Вопрос 44. Мораль и право в русской философии

Сущность права, содержание его норм станет для нас еще яснее, когда мы рассмотрим отношение его к родственной области — морали (нравственности). Осмысление права в его взаимосвязи с моралью — одна из самых давних традиций истории общественной мысли.

Современное представление о ценностном взаимодействии морали и права естественным образом опирается на анализ исторической логики развития их взаимоотношений. В анализе традиции осмысления права в тесной связи с категориями морали нас интересует, прежде всего, тот факт, что изменение ценностных приоритетов от эпохи к эпохе оборачивалось конкретными изменениями в теоретической правовой мысли и в практической нормативной жизни.

Для пояснения сказанного обратимся к историческому материалу. Известно, что учения античного времени не ставили под сомнение этическую значимость права. Космологические умозрения древних греков и римлян отражали господствующий в то время цельный, нерасчлененный способ познания мира. Правомерность и нравственность поведения человека оценивались одной общей мерой «дике» — правом-справедливостью.

Ценность права отождествлялась с его огромным нравственным значением, проявляющимся в необходимости «хороших» законов, «справедливых» правителей, «правильных» форм правления. Пифагорейцы, например, считали законопослушание высокой добродетелью, а Сократ характеризовал его как непререкаемый долг гражданина.

Платон ставил «умеренное пользование свободой» (то есть право) в качественную зависимость от того, «есть ли в душе добродетели», а Аристотель подчеркивал, что «человек, живущий вне закона и права, — наихудший из всех». Таким образом, свойственное античности нормативное различие права и морали еще не означало их автономности и дифференцированности в качестве различных ценностных систем.

Средние века стали новым этапом во взаимоотношениях морали и права. Мораль и право в этот период уже не являлись синонимами, различаясь как внутренняя область и «сверхиндивидуальная сила».

Идея Бога как первопричина мироздания и законодателя нравственности несет в себе глубокий смысл. Она прямо говорит о том, что законы нравственности предназначены человеку свыше и он не вправе изменять их по своей прихоти, подгоняя законы под сиюминутные нужды и интересы. Нравственные законы нисходят от Бога к человеку и поселяются в его сердце, обретая вид этических саморегуляторов — совести, стыда, способности испытывать чувства раскаяния, вины и т. д.

Предназначение этических саморегуляторов заключается в том, чтобы показывать человеку меру дисгармонии между требованиями непреложного нравственного закона (Бога) и его реальным поведением.

В данную эпоху происходило становление системы права, автономной от моральных установлений, и дальнейшее теоретическое размежевание права и закона. Закон при этом не терял своего абсолютного и тотального нравственного значения, а взаимоотношение права и нравственности вытекало из соответствия того и другого религиозным ценностям средневекового общества.

Можно сказать, что критерий ценности закона в Средние века был един и для этических, и для правовых установлений. Он в самом общем виде заключался в степени соответствия любых земных законов высшему, Божественному разуму.

Иное положение вещей было характерно для Нового времени. Именно в этот период произошел кардинальный поворот как в определении смысла права и его самостоятельного ценностного содержания, так и в подходах к морали, которые сразу же нашли свое отражение и в правопонимании, и в правоприменении.

Теоретическое осмысление ценностной самостоятельности морали и права как основания для их взаимодополнения стало предметом исследования в классических концепциях просветительной традиции, представленной такими именами, как Гоббс, Юм, Монтескье, Беккариа, Вольтер, Руссо и др. И хотя тема права в этих концепциях по-прежнему оставалась темой моральной философии, право уже осмысливалось не просто как конкретизация и детализация моральных обязанностей, а как феномен, приобретающий свой высший смысл и значение в совокупности с этическими категориями. Иными словами, идеал и легитимность права виделись в его обусловленности моралью.

Философия естественного права Нового времени различала нормативный и аксиологический подходы к праву, считая первый проявлением инструментальных функций права, а второй — выражением абсолютной ценности права «по понятию». И в той мере, в какой право мыслилось в контексте своего безусловного ценностного содержания, оно могло сопоставляться с моралью в статусе разных, но взаимодополняющих ценностно-нормативных систем.

У Канта мораль и право выступают как взаимно предполагающие и взаимно запрашивающие друг друга: моральность индивида с самого начала имеет смысл правоспособности (полной внутренней предуготовленности к ответственному отправлению гражданских свобод), право же (в той мере, в какой оно является «истинным», или «строгим правом») означает, прежде всего, признание публичной властью нравственной самодостаточности подданных и отказ от патерналистской опеки над ними.

Вопрос о соотношении морали и права в рассматриваемой плоскости стал предметом обсуждения и в русской философско-религиозной и юридической литературе.

Все многочисленные теории взаимоотношения права и нравственности (морали) могут быть сведены к нескольким типам.

Первый тип не проводит никакой разницы между правом и нравственностью (славянофилы). Второй тип считает, в противоположность первому, что право и мораль не имеют между собой ничего общего (Б. Чичерин). Третий тип рассматривает право как часть нравственности (В. Соловьев).

А чтобы решить вопрос, какая же это часть нравственности, выдвигается теория этического минимума, имеющая в качестве своих сторонников многих крупных представителей философии. По мнению видного приверженца религиозной философии В. Соловьева, право является инструментом «всеобщей организации нравственности», выступает в качестве «принудительного требования реализации определенного минимального добра», «минимума нравственности».

С точки зрения Б. Чичерина, подчинение права нравственности (как части целому) было бы равносильно признанию необходимости введения морали принудительными мерами, уничтожению как нравственности, так и права.

Проблематика дискуссий о взаимоотношении права и морали, которые были особенно популярны в России в XIX веке, не потеряла актуальности и по сей день.

В анализе современного права, все более связывающего бытие с автономной личностью, на первый план выступает мораль, которая через «эгоцентризм» переводит философско-правовой анализ в плоскость жизненного процесса, весьма значимого для права на современной стадии его развития. В морали решающее значение имеет уровень элементарных моральных (нравственных) требований, императивов, аксиом, заповедей, прямо выражающих значение нормы или внутренне имеющих к ним отношение.

Наиболее полно общность ценностных оснований морали и права воплощается в этико-правовых конструкциях прав человека. Она же проявляется в фактическом совпадении некоторых правовых и моральных норм, которые таким совместным «дублирующим» регулированием подчеркивают особую значимость защищаемых ценностей. К ним относятся прежде всего ценности жизни, свободы, собственности. В этих случаях право и мораль взаимодействуют друг с другом как взаимодополняющие ценности.

Таким образом, по вопросу взаимодействия морали и права можно сформулировать следующие положения. Во-первых, с точки зрения общей сложившейся системы ценностей в современном обществе право должно отвечать абсолютным, формальным, всечеловеческим ценностям.

Во-вторых, мораль и право — это две универсально значимые ценностно-нормативные системы общества, занимающие относительно самостоятельные ниши в жизни общества.

Такая характеристика связи морали и права базируется на представлении о том, что право является продуктом естественного развития социума, оно не привносится извне и не навязывается обществу властью.

Возникновение и развитие права подчинено тем же общим закономерностям, что и развитие общественной морали. Мораль положительно оценивает право, если его содержание соответствует нравственным ценностям и порицает нарушения правопорядка, особенно прав и свобод граждан.

Нормирование социальной жизни, присущее морали и праву, имеет общие ценностные основания, которые подчеркивают безусловную значимость человеческой личности, нормальных условий ее бытия.

Эти ценностные основания конкретизируются в каждой из систем по-разному. Право строит свои принципы на ценностях формального равенства, справедливости, заключающейся в эквивалентности предоставлений и получений, деяний и свободы как первого условия осуществления правовых отношений. Моральные ценности сложнее определить однозначно, этому сопротивляется сама природа морали, для которой характерно признание и «присвоение» индивидуальным моральным сознанием всеобщих абсолютных законов.

В-третьих, мораль замкнута на сознании, духовной жизни людей и не имеет обязательного внешнего выражения. Право выступает в качестве институционального регулятора. Как писаное право оно входит в жизнь общества в виде определенной реальности, устойчивой догмы, не зависящей от чьей-либо прихоти. Культура, исполненная высоких нравственных требований и публично об этих требованиях заявляющая, обеспечивает более действенный контроль за нарушением норм и законов, чем культура, которая воспринимает контроль только как причинение боли и страданий людям.

В-четвертых, содержание морали самым непосредственным образом связано с долгом, обязанностями ответственных людей за свои поступки. Право сосредоточено на субъективных правах отдельных лиц, нацелено главным образом на то, чтобы определить юридические возможности субъектов, обусловленную правом свободу их поведения.

Если сопоставить формулу «основного закона права» («равенство в свободе по всеобщему закону» или «разреши другим то, что ты разрешаешь себе») с тремя формулами категорического императива («стандартной», персонизации и автономии), то соотношение морали и права предстанет в виде диалектической формулы единства, противоположности и взаимодополнительности.

Так, мораль и право безоговорочно едины по формуле «никогда не относись к другому только как к средству, но еще и как цели в себе». Одна и та же установка делает индивида моральным, а государство — правовым. Мораль и право соотносительно противоположны, поскольку «стандартная формула категорического императива» и «основной закон права» представляют собой и запретительную, и разрешительную версию одного и того же нормативного формализма («барельефное и горельефное изображение принципа личной автономии»). Мораль и право находятся в отношении необходимой дополнительности в том аспекте, что формула автономии личности неявным образом признается и в «основном законе права».