Густав аулен и Его книга «christus VIctor»

Об этой истине, лишенной должного внимания, настойчиво напоминает Церкви шведский богослов Густав Аулен в своей книге «Christus Victor» (1930). В буквальном переводе со шведского заглавие этой книги означает примерно следующее: «Христианская концепция искупления», но Christus Victor лучше отражает то, на чем автор акцентирует внимание. В этом исследовании, которое можно охарактеризовать скорее как историческое, чем апологетическое, он выдвигает следующий тезис: обе главные теории искупления, а именно: «объективный» или «юридический» взгляд (смерть Христа была необходима для примирения с Отцом), связанный с именем Ансельма, и «субъективный» или «нравственный» взгляд (смерть Христа вдохновляет и преображает нас), ассоциирующийся с именем Абеляра, ошибочны. Существует третья точка зрения, которую Аулен называет как «драматической», так и «классической». Она «драматична», поскольку толкует искупление как мировую трагедию, в которой Бог во Христе в действительности борется с силами зла и одерживает победу над ними. Классической ее можно назвать потому, что «эта теория искупления превалировала на протяжении первого тысячелетия христианского вероисповедания» (с. 22-23).

Таким образом, Аулен пытается убедительно доказать, что, во-первых, концепция искупления как победы над грехом, смертью и сатаной господствует в Новом Завете. Во-вторых, ее придерживались Отцы греческих церквей от Иринея, жившего в конце второго века, до Иоанна Дамасского, жившего в начале восьмого, в связи с чем ее и сегодня исповедует Восточная Православная церковь. В-третьих, ее же придерживались и ведущие отцы западной церкви (хотя часто она была сопряжена с «объективным» взглядом), в том числе Амвросий и Августин, Папы Лев Великий и Григорий Великий. В-четвертых, она исчезла по вине схоластов-католиков в средние века; однако впоследствии ее возродил Лютер. Но пришедшая позднее протестантская схоластика вновь проигнорировала ее и возвратилась к теории Ансельма об удовлетворении.

Аулен весьма критически относится к теории Ансельма об «удовлетворении» и называет ее «латинской» и «законнической». Он с изрядной долей презрения отмахивается от нее, считая ее «ответвлением в истории становления христианского учения» (с. 31). Справедливости ради отметим, что он критикует Ансельма не совсем беспристрастно. Аулен был прав, подчеркивая истину, что в «классической» теории «труд искупления рассматривался как дело исключительно Самого Бога», «Он Сам совершил все необходимое для спасения от начала и до конца» (с. 50) и что «искупление представляет собой устремление Бога к человеку, а не изначальное стремление человека к Богу» (с. 176). Но он не прав, считая, будто в теории Ансельма содержится противоположное утверждение относительно смерти Христа, то есть, что она являлась «жертвоприношением Богу от имени Христа-человека» (с. 22), «как будто она шла от нижестоящего» (с. 50) или была «удовлетворением Бога со стороны человека в совершенном Христом» (с. 104). Ведь, как мы выяснили в 5-ой главе, Ансельм явно делал ударение на том, что, хотя человек и должен заплатить за свои грехи, он не может этого сделать, так как подлежат искуплению за им же совершенные грехи. Действительно, это может сделать и совершает только Сам Бог посредством Христа. Вопреки утверждению Аулена, Ансельм подчеркивает, что в этом уникальном поступке, совершенном Богочеловеком Иисусом Христом, не только человек удовлетворял требования Бога, но и Сам Бог как удовлетворял, так и принимал удовлетворение Своих собственных требований.

Тем не менее Густав Аулен был прав, обращая внимание церкви на то, что крест был победой. Он свидетельствовал, что Иисус Своей смертью избавил нас не только от греха и чувства вины, но и от смерти, и от сатаны, и от всех злых сил. Его тезис был весьми уместен в контексте столетия, раздираемого двумя мировыми войнами, и европейской культуры, сведущей в демоническом воздействии. Он верно считал, что «мотив триумфа», который «слышен, подобно звуку трубы, в проповеди ранней церкви» (с. 59), практически отсутствовал в холодной логике «Сиг Deus Homo?» Ансельма. Лютер же, напротив, еще раз подчеркнул этот мотив. В его гимнах и катехизисах слышна радость по поводу того, что Бог избавил нас от этого «чудовища» или «тирана» — сатаны, который до этого держал нас в плену греха, закона, проклятия и смерти.

Вместе с тем согласимся, что Аулена справедливо критикуют за преувеличенное противопоставление лейтмотивов «удовлетворения» и «победы» и представление их взаимоисключающими понятиями. Однако оба эти понятия мы находим в Новом Завете, следовательно, в нем не содержится указания выбирать какое-то одно из них. Таким образом, Бог сделал первый шаг и в лице Христа одержал победу, а одним из тиранов, от которых Он освободил нас, была та вина, искуплению которой и послужила Его смерть. Шотландский комментатор Джон Иди, живший в девятнадцатом веке, выдвинул замечательную теорию с целью объединить эти две концепции:

«Говоря об искуплении человека, мы должны помнить и о принесенной жертве, и о проявленной при этом силе — об искуплении и о завоевании. Крестом было совершено приобретение, крестом же была одержана и победа. На нем была пролита кровь, которая смыла наш приговор, и на нем же наступила смерть, ставшая роковым ударом по царству сатаны»[407].

На самом деле, все три основные толкования смерти Христа соответствуют фактам, изложенным в Библии, и могут быть до определенной степени согласованы, особенно если принять во внимание следующий момент: главное отличие между ними состоит в том, что каждое из них представляет Божью работу во Христе, предназначенную для разных лиц. В «объективной» теории Бог удовлетворяет Себя, в «субъективной» вдохновляет нас, а в «классической» Он побеждает сатану. Таким образом, Иисус выступает последовательно как Спаситель, Учитель и Победитель, поскольку мы виновны, равнодушны и порабощены. На это указывал П. Т. Форзит в последней главе своей книги «Дело Христа», озаглавленной «Веревка, свитая втрое». Он говорит об «удовлетворяющем», «восстанавливающем» и «триумфальном» аспектах служения Христа и выдвигает теорию, согласно которой все они переплетаются в тексте 1 Кор. 1:30 — Христос стал для нас «праведностью, и святостью, и искуплением» (с. 199-200). И, несмотря на то, что «одних... притягивает великое Избавление, других — великая Жертва, третьих — великое Восстановление» (с. 233), все они являются составляющими одного и того же завоевания Спасителя — «повержения зла, удовлетворения Бога и освящения человечества» (с. 202).

И поскольку мы в дальнейшем сосредоточимся на теме «завоевания», следует вначале обратиться к исторической победе, одержанной Иисусом на кресте, а затем к победе, которую, благодаря Его завоеванию, одержали Его последователи.

Победа Христа

Новый Завет с присущей ему достоверностью подтверждает, что, взойдя на крест, Иисус обезоружил сатану и восторжествовал над ним и всеми подвластными ему «властями и начальствами». Жившим в первом веке адресатам Благой Вести было несложно представить себе эту картину, тогда как «современному человеку, пожалуй, трудно вообразить себе, какими кошмарами были мучимы люди в то время, когда пришел Христос»[408]⁴. Даже сегодня во многих странах люди живут в страхе перед злыми духами. А на Западе, искушенном, как принято считать, в такого рода делах, отмечается новое пугающее увлечение оккультизмом, которое искусно запечатлел Майкл Грин в своей книге «Я верю в низвержение сатаны». При этом многие высмеивают веру в существование сатаны как такового и подвластных ему злых духов как пережиток прошлого. Нам хорошо известно категорическое утверждение Рудольфа Бультмана: «Невозможно пользоваться электрическим светом, радиовещанием, открытиями современной медицины и хирургии и в то же время верить в новозаветный мир демонов и духов»[409]. Майкл Грин резюмирует это аномальное сосуществование любопытства и скептицизма, предполагая, что сатане будут одинаково приятны два противоположных отношения к нему: «Первый — чрезмерное внимание к князю зла. Второй — чрезвычайный скептицизм по поводу самого его существования» (с. 16). Далее Майкл Грин перечисляет семь причин собственной веры в существование этого весьма могущественного, порочного и хитрого существа, который именуется сатана или дьявол. Они относятся к сфере философии, теологии, окружающего мира, опыта, оккультизма и более всего к Иисусу. Это всеобъемлющее исследование; мне нечего к нему добавить.

Но каким образом Бог во Христе одержал над ним победу? В библейском повествовании покорение сатаны разделено на шесть стадий, хотя решительное поражение нанесено ему крестом. Первая стадия — предсказание покорения. Впервые предсказание было произнесено самим Богом в Едемском саду и являлось частью наказания змия: «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь поражать его в пяту» (Быт. 3:15). Мы угадываем в семени жены Мессию, посредством Которого придет господство Божьей праведности, а господство зла прекратится. Таким образом, каждый отрывок Ветхого Завета, провозглашающий либо уже существующее Божье царство (напр. «Твое, Господи, величие и могущество... Твое, Господи, царство...»), либо Его грядущее господство надо всеми народами в лице Мессии (напр. «Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира») могут быть истолкованы как дальнейшее предсказание окончательного разгрома сатаны[410].

Вторым этапом стало начало покорения посредством служения Иисуса. Предвидя, что Иисус в будущем победит его, сатана неоднократно делал попытки избавиться от Него, такие, как убийство Иродом младенцев в Вифлееме, искушение в пустыне с целью отвращения от креста, решительное намерение народа заставить Его стать военно-политическим правителем, отрицание Петром необходимости креста («Отойди от Меня, сатана») и предательство Иуды, в которого дьявол буквально «вошел»[411]. Но Иисус был полон решимости исполнить то, что было написано о Нем. Он объявил, что в Нем Божье царство снизошло именно на это поколение и что совершаемые Им чудеса явное тому свидетельство. Мы видим расширение Его царства и отступление дьявола перед Ним по мере того, как изгоняются бесы, исцеляются болезни и разбушевавшаяся стихия признает своего Господа[412]. Более того, Иисус рассылает Своих представителей, учеников, проповедовать и исцелять болезни, а когда они возвращаются, пораженные тем, что нечистые духи повиновались им во имя Его, Он отвечает, что видел «сатану, спадшего с неба, как молнию». Здесь же мы находим и наиболее поражающее из Его утверждений, относящихся к этой теме: «Когда сильный с оружием охраняет свой дом, тогда в безопасности его имение; когда же сильнейший его нападет на него и победит его («никао» — «одержать победу над кемто»), тогда возьмет все оружие его, на которое он надеялся, и разделит похищенное у него». В образе сильного нетрудно угадать сатану, в образе «сильнейшего его» — Иисуса Христа, а в разделении похищенного у него (или, согласно Марку, расхищении дома его) — освобождение его рабов[413].

Однако сильный не был «побежден» и «связан» вплоть до третьего и решающего этапа — покорения, свершившегося на кресте. Три раза, согласно Иоанну, Иисус называл сатану «князем мира сего», добавляя, что он уже «идет» (т. е., начинает свое последнее наступление), но будет «изгнан... вон» и «осужден»[414]. Он определенно предвидел, что в момент Его смерти они сразятся в последний раз, и силы тьмы будут разгромлены. И именно Своей смертью Иисус должен был «лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола» — таким образом освободить порабощенных им людей (Евр. 2:14-15).

Пожалуй, самой значительной частью Нового Завета, в которой изложена суть победы Христа, является текст Кол. 2:13-15:

«Вас, которые были мертвы во грехах и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним, простив вам все грехи, истребив учением бывшее о нас рукописание, которое было против нас, и Он взял его от среды и пригвоздил ко кресту; отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою».

В приведенном отрывке Павел выделяет два разных аспекта спасительного действия креста Иисуса Христа, а именно: прощение наших грехов и полное низвержение начальств и властей[415]. Чтобы раскрыть безвозмездность и милость Божьего прощения («харизомай»), он обращается к древнему обычаю аннулирования долга. «Рукописание, которое было против нас», едва ли можно считать законом как таковым, поскольку Павел называл его «святым и праведным и добрым» (Рим. 7:12). Вместо этого оно указывает на нарушенную нами заповедь, которая в результате «была против нас» и определяла наше осуждение. В оригинальном тексте Павел называет это «рукописание» «хейрографон» — «рукописный документ, скорее свидетельство о долге или долговая расписка» (AG), или «скрепленное подписью признание задолженности, которое было бессрочной уликой против нас»[416]. Далее Апостол называет три глагола, обращаясь к которым можно показать, как Бог разрешил проблему нашего греха. Он «истребил» это долговое обязательство, «очистив» его (буквальное значение слова «эксалейфо»), а затем «взял его от среды и пригвоздил ко кресту». Иеремиас полагает, что Павел здесь ссылается на «титулус» — дощечку, прикрепляемую над головой распятого человека, на которой указаны его преступления, и что на «титулусе» Иисуса записаны наши, а не Его, грехи[417]. В любом случае, Бог избавляет нас от нашей несостоятельности только через уплату наших долгов на кресте Христа. И более того, Он не только «аннулировал наш долг, но и уничтожил удостоверяющий это документ»[418].

Затем Павел переходит от прощения наших грехов к покорению сил зла, и для описания их поражения он использует три наглядных глагола. Первый («отняв»)

¹²

¹³

¹⁴

Победа над злом 337

может обозначать, что Бог во Христе «сорвал» с Себя, как грязную одежду, все силы зла, которые обступили Его, прилипли к Нему и «отбросил» их (NEV). Или, точнее, Он «сорвал» с них оружие — и тем самым «обезоружил» их (NIV), или лишил «их достоинства и могущества»[419] — значит разжаловал в звании. Во-вторых, Он «подверг их позору», выставив на всеобщее обозрение в качестве «бессильных сил»[420], каковыми они и стали. В-третьих, «восторжествовал над ними Собою» — что, очевидно, указывает на процессию пленников, сопровождавших победителя. Таким образом, крест, согласно комментариям Хэндли Моула, был «с одной стороны, Его эшафотом, а с другой — колесницей Царя»[421]. Александэр Макларен предлагает мам увидеть Христа в образе «победителя, срывающего со своего противника оружие, регалии и облачение, затем выставляющего его как Своего пленного, а после тянущего его подле колес Своей триумфальной колесницы»[422].

Это — яркие образы, но как мы должны понимать смысл произошедшего? Должны ли мы представлять Себе это как реальное космическое сражение, в ходе которого силы тьмы окружили и напали на Христа и то время, когда Он был на кресте, а Он обезоружил, опозорил и поверг их перед Собой ниц? Если же эта битва была невидимой, какой она, несомненно, it должна была быть, то каким образом Христос на глазах у всех «подверг их позору»? По-видимому, мы должны рассматривать Его победу через призму объективной реальности.

Однако обратите внимание, что наряду с тем, что Христос сделал с «хейрографоном», т.е. упразднил и аннулировал его, Павел говорит и о том, что Он сделал с властями и начальствами, т.е. обезоружил и покорил их. Долговое обязательство Он пригвоздил ко кресту; начальства же — победил крестом. Поэтому, очевидно, не стоит воспринимать последний образ более буквально, чем первый. Имеет значение лишь то, что оба события произошли одновременно. Ведь не оплатой ли наших долгов Христос низверг силы тьмы? Освободив нас от одних, Он освободил нас и от других. Во-вторых, Он покорил сатану, устояв против всех его соблазнов. Он был искушаем избегнуть участи креста, но оставался покорным воле Отца, «послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Фил. 2:8) Его смирение неотделимо от даруемого Им спасениня «Ибо, как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие» (Рим. 5:19). Прояви Он неповиновение, лишь на малую толику отклонившись от пути, начертанного Божьей волей, Он дал бы сатане зацепку, расстроившую план спасения. Но Иисус повиновался, и сатана был разгромлен. Его пытались спровоцировать, нанося Ему оскорбления и подвергая мучениям, но Он наотрез отказался отвечать тем же. Своей самоотреченной любовью к людям Иисус «победил зло добром» (Рим. 12:21). Когда силы Рима и Иерусалима объединились и выступили против Него, Он мог ответить силой на силу. Ведь Пилат не имел безграничной власти над Ним. Более двенадцати легионов ангелов устремились бы к Нему на помощь, если бы Он их призвал. Господь также мог сойти с креста, к чему с насмешкой призывала Его толпа[423]. Но Он отказался прибегнуть к любому виду земной власти. Он был «распят в немощи», но немощь Боги могущественнее человеческой силы. Таким образом, Он отказался как ослушаться Бога и возненавидеть Своих врагов, так и прибегнуть к власти в присущей миру манере. Своим повиновением, любовью и смирением Он одержал нравственную победу над силам и зла. Он оставался свободным, незапятнанным, нескомпрометированным. Сатана не смог завладеть Им и должен был признать себя пораженным[424]. Как писал Ф. Ф. Брюс:

«Когда Он висел там, за руки и за ноги привязанный ко кресту, будучи очевидно слаб, они вообразили, что Он уже в их власти, и набросились на Него с враждебными намерениями... Но Он стал бороться и преодолел их»[425].

Итак, победа Христа, предсказанная сразу же после грехопадения и обозначившаяся в Его служении, была решительно одержана на кресте. Оставшиеся три ее стадии стали производными этого события.

В-четвертых, Его воскресение было подтверждением и провозглашением победы. Мы не должны рассматривать крест как поражение, а воскресение как победу. Скорее, победа была одержана на кресте, и воскресение подтвердило, провозгласило и продемонстрировало ее. «Смерти... невозможно было удержать Его», поскольку Он уже покорил смерть. Начальства и власти тьмы, которых крест лишил оружия и достоинства, в результате были повержены к Его ногам и подчинились Ему[426].

В-пятых, это завоевание продолжается по мере того, как церковь выполняет свое задание и в силе Духа проповедует Христа Распятого как Господа и призывает людей к покаянию и вере в Него. Каждое истинное покаяние — это не только обращение от греха ко Христу, но и «от тьмы к свету», «от власти сатаны к Богу», «от идолов к тому, чтобы служить Богу живому и истинному»; это также избавление «от власти тьмы... в Царство возлюбленного Сына Своего (Божьего)»[427]. Итак, при обращении человека в христианство происходит столкновение двух сил. В результате сатана выпускает из своих рук чью-то жизнь, и победно проявляется превозмогающая его сила Христа. Следовательно, можно сделать вывод, что тысячелетнее «заключение» дракона совпадает с «заключением» сильного, произошедшем при распятии. «Заключение» сатаны, «дабы не прельщал уже народы», указывает на благовествование народам, начавшееся после о держания великой победы креста и непосредственно последовавших за ней Воскресения и дня Пятидесятницы[428].

В-шестых, мы с нетерпением ждем завершения завоевания в Парусии (с греч. «пришествие», «возвращение») Христа. Промежуток времени между двумя Его приходами на землю будет заполнен деятельностью церкви. Божий Помазанник уже царствует, но в то же время Он ждет, пока Его враги не будут низложены у Его ног. В этот день каждое колено преклонится, и каждый язык исповедает, что Он — Господь. Сатана будет низвергнут в горящее озеро, а рядом с ним там будут смерть и ад. Ведь враг, который будет покорен в последнюю очередь, — это смерть. А затем, когда упразднится всякое начальство, власть и сила зла, Сын передаст Царство Отцу, и будет Бог все во всем[429].

Будет ли в таком случае правильным относить победу Христа на счет Его смерти? Не воскресением ли была одержана эта победа? Не воскресением ли из мертвых превозмог Он смерть? В сущности, не слишком ли много внимания уделено в этой книге кресту и, соответственно, недостаточно — воскресению? Можно ли считать эти два события неотделимыми друг от друга, как это веско обосновано в недавно вышедшей книге Майкла Грина «Опустевший крест Иисуса»? Нам жизненно важно приступить к рассмотрению этих вопросов.

В Новом Завете смерть и воскресение Христа настолько связаны, что практически невозможно встретить упоминание только об одном из них. Сам Иисус в трех следовавших друг за другом предсказаниях Своих страданий, запечатленных Марком, каждый раз указывал на свое воскресение через три дня[430]. Согласно Иоанну, Он также говорит, что «положит» жизнь Свою и «опять примет ее»[431]. Все произошло так, как Он предсказал: «Я живый; и был мертв, и се, жив во веки веков» (Откр. 1:18). Неоспоримым является тот факт, что Апостолы также не отделяли смерть от воскресения. Самая ранняя апостольская керигма (с греч. «проповедь»), провозглашенная Петром, гласила, что Иисус был «по определенному совету и предведению Божию предан... и убит, но Бог воскресил Его», Павел же впервые сформулировал основу Евангелия как «Христос умер за грехи наши... Он погребен был... воскрес... и явился»[432]. Послания Павла изобилуют фразами типа: «Мы веруем, что Иисус умер и воскрес», «чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего»[433]. Два соответствующих церковных таинства с самого начала призваны обозначать оба эти события, поскольку принимающий крещение символически умирает и восстает с Христом, ведь в причастии именно воскресший Господь раскрывается перед нами в символах, указывающих на Его смерть[434]. Таким образом, здесь нет — или во всяком случае не должно быть — разных мнений. Было бы весьма несправедливо говорить либо о кресте, обходя вниманием воскресение (что, боюсь, сделал Ансельм), либо о воскресении, оставляя в тени крест (что делают сегодня те, кто провозглашает Иисуса живым Богом, а не жертвующим Собой Спасителем). Ввиду этого правильным будет осознавать неразрывную связь между ними.

Однако следует ясно представлять себе, в какой взаимосвязи находятся смерть и воскресение Иисуса и не воспринимать их вклады в дело спасения как одинаковые. Майкл Грин избегает этой ошибки: ом утверждает, что «крест Христа является основой Евангелия»[435]. И это действительно так. Рассматривай четыре образа спасения в седьмой главе, мы ясно увидели, что Божий гнев на грех был умиротворен «Кровию Иисуса Христа». И той же Кровью Христа люди освободились, получили оправдание и примирились с Богом. Следовательно, проблема греха была разрешена именно Его смертью, а не воскресением. Как указано выше, даже в самой первой апостольской керигме Павел пишет, что «Христос умер за грехи наши». И нигде в Новом Завете мы не встретим: «Христос воскрес за наши грехи». Но разве не воскресением ли Христос превозмог смерть? Нет, Он поразил имеющего державу смерти Своей смертью (Евр. 2:14).

Разумеется, воскресение было необходимо для подтверждения действенности Его смерти так же, как и Боговоплощение для того, чтобы она стала возможной. Но мы твердо убеждены, во-первых, что несение Христом наших грехов закончилось на кресте, поскольку тогда же была одержана победа над сатаной, грехом и смертью, и, во-вторых, воскресение ставило задачу отстоять отверженного людьми Иисуса, властно провозгласить Его Сыном Божьим и подтвердить перед всеми, что Его смерть за наши грехи действительно принесла нам прощение. Очевидны тщетность нашей веры и проповеди без воскресения Спасителя, поскольку Его личность и деятельность не получили бы поддержки свыше[436]. Вот что подразумевается Павлом в Послании к Римлянам (4:25), который сразу же говорит о том, что воскресение послужило для нашего оправдания: «Который предан за грехи наши и воскрес для нашего оправдания». Чарльз Крэнфилд поясняет: «Наши грехи обусловили необходимость прежде всего искупительной смерти Христа, однако бея последовавшего за ней воскресения она не стала бы великим Божьим делом, обеспечившим наше оправдание»[437]. Благодаря воскресению именно живой Христос дарует нам спасение, завоеванное Им на кресте, именно Он Своим Духом дает нам возможность не только быть сопричастными Его смерти, но и жить в могуществе Его воскресения, и именно Он обещает нам, что в последний день и мы увидим телесное воскресение.

Джеймс Денни говорит о связи между смертью и воскресением Христа следующее:

«Спасение от греха невозможно без живого Спасителя: этим объясняется то особое внимание, которое Апостол (Павел) уделял воскресению. Однако Живой Господь может быть Спасителем только потому, что Он умирал, что, в свою очередь, делает понятным то внимание, которое проявляет Павел по отношению к кресту. Христианин верует в Живого Господа, в противном случае он не веровал бы вовсе. Но он верует в Живого Господа, принявшего искупительную смерть, поскольку никто другой не мог бы внушить веру душе, живущей под приговором греха»[438].

Обобщая, можно сказать, что Благая Весть включает как смерть, так и воскресение Иисуса, поскольку смерть Его была бы безрезультатной без последовавшего за ней Его воскресения. Евангелие придает особый смысл распятию, поскольку именно им была одержана победа. Воскресение не избавило нас из-под гнета греха и смерти, а дало нам уверенность в победе и воскрешении. Именно благодаря воскресению стала возможной наша «вера и упование на Бога» (1 Пет. 1:3,21).