Из его же статьи «постскриптум из 1994 года» 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Из его же статьи «постскриптум из 1994 года»



Зависимый от Запада характер режима Ельцина проявляется буквально во всем. Начиная с полного подчинения оборонной политики России блоку НАТО, смысл существования которого после развала Организации Варшавского Договора может быть только одним: «мировой жандарм» при «мировом правительстве». И кончая деградацией гибелью российской культуры (в самом широком смысле слова) и практически насильственной заменой ее вестернизированным вариантом «массовой культуры». Насаждаемые сегодня в России «культура» и «образ жизни» имеют неприкрытый ярко выраженный КЛАССОВЫЙ характер: это «культура» богатых, агрессивных в поведении, спортивных, милитаризованных, эгоистичных, ориентированных на потребление, ханжески религиозных и не любящих интеллектуалов ограниченных буржуа, которые как своих кровных врагов рассматривают наемных рабочих, бедных, больных, пацифистов, коллективистов, свободомыслящих, независимых творцов и интеллектуалов – наследников классической европейской культуры VIII–XIX веков и левого авангарда начала ХХ века. Притом в России активно насаждаются консервативные стереотипы «американского образа жизни», которые в самих США сегодня рассматриваются как устарелые и реакционные и вытесняются с общественного и культурного горизонта. Например, реклама спиртного и американских сигарет, запрещенная на TV в США, заполонила телеэкраны в России. В развитых западных странах вводятся ограничения на пропаганду насилия и порнографии – в России наоборот (как можно – это же часть «цивилизованного» западного образа жизни!). На Западе набирает силу движение за женское равноправие – в России, наоборот, женщин лишают даже тех прав, которые у них были в СССР, а средства массовой информации систематически и искусно навязывают российским женщинам мысль, что удел женщины – быть домохозяйкой и объектом удовлетворения полового инстинкта мужчины[132].

Под видом «приобщения России к цивилизованному западному образу жизни» в России пытаются насадить, например, «новую концепцию здравоохранения». Эта новая, «цивилизованная» концепция утверждает, что сложившаяся в СССР система медицинской помощи основана на «ложном гуманизме» и что медицина не должна заниматься лечением больных, а должна ориентироваться на поддержание здоровья у здоровых. Больные же граждане – это что-то вроде балласта, от которого «цивилизованное» общество должно избавляться. «Новая концепция здравоохранения» считает также «устаревшим» понимание медицинской профилактики как борьбу с инфекциями путем санитарно-эпидемических мер – при этом ссылаются, разумеется, на «опыт развитых западных стран»[133]. Понятно, что с точки зрения западного крупного капитала Россия имеет «избыточное население» – в том смысле, что пригодных для эксплуатации трудящихся куда меньше, чем «едоков». Но цинизм, с которым в российское общество внедряются явно человеконенавистнические идеи, поражает.

Стратегическими целями правительства в экономике объявлены приватизация и борьба с инфляцией – именно то, что требует от своих клиентов МВФ. Ради обуздания инфляции правительство искусственно снижает покупательную способность населения, начиная с невыплат зарплаты и кончая систематическим недофинансированием производства. Как известно, Черномырдин подписал перед международными финансовыми институтами обязательства удерживать инфляцию в пределах 10–12% в месяц и снизить ее к концу 1994 до 79%. Используемые меры: разрушение производства, опережающий рост издержек при падении эффективности производства, кризис сбыта, полупаралич платежной системы, падение покупательной способности рубля, хронический дефицит оборотных средств, конечно, позволяют решать эти задачи[134]. Но это разрушит экономику страны и – в перспективе – приведет к новому витку инфляции[135].

Насколько серьезно относятся компрадорская верхушка и Запад к приватизации российской экономики, свидетельствует то, что противников приватизации из числа директоров предприятий просто убивают. Например, 21 июня был убит крупнейший промышленник Подмосковья – директор Чеховского полиграфического комбината Николай Белоусов. Убит именно потому, что начиная с 1986 твердо и последовательно отказывался от приватизации своего предприятия – одного из самых рентабельных в Московской области[136].

Впрочем, Белоусов относился к быстро исчезающему типу директоров. Такие, как Белоусов, потерпели поражение в октябре 1993 – и многие из них переметнулись на сторону победителей.

Традиционная «производственная мораль» «красных директоров», которая заставляла их бороться в коридорах государственной власти за интересы своего предприятия и трудового коллектива (директор ощущал себя частью трудового коллектива), быстро замещается новой классовой моралью – буржуазной. Большой размах приобрела скупка (всеми законными и незаконными путями) директорами и вообще администрацией предприятий контрольного пакета акций – с тем чтобы завтра продать его новым покупателям (с Запада). При этом директора не останавливаются даже перед закрытием своих предприятий, предпочитая завтрашнюю долларовую выгоду от омерщвленного капитала сегодняшним доходам от производимой продукции[137]. По подсчетам генерального директора Международного фонда содействия предпринимательству Андрея Бунича, «99% мало-мальски стоящих предприятий скуплено их руководством»[138]. Директора промышленных предприятий считаются одной из немногих социальных групп в России, удовлетворенных своим материальным положением, причем, по данным Института социологии РАН, эта удовлетворенность все время растет. Это естественно: директор, например, ЗИЛа сам себе назначает (и получает) зарплату в 12 млн рублей в месяц в то время, как конвейер на ЗИЛе останавливается и рабочие отправляются в неоплачиваемые отпуска[139].

Несмотря на ожесточенную публичную полемику различных групп бюрократ-буржуазии, в рамках послеоктябрьского режима происходит определенная консолидация бюрократ-буржуазии как формирующегося нового правящего класса. Геннадий Бурбулис, выступая на теоретической конференции, собранной в Москве 16 апреля 1994 российскими социал-демократами и Московским бюро Фонда Ф. Эберта, заявил собравшимся, что в стране начался период стабилизации и стабилизация эта выражается в том, что все заинтересованные элитные группы уже разделили бывшую государственную собственность, а значит, нуждаются в стабильности[140].

То есть основой для примирения всех основных групп правящего класса является ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ НА СРЕДСТВА ПРОИЗВОДСТВА и те исключительные выгоды, которые она несет с собой для новых собственников. Постоянно ухудшающееся и все более откровенно антирабочее трудовое законодательство (притом что работодатели и его не соблюдают) привело к тому, что даже официальное правительственное издание «Российская газета», анализируя условия труда в частном секторе, назвало занятых в нем наемных работников «крепостными»[141]. Правительство постоянно публикует статданные о «росте доходов» среднестатистического гражданина[142], в то время как за последние два года реальные доходы НАЕМНЫХ РАБОТНИКОВ сократились в 7 раз[143]. Это означает, что происходит фантастическое обогащение работодателя – чиновника и буржуа.

Консолидации нового правящего класса способствует и то обстоятельство, что разделение российской бюрократ-буржуазии на компрадорскую и некомпрадорскую является до определенной степени условным. Бюрократ как таковой не может быть компрадором или не-компрадором. Если ВНЕШНИЕ УСЛОВИЯ позволяют ему обогатиться на компрадорских операциях – он обязательно обогатится. Таким образом, вовлечен тот или иной чиновник в компрадорскую деятельность или нет, определяется не зависящими от него причинами времени и места. Сегодня – вовлечен, завтра – не вовлечен, послезавтра – снова вовлечен. Нарождающаяся же российская компрадорская БУРЖУАЗИЯ тоже сильно отличается от классической компрадорской буржуазии эпохи колониальных завоеваний: она, во-первых, тесно связана с национальными государственными структурами, во-вторых, с финансовым капиталом, в-третьих, с добывающей и даже производящей национальной промышленностью. Сам тот факт, что новая экономическая структура России и ее новый правящий класс находятся только в стадии формирования, обеспечивает чрезвычайную мобильность, текучесть внутри двух реально сложившихся групп бюрократ-буржуазии. Более того, можно смело утверждать, что национальная бюрократ-буржуазия, противостоящая компрадорской, почти поголовно мечтает попасть в стан своих «противников» – разумеется, без снижения социального статуса. Обе группы, безусловно, понимают, что положение компрадоров БОЛЕЕ ВЫГОДНО – это следствие ГЛОБАЛЬНЫХ, ОБЩЕМИРОВЫХ изменений. Этот теоретический вывод подтверждается и анализом реальной практики[144]. Кроме того, сам факт появления компрадорской прослойки в России уже есть свидетельство вовлечения страны в орбиту неоколониализма – и именно в качестве ЗАВИСИМОЙ СТРАНЫ.

Именно на консолидацию противоборствующих групп бюрократ-буржуазии в единый правящий класс направлены и майско-июльские пакеты указов президента – начиная от указа о повышении окладов государственным чиновникам в 1,4 раза с 1 июля[145] и кончая указами, ликвидирующими хозяйственную самостоятельность предприятий государственного сектора (с таким трудом и с такими боями вырванную ими в годы перестройки) и превращающими госпредприятия в КАЗЕННЫЕ (возрождение классических образцов российского полуфеодального капитализма – казенные предприятия насаждал еще Петр I), что, помимо прочего, усилит роль чиновничества и неизбежно увеличит его ряды[146].

Приняв предложенные октябрьскими победителями новые «правила игры», свою лепту в консолидацию нового эксплуататорского класса и упрочения режима Второй республики внесли и силы парламентской оппозиции. Фактически они – даже те, кто отказался подписывать навязанную Ельциным обществу Декларацию о гражданском согласии, – оказались включенными в ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИСТЕБЛИШМЕНТ, что неизбежно повлекло за собой появление у них – совместно с представителями правящего режима в том же истеблишменте – единых КОРПОРАТИВНЫХ ИНТЕРЕСОВ.

Это относится и к буржуазной парламентской оппозиции, и к антибуржуазной, считающей себя «социалистической». Некоторые оказались заложниками собственной тактики. Так, КПРФ Зюганова, совершившая ошибку в декабре 1993 – не поддержавшая бойкота и тем самым участвовавшая в «легитимизации» режима Ельцина, ВЫНУЖДЕНА сейчас выступать в качестве мощной стабилизирующей режим структуры. То, что каждый свой шаг (голосование за представленный правительством бюджет в Госдуме и т.п.) КПРФ сопровождает массой оговорок и оправданий, ничего не меняет. Подобно Тьеру, чьи слова так любил цитировать Маркс в «Классовой борьбе во Франции»: «Мы, роялисты, являемся истинным оплотом конституционной республики»[147], Зюганов мог бы смело сказать сегодня: «Мы, КПРФ, являемся истинным оплотом полубонапартистского режима Ельцина» – поскольку существование ЛЕГАЛЬНОЙ ПАРЛАМЕНТСКОЙ «КОММУНИСТИЧЕСКОЙ» ОППОЗИЦИИ, притом НИ НА ЧТО НЕ ВЛИЯЮЩЕЙ, является идеальной ширмой, прикрывающей сущность режима Ельцина, позволяющей ему, не прибегая к репрессиям и не теряя лица, разорять страну, сохранять реноме «демократа» на внешнеполитической арене, и препятствующей поиску новых методов борьбы с режимом – методов, АДЕКВАТНЫХ реалиям сегодняшнего дня.

Существенным фактором стабилизации режима является и то, что в стране сформировался и теперь выходит на политическую арену банковский, ФИНАНСОВЫЙ КАПИТАЛ. Отчасти он формировался как КОМПРАДОРСКИЙ ТОРГОВО-ФИНАНСОВЫЙ, с одной стороны, и как ПРОМЫШЛЕННО-ФИНАНСОВЫЙ, с другой. Но лишь отчасти. В значительной степени банковский капитал в России сформировался на основе ГОСУДАРСТВЕННЫХ структур и участвовал одновременно в деятельности как компрадорской, так и некомпрадорской. После октябрьского переворота явно компрадорское крыло финансового капитала пыталось потеснить в экономике страны все остальные банки. Это повлекло за собой «войну импортеров и производителей» зимой 1993/94. Весной 1994 стало очевидным, что ни одна из сторон не обладает достаточной силой для того, чтобы победить противника. Установился определенный паритет и противники вступили в договорные отношения. Поскольку финансовый капитал – это «кровь» рыночной экономики, консолидация банкиров должна была повлечь за собой консолидацию внутри правящего класса вообще.

К тому же грандиозные сверхприбыли, полученные бюрократ-буржуазией за годы ельцинских реформ, позволили ей подкармливать определенные отряды наемных работников – например, занятых в нефтегазовом комплексе или в банковском деле (зарплата работников банков в 8 раз превышает среднюю зарплату в стране). Банкам легко поддерживать высокую заработную плату потому, что, при общем спаде в стране, в сфере финансовых спекуляций (и, следовательно, банковских услуг) наблюдается устойчивый рост. По официальным данным Госкомстата, прибыль ТОЛЬКО КОММЕРЧЕСКИХ БАНКОВ в I квартале 1994 составила 1/10 валовой прибыли экономики страны[148].

Степень стабилизации режима, конечно, не следует преувеличивать. Не все зависит от воли правящего класса и не на все факторы он способен повлиять. В России, в отсутствие авангардных революционных политических сил, наблюдается рост стихийного недовольства на местах. Обыденным явлением стали стихийные – вразрез с линией профсоюзов – забастовки. Целые отраслевые и региональные профорганизации склоняются к тому, чтобы отозвать подписи своих представителей под Декларацией о гражданском согласии и перейти к коллективным акциям протеста. В ряде городов (Ярославле, Иванове, Коврове и др.) трудящиеся, пытаясь привлечь внимание к своему бедственному положению, перекрывали транспортные магистрали. Имели место случаи нападения рабочих на представителей администрации предприятий. В Иванове, где полностью остановилось ткацкое производство и начинается голод, отчаявшиеся женщины-работницы в конце июня 1994 разгромили несколько заводоуправлений[149].

В русской истории, как известно, был уже чем-то сходный период – когда после поражения революции 1905–1907 в стране произошла определенная стабилизация режима. 3 июня 1907 царизм разогнал непокорную II Государственную думу и заменил избирательный закон 11 декабря 1905 на новый закон, что явилось нарушением Манифеста 17 октября 1905 и Основных законов от 23 апреля 1906. III дума, избранная по новому закону, оказалась по сути бутафорским формированием – наподобие нынешней Госдумы в России. Сложилась так называемая Третьеиюньская система, которая приобрела, как верно отмечал еще Ленин, некоторые явные черты БОНАПАРТИЗМА. И вот в этой-то бессильной III думе известный черносотенный депутат Н.Е. Марков (Марков 2-й) однажды сказал знаменитые слова: те, кто говорит, что в стране наступило «успокоение», судят «по чисто внешним признакам». Конечно, продолжал Марков 2-й, в стране «сушь и тишь», но не надо забывать, что «сушь и тишь бывает обыкновенно перед бурей»[150].

Засилье уголовных и бюрократических элементов в рядах нового правящего класса (в сумме дающих до 80% численности бюрократ-буржуазии) определяют и характер социальной жизни России, превращенной в РАЙ ДЛЯ БЮРОКРАТОВ И УГОЛОВНИКОВ.

Собственно, криминальный характер ельцинской «революции» и рекапитализации России замечен давно. Об этом писала известный экономист, депутат разогнанного Ельциным парламента Татьяна Корягина. Станислав Говорухин, прославившийся в расцвет «перестройки» воинствующей антисоветской и антикоммунистической лентой «Так жить нельзя!», выпустил книгу «Великая криминальная революция» и снял на ту же тему документальный фильм. Работа над ними также привела его в ряды оппозиции режиму – правда, оппозиции скорее националистической, чем социалистической.

Куда интереснее, что уголовный характер ельцинского режима с холодным спокойствием ученого-позитивиста констатирует и Лев Тимофеев, автор известной книги «Технология черного рынка», политзаключенный в 1985–1987. Безусловный сторонник неограниченной рыночной экономики и институтов западной буржуазной демократии, Тимофеев, исследовав ЭКОНОМИЧЕСКОЕ поведение формирующегося нового правящего класса в России, пришел к выводу, что это – УГОЛОВНАЯ ВЛАСТЬ. При этом Тимофеев специально подчеркивал, что рассматривает подобное явление как ЕСТЕСТВЕННОЕ и НОРМАЛЬНОЕ и никаких моральных претензий к этой власти не имеет[151].

Разумеется, говоря об уголовном характере власти в режиме Второй республики, я имею в виду не уличную уголовщину, а организованную, экономическую и политическую. Незаконное обогащение, ограбление и доведение до вымирания собственного народа – преступление посерьезнее, чем карманная кража. Но и помимо того, бюрократия в республике Ельцина получила фактически НЕОГРАНИЧЕННЫЕ права – и, в первую очередь, право на ПОБОРЫ, на взятку, на самообогащение. То, что взяточничество приобрело всеобъемлющий характер, ни для кого не секрет. Более того, чиновник-взяточник потерял всякий страх и стал взяточником АГРЕССИВНЫМ, то есть теперь он взятку ВЫМОГАЕТ. Если раньше за взятку чиновник соглашался что-то сделать В ОБХОД ПРАВИЛ, то в сегодняшней России взятка стала единственной гарантией, что чиновник сделает хоть что-то по правилам. Притом даже пойманных на взятках и арестованных чиновников демонстративно отпускают из-под ареста – тоже, естественно, небескорыстно[152]. Исполняющий обязанности министра финансов России С. Дубинин публично жалуется, что заведомые мошенники в банковском бизнесе процветают и рекламируют себя по TV и в прессе, а прокуратура, несмотря на предоставляемые ей Министерством финансов доказательства этой противозаконной деятельности, покрывает преступников[153]. Газеты пестрят статьями о коррупции (которые не влекут за собой никаких последствий для коррупционеров) и даже уже снабжают статьи издевательскими заголовками типа «Землю – народу! Но за взятки»[154]. Чиновничий произвол превысил все разумные пределы.

Правительство само подает пример своим подчиненным. И не только в делах, аналогичных «нефтяной афере» или описанной выше секретной операции Ельцина по созданию АО для своего тренера Ш. Тарпищева. Если правительству нужно переступить через закон – оно делает это не задумываясь. С поразительной легкостью – невзирая ни на какие законы – изгонялись, например, президентом Ельциным редакции многочисленных газет (причем исключительно – лояльных режиму!) из здания Дома российской печати, когда Ельцин решил поместить там Совет Федерации (старое здание парламента – «Белый дом», напомню, правительство захватило под свои апартаменты). А когда Департаменту налоговой инспекции приглянулся комплекс зданий в центре Москвы, на Маросейке, правительство, недолго думая, отняло этот комплекс зданий у законного владельца фирмы «Химмашсервис». И, сознавая, что тем самым нарушается закон, правительство, чтобы избежать возможного противодействия со стороны пострадавшей фирмы, 8 апреля 1994 распоряжением вице-премьера О. Сосковца просто-напросто упразднило фирму «Химмашсервис»![155] Спорить, таким образом, из-за имущества с правительством стало некому. Как говорил в таких случаях Сталин, «нет человека – нет проблемы».

В последнее время буржуазно-компрадорский характер режима Второй республики становится практически публичным. Несмотря на продолжающуюся риторику президента о «защите интересов всех россиян» или рассказы Чубайса о «народной приватизации», такие события, как создание на базе проельцинской парламентской фракции «Выбор России» политической партии «Демократический выбор России», говорят сами за себя. То, что новосозданная партия – партия государственного чиновничества и крупного капитала, скрыть было невозможно. Председателем исполкома (секретарем правления) партии – то есть вторым лицом после председателя партии Егора Гайдара – стал председатель правления банка «Национальный кредит», президент известной компрадорской компании «Олби» Олег Бойко[156]. Таким образом, финансовая компрадорская буржуазия публично купила себе часть кабинета и крупнейшую фракцию в Госдуме.

Еще более откровенно продемонстрировали зависимость режима от компрадоров события, связанные с неудавшимся покушением 7 июня на председателя Совета директоров АО «Логоваз» Б. Березовского. «Логоваз» занимается, помимо прочего, крупномасштабными компрадорскими операциями и является де-факто креатурой «Дженерал моторз» на российском рынке[157]. Нет никаких доказательств того, что покушение на Березовского является делом рук уголовного мира. Напротив, есть много доказательств, что покушение на Березовского – следствие крайне обострившейся борьбы «Логоваза» с конкурентами. В ходе этой конкурентной борьбы к террористическим акциям прибегали и до, и после покушения на Березовского[158].

Однако «Логоваз» выступил с ультимативным заявлением, в котором напоминал правительству и президенту, КТО ИХ ПОДДЕРЖИВАЕТ и в котором от президента и правительства ТРЕБОВАЛОСЬ срочно принять «ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ МЕРЫ по обеспечению безопасности»[159].

Поскольку разгул преступности в России – общеизвестный факт (так же, как и благосклонное бездействие властей), можно было бы ожидать, что правительство проигнорирует это заявление. Но сразу за ультиматумом «Логоваза» последовало ультимативное заявление мэра Москвы Ю. Лужкова. Заявление мэра было выдержано в традициях сталинских времен («земля должна гореть под ногами» и т.д.). Лужков требовал ужесточить законодательство, развязать руки милиции и угрожал, что если президент и правительство не сделают этого, он, Лужков, САМОВОЛЬНО пойдет на введение таких чрезвычайных мер на территории Москвы[160]. Заявление Лужкова было, конечно, образцом цинизма и лицемерия: человек, который приветствовал МАССОВОЕ УБИЙСТВО людей в октябре 1993, вдруг становился в позу бескомпромиссного гуманиста и завершал свое заявление словами «нет ничего ценнее, чем человеческая жизнь». Рана, полученная Б. Березовским, перевесила в глазах мэра столицы жизни сотен сограждан. Сработало КЛАССОВОЕ ЧУВСТВО.

Через несколько дней стал очевидным классовый характер режима. Президент Ельцин не смог проигнорировать ультиматумов компрадоров-буржуа и компрадоров-бюрократов и подписал 14 июня указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности», в просторечии «указ о борьбе с бандитизмом»[161].

Даже сторонники президента были ошеломлены, когда ознакомились с текстом указа. Под предлогом «борьбы с преступностью» указ отменял личную неприкосновенность граждан, неприкосновенность жилища, коммерческую тайну, тайну переписки, телефонных разговоров и личной жизни. Указ разрешал арест на 30 суток только ПО ПОДОЗРЕНИЮ (а уж то, что за 30 суток из человека, если его умело бить, можно выбить любые признания, знают в России все), осуждение задержанных без доказательства их вины следственным путем, а только на основе данных, полученных оперативным путем (как в 1937-м), проведение обыска без понятых и т.д.

Пресса подвергла указ настоящему разгрому. «Московский комсомолец» снабдил статью об указе заголовком «ТАК НАЧИНАЕТСЯ СВАСТИКА»[162]. «Известия» предупреждали: «Любая «чрезвычайка» оборачивается нарушением прав невиновных»[163]. Журналисты, зная нравы российской милиции, сразу предсказали, что этот указ развязывает руки милиции для расправ с любым неугодным, для сведения личных счетов, фальсификации уголовных дел и, более того, повлечет за собой рост преступности, так как обыск без понятых дает возможность милиции грабить обыскиваемых, вмешательство в личную жизнь и отмена коммерческой тайны открывают возможности для шантажа, а одна только возможность без всяких разумных причин держать человека в тюрьме до 30 суток должна стимулировать милицию к массовому вымогательству взяток[164].

Даже начальник отдела судебной реформы при президенте России Сергей Пашин назвал указ непрофессиональным и сравнил его с попыткой соединить в одной трубе водопровод с канализацией. Теперь, сказал С. Пашин, «вместо настоящих преступников можно осуждать тех, кто сознался. Центр тяжести переносится на то, чтобы каждый задержанный был осужден», независимо от того, виновен он или нет[165].

Госдума с удивительным единодушием (246 голосами против 6) призвала Ельцина приостановить действие указа. Ельцин этот призыв, конечно, проигнорировал. Зато руководитель Федеральной службы контрразведки (ФСК) Сергей Степашин, назначенный на этот пост после октября 1993 за успешно проведенную операцию по дезинформации Руцкого (см. главу «Предвестники»), донес до общественности мнение «высших эшелонов власти». Выступая во Владивостоке, Степашин высказался за нарушение конституции, если это целесообразно[166], а затем, выступая на специальном совещании в Генеральной прокуратуре в Москве, поразил всех признанием: «Я за нарушение прав человека...»[167].

Вскоре появились сообщения о первых последствиях президентского указа. 24 июня 20 бойцов московского управления по борьбе с организованной преступностью (РУОП), которым новым указом были предоставлены чрезвычайные полномочия, совершили рейд в подмосковный город Подольск и избили там местных милиционеров, двое из которых попали с тяжелыми травмами в больницу. Подвернувшийся бойцам из РУОПа случайный прохожий получил перелом позвоночника и тоже попал в больницу. Причем никакого отношения к борьбе с преступностью этот инцидент не имел[168]. Показательно, что никто из бойцов РУОПа не был арестован, и никому не было предъявлено никакого обвинения[169]. А «Московские новости» рассказали, что в одном из городов в Башкирии «после убийства некоего должностного лица были задержаны без предъявления обвинения 500 человек – это из 35-тысячного населения! Трое пытались покончить с собой, а двое, как в сталинском анекдоте, независимо друг от друга признали свою вину»[170].

Вскоре действие нового указа испытали на себе некоторые журналисты. Д. Якушкин из «Московских новостей» подвергся незаконному задержанию[171]. А его коллега В. Бухалкин из «Вечерней Москвы» – не только задержанию, но и ограблению и неоднократным избиениям. Ему порвали дорогой выходной костюм и принудили побоями подписать протокол, где он фигурировал как «пьяный неработающий бездомный» несмотря на наличие документов, подтверждавших обратное[172]. Стало известно, что чудовищных размеров достигли издевательства и избиения милицией бездомных – причем прокуратура отказывается возбуждать уголовные дела по фактам расправ над бездомными[173]. Зато гигантская по размаху операция «Ураган», в ходе которой 20 тыс. бойцов дивизии им. Дзержинского перекрыли все выезды и въезды в Москву, а милиция обыскала 700 разного рода злачных мест и свыше 1000 автомашин, закончилась полнейшим провалом. Ни одного (!) преступника в ходе этого грандиозного рейда задержано не было[174].

Напротив, именно после президентского указа уголовники обнаглели до такой степени, что начали систематическую осаду гордости российской культуры – Московского академического хореографического училища (МАХУ), того самого, из стен которого вышли многие звезды советского балета, включая Лепешинскую, Плисецкую, Бессмертнову, Максимову, Васильева. Мафиози потребовали от ректора МАХУ С. Головкиной отдать им под ночной клуб с варьете принадлежащий МАХУ студенческий театр. Головкина отказала. С тех пор в училище бьют стекла и бросают в классы зажигательные устройства. Помощи от милиции – никакой[175].

Журналисты из проправительственных изданий, рассказывая обо всем этом, надеялись, что смогут воздействовать на президента и правительство. Они не понимали или не хотели понимать, что покушение на Березовского было лишь поводом, что сам «указ о борьбе с бандитизмом» был лишь ЧАСТЬЮ более крупного процесса – процесса, лишь в очень малой степени зависящего от личной воли Ельцина или Черномырдина, но ОБЪЕКТИВНОГО, вполне закономерного процесса дальнейшей БОНАПАРТИЗАЦИИ России.

Тут надо иметь в виду, что переход от Директории к бонапартистскому режиму никогда не был легок, одномоментен и не укладывался только лишь в дату 18 брюмера. Напротив, этот переход представлял собой стадиальный процесс, где в ходе «малых переворотов» Директория приобретала все более и более антидемократический и авторитарный характер, а народившийся бонапартистский режим только через серию кризисов достигал своей завершенности.

В классическом примере Великой французской буржуазной революции Брюмеру предшествовали победа «партии Клиши» в жерминале V года Республики; государственный переворот 18 фрюктидора; закон 22 флореаля VI года; «переворот» 30 прериаля VII года – а после Брюмера: репрессии нивоза IX года Республики и сопроводившее их вторжение Бонапарта в сферу действия законодательной власти (сенатус-консульт 15 нивоза); введение пожизненного консульства 14 термидора X года и Конституция X года и, наконец, упразднение Республики и провозглашение Империи.

Больше года – от брюмера VIII года до нивоза IX-го (от ноября 1799 до января 1801) во Франции существовал режим, который, как и нынешний послеоктябрьский режим в России, можно назвать «мягким бонапартизмом».

Точно так же и падению германской Директории (Веймарской республики) и приходу Гитлера к власти предшествовали назначение рейхсканцлером в марте 1930 Брюнинга (через голову «веймарских партий», в результате сговора президента Гинденбурга с руководством рейхсвера); разгон Брюнингом рейхстага в июле 1930; смещение Брюнинга и замена его фон Папеном в мае 1932; роспуск фон Папеном рейхстага и легализация СА, а затем и осуществленный фон Папеном государственный переворот в Пруссии; назначение 2 декабря 1932 рейхсканцлером генерала фон Шлейхера (КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЯ НЕ ПАРЛАМЕНТСКИХ ПАРТИЙ, А РЕЙХСВЕРА!). После прихода Гитлера к власти сам процесс формирования законченного бонапартистского режима (в форме фашистской диктатуры) также прошел через стадии: 28 февраля (поджог Рейхстага и введение чрезвычайного декрета «В защиту народа и государства»); 23 марта (принятие закона о чрезвычайных полномочиях – «Закона о ликвидации бедственного положения народа и государства»); 31 марта (принятие закона об унификации земель с рейхом); 30 января 1934 (декрет о реорганизации рейха). Возможно даже, что период становления гитлеровского бонапартистского режима растянулся до 30 июля 1934 – до «Ночи длинных ножей». Таким образом, даже нацистам, располагавшим миллиардами крупного капитала, массовой социальной базой, более чем миллионной партией и собственной армией (СА и СС), понадобился год (если не полтора) для окончательного становления своего режима.

Аналогичные примеры можно привести и для бонапартистских режимов Наполеона III или канцлера Дольфуса.

Строго говоря, точный момент перехода от Директории к бонапартистскому режиму, дата Брюмера, устанавливается лишь ретроспективно – в свете дальнейших событий. И сейчас, летом 1994, можно еще спорить, пройдена ли Россией эта точка, был ли октябрь 1993 российским Брюмером, или режим Второй республики аналогичен Директории после 18 фрюктидора, Веймарской республике образца 1930 года или Австрии после прихода к власти кабинета Шобера.

Именно развитие событий в мае-июле 1994 дает некоторое основание предположить, что Вторая республика – это уже брюмерианский режим.

Дело в том, что издаваемые Ельциным с конца мая указы – это ДЕКРЕТЫ ПРЯМОГО ДЕЙСТВИЯ. Они касаются ОСНОВНЫХ, ВАЖНЕЙШИХ вопросов экономики и политики, они затрагивают и даже прямо изменяют ОСНОВЫ хозяйственных отношений в стране и принципы организации политической системы. Фактически Ельцин пытается перейти к практике управления страной напрямую, минуя парламент и даже собственное правительство.

Для этого, понятно, сил у одного человека – президента – маловато. Тем более, если мы имеем дело с человеком столь явно ограниченных интеллектуальных способностей, как Ельцин. В реальности, естественно, функции главы государства и подлинного центра власти начинает выполнять АДМИНИСТРАЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА. Администрация президента пытается явочным порядком сконцентрировать в своих руках всю реальную власть, оттеснив или подмяв под себя «конкурентов»: законодательную власть, высшую судебную, правительство и власть в регионах. Феномен усиления Администрации президента уже замечен некоторыми наиболее проницательными наблюдателями. Например, Андрей Колесников пишет в «Российских вестях» – официальном органе правительства Российской Федерации – об Администрации президента так: «Ее функции – безукоризненный слепок с ЦК КПСС. С теми же отделами-управлениями, с аналогичными нормотворческими полномочиями. Чем, собственно, по формально-юридическим признакам указы Президента отличаются от, допустим, совместных постановлений ЦК и Совмина Союза?.. Аппарат Администрации... становится самостоятельной силой, обладающей чрезмерными властными полномочиями»[176].

Вполне естественно, что попытки установления режима личной власти (или коллективной власти аппарата Администрации президента) де-факто должны повлечь за собой попытки закрепления такого режима де-юре. И такая попытка действительно имела место! Ее предпринял верный Ельцину спикер верхней палаты парламента Владимир Шумейко, который 21 июня 1994 предложил не проводить в 1996 ни президентских, ни парламентских выборов, а просто продлить на два года полномочия и президента, и парламента. Естественно, это означало бы пересмотр действующей «ельцинской» конституции.

Это был «пробный шар». Ельцин и его окружение, кстати, известны тем, что, как правило, всем серьезным акциям предпосылают такие «пробные шары» – с целью зондажа ситуации, изучения реакции и уточнения числа и персонального состава сторонников и противников (пресловутому указу № 1400 предшествовали два таких зондажа: в декабре 1992 и в марте 1993). В Госдуме предложение Шумейко никого не удивило – все уже знали о таком плане, по рукам ходил даже письменный документ на эту тему. Неожиданным было, пожалуй, лишь то, что с предложением о продлении полномочий на два года выступил формально «нейтральный» Шумейко, в то время как все ожидали этого шага от главы Администрации президента Сергея Филатова. Филатов к тому времени уже выступал публично с таким предложением, хотя и не обставил его как предложение официальное[177].

Неприятие предложения Шумейко большей частью политической элиты и общественности заставило Ельцина отмежеваться от этого плана. Разумеется, это временное явление. Ельцин умеет терпеть и, как правило, от своих намерений не отказывается.

Тем более что предложение о продлении полномочий президента и парламента объективно направлено на стабилизацию режима и на консолидацию бюрократ-буржуазии как формирующегося правящегося класса. Более того, оно позволяет успешно и надежно интегрировать парламентскую оппозицию в истеблишмент и таким образом в значительной степени обезвредить ее. Другое дело, что оппозиция может заметить эту ловушку и в нее не пойти.

Определенная шаткость режима Второй республики вытекает из его узкой социальной базы. В условиях, когда классообразование в целом еще не завершилось – включая и образование правящего класса (бюрократ-буржуазии), режим вынужден опираться на узкий слой компрадоров – к тому же, слой персонально нестабильный, текучий и имеющий неприятную для режима тенденцию к переселению на постоянное место жительства в развитые западные страны. Классической социальной опоры бонапартистских режимов – «среднего класса» – в России (по западным критериям) нет, а тот его эквивалент, который был в советское время, энергично исчезает как раз в результате ельцинских экономических реформ. Это означает, что стабильность режима все больше зависит от внешней поддержки, во-первых, и поддержки репрессивных структур (в первую очередь армии) – во-вторых.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2017-01-23; просмотров: 182; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 34.230.35.103 (0.054 с.)