Этика сопротивления и гражданского неповиновения

Государственное насилие должно служить всеобщему благу. Однако вся наша история знает немало примеров тяжкой несправедливости, произведенной государственными органами. Поэтому в политической этике с самого ее начала существует также обоснование права на сопротивление.

Право на сопротивление в строгом этическом смысле является правом человека как такового, т.е. правом, полагающимся выше любого государственного законодательства, - противостоять несправедливым действиям государственных органов. Оно является jus contra legem, право против действующего закона.

При этом для более точного пояснения полезно различать следующие формы сопротивления:

• пассивное сопротивление подразумевает отказ от соблюдения законов или распоряжений правителей. Оно может быть индивидуальным, но существуют также формы коллективного пассивного сопротивления, например, забастовка или бойкот.
• активное сопротивление означает противозаконные действия, включая применение насилия по отношению к носителям государственной власти.

Индивидуальное пассивное сопротивление этически всегда необходимо, когда кто-либо в душе убежден, что распоряжение требует от него противонравственного.

На фоне этого опыта необходимо сказать, что пассивное сопротивление, т.е. по меньшей мере отказ от повиновения по отношению к режиму, может быть в принципе заповедано. Это возможно, например, в случае, когда при помощи такого сопротивления появляются шансы предотвратить несправедливый режим, который находится в стадии становления, или также, когда установленный режим может быть парализован.

Активное сопротивление включает акты насилия против власть имущих, а также и против их органов (полиции, войск, общественных организаций). Таким образом, оно расторгает внутренний мир и, как правило, подвергает невинных опасности для жизни. Поэтому на него должны быть наложены очень строгие критерии дозволенности. Традиционная этика сопротивления разработала в основном четыре таких критерия, которые и сегодня кажутся нам действительными:

• Должна быть налицо тяжкая и долговременная несправедливость государственных органов. Например, тяжкое нарушение прав человека или сильный ущерб для всеобщего блага.
• Другие возможности ее устранения должны быть исчерпаны или полностью бесперспективны.
• Должна существовать обоснованная перспектива успеха сопротивления.
• Используемые средства, особенно средства насилия, должны быть ограничены до необходимых пределов (принцип соответствия).

В соответствии с этими правилами этики сопротивления вообще не может существовать права на сопротивление свободолюбивому конституционному государству или его отдельным органам. Ибо до тех пор, пока его органы и нормы еще в какой-то степени эффективны, всегда существуют "другие возможности устранения" даже тяжкой несправедливости и угрожающих опасностей.

Сложнее вынести заключение по вопросу, уже долгие годы обсуждаемому с особой страстью, может или даже должно ли в свободолюбивом конституционном государстве существовать право на сопротивление по отношению к отдельным его законам или решениям. Это вопрос о праве на гражданское неповиновение, на "свободное от насилия сопротивление", как любят говорить, на "ограниченное нарушение правил", новые смешанные формы оппозиции и элементов сопротивления.

В этом вопросе можно прийти к большей ясности только в том случае, если ясно отличать такое гражданское неповиновение от легальной оппозиции. В функционирующей демократии средства легальной оппозиции практически неисчерпаемы, они простираются от разнообразных возможностей общественного выражения мнения, легальных демонстраций и формирования гражданской инициативы, мобилизации политических партий, участия в политических выборах и до многочисленных правовых средств от петиционного права до жалобы по основному праву. Тот, кто хочет оппонировать, как хороший демократ, обязан использовать все эти средства, вместо того, чтобы пренебрегать ими и пропагандировать неповиновение по отношению к действующему праву. Поскольку каждый, кто это делает, угрожает внутренней свободе, ибо он должен предоставлять то исключительное право, на которое он претендует, также всем другим гражданам и группам.

Теория и практика гражданского неповиновения была развита в Америке в 19 в. Одним из ее выразителей был Г.Д. Сорэ (1817 -1862) в своей борьбе против рабства. К самым известным примерам упорного и успешного использования гражданского неповиновения в форме ненасильственного сопротивления является борьба Ганди в Южной Африке против дискриминации рас и в Индии против угнетения британской колониальной властью. На этом историческом фоне американский теоретик Дж. Ролз определил гражданское неповиновение как общественное, ненасильственное, обусловленное совестью, но противозаконное действие, которое обычно должно привести к изменению закона или политики правительства. Оправдание этому он ставит в зависимость от условий, что сопротивление направлено против точно описанных случаев тяжкой несправедливости, что возможность легального оказания влияния исчерпана, и что из-за гражданского неповиновения не будет угрозы функционированию конституционного порядка в общем.

Таким образом, здесь мы снова возвращаемся к условиям этики сопротивления, но гражданское неповиновение, в отличие от подразумеваемого там сопротивления, не направлено прямо на препятствование или устранение несправедливости. Оно имеет скорее символический характер: как ограниченное, общественное и демонстративное нарушение закона оно хочет повлиять на политическое формирование воли. Вместе с тем косвенно должно быть устранено то, что воспринимается как несправедливость. В этом в особенной степени проявляется проблематика его концепции. Нарушение закона становится средством политической оппозиции и влияния. Право на такой способ действий обосновывается некоторыми как исключительное право меньшинства в решениях "экзистенциального значения", которые нельзя доверить большинству. Ю. Хабермас как раз в гражданском неповиновении видит фундамент, совершенство политической культуры свободной республики, ибо ее методы, легальность, еще не гарантируют легитимность решений.

Различение легальности и легитимности справедливо, но оно уже раньше служило также для того, чтобы демонтировать демократическое правовое государство. Его процессуальные правила и институты как раз имеют смыслом обеспечивать связь легальности и легитимности. Конечно большинство, даже если оно придерживается демократических методов правового государства, тоже может творить несправедливость. Принятие решения о том, имеет ли место таковое, согласно правилам этого порядка, должно быть вновь предоставлено общественно-политической дискуссии и упорядоченному спору, и в качестве последней инстанции, судопроизводству. Исключением из этого принципа можно, пожалуй, представить себе случай, когда народ, хотя и управляет собой демократически и по законам правового государства, но угнетенное меньшинство или даже большинство исключено из участия в этом порядке. Такими ситуациями были рабство, расизм и колониализм, против которых и была разработана концепция гражданского неповиновения. Нельзя спорить с тем, что такие вопросы, как использование ядерной энергии и дальнейшее развитие генной инженерии имеют большое значение. Однако это вопросы другого типа, чем названные выше. И аргумент, что даже большинство не имеет права принимать решения относительно них, заводит в тупик. Ибо и решение не принимать относительно этого решения, т.е. не использовать ядерную энергию и генную инженерию, было бы политическим решением, которое принимает все общество. Однако почему меньшинство должно иметь здесь большие права, чем большинство? И где следовало бы провести границу, на какие вопросы должно распространяется преимущественное право меньшинства?

Этически нельзя отнять право у индивидуальной совести в экстремальном случае отказаться от исполнения закона или распоряжения государства. Это является основополагающей позицией старого права на сопротивление, а именно права на пассивное сопротивление в том случае, когда приказывает совесть. Тот, кто считает себя обязанным к такому сопротивлению, должен быть также готов терпеть последствия этого. Тем не менее, к этике свободолюбивого правового государства принадлежит способность, как было представлено выше, не делать без необходимости политические спорные вопросы вопросами совести. Поэтому в общем необходимо сказать, что для нашего сосуществования в свободном правовом государстве было бы полезно удалить концепцию гражданского неповиновения из серой зоны между политической оппозицией и сопротивлением и привязать к строгим критериям этики сопротивления. До тех пор, пока государство не претендует на решение вопросов добра и зла в религиозном смысле, в политике действительна формула, что мир дороже истины. Закон свободолюбивого правового государства действителен, но он не претендует на то, чтобы быть последней истиной. Именно поэтому гражданин демократического государства может быть лояльным и одновременно оппонировать.

 

27. Понятие и содержание футурологии как научного направления и практической деятельности.

Футурология (от латинского слова futurum – будущее и греческого logos – слово, учение), в широком значении – совокупность представлений о будущем человечества, в узком – область научных знаний, охватывающая перспективы социальных процессов; часто употребляется как синоним прогнозирования и прогностики. Термин «Футурология» предложил в 1943 году немецкий социолог Осип Флехтхайм в качестве названия некоей надкласовой «философии будущего», которую он противопоставлял идеологии и утопии. В начале 60-х годов этот термин получил распространение на Западе в смысле «истории будущего», «науки о будущем», призванной монополизировать предсказательные функции существующих научных дисциплин.