нее сватался Иван Годинович, но она повела себя неразумно.

 

Настасья-королевична
Поляница, королевна Литовская, жена Дуная Ивановича, старшая сестра княгини Апраксии. Умела очень хорошо стрелять из лука, за что и поплатилась.

 

Настасья Микулична
Поляница, дочь Микулы Селяниновича, жена Добрыни Никитича. Женила на себе Добрыню, но не устояла против сватовства Алеши Поповича.

 

Настасья Окуловна
Сестра царя Ивана Окуловича, вторая жена Михайлы Потыка. Помогла Михайле устоять против чар Марьи, Белой Лебеди.

 

Настасья Соловишна
Дочь Соловья-разбойника. Пыталась заступиться за папашу перед Ильей Муромцем.

 

Никита Романович
Рязанский боярин, отец Добрыни Никитича, муж Омельфы Тимофеевны.

 

Никита Романович Карачаевский
Атаман калик перехожих. Рассказал богатырям об Идоле Скоропеевиче.

 

Омельфа Тимофеевна
Матушка Добрыни Никитича.

 

Пётр Коромыслов
Залесский боярин. Отказывается от своего младшего сына, Михайлы.

 

Плён Сорожанин
Боярин, отец Чурилы Пленковича.

 

Плёнка Поморская
Жена Святогора-богатыря. Соблазняет Илью Муромца.

 

Салтан Бекетович
Царь Индейский. Советовался со своей женой, царицей Азвяковной, не пойти ли войной на Русь, но был побежден в своем же царстве Вольгой Всеславьевичем

 

Самсон Самойлович
Богатырь библейский. В действии не участвует, является номинальным атаманом Заставы богатырской.

 

Святогор-богатырь
Древний богатырь, огромного роста. По-видимому, был послан богами следить за порядком на Руси, но дело это оказалось настолько тяжелое, что даже мать сыра земля его носила с трудом. Встретился с Микулой Селяниновичем, женился на Плёнке Поморской, уехал скитаться по Святым Горам, передал силу богатырскую Илье Муромцу и умер.

 

Сокольник
Заезжий богатырь, сын Ильи Муромца и некоей тальянской калачницы. Пытается убить Илью.

 

Соловей Будимирович
Заморский гость, купец из города Леденца. Приезжает в Киев свататься за Забаву Путятичну.

 

Соловей-разбойник
Соловей Одихмантьевич, разбойник на семи дубах. Не устоял против Ильи Муромца.

 

Ставр Годинович
Богатырь из Чернигова. Хороший гусляр. Князь Владимир засадил его в погреб, а его жена Василиса Микулична перехитрила Владимира и его матушку и освободила Ставра.

 

Старчище Иванище
Паломник, калика перехожая. Ходил в Ерусалим.

 

Сухман Долмантьевич
Киевский богатырь. Разбил вражеское войско и не смог стерпеть недоверия князя Владимира.

 

Тугарин Змеевич
Вражеский богатырь, водил любовь с Маринкой-безбожницей и княгиней Апраксией. Летал на коне с бумажными крыльями. Алеша Попович его победил.

 

Хотен Блудович
Богатырь киевский. Надавал по башке девяти братьям Авдотьи Часовичны и взял за ней хорошее приданое.

 

Чурила Пленкович
Боярин. Щёголь, хвастун и бабник. Разорял киевских охотников, бился об заклад с Дюком, водил дружбу с Шарком-великаном и крутил любовь с молодой Катериной, за что и поплатился головой.

 

Шарк-великан
Заезжий великан. Завёл было дружбу с Чурилой, но Дюк с Божьей помощью его одолел.

 

 

Приложение 2
История создания этой книги

 

Так случилось, что в детстве я не читал рыцарской литературы. «Песнь о Нибелунгах» я впервые открыл в двадцать пять лет, затем мне попалась в руки «Повесть о Сегри и Абенсеррахах», а «Легенды о рыцарях Круглого Стола» я штудировал в тридцать. Будучи уже взрослым человеком, я читал героические баллады и легенды не как детскую приключенческую литературу, а именно как героический эпос, расчитанный на взрослого слушателя и читателя.

Изучив европейский рыцарский эпос, я, естественно, заинтересовался: а что же наша русская словесность? У греков Одиссей, у шумеров Гильгамеш, у тувинцев Хайындырынмай Багай-Оол, а у нас-то кто?

Конечно, есть сказки — Иван-царевич, Змей Горыныч и их друзья. Но это именно волшебные сказки, а не эпос. Сказки тоже есть у всех народов, но все же Зигфрид в Роговой Шкуре — это одно, а Мальчик-с-пальчик — это совсем другое.

В сказках есть волшебство, но нет героизма, есть силы природы, но нет заветной цели. В героическом эпосе все наоборот: нет волшебства, почти нет природы, герои очень похожи на настоящих людей и обязательно стремятся ко вполне определенной заветной цели. Одиссей стремится домой, Гайавата стремится всех помирить, Ланселот хранит честь и верность. Поначалу эпос существует в виде устных легенд, потом записывается как героическая поэма, а потом вокруг него начинает расти и вся остальная национальная литература.

Литература у нас есть, а вот как же быть с эпосом? Неужели у русского народа нет своего героического эпоса?

Разумеется, есть ¾ былины. Но почему-то никто их толком не знает, и ни у кого они не вызывают никаких героических ассоциаций. Король Артур — герой, Гектор — герой, даже Фродо Баггинс тянет на эпического героя. А про Илью Муромца разве что анекдоты рассказывают. Я решил выяснить это странное обстоятельство и стал рыться в фольклорных сборниках.

Может быть, наши былины бедны сюжетами и персонажами? Может быть, у наших героев недостаточно заветная цель, а их приключения недостаточно героические? Может быть, сами тексты безнадежно испорчены временем и не поддаются восстановлению?

Оказалось, что только киевский цикл насчитывает больше пятидесяти разных сюжетов, в которых действует примерно такое же количество персонажей, каждый со своим характером и судьбой. Также оказалось, что все эти персонажи живут примерно в одно и то же время, знают друг друга лично, и их приключения часто переплетаются.

Приключения оказались вполне героическими — ничуть не менее героическими, чем похождения Галахада или Гарри Поттера.

Так в чем же дело? Чего не хватает нашим былинам? Почему рыцари Круглого Стола на слуху у публики уже несколько веков и являются, по сути, архетипическими образами, а про наших не знаем даже мы сами? Чего нет в наших былинах такого, что так нравится нам, когда мы читаем о дворе короля Артура?

Скажем, нам нравятся истории про любовь и измену и, вообще, истории про прекрасных дам. Как в былинах обстоят дела с прекрасными дамами? Прекрасно! Есть целый цикл былин о сватовстве и женитьбах, почти всем главным богатырям так или иначе приходится выяснять отношения с женщинами. Есть героини-изменщицы, есть соблазнительницы, есть верные жены, есть даже три жены-богатырши. В отличие от европейских прекрасных дам, былинные женщины — это активные действующие лица, ведущие самостоятельную линию поведения и часто переигрывающие богатырей-мужчин.

Правда, в былинах нет мотива беззаветного служения Прекрасной Даме, который так восхищает нас в рыцарской литературе. По части нежных чувств Добрыня уступает Тристану, хотя его прощание с женой описано очень трогательно. Но нужно помнить, что романтическая любовная история стала занимать в рыцарском эпосе такое важное место, лишь когда он уже перестал быть собственно эпосом, а превратился в литературное произведение.

А как быть с заветной целью? Кроме мотивов любви и чести европейский рыцарский эпос строится на некоей общей идее, ради достижения которой раскручиваются все события. Есть ли в наших былинах богатырская заветная цель того же масштаба, что артуровская Чаша Святого Грааля?

В советские времена былины подавались под соусом защиты Родины. Эта интерпретация всегда вызывала у публики сомнение и ироничное отношение и, как оказалось, не зря.

В исходных текстах былин тема защиты Родины звучит всего несколько раз — и то, в основном, когда богатыри отказываются защищать Киев, поссорившись с князем Владимиром. При этом, иногда Добрыня с Ильей отправляются в откровенно захватнические походы — «собирать дани-выходы и прибавлять земельки святорусской». Основным же мотивом битв богатырей с врагами служит разумное соображение, что «не честь-хвала молодецкая проехать мимо силы великой». Причин такого положения вещей может быть две. Во-первых, первые былинные сюжеты формировались, начиная с X века, когда люди еще не чувствовали себя объединенными в одну нацию. У каждого была «малая родина» ¾ свой город и княжество. Слово «русь» обозначало тогда команду воинов-гребцов в варяжской дружине, а вовсе не страну. Страны еще не было, так что Илье Муромцу еще нечего было защищать. Во-вторых, те конкретные тексты, которые дошли до нас, оформились в XV-XVII веке, когда нация сформировалась, но отношение народа к центральной власти и олицетворяемой ею «большой Родине» было весьма двусмысленным. Впрочем, таким оно, кажется, и осталось.

Итак, советская интерпретация былин не выдерживает критики, и с заветной целью в былинах, действительно, возникает заминка. Создается впечатление, что былины, вправду, представляют собой пестрое собрание бытовых и героических историй, сложившееся без особого смысла и намерения. Тогда, казалось бы, понятно, почему до сих пор к ним не проявляет интереса никто, кроме ученых-фольклористов.

Но ведь таковы все устные народные предания! Все устные мифы и легенды на первый взгляд выглядят как собрание разрозненных историй, которые обретают единство только в воображении рассказчика и слушателя. Только когда устные предания записываются на бумагу и становятся литературным произведением, это единство оформляется в определенный сквозной сюжет и определенную общую мысль. А наши былины просто еще не дожили до этого этапа.

Почему же былины еще не стали литературным произведением? По-видимому, тут две причины. Во-первых, уникальность материала. Ни один цивилизованный народ не сохранил до наших дней свой героический эпос в виде живого устного предания. Европейские рыцарские сюжеты были записаны много веков назад, и с тех пор живут уже как книжная литература. Отсутствие положительного примера и боязнь испортить уникальный материал, по-видимому, и были причиной консервации былин в девятнадцатом веке и в начале двадцатого.

Во-вторых, идеология. С приходом Советской власти идеология вскочила на богатырского коня, удалые добры молодцы были объявлены защитниками Отечества, и весь богатырский эпос стал выполнять роль памятника русской боевой славе. Так что разговоры о каких-то других достоинствах былин стали по меньшей мере неуместны. А тем временем в пятидесятых годах ХХ века в далеких северных деревнях умерли последние сказители, помнившие и певшие былины в их первоначальной форме.

Но тексты остались. С середины девятнадцатого века накопились сотни записей былин, которые неоднократно издавались в самых разных комбинациях. Почему же эти тексты до сих пор не известны широкой публике? Причин несколько.

Во-первых, язык. Былины не рассказывали, а пели. Это были песни, которые пелись на довольно простой мотив, похожий на сохранившиеся до наших дней казачьи песни. Добросовестные собиратели былин записывали тексты вместе со всеми междометиями и повторениями, которые певцы использовали для сохранения ритма и мелодии. При чтении с листа эти междометия и повторения лишь мешают понимать суть. Устаревшие слова, встречающиеся в текстах, также не добавляют ясности.

Во-вторых, варианты. Всего известно около пятидесяти сюжетов киевского цикла, но многие сказители пели их по-разному, так что число вариантов былин доходит до нескольких сотен. Некоторые события в устах разных сказителей происходят с разными персонажами, например, жену Михайлы Потыка в одних вариантах уводит сарацинский царь, в других — политовский. С некоторыми героями происходят взаимоисключающие события, например, Алеша Попович убивает Тугарина Змеевича дважды при разных обстоятельствах. В такой путанице без специальной подготовки не разобраться.

В третьих, отсутствие общей сюжетной линии. Непонятно, в какой последовательности происходят с богатырями те или иные события. Без хронологического упорядочения былины невозможно читать как единое произведение.

В-четвертых, отсутствие общей идеи цикла — той самой заветной цели, о которой было сказано выше.

В-пятых, разумеется, известное соображение, что «нет пророка в своем Отечестве». Мол, куда уж нам, валенкам, со своими героями да в калашный ряд…

Итак, прежде чем браться за литературное переложение былин, мне предстояло решить три основные задачи: что делать с языком, что делать с вариантами, и где взять заветную цель.

Что делать с языком? Я пересказал все былины своими словами, но близко к тексту. Получился прозаический текст, однако если вы станете читать его вслух, то обнаружите, что он ритмичен, и его можно читать нараспев. Так что получилась ритмизированная проза. В некоторых поздних текстах изменения