От прав человека к праву человека

 

1. Многосложные проблемы. Одна из фундаментальных задач нынешнего времени (особенно – для стран, освобождающихся из-под ига тоталитарных режимов) – это перейти от славословий, а порой словоблудия по правам человека к реальному делу.

Условия, пути и способы решения возникающих здесь проблем, направленных на превращение в жизненную реальность идей о правах человека, многообразны. Они сопряжены со степенью утверждения в обществе начал либеральной цивилизации, природой, характером и честностью политической власти, деятельностью общественных правозащитных организаций, действительных подвижников правозащитного дела, со многими другими факторами нашего сегодняшнего бытия..

Но быть может, среди этих различных условий, путей и способов тоже есть ключевое звено?

 

2. От субъективного права к объективному праву – праву человека. Да, и здесь, при определении условий, путей и способов превращения правозащитных лозунгов и формул в реальность, есть центральный пункт. Он состоит в юридическом возвышении прав человека. В том, чтобы идеи прав человека воплотить в действующем позитивном праве, и в обществе утвердилось, стало незыблемым и основополагающим п р а в о человека.

Здесь вновь приходится говорить об азбучных положениях науки, рассмотренных в самом начале книги [1.2.1.]. Право человека в общераспространенном их понимании – это субъективные права, т.е. возможности конкретной личности, субъекта. Более того, и в античности, и даже в эпоху Просвещения они в принципе не имели юридического характера, выступали в качестве некоего духовного начала, требований естественного права, имеющих преимущественно идеологическое, гражданственное, моральное значение.

Только с середины ХХ в. общественная значимость этой категории и необходимость ее реализации стали настолько значительными, что права человека получают общее признание, а отсюда шаг за шагом – и юридическое значение. Они в полномасштабном виде закрепляются в международных документах, конституциях, других внутригосударственных законах. А затем – уже ближе к нынешнему времени - постепенно начинают обретать и прямое юридическое действие.

Последнее из указанных обстоятельств не только имеет существенное практическое значение, связанное с фактической реализацией прав и свобод человека, но и представляет собой крупный шаг в их юридическом возвышении, - к тому, чтобы начался процесс преобразования материи права, его перенастройка из «права власти» или «права государства» в «право человека». Такое преобразование обусловлено с юридической стороны тем, что прямое юридическое действие прав человека означает их непосредственное признание правосудными учреждениями – судом, и значит – вступление в «работу» других звеньев юридической системы, когда постепенно, звено за звеном начинает «работать» объективное право в целом, весь комплекс его средств и механизмов.

Право человека, таким образом, в качестве своей основы и сути включает субъективные права человека, которые как бы распространяют на объективное право свою духовную силу и которые со своей стороны сами выступают уже в лоне и под эгидой объективного права. И потому – они, субъективные права человека, не только становятся критерием, своего рода камертоном построения и настройки всего содержания юридической системы, всех ее подразделений (в том числе и тех, которые направлены на обеспечение порядка и организованности в общественной жизни), но также – что не менее существенно – становятся юридическими субъективными правами и, стало быть, оснащенными юридическими средствами и механизмами по их реализации.

Этот процесс юридического возвышения прав человека, когда они наращивают «юридическую плоть» и все более выступают в качестве субъективных юридических прав, только начался в мире. Даже в передовых демократически развитых странах (таких, как Германия) сделаны в этом направлении только первые шаги, о которых ранее уже упоминалось.

В целом такого рода перенастройка юридической системы, осуществимая во всем своем объеме при успешном претворении в жизнь идеалов либеральной цивилизации, по конечным итогам будет означать качественный переворот в мире правовых явлений, когда реально, фактически, и притом – во вполне развернувшемся виде, и войдет в жизнь людей неведомый ранее юридический феномен – право человека, о котором двести лет тому назад прозорливо сказал Кант и котором по сути дела говорят передовые правоведы (такие, как И.А. Покровский).

Хотя процесс становления права человека, по всем данным, окажется сложным и долгим, уже сейчас различимы основные вехи этого процесса. По-видимому, наиболее крупными, поворотными среди них окажутся следующие три. Это:

В о – п е р в ы х, такое построение позитивного права, когда путем целенаправленного законодательства категории субъективных прав человека будет подчинен весь основной нормативный материал национальной правовой системы (именно такой курс – судя по фактическим данным – взят в демократически передовых странах, в конституциях которых заглавное, определяющее место занимают нормативные положения об основных правах человека; в Конституции России аналогичное положение – пусть пока на формальном уровне - записано в ст.18);

В о – в т о р ы х, создание независимой системы правосудия, способной и настроенной на то, чтобы противостоять любым акциям учреждений исполнительной и законодательной власти, не согласующимся с конституцией, основными правами и свободами человека;

В т р е т ь и х, фактическое, немедленное и резкое реагирование судебной системы (реагирование, при отсутствии иных оснований, – по своей инициативе), а вслед за ней – всего государства на все случаи, когда – пусть и в юридической форме - происходят на деле нарушения основных прав человека.

 

3. Всеобщее правовое общество. Право человека – это право гражданского общества. И вот что примечательно. Рассматривая формирование последнего как «величайшую проблему для человеческого рода», Кант определял его как всеобщее правовое гражданское общество[386]. Но что значит «всеобщее»?

Прежде всего, понятно – то, что правовые и гражданские начала в таком обществе должны распространяться на все основные стороны его жизни (и иметь в этом отношении «тотальное», стало быть, всеобщее значение). Но дело не только в этом.

Характеризуя развитие человечества «во всемирно-гражданском плане», Кант связывал создание и существование совершенного гражданского устройства данного общества с состоянием международных дел, с утверждением законосообразного порядка и во внешних связях между государствами[387]. Именно – законосообразного! То есть – в принципе такого же, какой должен господствовать и внутри общества[388].

Насколько эта сторона гражданского устройства представлялась существенной для Канта, видно хотя бы из того, что именно в плоскости международных дел он освещал важнейшие достоинства права. Рассматривая под этим углом зрения проблемы мира (основная работа по этой проблеме – «К вечному миру» 1795 г.), Кант говорит «об уважении к понятию права, которое одно только могло бы утвердить навечно мир»[389].

Вместе с тем здесь, на мой взгляд, может быть отмечена и другая сторона проблемы. Реализация идеалов права, и, возможно, прежде всего – тех, которые относятся к субъективным правам человека, должна, не только получать фактическую жизнь через механизмы объективного права данного государства, но и, по всем данным, иметь опору в мировом сообществе. – в международном праве, в самом законосообразном порядке внешних связей государств, а главное – в общем состоянии и в «настроенности» права, характерном для мирового сообщества.

Каковы доводы, обосновывающие это положение? Два основных соображения должны быть приняты здесь во внимание.

Первое из них заключается в том, что право – это универсальный институт в жизни людей на нашей планете. И потому в обстановке ХХ - начала ХХ1 века, сблизивших через поразительную по эффективности систему коммуникаций людей всех стран и континентов, есть основания утверждать о существовании в мире общего правового состояния, своего рода уровня права, планки и порога правосознания, задаваемых общепризнанными правовыми ценностями, правовой культурой наиболее развитых, продвинутых по путям прогресса стран. Вполне понятно поэтому, что в странах, особенно – тех, которые только вступили на путь формирования права современного гражданского общества, опорными точками для такого правового развития должны стать не только внутренние, существующие в данном обществе условия и импульсы, но и та планка правовых ценностей, которая характерна для человеческого сообщества в целом.

А в этой связи – и второе соображение. Существо его в том, что и в современном гражданском обществе стран, уже во многом освоивших ценности либеральных цивилизаций, политическая государственная власть остается потенциально наиболее мощной социальной силой. И по этой причине даже в передовых по демократическому развитию странах рецидивы насилия нет-нет, да и прорываются в реальном бытии, в политической практике. И порой, увы, так, что возвышенные идеалы прав человека (права человека) грубо, вооруженной силой попираются.

Тем более такое положение вещей, характеризующее непростую конкуренцию насилия и права, присуще странам, стремящимся в ускоренных темпах достигнуть современной стадии обещецивилизационного развития. - Таким странам, как современная Россия, где либеральные по замыслу реформы реализуются в обстановке нетерпения в ускоренных темпах через институты государственной власти и где в результате этого, а также в результате былой силовой идеологии декларируемые правовые формы и принципы остаются неустойчивыми, зыбкими, податливыми перед силовым давлением. Позор России – кровавая бойня в Чечне в1994-1996 гг., отмеченная (официально не осужденными и даже официально не зафиксированными) грубыми массовыми нарушениями прав человека, обнажила реальное существо российской юридической системы, сохранившей глубокие следы коммунистической правовой идеологии с ее доминантой – возможностью вооруженного насилия при решении внутригосударственных проблем.

В такой обстановке сама жизнь выдвигает необходимость (согласующуюся с кантовской идеей всеобщего характера гражданского общества) формирования на уровне мирового сообщества институтов, обладающих надлежащий компетенцией и достаточными императивными возможностями для инициирования и поддержания в странах, вставших на путь современного правового развития, правовых форм, ориентированных на утверждение в реальной жизни передовых правовых ценностей, идеалов прав человека (права человека).

Речь в данном случае не идет об утопических, сомнительных проектах создания некоего «всемирного правительства» или системы межгосударственных законов, равных по силе законам внутригосударственным (Кант – автор этой идеи – указывал и на великие опасности при ее реализации).

Реальное значение при решении возникающих здесь многосложных вопросов имела бы проработка таких вариантов решения рассматриваемой проблемы, в соответствии с которыми получили бы развитие и совершенствование система Международных судов, призванных защищать права человека, упрочение и углубление их компетенции, императивной силы их решений.

Предложения по данному кругу вопросов С.А.Ковалева - истинного и верного подвижника в реальном утверждении идеалов и ценностей права – должны привлечь внимание отечественной и мировой демократической общественности. Их смысл – не только в том, что в конце концов должен быть найден выход из ситуаций, когда массированная пропаганда и официальная риторика, лукавые и лживые «правозащитные» акции власти создают непробиваемую иллюзию благополучия при тревожном, а подчас и прямо ужасающем фактическом состоянии дел по правам человека. Их смысл – также и в том, чтобы не утратить веру, не сойти с курса, постигать на деле право, двигаться к торжеству, верховенству права в нашей жизни.

Глава шестая

ПРАВО В СУДЬБЕ ЛЮДЕЙ

ПРАВО КАК ЦЕЛЬ

1. Выводы, столь существенные в современную эпоху. Здесь, в завершающей главе книги, обратимся к положениям философа, идеи которого (вместе с философскими положениями И.А. Покровского) определяют философское кредо данной работы, - к идеям о праве Канта.

По утверждению Канта право в мироздании, в существовании, в бытии и развитии человечества представляет собой цель общества, находящегося в гражданском состоянии[390].

Кант утверждает нечто большее. Под углом зрения обосновываемых им мировоззренческих позиций, гражданское устройство, воплощающее право, которое «само по себе есть цель», составляет, «безусловный и первейший долг во всех вообще внешних отношениях между людьми»[391]. В другом месте философ говорит о том, что право выступает для людей в качестве их «долга и надежды»[392], а само оно, право, – это «высший принцип, из которого должны исходить все максимы, касающиеся общества»[393] и что оно, право, призвано получить в обществе «верховную власть»[394]. Наконец, по словам Канта, право в том виде, в каком его представляет философ (подробнее об этом разговор - дальше), - это самое святое, что есть у Бога на земле [395].

Что дает основание для подобной высокой оценки права?

Конечно, прежде всего – тот смысл права, который вытекает из его характеристики как объективированного бытия разума (чистого права) и его особенностей как права человека.

Представляется весьма существенным в этой связи принять во внимание и другой момент. По мысли Канта право как «цель, которая... сама по себе есть долг», представляет собой «высшее формальное условие (conditio sine qua non) всякого другого внешнего долга»[396].

Но если право – это «высшее формальное условие» всякого другого внешнего долга в области внешних отношений, то это означает:

В о – п е рв ы х, что ничего другого от гражданского общества в целом не требуется. Все «другое», прежде всего - достижение личного счастья, благополучие человека и т.д. - это уже дело, главным образом, самого человека, его активности, творчества. Конечно, общество призвано создать для людей известные предпосылки, условия, устранить существующие и возможные препятствия, стоять на страже общечеловеческих ценностей, оказывать людям при необходимости определенное гуманитарное содействие. Но после того, как определены (на основе всеобщего правового закона) и сохраняются границы свободы, главное, от чего зависит достижение счастья, других личных целей человека, - это его активность, напряженная творческая работа, ответственность за дело, его успех;

и, в о – в т о р ы х, в условиях, когда в соответствии с требованиями гражданского общества каждому определяется «свое» и это «свое» ограждается от посягательств каждого другого, человек становится обладателем прочной и твердой опоры для своей активности, творчества, самостоятельной деятельности. Это «свое» при надлежащем правовом развитии, когда складывается право человека (право людей), получает на основе публичных принудительных законов реальное бытие в виде защищаемых государственной властью субъективных прав, реализуемых при необходимости государственной властью.

Весьма точен в своих определениях Т.И. Ойзерман, когда пишет: «таким образом, достижение гражданского, управляемого правовыми законами общества, в котором каждый гражданин свободен в границах, определяемой свободой его сограждан, составляет высшую задачу человечества, решение которой создает основу для развития всех присущих человеческой природе творческих задатков»[397].

К сказанному можно добавить и такой еще штрих, который в данной работе представляется возможным только обозначить. Вступление человечества в Х1Х в. в эпоху либеральных цивилизаций, ознаменовав гигантский шаг человечества вперед и породив великие романтические надежды, уже в следующем, ХХ веке, особенно – в середине и к концу его, обернулось нарастающими разочарованиями. Эти разочарования в немалой степени затронули институты политической демократии, парламентаризма, системы свободных выборов, при помощи которых (а чаще – под прикрытием которых) в ряде стран устанавливались диктаторские, тиранические режимы власти, поддерживались авторитарные политические структуры. И в такой обстановке разочарований, порожденных, на мой взгляд, неукротимостью и коварством власти, все более и более крепнет убежденность о великом предназначении права и в политической сфере – в том, что, возможно, именно праву человека (праву людей) и соответствующему ему правовому гражданскому устроению суждено стать достойным продолжением современной политической системы, вбирающим из нее все положительное на последовательно правовой основе. Словом, с какой стороны к проблемы не подходи, логика мысли, основанная на идеях Канта возвращает нас к его положению о праве как цели.

В данном месте есть основание еще раз обратиться к кантовскому пониманию «формы», которое во многом предопределяет сами подходы к рассмотрению ценности права. Приведу – как и ранее – суждения на этот счет М. Мамардашвили. «Значит, - пишет автор, - для Канта проблема не в том, чтобы хорошо устроить жизнь, - должна быть форма, такая (внимание! – С.А.), чтобы не содержала в себе оснований зла и несчастья.»[398].

Таким образом, право для людей, их жизни и судьбы, выступает и как основа возвышения личности, и как опора активности, творчества человека, и как его убежище от зла и несправедливости - гарантия свободы и ограждение от бед. Другой, равноценной и равновеликой по значимости для человека цели, к которой во имя человека, его благополучия и счастья, могло бы стремиться общество, просто нет.

 

2. Доводы «от противного». Только что высказанные соображения о праве как цели общества могут быть дополнены и доводами «от противного». Здесь весьма показательны фактические данные и вытекающие из них очевидные предположениями о том, что происходит с человечеством, с людьми, когда точно не определяются и не сохраняются границы свободы. И когда сообразно такой бреши в организации жизни людей в суровых условиях земной жизни каждому достаточно строго не определяется или вовсе не определяется «свое» и это «свое» не ограждается от посягательств каждого другого, что влечет за собой крайне негативные последствия в любых социальных условиях и на всех уровнях человеческой жизнедеятельности.

Такие негативные последствия весьма очевидны на бытовом, житейском уровне и в сфере обычных процессов жизнедеятельности. Это – отсутствие при недостаточном или ущербном праве должного порядка в общественной жизни, ее дезорганизация, а порой и крайние ее проявления - анархия, вольница, война всех против всех, в известных областях – и негативные последствия совсем иного рода: утрата активности, бездеятельность, иждивенчество. Последствия – особо острые, болезненные, разрушительные в обстановке, когда отсутствуют или не обрели должной силы другие факторы, порождающие стимулы к активной деятельности, бремя и ответственность, - такие, как частная собственность в производстве, требования конкурентной рыночной экономики.

Очевидны негативные последствия при отсутствии или недостатках права также и в политической области. Исторический опыт свидетельствует, что везде и всегда режимы диктатуры и тирании торжествовали в условиях неразвитых или ущербных юридических систем. Или – что не менее пагубно – в условиях, когда сохраняется неадекватное право, что, кстати сказать, во всем букете указанных правовых негативов и случилось в России в конце ХХ в., в тяжкие годы российских реформ.

Но, думается, по рассматриваемому вопросу можно высказать предположение, пусть и с известными интонациями гиперболы, более тяжкого свойства.

Кант с симпатией цитировал известное изречение древнеримского права - "Fiat iustitia, periat mundus” (Да свершится правосудие, пусть даже погибнет мир).

Иногда этой формуле придается сугубо нравственно-назидательный смысл. Между тем она имеет прямое логически-содержательное значение (его придерживался Кант[399]). Ибо есть нечто более страшное и трагическое, нежели «просто гибель» мира. Это – как можно предположить - мир без права, где не свершается и не торжествует правосудие, - общество, которое тоже в крайних вариантах бесправия обречено на гибель, но гибель в ничем не оправданных и нескончаемых страданиях и мучениях людей, вызванных хаосом произвола и вседозволенности.

Вот и выходит, что альтернативой праву в человеческом обществе в крайних вариантах такого предположения являются самые негативные последствия, быть может, гибель человеческого общества, брошенного в бездну бесправия, а отсюда - страданий и мучений, вакханалии произвола и насилия. Общество без права – общество, не только утратившее важнейшие опорные пункты и смысл своего существования, но и вставшее на путь самоуничтожения. Не случайно Кант говорил о том, что «наибольшая и наисильнейшая беда коренится скорее в бесправии людей, чем в их несчастии»[400].

 

ОЦЕНКИ

1. Общепринятые формулы и оценка самого высокого смыслового значения. В настоящее время прочно вошли в обиход, и на научном и на публицистическом уровнях, такие формулы, относящиеся к современному развитому гражданскому обществу, как «верховенство права» или «правление права». Формулы, в которых и содержится лестная для приверженцев права оценка этого института.

И все же наиболее яркое и точное, на мой взгляд, определение ценности права выражено в кантовском положении о том, что право человека является самым святым из всего того, что есть у Бога на земле.

Вовсе не случайно в сочинениях Канта, затрагивающих вопросы права, неизменно присутствует слово «святое». Оно уже прозвучало в лекциях 1780-1782 гг., прочитанных в Кенигсбергском университете. «Наш долг, - говорил Кант, - состоит в том, чтобы глубоко уважать право других и как святыню чтить его»[401]. В последующих своих работах философ в ряде случаев использует указанное определение также в отношении субъективных прав – прав отдельных личностей, общностей и даже всего человечества (Кант утверждает, например, что отказ от просвещения «тем более для последующих поколений, означает нарушение и попрание священных прав человечества»). Вместе с тем такую возвышенную характеристику Кант со временем все более распространяет на всю правовую материю, на объективное право.

Это относится и к обобщающему положению о том, что «право человека должно считаться священным»[402]. А главное - к тому приведенному выше положению, котороепредставляет собой оценку наиболее высокого смыслового значения, – к положению о праве как самом святом из того, что есть у Бога на земле[403].

 

2. Почему «у Бога» и почему «самое святое»? Сначала два замечания предварительного порядка.

П е р в о е. Кант с его отношениям к религиозным догматам (например, к догматам о «рае», к обыкновениям «падать ниц» при совершении религиозных ритуалов[404]) не придает приведенным выражениям и словесным символам ортодоксально-религиозный смысл. Более того, на мой взгляд, связывая с правом внутренний духовный трансцендентальный мир человека, характеризуемый сообразно принятой лексике через категории «бессмертное», «Бог», Кант таким путем снимал с последних из указанных категорий налет ортодоксально-религиозных представлений. Как уже отмечалось в современной философской литературе, тема Бога появилась у позднего Канта как «тема согласованности множества частных и разнообразных, разнородных законов; согласованности, которая может быть приписана лишь воспроизводству некоторой производящей основы всех этих законов»[405]. В таких позиций, возможно, есть основания утверждать и о том, что ссылка на Бога при характеристике ценности права позволяет придать человеку как разумному существу и праву человека значения своего рода «представителя» или носителя ценностей «производящей основы» духовного мира людей в области внешних, практических отношений.

И – второе предварительное замечание. Весьма примечательно, что в приведенном выше положений Кант столь возвышенно оценивает право в сопоставлении со «священностью» власти, правителя. Он утверждает, что есть известный резон в суждениях, в соответствии с которыми “правитель - наместник Бога”. Почему? Да потому, что такого рода, казалось бы, славословные суждения должны вызывать “в его душе смирение”, так как – внимание! - вообще-то он, правитель, “ взял на себя миссию слишком тяжелую для одного человека, а именно взялся блюсти право людей (самое святое, что есть у Бога на земле) и ему постоянно следует опасаться чем-либо задеть эту зеницу господа”[406].

В какой-то мере такое терминологическое обозначение ценности права, отражая особенности общепринятой лексики конца ХУШ в., имеет в кантовских суждениях сугубо светское, мирское значение. Оно в под этим углом зрения призвано выразить отношение к праву - стать определяющей категорией, ключевым звеном правосознания людей в гражданском обществе. Ведь по сложившемуся с конца позднего средневековья (и до наших дней) словоупотреблению нет другого словесного символа, другого терминологического обозначения, кроме слова «святое», которое бы выражало высшее, самое высокое отношение к тому или иному предмету. Отношение – предельно уважительное, почтительное, не допускающее никаких исключений. (Показательно, что в России даже в первые годы после октябрьского переворота, когда открыто провозглашался и проводился в жизнь откровенно атеистический режим диктатуры пролетариата, Ленин говорил о том, что нужно «свято» соблюдать законы и предписания «советской власти»).

Главное же, что предопределило столь возвышенное отношение Канта к праву, - это сама суть философских воззрений Канта, его философских идей о праве. Идей, посвященных не только праву как звену «замысла» природы, в частности, тому, что относится к глубинным, природным корням права, той «путеводной нити природы», которая «таинственным образом связана с мудростью»[407]. Решающее значение и в данном отношении имеют философские представления Канта о внутреннем духовном мире человека, находящегося «по ту сторону» представлений о природе, когда – кстати будет замечено – он в связи с характеристикой прирожденных, необходимо принадлежащих человеку и неотчуждаемых прав Кант говорит о том, что здесь человек выступает «гражданином сверхчувственного мира»[408]. Именно в таком ключе Кант пишет о том, что «человечество в нашем лице должно быть для нас самым святым, так как человек есть субъект морального закона, стало быть, субъект того, что само по себе свято»[409].

А теперь в краткой, наиболее сжатой характеристике суть проблемы – ответ на поставленные вопросы, относящиеся к кантовскому положению, - почему «у Бога» и почему «самое святое»?

Потому, отвечу в предельной кратком виде, что человек, суверенная личность - существа, наделенного разумом, - это самое великое, самое «божественное» на земле, выражение или воплощение на земле самого «Бога» (хотя у человека немало и того, что имеет и «бесовской», темный характер – из мира зла и дурного). Такое божественное, по нашим конфессионным доминантам – христианское понимание личности как раз надо полагать, и было обосновано Н.А. Бердяевым^[410] – одним из крупных философских умов последнего столетия. И вот само-то положение человека разумного существа, человека как личности может быть «дано» - закреплено и охраняемо – только правом, правом человека.

И тут в обоснование приведенного положения представляется важным обратиться к одной из определяющих особенностей права человека, вытекающей из идей другого мыслителя, взятых за основу в этой книге, И.А. Покровского. Именно потому, что человеческие права, лежащие в основе права современного гражданского общества, раскрываются как право на индивидуальность каждой человеческой личности, то надо отдавать отчет в том, что «на земле» нет иных социальных институтов и средств – кроме объективного права - которые были бы способы реализовать, претворить на деле эту наиболее высокую гуманитарную цель сообщества разумных и потому свободных существ – людей, - цель, состоящую в возвышении личности, реализации ее индивидуальности. А это и предполагает, что именно право как объективированное бытие разума - именно под только указанным углом зрения - приобретает качество основного звена решения жизненных проблем людей. И оно в данном отношении не может не быть самым святым из того, что есть у Бога на земле.

 

3. Трансцендентная сторона вопроса. При рассмотрении права как самого святого, что есть у Бога на земле есть и такая сторона вопроса, которая требует дополнительных характеристик. Это – понимание ценности права с точки категорий, находящихся «по ту сторону» представлений о природе, выраженных в духовном мире человека, - трансцендентальных идей чистого разума: свободы, бессмертия, Бога. То есть того внутреннего духовного мира человека, в которой господствуют идеалы и высшие начала морали, начала добра и совести, светлые начала разума, формируется нравственная личность и "в своей трансцендентальности, человек выступает как разумное, разумно действующее, нравственное, свободное существо»[411]

При всей (к счастью, оправданной) сложности такого подхода к действительности, трудностях его восприятия традиционным мышлением, надо отдавать ясный отчет в том, что без учета глубоких духовных основ нашей жизни, находящихся «по ту сторону» представлений о природе, идеи свободы личности, ее прирожденных неотъемлемых прав, личной ответственности и личной вине лишается каких-либо оснований. И значит – отпадает возможность самой постановки вопроса как объективированном бытии разума и тем более - о праве человека - праве в высоком духовном человеческом значении, способной возвысится над властью, стать целью и под углом зрения высоких духовных, нравственных начал.

Именно здесь проявляется и значимость высоких моральных начал и ценностей для реализации жизненных целей. Недаром еще в лекциях 1780-1782 гг. Кант сказал: «Конечное назначение человеческого рода состоит в наивысшем моральном совершенстве, которое достигается при помощи свободы человека, благодаря чему человек приобретает способность к высшему счастью»[412].

Вместе с тем здесь, наряду с допустимой, думается, гипотезой о возможно, трансцендентных, сверхчувственных корнях самого феномена права, требуется известный разворот аргументации, перевод ее в иную плоскость, к учету того факта, что позитивное право охватывает внешние практические отношения, область прозаических, грубых, эгоистических интересов и страстей. Но эти фактические, суровые и жесткие, особенности сферы внешних, практических отношений людей, не только не устраняют, но как раз предопределяют то обстоятельство, что именно право является – как это ни парадоксально – образованием, наиболее близким к духовному миру человека, адекватным, совместимым с ним.

Ибо именно право в земной, прозаической жизни призвано быть носителем чистого разума, выступать в качестве права человека. И поэтому именно право должно быть (при реализации заложенных в нем потенций) не только прочной и твердой опорой для активности, творчества, самостоятельной деятельности людей на «земле», в сфере внешних отношений, но и «сделать» человека центром людского сообщества – личностью, и в этой связи о п о р о й (именно – опорой, не более, но и не менее того) для утверждения в во взаимоотношениях между людьми высоких духовных, моральных начал, идеалов, ценностей.

_{В сфере внешних, практических отношений иной, сравнимой по социальной силе, энергетике и органике, опоры для утверждения и реализации духовных, моральных ценностей человека среди социальных образований не существует. Именно отсюда раскрывается его, права, уникальное значение, состоящее в том, что при помощи права оказывается возможным распространять высокие проявления разума, трансцендентальные ценности - духовные моральные начала, идеалы на область внешних, практических отношений. То есть – создавать условия, быть стартовым пунктом, опорой для того, чтобы «возвращать» их людям в сфере отношений, наполненных антагонизмами, конфликтами, страстями, суровыми и трудными буднями. При этом – возвращать эти человеческие ценности не в виде одного лишь «милосердия», «блаженной любви», «сострадания», других категорий патерналистского сознания и традиционных порядков, а в виде свободы человека, выраженной в субъективных правах и охраняемой законом.}

При этом следует учесть обстоятельство, на которое обратил внимание М.Мамардашвили.«Декарт и Кант (а также некоторые философы ХХ века, например Шпенглер), - говорит он, - понимали идеальное, идеал не как нечто существующее в оценочном отношении человека, а как реальное явление, событие».И отсюда – «проблема ценностей у Канта – это не проблема веры человека в идеалы, высшие ценности. Речь у него идет о другом – об участии человека с его усилием в реальной жизни, отличной от нашей, в реальной жизни некоторых онтологических абстракций порядка или так называемых высших, или совершенных объектов»[413]

И здесь вновь следует сказать о «перекличке» идей Канта и И.А. Покровского. Приведу в этой связи, ранее уже упомянутую, такую мысль русского правоведа: «Борьбе личности за свои права является... борьбой за свободное целеполагание, за нравственную свободу. Человек хочет свободно искать Бога и его правды, ибо только свободно признанный Бог есть Бог; принудительно навязанный может только идол»[414]. Одна лишь авторская корректива к сказанному – человек как существо разумное и моральное и есть выражение Бога на земле (или «носителя», или «представителя» Его сущности – дело не в словах, а самой сути того великого и человеческого, о которой идет речь).

 

4. Право в его соотношении с моралью. Категория «правовой долг». Путь понимания в общественном мнении и в науке взаимоотношений между правом и моралью оказался в представлениях людей довольно сложным, порой – причудливым с переносом центра тяжести то на одну, то на другую категорию и даже с действительными или кажущимися «поворотами назад».

С давних пор в общественном и индивидуальном сознании людей утвердилось представление о приоритете морали над правовыми критериями поведения. Идеалы добра, взаимопомощи, а также моральные ценности и нормы (равного общественного бремени, родительской любви, уважения к старшим и др.) почитались как нечто более высокое и значимое, чем формальные установления закона, судебные решения, легистские рассуждения и требования неукоснительного соблюдения «буквы». Довольно часто право под таким углом зрения рассматривалось и нередко рассматривается сейчас в качестве всего лишь известного «минимума морали».

Подобные представления обрели глубокие корни в России. Определяющую роль здесь сыграли не только устойчивость общинного сознания и общинного, соборного образа жизни, но и постулаты той ветви восточно христианской культуры, которая в византийском обличье утвердилась на российской земле в виде православия. Особенно – позднего православия, слившегося с идеологией имперской державности. И хотя в самом наименовании этой культуры, казалось бы, присутствует «право» («православие»), такого рода «право» понималось и в немалой степени понимается ныне в качестве приоритета и абсолютной значимости религиозных канонов, церковных законоположений, а в житейских делах – приоритета совести и веры.

Время глобального сдвига в истории человечества – время перехода от традиционных к либеральным цивилизациям – потребовало переосмысления утвердившихся представлений о соотношении права и морали, такого переосмысления, которое отвечало бы объективно назревшим и объективно происходящим процессам возвышения права в жизни общества, в жиз