Три составные части языка: произнесение, называние, разговор

 

Прежде чем описать последовательные стадии овладения речью, следует сделать несколько кратких, но фундаментальных терминологических пояснений. В первой части этой главы было указано на то, что речи присуща потребность установить связь самой с собой, говорить с самой собой. Также речь это то, что дает имена предметам, речь называет. Мы должны придавать речи как самостоятельному существу большее значение, чем это обычно делается.

Мы имеем склонность слишком легко говорить другим людям, особенно детям: «Подумай, прежде чем говорить!» Но кто делает это на самом деле? Разве не бывает так, что мы часто осознаем, что мы действительно имели в виду, лишь после того, как произнесли это? Филолог Йесперсен (Jespersen) постоянно обращается к замечанию маленькой девочки, которая сказала: «Пожалуйста, позвольте мне сказать, чтобы я поняла, о чем я думаю». Как прав был этот ребенок! Большая часть того, что мы говорим - это как бы диалог, который мы ведем с нашим мышлением. Точно также мы говорим и с другими, и часто сами удивляемся собственным замечаниям, придающим очарование беседе.

Я не хочу сказать, что выражение «Я говорю» неверно. Безусловно, я говорю, но мне вовсе не нужно продумывать то, что я имею в виду, прежде чем сказать. В речи Я как индивидуальность живет не только в сфере пробужденного сознания, где осуществляется мышление, но и в сфере грезящего сознания, из которого оно (Я) говорит. 16

Так же как движение становится заметным лишь после того, как каждая из его частей и все оно в целом будут завершены, так и речь становится полностью осознанной лишь после того, как была произнесена. В большинстве случаев мое Я согласно с тем, что я сказал, но в случае ошибки, особенно при патологиях, речь становится независимой сущностью, которая, часто к ужасу говорящего, кажется возникающей из неизвестных глубин. Здесь кроется один из корней заикания и запинок.

Обе фразы: «Говорится...» и «Я говорю» вполне справедливы. Речь - это не зависящая от меня сущность, следующая своим собственным методикам и законам, имеющая собственную мотивацию, активная сама по себе и выражающая себя в говорении. Она обитает внутри меня, как дыхание, которое приходит и уходит.

Эта сущность захватывает мою двигательную организацию и поднимает ее в сферу речевых органов, соединяя ее с воздухом. Это также и сущность, которая покоится на потоке моей крови и достигает моего уха. Она сплетена со мною, но в то же время это нечто отличное от того, чем я сам являюсь.

Речь произносится мною. Это изначально заданный факт, но таким образом я выражаю себя - мои желания и чувства, мои скрытые наклонности, мои желания и мои предчувствия. Все это содержится в слове «произносить» (sagen). Я высказываю (aussagen) посредством речи то, чем я являюсь.

Речь выражает себя в говорении. Это вторая функция разговора. Здесь речь обитает в своем собственном царстве. Она расшифровывает вечные и преходящие имена вещей и существ и таким образом человек учится узнавать их имена. Меня называю вещи по именам. На самом деле мне была дарована речь, и благодаря этому имена и названия открылись мне. Я могу произносить, а также и понимать их. Все это содержится в слове «называть» (nennen). Вещи и существа называются в царстве речи, а мне позволено принимать в этом участие.

Речь выражает меня в говорении. Она позволяет мне понимать других говорящих существ и обращает меня к ним. Таким образом, речь может прийти в согласие с самой собой и с мышлением. Речь - это социальная структура, благодаря которой можно преодолеть стену, стоящую между Я и Я, хотя часто это лишь кажущееся преодоление. Беседа, разговор, обмен мнениями - все это обитает здесь. Это выражено в слове «разговаривать» (reden). Речь выстраивает мост разговора, по которому я могу достичь Я другого человека.

То, что Карл Бюлер17 упрощенно-односторонне характеризует как утверждение, воздействие и изображение, может найти здесь свое законное место. Утверждение содержится в произношении, изображение в назывании, а воздействие в разговоре.

Слово «говорить» включает в себя все эти три аспекта, а сама речь - понятие еще более широкое и величественное. Говорение - это просто активная сторона речи, которая имеет и пассивную часть, слушание. Речь может как говорить, так и слышать произнесенное слово, утверждение. Она может слышать себя во мне и в других постольку, поскольку они говорят. Поэтому инструмент, организм речи, поднимается вверх, достигая уха, где он участвует в слушании.

Таким образом, речь как целое имеет две стороны: моторную сторону, говорение, и сенсорную сторону, слышание. Обе они должны работать вместе в полном согласии, чтобы могла проявиться сама речь. Обыкновенно, когда ребенок рождается глухим, он не глух на самом деле, просто его речь не достигает сенсорной области. Что-то похожее может происходить и в моторной сфере речи. Б любом случае, речь следует рассматривать как нечто многостороннее, охватывающее обе эти функции. В то же время, ее следует видеть как нечто самостоятельно существующее, самодостаточное.

Схематично это можно проиллюстрировать таким образом:

 

Слышание имен

Сенсорное

Слышание речи

Речь

Говорение в произнесении.

Говорение в назывании Моторное

Говорение в разговоре

Теперь мы можем начать рассмотрение развития речи.

ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ РЕЧИ

 

Во второй части этой главы было описано, как речевой организм начинает жить в момент рождения. С первым вздохом воздух начинает поступать внутрь и наружу, и звучит первый крик ребенка. Это событие закладывает основу для речи.

В процессе приобретения ребенком способности стоять и ходить можно наблюдать действие определенных законов. Точно так же постепенное овладение младенцем речью связано с определенными шагами, соответствующими некоему плану.

Хотя первые настоящие слова произносятся не раньше, чем к одиннадцати-двенадцати месяцам, формирование речи начинается уже с первого крика.

Вильям Штерн указывал на то, что ребенок приближается к овладению речью трехчленно. Вначале через выразительные движения лепета и гуления; затем через бессознательную имитацию; и, наконец, через осмысленную реакцию на слова, обращенные к нему. Эти три шага могут быть отчетливо наблюдаемы, особенно в первый год жизни. Однако всему этому предшествует крик.

Ребенок выражает свои ощущения симпатии и антипатии с помощью разных видов крика или радостных звуков, которые мать постепенно учится понимать в течение первых месяцев.

То, что называется лепетом, начинает формироваться лишь к третьему месяцу. Фридрих Кайнц (Kainz) говорит о лепете следующее:

«Лепет - это функциональная игра ребенка со своими органами артикуляции. Так же, как пинание упражняет моторный аппарат, так и лепет представляет собой инстинктивное упражнение и использование мышц речевого аппарата. Оно состоит в формировании связных звуковых конструкций, напоминающих слоги и слова, которые сначала произносятся изредка, но в конце концов превращаются в бесконечные лепечущие монологи.... В противоположность звукам крика то, что мы слышим как лепет, не являясь истинными звуками речи, постепенно принимает характер речи. Это становится очевидным с того момента, когда кроме гласных появляются и согласные звуки.»18

Это удачное описание лепета, но следует подчеркнуть, что он никогда не содержит конструкций, напоминающих слова, а только конструкции, напоминающие слоги. Весь лепет состоит из слогов, никогда из слов и редко из отдельных звуков. Слог - это живой камень для здания развивающегося умения формировать слова, потому что слово не состоит из звуков. «Истинными элементами слова скорее являются слоги, а слоги возникают благодаря дифференциации дыхания внутри звукового потока.»19

Во время периода лепета ребенок собирает живые кирпичики для постройки будущих слов. Он делает это без всякой меры или каких-либо признаков рациональности. Хотя в последние двадцать лет физиологи речи и пытались доказать, что лепет у детей разных рас и национальностей различается, результаты были неутешительны. Французский младенец лепечет по-французски не более, чем немецкий по-немецки или русский по-русски. По всей земле младенцы лепечут так, как если бы они готовили себя для освоения любого возможного языка. «Это выглядит почти так, как будто природа благодаря этому многостороннему и неспециализированному звукообразованию хотела создать технические средства и возможности для выполнения любых требований, которые могли бы возникнуть на более позднем этапе, и для подготовки ребенка к изучению любого существующего языка.»20

То, что Кайнц выразил здесь несколько «по-профессорски», можно представить более просто следующим образом. Каждый ребенок все еще гражданин мира, а не конкретной страны. С тем необыкновенно большим числом слогов, которые он может образовывать, он имеет возможность изучить любой язык. Также чрезвычайно важно осознавать, что дети, рождающиеся глухими, лепечут точно так же и в той же степени, что и те, которые слышат.

Следует еще кое-что добавить, чтобы понять, как младенец приобретает способность лепетать. Необходимо также рассмотреть постепенную подготовку ребенка к пониманию всего, что ему говорят, к концу первого года жизни. Хотя и кажется, что растущий младенец воспринимает обращенные к нему слова и предложения со все возрастающим пониманием, его восприятие еще не является в истинном смысле пониманием слов. Ему приходится одновременно воспринимать огромное количество информации, включая слова и предложения. Когда его мать подходит к нему и говорит ему нежные слова, когда его отец склоняется над ним и раскачивает свои часы перед его носом, когда кто-то из его старших братьев или сестер показывает ему новую игрушку, тогда слово или произнесенное предложение не имеет для него значения. Важное здесь - сопровождающие все это жесты и действия, внутренний подход.

Нужно постараться самому почувствовать, как младенец переживает окружающее, попробовать оказаться на его месте. Тогда вы заметите, что он живет не в отдельных переживаниях и отношениях к отдельным фактам, а в бесконечном множестве и целостности постепенно для него разворачивающейся окружающей среды. Пейзажи событий открываются перед ним облаками ощущений, горами и долинами движений и жестов, пастбищами и склонами чувства привязанности, которую испытывают к нему другие. Как в любом природном ландшафте можно услышать звуки, издаваемые животным, или человеческий голос, так и ребенок слышит произнесенное слово как часть целостности своих ощущений и опыта. Вначале он испытывает всю полноту своих ощущений и переживаний как некое единство, и произнесенное слово не воспринимается как нечто отдельное от всего этого. Всеобъемлющий жест переживания, получения своего опыта формирует первую основу взаимопонимания между ребенком и миром, но слово - все еще почти не заметная часть этой целостности.

Когда к концу первого года появляется способность стоять прямо, когда маленькое тело поднимается, противодействуя силе тяжести, и освобождается от окружающего мира, тогда шаг за шагом ребенок и мир отдаляются друг от друга. Ландшафт переживания начинает распадаться на отдельные части, и ребенок учится чувствовать себя отделенным от окружающего его мира. Раскрывается пропасть между «внутри» и «вовне».

К этому времени лепечущий говор ребенка собрал все необходимые слоги-кирпичики. Органы речи с удовольствием используются, и ребенок начинает замечать, что волнения и чувства его собственного мира могут каким-то образом найти свое выражение в этом лепете. Он теперь способен извлекать из распадающегося ландшафта своих переживаний отдельные черты и детали. Теперь, например, слова «тик-так» начинают связываться со сверкающими часами. Последовательность слогов «ма-ма-ма» произносится при появлении матери, а также в тот момент, Когда малыш требует ее внимания, или всего, что приносит комфорт, удовлетворение и покой.

Таким образом к тринадцатому-четырнадцатому месяцу, то есть к началу второго года жизни, и появляются первые слова. Вначале был крик и плач. Затем появился лепет, но ни один из этих двух видов издаваемых звуков нельзя было назвать говорением. Теперь же начинается собственно говорение, но выражается оно не в назывании предметов, а скорее таким образом, что отдельное слово обозначает огромную полноту, панораму ощущений и опыта, центром которой становится тот, кто говорит, то есть сам ребенок. Слог «мо» не только указывает на молоко как на жидкость или пищу, но также может означать: «Я хочу молока» или «Я не хочу молока»; «Дай мне молока» или, возможно, «Какая это замечательная штука - молоко»; «Бутылочка с молоком», «Мама, которая приносит молоко» или даже «Облака», которые иногда белы как молоко.

Этот этап, который Вильям Штерн называет «этапом предложений из одного слова», продолжается довольно длительное время, заканчиваясь к концу восемнадцатого месяца. Во время этого периода ребенок осваивает от сорока до семидесяти слов, которые он использует как отдельные предложения.

Согласно тому, что уже было сказано выше, мы можем назвать этот период «Произнесение». Ребенок использует речь для того, чтобы выразить себя и свои стремления посредством предложений, состоящих из одного слова. Это еще не сама речь, что начинает здесь выражать себя; ребенок использует речь, чтобы сообщить что-то о себе и своем мире ощущений и опыта. Он выражает себя.

Как шестой месяц жизни, когда ребенок садится, является решающей поворотной точкой в обучении ходьбе, так и на шестой месяц обучения речи (восемнадцатый от рождения) происходит столь же решающее изменение. Неожиданно и довольно спонтанно ребенок постигает связь между предметами и названиями. Ребенок день за днем понимает, что у каждой вещи есть имя. С этого момента его словарный запас быстро растет и в течение следующих шести месяцев (к концу второго года жизни) осваивается от четырехсот до пятисот слов. В это время часто складывается впечатление, что слова дождем сыплются на ребенка. Он ловит отдельные капли и сразу же понимает, как с ними обращаться, хотя никто его этому не учил.

Теперь имеет место немедленное понимание самого слова и его значения. Когда детские психологи говорят, что дети в это время произвольно меняют значение слов, они не правы. Вильям Штерн, например, указывает, что его девятнадцатимесячная дочь называла словом «нос» носки туфель. «В то время она любила дергать нас за нос и обнаружила, что то же самое возможно и с носками наших туфель». Но разве можно найти здесь более подходящее по значению слово, чем «нос»? Носки наших туфель, несомненно, можно назвать носами, которыми ноги, высовывая их из-под юбок и брюк, «обнюхивают» свой путь по миру.

К удивлению своего отца, эта же девочка называла словом «кукла» не только настоящую куклу, но и другие игрушки, такие, например, как тряпичная собака и кролик. С другой стороны, она не пользовалась этим словом для обозначения маленького серебряного колокольчика, который был ее любимой игрушкой в то время. И здесь удивляться не следует, потому что в непосредственном понимании ребенка «кукла» - это образ человека и животного. Девочка использовала бы слово «кукла» и при виде изображений людей и животных в книге. Однако серебряный колокольчик был чем-то совершенно иным, и ошибалась не девочка, а психолог, ее отец, который ожидал от ребенка понимания обобщающего понятия «игрушка». Для нее же ни кукла, ни колокольчик не были игрушками, но одними из многочисленных и разнообразных форм, проявляющих себя в раскрывающемся для нее мире. Это ни в коем случае нельзя назвать изменением значения при использовании слов, ибо в этот период значение слов для ребенка имеет гораздо более обобщенный и всесторонний характер, чем впоследствии. «Нос» - это просто все, что выставляет в мир свой кончик, а «кукла» - это все, что является не реальностью, а образом и подобием реальности.

Для другого ребенка слово «ух» может служить выражением всего, что связано с волнением и удивлением. Темнота или пустая комната, маска или покрывало, скрывающее лицо матери, прикосновение к чему-то слишком холодному или слишком теплому - все это может быть «Ух». Поскольку значения слов не дифференцированы, а неизмеримо широки и тесно связаны с миром вечных идей, ребенок учится понимать, что каждая вещь, все, что существует, имеет имя.

Б этот период между восемнадцатью и двадцатью четырьмя месяцами ребенок живет в сфере речи, которая связана с «называнием». Все имеет свои имена, и огромная радость переполняет ребенка в этот период, когда он чувствует себя исследователем, первооткрывателем. Бот стол, а вот окно; вот луна, а это облака; мама, папа, тетя, Пиза, Ав-ав - все и вся открывается заново благодаря тому, что это можно назвать и таким образом завладеть им.

Да, ребенок теперь не только исследователь, но и завоеватель, потому что все, что он может назвать, принадлежит ему и становится его собственностью. На этой стадии речь пробуждается по отношению к самой себе и начинает раскрываться в душе ребенка. Ребенок играет с речью и ее словами как с прекраснейшими золотыми мячами, которые ему бросают, предоставляя в его владение.

В этот период не только растет число слов, но и начинается их дифференциация. Существительные, глаголы и прилагательные постепенно осваиваются и переживаются в соответствии со своим смыслом и значением. Нижеследующая таблица отражает постепенную дифференциацию трех категорий слов в течение второго года жизни. 21

Возраст в годах Существи- Глаголы Прилагательные и др.

и месяцах тельные

1. 3 100 - - -

1. 8 78 - 22 - -

1. 11 63 - 23 - 14 -

Это ясно показывает, что к концу второго года жизни ребенок приобретает те «камни», из которых строятся первые примитивные предложения. Голова в существительном, грудь в прилагательном и конечности в глаголе формируют первое основное выражение образа человека, проявляющегося в каждом простом и сложном предложении.

Даже если предложения оказываются поначалу косными и неловкими, и «голова» их стоит на земле, а «конечности» болтаются в воздухе, тем не менее формирование предложений все-таки начинается.

Ребенок теперь достигает в развитии речи такого этапа, который можно сравнить с той стадией ходьбы, когда он делает первый свободный шаг в пространстве. С формированием предложений в сфере речи достигается нечто, что опорно-двигательной системой переживается в способности прямохождения.

Поначалу образуются очень неуклюжие предложения, так как ребенок все еще живет в периоде «называния» и поэтому все имена и названия в беспорядке нагромождаются друг на друга. Мальчик, например, может сказать: «Упасть табурет нога Анна Джон», что означает «Джон упал и ударился ногой о табурет Анны». Гэбеленц (Qabelenz) рассказывает о маленькой девочке, которая в возрасте двух лет вскарабкалась на стул, упала и была отшлепана своей матерью. Об этом она сказала так: «Девочка стул забраться бум мамочка сидеть покусали». Это ясно показывает, чего можно ожидать от формирования предложений во время периода «называния». Все есть имя - как существо, так и предмет, как опыт (переживание), так и ощущение, возникающее из него.

Когда порог второго года преодолен, постепенно начинается настоящее формирование предложений. Если сначала все слова были именами, то теперь они становятся существительными, глаголами и прилагательными. С удивлением Вильям Штерн выражает то, что справедливо для этого периода: «Какие же усилия потребуется затратить впоследствии в школьные годы, изучая второй язык, которым никогда не сможешь овладеть по-настоящему, сделать его действительно своим даже после многих лет практики! С другой стороны, речь, которой пользуется его окружение, как будто вспыхивает в один миг в нормальном двух-трехлетнем ребенке. Никогда не заучивая лексику и не обучаясь грамматике, он делает совершенно поразительные успехи месяц за месяцем».22

Это наблюдение, безусловно, правильно. Однако случай, описанный Штерном, не может быть действительно понят без осознания того, что не ребенок учит язык, а сам язык разворачивается внутри речевого организма ребенка.

Кайнц говорит по этому поводу следующее: «Впервые ребенок начинает осознавать тот факт, что все слова, находящиеся в его распоряжении, чрезвычайно разнообразны - обозначения для людей и предметов, случаев и условий, качеств, действий и т.д.»23 Однако ни в коем случае нельзя говорить, что сам ребенок начинает осознавать эти факты и делает соответствующие дифференциации. Любой, кто наблюдал за детьми двух-двух с половиной лет, знает, что подобное предположение бессмысленно. Не сам ребенок, а язык начинает раскрываться и выражать себя в речи. В ребенке возникает побуждение рассказать что-то, и это побуждение пробуждает речь, которая теперь достигает точки, которую в третьей части этой главы мы назвали «разговор». Речь говорит ребенком. Она слышит то, что звучит извне, и подчиняется тому, чего требует побуждение ребенка. Так возникает родной, «материнский» язык.

В течение третьего года жизни родной язык разворачивается удивительно быстро. Предложения, поначалу столь неловкие, застывшие и невнятные, постепенно начинают принимать форму и обретают жизнь.

Вслед за первыми шагами многочисленные возможности вертикальной подвижности приобретаются лишь постепенно, и ребенок для того, чтобы действительно завоевать пространство, должен научиться в результате многих недель и месяцев практики не только ходить, но и бегать, скакать, прыгать, кружиться и танцевать. И в говорении происходит нечто подобное.

Слова начинают развиваться, склоняться и изменяться. Существительное постепенно дифференцируется на единственное и множественное число и преобразуется благодаря использованию различных падежей. Глагол как слово, определяющее время, приобретает характер ощущения прошлого, настоящего и будущего. Прилагательные начинают обозначать сравнение, в употребление входят предлоги и артикли. Можно видеть, как бесформенная, составленная из отдельных частей кукла, возникшая при первых попытках образования предложений, наполняется жизнью и душой, выпрямляется и расширяется, и вскоре начинает ходить и прыгать. Таким образом, возникает «разговор».

Только в разговоре завершается истинное овладение родным языком, и это возможно лишь потому, что ребенок растет в своем речевом окружении. Речь говорит с другими собеседниками и выражает личность ребенка. Речь принимает социальный характер и ребенок врастает в языковое сообщество, то есть в сообщество своего народа.

Лепечущий малыш - гражданин мира. Проходя через стадии произнесения, называния и разговора, он становится гражданином своей страны, потому что овладевает родным языком. Благодаря этому он вновь начинает обладать миром, который ему пришлось сначала оттолкнуть от себя. Благодаря приобретению вертикального положения произошло разделение между собой и миром, но теперь благодаря дару речи ребенок как личность вновь завоевывает мир. Все, что мы можем назвать, становится нашей собственностью, потому что мы учимся обладать чем-либо, когда нам открывается его имя.

Маленький ребенок напоминает теперь Моя, который собрал вокруг себя в Ковчеге мир, принадлежащий ему. Сыновья и дочери, и все животные, которых он сам называет по именам, теперь становятся его собственными. Снаружи потоп, вода поднимается, но безопасность Ковчега дает защиту и уверенность. Такова ситуация, в которой находится ребенок, когда ему около двух лет.

Вскоре Ной выпустит голубя, чтобы узнать, спала ли вода. Так и ребенок вскоре начнет выпускать голубей своих первых мыслей, как только он приобретет уверенность в говорении.