Моральная ответственность человека

Но справедливо ли обвинять людей в их проступках? Действительно ли мы несем ответственность за наши действия? Не чаще ли мы совершаем поступки под воздействием внешних сил, чем собственных желаний — таким образом, не совершается ли по отношению к нам большее количество злодеяний, чем совершаем мы сами? Здесь к нашим услугам целый ряд «козлов отпущения» — наша генетическая предрасположенность, физическое состояние (временный гормональный дисбаланс), унаследованный нрав и темперамент, ошибки, допущенные нашими родителями, когда мы были маленькими детьми, наше воспитание, образование и социальное окружение. Эти факторы вместе взятые дают нам железное алиби.

Вероятно, наиболее обстоятельную попытку подорвать традиционную концепцию личной ответственности сделал профессор Б. Ф. Скиннер в книге «За гранью свободы и достоинства». В ней он выдвигает следующий тезис: «Ужасающие проблемы, которые ставит перед нами современный мир (особенно угроза чрезмерно быстрого роста населения, ядерной войны, голода, заболеваний и загрязнения воздуха) могут быть разрешены с помощью «технологии человеческого поведения». Предлагаемый им подход состоит в том, что «радикальных изменений в поведении человека» можно добиться, изменив среду его обитания. Человека можно запрограммировать на подобающее поведение». Что же этому мешает? Ответ: концепция «автономности человека», его воображаемая «свобода» (выражающаяся в том, что он сам в ответе за свои поступки) и его воображаемое «достоинство» (предположение, что его достижения будут оценены). Но эти категории иллюзорны, так как «научный анализ показывает, что как личная ответственность, так и достижения являются прерогативой общества» (с. 9-30). Человек должен взять на себя смелость создать социальную среду или культуру, могущую должным образом «формировать и поддерживать определенный образ поведения людей, живущих в данном обществе» (с. 141). Это имеет первостепенное значение для выживания человечества гораздо больше, чем традиционная, «лестная» концепция нашей «свободы и достоинства» (с. 208). К. С. Льюис называет это «упразднением человека». Но что упразднится, так это лишь «человек автономный,... тот человек, которого отстаивает литература свободы и достоинства». В действительности, «его упразднение должно было произойти уже давно» (с. 196). Заглядывая в то будущее, в котором человек создаст управляющее им общество и, таким образом, будет принимать участие в «крупномасштабном проекте по самоконтролю», Б. Ф. Скиннер завершает свою книгу словами: «Мы еще не видели, что человек может сделать из человека» (с. 210). Это устрашающая перспектива самоуправляемого детерминизма.

Но как бы там ни было, человеческий дух протестует против этого. Мы, конечно же, готовы признать уместность концепции «ограниченной ответственности», но, за исключением наиболее экстремальных ситуаций, не можем согласиться с упразднением ответственности как таковой. В этом плане мы можем извлечь урок из сравнения между моральной и правовой ответственностью. В целом уголовное право предполагает, что люди свободны решать, подчиняться законам или преступать их, и это предположение определяет подход к тому или иному человеку. Тем не менее степень ответственности за совершенное преступление уменьшается, а иногда ответственность снимается и вовсе при наличии определенных «смягчающих обстоятельств». В серии эссе по философии права, озаглавленных «Наказание и ответственность», Г. Л. А. Харт раскрывает этот принцип так: «Во всех передовых законодательствах признание человека виновным за совершение тяжелых преступлении зависит не только от совершения правонарушителем тех действий, которые запрещены законом, но и от того, в каком состоянии духа и с какими намерениями он их совершил» (с. 187)[136]. Это состояние ума и намерения формально называется mens rea, что, несмотря на буквальный перевод «виновный дух», непосредственно относится к «намерениям» человека. Само это различие между умышленным и ненамеренным убийством происходит непосредственно из закона Моисея. Этот принцип имеет также более широкое значение. Если человек совершает преступление в невменяемом состоянии, под принуждением или автоматически, он не несет уголовной ответственности. Так провокация может перевести убийство в ранг непредумышленного убийства. На протяжении нескольких веков суд принимал прошение о помиловании по причине невменяемости подсудимого. Со времени принятия Закона Мак Натена в 1843 году невменяемость трактуется как «умственное заболевание», ведущее к такому «умственному расстройству», при котором правонарушитель либо «не осознавал природы и рода совершаемого действия», либо, если он и отдавал себе отчет в том, что делает, «не понимал, что причиняет кому-то зло».

Однако этот Закон критиковали за то, что основное внимание в нем уделялось неведению правонарушителя, а не его неспособности контролировать себя. В 1938 году был принят Акт об убийстве новорожденных, который предусматривал применение мер, предпринимаемых по отношению к женщине, у которой «была нарушена способность выносить здравые суждения вследствие недавнего деторождения», а в 1957 году — Акт об убийстве, гласящий, что человек «не может быть осужден за совершение убийства, если он страдает умственными отклонениями, которые в значительной степени уменьшают его ответственность за совершенные действия». Подобно им, Британский парламент принял закон, в соответствии с которым ребенок до десяти лет не мог быть обвинен в совершении преступления, а при разбирательстве дел детей десяти-четырнадцати лет необходимо было привести веские доводы в подтверждение того, что совершающий преступление ребенок осознавал, что его или ее действия шли вразрез с законом.

Таким образом, юридическая ответственность зависит от интеллектуальной и моральной ответственности, которая определяется mens rea — намерением ума и воли человека. Но прошения о помиловании по причине неспособности человека оценить собственные действия или контролировать их всегда должны быть тщательно обоснованы и рассматриваться, как исключение из правил. Разумеется, обвиняемый не может обосновывать свою жалобу на том, что причина его противозаконных действий кроется в наследственности или в социальных условиях, и тем более в личной халатности («Я просто не думал над тем, что делаю»). Нет, вся процедура судебного расследования, признания виновным и вынесения приговора, в общем, основана на предположении, что люди вольны принимать решения и должны нести за них ответственность.

То же самое справедливо и по отношению к повседневным ситуациям. Предположительно, на нас оказывает влияние наследственность и внешнее окружение, но человеческий дух (не говоря уже о сознании христианина) восстает против такого упрощения, в соответствии с которым человек является ничем иным как компьютером (запрограммированным выполнять определенные операции и реагировать на определенные сигналы), или животным (находящимся во власти собственных инстинктов). Выступая против этих теорий, мы взываем к неискоренимому внутреннему убеждению, заложенному в каждом человеке, согласно которому мы являемся в разумных пределах свободными личностями, способными самостоятельно принимать решения и определять свой образ действий. Мы знаем, что, столкнувшись с альтернативой, сможем сделать выбор. А когда делаем неверный выбор, мы упрекаем себя, потому что понимаем, что могли поступить иначе. Наши поступки также основаны на том убеждении, что окружающие нас люди тоже свободны и несут ответственность за свои действия, так как мы пытаемся убедить их в правильности нашей точки зрения и «все мы порой одобряем или порицаем поведение других»[137].

Я полагаю, что сэр Норман Андерсон обладает полным правом обратить наше внимание на это чувство ответственности, заложенное в человеке. С одной стороны, как он пишет, мы можем размышлять о том, насколько люди «предрасположены к определенному образцу поведения в зависимости от устройства и состояния их мозга или психологического типа личности, унаследованного или приобретенного в результате действий слепого и неизбежного «естественного порядка вещей» или могущества Бога Творца». Но, с другой стороны, можно «недвусмысленно утверждать, что нет оснований предполагать, будто обычные мужчины и женщины ошибаются, когда верят в то, что обладают в разумных пределах истинной свободой выбора и действий и что это неизбежно влечет за собой соответствующую степень моральной ответственности»[138].

Три составителя «Лондонских лекций по современному христианству», выпущенных в 1982 г. и озаглавленных «Свобода быть иным», пришли к одному и тому же выводу. Профессор Малкольм Дживс был психологом, профессор Сэм Берри — генетиком, а доктор Дэвид Аткинсон — теологом. Все вместе они исследовали соответствующее влияние «природы» (генетической наследственности), «воспитания» (социальных условий) и «благодати» (любящего и изменяющего нас воздействия Бога) на поведение человека. Они сошлись на том, что эти факторы как определяют, так и сдерживают наше поведение. Тем не менее их лекции были уверенным, межотраслевым выступлением против философии детерминизма (Прим. ред. 12) и ее притязаний на ответственность человека. И хотя эта тема является, по общему признанию, непростой и дать исчерпывающие ответы на все заложенные в ней вопросы невозможно, все трое ученых пришли к следующему общему выводу:

«Мы — не автоматы, которые могут только реагировать на программирующие их гены, окружение или даже Божью благодать. Мы — личности, которых Бог создал для Себя... Более того, нельзя считать все то, что дал нам Бог, неизменной величиной. Натура человека может совершенствоваться. Образ действий человека может изменяться. Убеждения человека могут становиться более зрелыми. Дары человека могут развиваться... Мы на самом деле обладаем свободой становиться иными»[139].

Обращаясь к Библии, мы находим такое же противоречие, которое мы ощущаем и в своей жизни, существующее между определяющим и даже контролирующим нас внешним давлением и нашей постоянной моральной ответственностью. Библия уделяет большое внимание влиянию на нас наследственного фактора, в связи с которым мы пребываем «в Адаме». Учение о первородном грехе гласит, что человеческий эгоизм лег на нас позорным пятном и исказил сам нрав, который мы унаследовали. Следовательно, «извнутрь, из сердца человеческого», как учил Иисус, исходят все злые помыслы и дела (Мк. 7:21-23). Не удивительно, что Он охарактеризовал грешника как «раба греха» (Ин. 8:34). Мы являемся фактически рабами мира (общественного мнения и моды), плоти (нашей греховной натуры) и сатаны (темных сил). Даже после того, как Христос освободил нас и сделал нас Своими рабами, мы еще не полностью избавились от коварной власти заложенной в нас греховности, что позволило Павлу заключить свои рассуждения в Послании к Римлянам (7 гл.) следующей фразой: «Итак тот же самый я умом (моим) служу закону Божию, а плотию закону греха» (ст. 25б).

Писание признает искусность и могущество этих сил, которые на самом деле уменьшают меру нашей ответственности. И поскольку Бог «знает состав наш» и «помнит, что мы — персть», Он проявляет к нам терпение, удерживает свой гнев и «не по грехам нашим воздает нам» (Пс. 102:10-14). Мессия, подобно Богу-Отцу, ласков со слабыми и не желает надломить «трости надломленной» или угасить «льна курящегося»[140].

В то же время подтверждение в Библии того, что мы несем не полную ответственность, не означает, что мы не несем ответственности вообще. Напротив, Писание неизменно говорит о нас как о лицах, наделенных моральной ответственностью. Оно возлагает на нас обязанность выбирать между «жизнью и добром, смертью и злом», между живым Богом и идолами^11[141]. Оно призывает нас к повиновению и упрекает за непокорность. Иисус умоляет упорствующий в своем неподчинении Иерусалим признать и принять Его. Обращаясь непосредственно к этому городу, Он говорит: «Много раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели» (Мф. 23:37). То есть, Он относит духовную слепоту Иерусалима, его отступничество и грядущий суд на счет его упрямства. Да, Он действительно добавляет, что «никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец», но только после того, как произносит: «Вы не хотите прийти ко Мне»^12[142]. Почему же люди не приходят к Христу? Потому, что не могут, или потому, что не хотят? Как учил Иисус, и то, и другое. В этих «не могут» и «не хотят» заключается основное противоречие между всемогуществом Бога и ответственностью человека. Но как бы это ни формулировать, мы не должны исключать ни один из факторов. Наша ответственность перед Богом является неотъемлемым аспектом человеческого достоинства. В последний раз это подтвердится в день последнего суда. Приговор каждому человеку будет вынесен только после рассмотрения его дела. Все люди, великие и заурядные, независимо от их социального положения будут стоять перед Господним троном; никто не будет подавлять или запугивать их; но каждому будет предоставлена возможность отчитаться за свою жизнь в качестве знака уважения к ответственности человека.

Эмиль Бруннер был, бесспорно, прав, утверждая, что ответственность неразрывно связана с человеком. «Сегодня нашим девизом должно стать: детерминизму — нет, ни при каких условиях! Ведь тогда из всех попыток понять человека будет исключен человек как таковой»[143]. Человека нужно воспринимать как «думающее — волевое существо», общающееся со своим Создателем и несущее перед Ним ответственность, «созданный Им двойник Божественной сущности». Более того, ответственность человека является прежде всего «не... обязанностью, а даром... не законом, а милостью». Она выражается в «отзывчивой любви, исполненной доверия» (с. 98). Следовательно, «тот, кто проник в сущность ответственности, проник в сущность человека. Ответственность — не атрибут, а «суть» человеческой жизни. В ней содержится все... она является разделительной чертой между человеком и другими живыми существами» (с. 50). Поэтому, «если ответственность упразднится, жизнь человека потеряет какое бы то ни было значение» (с. 258).

Но не стал ли человек менее ответственным в связи с грехопадением? Продолжает ли он нести ответственность за свои действия? Да. «Человек грешит не просто потому, что поддается слабости, но еще и потому, что «позволяет себе» эту слабость. Даже в самом закоренелом грешнике таится искра решительности», которая в действительности является открытым неповиновением Богу. Итак, человек не может переложить ответственность за свою порочность на чужие плечи. «Ни Судьба, ни какие-либо метафизические законы, ни какая-то врожденная слабость, а сам человек несет ответственность за свой грех» (с. 130-131).