Чудеса и пророчества в Библии

 

В глазах верующего самыми достоверными доказательствами «бого–духновенности», божественной подоплеки Библии всегда были чудеса и пророчества «слова божия».

Историки и этнографы прежде всего выделяют в Библии целую серию чудес, которые следует отнести к странствующим сюжетам, излюбленным темам древних сказок и к типичным почти для всех религий общечеловеческим типовым мифам. Это то, что Библия и творцы ее преданий вобрали и переняли из общечеловеческой сокровищницы сказок, мифов, легенд. Сюда, например, относятся такие чудеса, как уничтожение Илией Пророком посланных арестовать его отрядов при помощи молнии (4 Цар., 1). Сюда относится миф о вознесений Илии на колеснице, запряженной огненными конями (там же, 2). Это очень напоминает греческий миф о боге солнца Гелиосе, разъезжающем по небу на колеснице.

Чудо пророка Елисея с топором, упавшим в воду и всплывши»), когда Елисей бросил в реку щепку (4 Цар., 4), — это сюжет, известный в сказках десятков народов, в том числе и у русских. Он родился, когда первые предметы из металла были большой ценностью, потеря их была чувствительным убытком, а люди в беде прибегали по невежеству своему к ведунам, знахарям, колдовским и магическим приемам, в данном случае к магии по сходству.

К этой же категории чудес относятся многочисленные хождения по воде, как по суху, того же Илии (1 Цар., 2), Елисея (там же), Христа (Мф., 14, Мк., 6 и др.). Это сказочные выражения мечты людей древности о господстве над стихиями, о торжестве человека над природой. Они имеют бесчисленные параллели в мифах и сказках самых разных народов. Сказки о насыщении Елисеем сотни (4 Цар., 4), а Христом тысяч людей несколькими хлебами (Мк., 6 и др.), о чудесах с умножением продуктов у людей, которым покровительствовали пророки Илия (3 Цар., 17) и Елисей (4 Цар., 4), — родственны мечтам людей о сытости, о «скатерти–самобранке». Характерно, что такие чудеса в Библии приписываются всегда мифическим персонажам (Илия, Елисей, Христос), а не заведомо историческим, реальным личностям. Там, где говорят летописи, чудеса отступают.

К странствующим сюжетам относятся в легендах о Христе мифы о непорочном его зачатии (благовещении) (Лк., 1) и вознесении (Лк., 24, и Деян., 1).

Мифы Ближнего Востока, греко–римской, индуистской и буддийской религий пестрят таинственными зачатиями богов и героев и восхождениями богов на небеса. Это все наивные мечты древних людей об общении с могучими «небожителями». Ведь если пути между небом и землей уже проложены, можно надеяться, что они откроются и для других.

Второй очень типичной для Библии категорией чудес являются чудеса естественные, как их иногда называют. Здесь чуда, по существу, не было, а было естественное явление, поразившее в свое время воображение людей, к тому же людей малопросвещенных. Полные изумления рассказы о нем затем обрастали преувеличениями, попадали в песни, где гиперболизировались, приобретали форму абсолютно сверхъестественных явлений. Покажем этот вид «чудес» на нескольких примерах.

Как установлено наукой, в целом евреи никогда не были в Египте и никогда из него не «исходили». Легенды об исходе и странствованиях по пустыням, по–видимому, влились в народную память из рассказов небольшой группы евреев, которые вместе с кочевыми племенами, известными под общим названием гиксо–сы («владыки чужеземных стран»), пришли в Египет; во время изгнания гиксосов попали к египтянам в плен, а затем бежали. С этими воспоминаниями связаны рассказы о ряде «чудес». Египет, лежащий вдоль Нила, среди пустынь, зависит от реки и пустыни. Здесь бывают различные стихийные беды: дует хамсин — ветер, несущий пыль пустыни, когда днем становится темно и «тьма» эта скрипит на зубах; бывают нашествия паразитов, саранчи, градобои, бывают эпидемии и эпизоотии, бывает зацветание воды, которая становится похожей на кровь и непригодной для питья. Ее приходится фильтровать землей, вырывая ямки вдоль берега недалеко от воды. Рассказывая об угнетениях и своих бедах в Египте, беглые евреи добавляли: «Ну и египтян зато бог или боги не миловали» — и рассказывали, каких только бед на Египет не обрушивается. Переходя из уст в уста, эти рассказы оформлялись в связную легенду о систематических «казнях», которые посылал на угнетателей бог (см. Исх., 7–10). Случай фабрикации чуда из нечуда находим в книге Иисуса Навина (10). Евреи, дети пустынь и степей, плохи были в осаде городов, не хватало навыков и техники. И вот, на их счастье, цари пяти ханаанских городов–царств вступили в коалицию и решили дать евреям сражение. Это степняков устраивало. Им надо было разбить и уничтожить врага в полевых условиях, чтобы обескровленные города затем попали в их руки без большого сопротивления. Но битвы тогда прекращались ночью. И вот евреи страстно мечтали, чтобы им хватило времени Для полной победы. И времени на уничтожение живой силы противника хватило. Отсюда пошли легенды, что бог удовлетворил мольбы и остановил солнце в его дневном движении.

И еще момент. Пытаясь скрыться из долины в горы и спастись от истребления, побежденные карабкались на склоны, вызывая на себя камнепады и осыпи — явление в горах частое и естественное. Это неожиданное содействие природы победителям превратилось в легендах в каменный дождь: якобы бог с неба бросал в отступавших глыбы.

Нечто очень своеобразное получается с чудом воскресения Христа. Ученым сегодня ясно, что христиане, создавая миф о Христе, заимствовали распространенные на Востоке (и в частности, в Египте) культы ежегодно умирающих и воскресающих богов зеленой природы, например Осириса. В мистериях таких культов знатные и старейшие разыгрывали обряд погребения, «гроб» оплакивали плакальщицы, в урочный час определенного дня жрецы объявляли, что бог воскрес и являлся им как живой. В Новом завете рассказы о погребении, воскресении и вознесении содержатся у всех четырех евангелистов и в Деяниях апостолов.

Из этих текстов мы узнаем, что хоронили Христа знатные люди, что его оплакивали три Марии (имя не только от Мариам, т. е. «госпожа моря» арамейское, но и от Мары — «горькой», еврейского корня, — так нередко звали на Востоке плакальщиц), что произошло воскресение на заре в воскресенье и Христос затем явился засвидетельствовать о своем оживлении апостолам–ученикам. Перед нами выступает превращенная в величайшее чудо христианства канва ритуала мистерий Осириса и других умирающих и воскресающих богов.

Любопытные сведения дает нам и анализ библейских пророчеств. Следует отметить, что в древности в качестве «пророчества» и «откровений свыше» часто рассматривали сновидения с выявлявшимися в них чаяниями, страхами или суевериями людей. Когда люди не знали еще многого, грань между сном и явью представлялась им несущественной. Сны воспринимали как наблюдения или сведения души, полученные во время ее отлучек «на тот свет», в период сна тела. Эти сны толковали, из них делали выводы.

Так, например, Авраам собирался переменить место жительства. Бог являлся ему во сне и указывал, куда идти (Быт., 12). Авраам болеет душою о бездетности. И бог во сне якобы утешает его: «Потерпи, будет у тебя еще потомство» (Быт., 15).

Особенно отчетливо это выражается в книгах Пророков. О снах–откровениях будущего говорит и Новый завет: «откровение» во сне Иосифу не гнать согрешившую Марию из дома (Мф., 1:20); сон волхвов–не заезжать к Ироду (Мф., 2:12); сон Иосифа — бежать в Египет (Мф., 2:13).

Рядом с суеверным отношением к снам, галлюцинациями и самовнушениями, которые рассматривались как пророчества, есть в Библии и пророчества реалистического порядка. Это пророчества о завоеваниях, нашествиях, оккупациях, военных бедах. «Отцом» этих пророчеств являлся, конечно, не бог, а здравый смысл человеческий и реалистическая оценка складывавшейся политической ситуации.

В древнем мире Палестина была поистине «пупом земли», великим мировым перекрестком.

Любая из великих держав, воюя с другой, прокладывала свои военные дороги через этот палестинский перекресток. Здесь всегда или воевали, или ожидали войны, с тревогой поглядывая, кто из соседей наливается силой, возносится на гребне очередного исторического «девятого вала».

Удивительно ли, что, когда в VIII в. до н. э. весь Восток трепетал в ожидании ассирийского нашествия, эти предчувствия–пророчества пронизывали книги пророка Исайи, а когда в VII — VI вв. до н. э. гегемония перешла к Нововавилонскому царству Навуходоносора, современник его — пророк Иеремия стал подготовлять население и правительство к надвигающимся событиям (см. книгу Иеремии). Предваряя Иеремию, начало усиления Вавилонии отметил томительными тревогами за будущее своей родины Аввакум, а закат насильников–ассирийцев с мстительной поспешностью возвестил Наум.

Эти предчувствия: кто будет следующим завоевателем, какая новая гроза обрушится на обитателей Палестины? — пронизывают добрую треть Ветхого завета.

Здесь всегда из века в век ждали войн и нашествий.

Вот почему библейские предчувствия войны бывает легко при некоторой доле фантазии, легковерия и доверчивости к Библии как «к откровению свыше» пристегнуть к любой военной грозе любого века… И люди, доверяя Библии как «вечному» «слову божию», делали это.

Можно составить целые списки, с какими только событиями мировой истории не связывались одни и те же события Библии!

Если такие пророчества реальны сами по себе, а протестовать приходится только против переноса их на другие времена и эпохи, то другой вид пророчеств Библии базируется на заведомом искажении истины в самой Библии.

Это когда тот или иной из авторов Библии описывал события, происходившие у него на глазах, или как историк — бывшие до него, а позднейшие редакторы библейских книг представляли их так, будто речь идет о грядущем.

Еврейский священник Иезекииль, историческая личность, описал (Иез., 38–39) нашествие скифов (Гога из страны Магога), бывшее в его годы на Ближнем Востоке (VI в. до н. э.). Он был его очевидцем. Позднейшие редакторы подали его правдивый рассказ как пророчество. А шестью веками позже невежественный автор Апокалипсиса еще и ввел Гога и Магога в свою книгу как персонажей, которые явятся в мир в «последние времена». Причем перепутал Магога — название страны, понятие географическое, и Гога — князя, человека, с названиями племен и сделал их двумя народами (Откр., 20: 7).

Верующие трепещут перед Гогом и Магогом, несмотря на то, что данное пророчество, как было показано, не имеет разумных оснований.

В книге Даниила описывается смена четырех держав — вавилонской, персидской, греческой (Александра Македонского) и Римской (гл. II), борьба греков и персов, судьбы греко–сирийской и греко–египетской держав (гл. VII и VIII), последовательность событий в зоне Палестины в IV — II вв. до н. э. (гл. XI). Все это подается редакторами Библии как повесть писателя, жившего в VI в. до н. э. Значит, это дивные пророчества, абсолютное провидение грядущего. А на деле? Серьезнейшие исследования книги Даниила привели ученых к убеждению, к знанию о том, что она была написана во II в. до н. э., т. е. после описанных событий.

Третий вид пророчеств, это когда желаемое принимали за сущее. Таковы апокалипсисы. В них в прикрытой форме люди выражают свои чаяния, надежды.

История первой по времени написания христианской книги Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова дает нам блестящий пример этого. Сосредоточим же наше внимание именно на Апокалипсисе Иоанна, поскольку он у христиан среди других пророчеств является буквально пугалом для легковерных и доверчивых.

Апокалипсис — завершающая книга Библии. Это сравнительно небольшое произведение, состоящее из 404 стихов. По убеждениям христиан, это последнее и по времени написания произведение Библии, относящееся к первой половине II в. н. э. Автором его является якобы апостол Иоанн, наиболее молодой ученик Иисуса Христа, переживший всех остальных и умерший в возрасте свыше 100 лет. Таковы данные церковных легенд и преданий.

На самом деле все не так. Филологический анализ языка, словарного состава, стиля и слова показывает, что книга никак не может быть признана написанной автором Евангелия от Иоанна и трех Соборных посланий святого апостола Иоанна Богослова. Нет никаких оснований считать, что эти произведения написаны апостолом Иоанном. Уже сам этот красноречивый факт свидетельствует о несостоятельности церковной традиции. Судя по тексту книги, ее писал человек, пользовавшийся большим авторитетом в раннехристианских общинах, которого, по всей вероятности, и звали Иоанном. Но большего о нем мы сказать пока не можем.

Если так обстоит дело с автором книги, то еще любопытнее вопрос о времени ее написания.

В 17–й главе Апокалипсиса рассказывается о видении «вавилонской блудницы», сидящей на звере с семью головами. И тут же дается расшифровка описанного:

«И сказал мне ангел: что ты дивишься? Я скажу тебе тайну жены сей и зверя, носящего ее, имеющего семь голов и десять рогов» (7).

«Здесь ум, имеющий мудрость. Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена…» (9).

Для древних это была подлинная расшифровка: ведь только один город древности «сидел на семи горах» — Рим, столица Римской империи. Вот кто в глазах писателя — окаянная «вавилонская блудница». Но почему она тогда «вавилонская», а не римская? Рим был очень силен, и критиковать его явно было небезопасно. А Вавилон уже века лежал в развалинах. И лишь посадив «вавилонскую блудницу» на семь гор, автор тем самым дал полную расшифровку истинного адреса, против кого направлено его писание.

Когда это было сделано? Читаем: «И семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть» (10).

Рим долго был республикой. Цари (кесари) появились в нем на рубеже нашей эры. Их легко сосчитать: «пять пали» — это Август, Тиберий, Калигула, Клавдий и Нерон. «Один есть» — это шестой кесарь Гальба. Он правил с 9 июня 68 г. по 15 января 69 г. В это время уже шло восстание легионов, из которых одни прочили на престол Вителлия, другие Отгона (взошел на трон именно Оттон). Один из них и есть тот, который «еще не пришел».

«И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи, и пойдет в погибель» (11).

На Востоке прогремело в это время восстание Лже–Нерона. Вот кто «зверь», «антихрист». Не что–то далекое, будущее, грядущее. Нет, писатель болел болью своего времени и мечтал о наказании богом сегодняшних врагов, своих и своего народа, всех обиженных и угнетенных.

Всякая игра на Апокалипсисе, как на книге, предсказывающей грядущие судьбы мира, — это спекуляция темных, а порой и недобросовестных людей, с целью запугивания верующих.

Особого внимания заслуживают пророчества Ветхого завета, трактуемые в Новом завете как сбывшиеся. Это производит немалое впечатление на верующих, читающих евангелие, и способствует укреплению их в вере.

Учеными давно установлено, что между книгами Ветхого и Нового заветов существует не прямая, а обратная преемственность. Не Ветхий завет предсказывал события Нового и не Новый завет является исполнением Ветхого, а писатели и редакторы новозаветных книг, а главным образом составители наиболее поздних книг Нового завета, евангелий, — выискивали тексты Ветхого завета, которые, по их мнению, могли относиться к мессии, и по ним сочиняли и формировали легенды об Иисусе.

Так что здесь перед нами не «исполнение пророчества», а подделка под пророчества.

 

 

Библейские притчи

 

В проповеднической деятельности сегодняшних церковников и сектантов большой популярностью пользуются евангельские притчи Христа. Притча — это очень популярная на Востоке форма иносказательного рассказа, наводящего читателя или слушателя на те или иные мысли и соображения. Говоря современным языком, это басня.

Притчи знал весь Древний Восток. Множество их дошло до нас в литературе восточных народов.

Знал их и Ветхий завет — литература древних евреев.

Особенно много там притчей политических и морально–обличительных.

Так, в книге Судей (9: 7–20) Иофам, уцелевший от бойни, учиненной его сводным, но незаконнорожденным (от наложницы) братом, обращается с притчей–басней (о деревьях, выбиравших себе царя) к жителям принявшего узурпатора города Сихема.

В книге Иезекииля (16 и 22) в притчах–баснях о подброшенной девочке, выращенной богом и затем предавшейся разврату и обманувшей бога, и о двух сестрах, блудивших со встречными и поперечными, Иезекииль иносказательно рисует измену еврейского народа царств Иудейского и Израильского их богу Иегове.

Притчи–басни были литературой базаров, площадей, излюбленной формой поучений бродячих проповедников. Не удивительно, что множество их вошло в евангелия, отразившие привычные и наиболее повседневные рассказы и обороты.

Целая серия притчей Христа (точнее, авторов евангелий, вложивших их в уста мифического евангельского Христа) посвящена теме «Чему уподоблю царствие небесное»:

а) Мф., 13: 24–30, 36–43 …зерну, посеянному на поле. Враг посеял туда же сорняки. Пока растет все вместе. В жатву зерно соберут, а сорняки сожгут.

б) Мф., 13: 31–32 …семени горчицы. Сеют — крохотное оно, вырастет же могучим деревом.

в) Мф., 13: 38 …закваске в трех мерах муки, которая квасит все тесто г) Мф., 13: 44 …кладу, найдя который, человек продает все, чтобы приобрести участок с кладом.

д) Мф., 13: 45–46 …жемчужине, для приобретения которой человек продает все…

е) Мф., 13: 47–50 …неводу, который вытаскивает всякую рыбу. Хорошую берут, негодную — выбрасывают.

Эти же притчи встречаются в параллельных текстах других евангелий.

Притчи «а» и «е» подменяют моральный стимул поведения человека запугиванием «кнутом» — страхом ада. Обе кончаются выражением: «И ввергнут их в печь огненную: там будет плач и скрежет зубов».

Притчи «б» и «в» построены на мысли, что человек должен отдаваться богу целиком.

Притчи «г» и «д» развивают эту мысль в том направлении, что надо «продать» все, что имеется (земное, свое человеческое, общелюдское) и отдаться только «стяжанию» божьего. Здесь нормой поведения становится эгоистическое личное спасение. Недаром и басенными образами для внушения этого выступают купцы, стяжатели. Приведенные объяснения не наша интерпретация; они построены на базе «святоотеческих» толкований «слова божия».

Наряду с этим стяжателям личного спасения внушается мысль, что мир, жизнь в нем им не могут дать ничего, и даже то, что они испытывают доброго в жизни, творится только по милости божией, поэтому на первом месте опять–таки должен быть бог и его «царство», а не жизнь, люди, общество:

а) Лк., 16:13 — нельзя служить двум господам, т. е. богу и жизни, миру, людям.

б) Мф., 6:26 — вон и птицы не жнут, не сеют, а бог кормил их, без участия в мирской жизни.

в) Мф., 6: 27–30 — и цветы растут беззаботно с божией помощью.

Не говоря уже о нелепости сравнений (птицы и растения живут в борьбе за существование, а далеко не иждивенствуют за счет господа бога), здесь человек призывается стать спиной к трудам и заботам мира и уйти в мистику веры. Ведь даже монахи в монастырях не могут жить, если не будут трудиться или не будут эксплуатировать труд почитающих их и верующих.

В евангелия вошли и некоторые народные житейские притчи и пристальные наблюдения. Так, у Матфея (7:24–27) и у Луки (6:48–49) есть рассуждения о доме, построенном на песке, и доме на скальном фундаменте — символ дела, общества, построенного на ложном и правильном учении. Разумеется, здесь «правильными» считают себя христиане.

У ряда народов есть подобные же поговорки и присказки.

У Матфея (9:16–17) есть притчи о том, что вино новое вливают и в мехи новые, а старую одежду не латают новой тканью — символ, что новое содержание требует новых форм для своего выражения.

В евангелиях есть и такие притчи, которые держали христиан в напряжении постоянного ожидания второго пришествия и страшного суда:

а) Мф., 24:42–44 — о бодрствующем хозяине.

б) Мф., 24:45–51, Лк., 12:36–48–о рабах, не ожидавших прихода хозяина, который застал их врасплох.

Таким образом, за редкими исключениями притчи–басни евангельские служат идеям, враждебным людям, уводят от жизни, зовут к эгоистическому личному душеспасению, пронизаны отзвуками и понятиями давно ушедших эпох.

 

 

Апостольские послания

 

Очень важное значение в Библии для понимания принципов и практики христианства имеют послания. Это, по существу, инструктивно–согласовательные письма, которыми в период своего становления обменивались, нередко через посланцев–апостолов, раннехристианские общины. Из посланий видно, что раннее христианство рождалось в борьбе мнений и личностей, а не в благоговейном собрании людей вокруг раз и навсегда данной истины, что в христианстве были и хорошие люди и довольно несимпатичные носители разнообразнейших пороков и что это было отнюдь не иконописное собрание святых образцов христианства на все века, а представители человеческого общества со всеми присущими людям достоинствами и недостатками. Отсюда мы узнаем о точках зрения церкви на ряд практических вопросов, которые вставали перед новой формой религии (церковь и государство, церковь и власть, верующие и неверующие, семейные отношения, отцы и дети, отношение к женщине и т. п.).