Общие волчьи правила для жизни

 

Искать пищу

Отдыхать

В промежутках бродить

Хранить верность

Любить детей

Играть в лунном свете

Держать ушки на макушке

Заботиться о костях

Заниматься любовью

Почаще рычать

 

Глава 16

ВОЛЧЬЯ РЕСНИЦА

 

Если никогда не пойдешь в лес,

с тобой никогда ничего не случится,

и твоя жизнь так и не начнется

 

 

– Не ходи в лес, не выходи из дома, – говорили они.

– Почему? Почему бы мне нынче вечером не пойти в лес? – недоумевала она.

– Там живет большой волк, он ест людей вроде тебя. Не ходи в лес, не выходи из дома. Мы серьезно говорим.

Разумеется, она пошла. Она все равно ушла в лес и, конечно же, встретила волка, как они и предупреждали.

– Вот видишь, мы тебе говорили! – верещали они.

– Это моя жизнь, а не сказка, глупые вы люди, – сказала она. – Я должна ходить в лес, я должна встречать волка, а иначе моя жизнь так никогда и не начнется.

Но волк, которого она повстречала, попал в капкан. Капкан крепко‑накрепко защемил его лапу.

– Помоги мне, помоги! Ай‑ай‑ай! – стонал волк. – Помоги мне, пожалуйста, помоги, – выл он, – и я щедро тебя награжу.

Именно так ведут себя волки в подобных сказках.

– Откуда мне знать, что ты меня не обидишь? – спросила она. Она была мастерица задавать вопросы. – Откуда мне знать, что ты меня не съешь, так что только косточки останутся?

– Бесполезный вопрос, – ответил волк. – Придется тебе поверить мне на слово. – И стал выть и стенать пуще прежнего:

– Ой‑ой‑ой! Ай‑ай‑ай! Уй‑уй‑уй!

Вот вопрос для девицы,

Чтоб ей не ошибиться:

Где‑е‑е‑е‑е

Ду‑у‑у‑у‑ша‑а‑а‑а‑а?

– Ладно, волк, я попробую. Так‑то лучше! – Она открыла капкан, волк вытащил лапу, и она приложила к ране целебные травы.

– Спасибо тебе, добрая девица, спасибо, – вздохнул волк. Но она начиталась неправильных сказок и потому крикнула:

– Давай, убивай меня скорее, и покончим с этим!

Но ничего подобного не случилось. Вместо этого волк положил лапу ей на плечо и молвил:

– Я волк из другого места и времени.

А потом вырвал ресницу, дал ей и сказал:

– Храни и будь умницей. Отныне ты будешь знать, кто хорош, а кто не очень. Смотри моими глазами, и сама все увидишь.

Ты спасла мою жизнь,

Так взамен получи

Дар, какого не ведал никто.

Помни, что для девицы,

Чтоб ей не ошибиться,

Есть единственный верный вопрос:

Где‑е‑е‑е‑е

Ду‑у‑у‑ша‑а‑а‑а‑а?

А девица вернулась домой,

Радехонька, что осталась живой.

И теперь, когда ей говорили

«Будь со мной, будь моею женой»,

Или: «Делай, как велено»,

Или: "Говори, что сказано,

И будь таким же чистым листом,

Как и в день, когда ты родилась",

Она вынимала волчью ресницу,

Подносила ее к глазам

И сразу видела все задние мысли,

Которых никогда не видела раньше.

А когда мясник стал взвешивать мясо,

Она посмотрела сквозь волчью ресницу

И увидела, что он придерживает весы пальцем.

Посмотрела на своего поклонника,

Который говорил: «Я для тебя прекрасная пара»,

И увидела, что он никуда не годится.

И это ее уберегло

Не от всех,

Но от многих

Напастей.

Но это еще не все. Новое зрение не только помогало ей распознать коварных и жестоких – подарок волка, которого она спасла, сделал ее очень сердечной, потому что, глядя на каждого человека, она видела его новыми глазами.

Она видела тех, кто поистине добр,

И тянулась к ним.

Она нашла себе мужа

И прожила с ним всю жизнь.

Она видела храбрых

И стремилась к ним.

Она узнавала преданных

И водилась с ними.

Она замечала под гневом смятение

И спешила его унять.

Она видела любовь в глазах робких

И подходила к ним.

Она видела страдание суровых

И старалась их развеселить.

Она увидела нужду бессловесного мужчины

И попросила за него.

Она увидела затаенную веру в женщине,

Которая твердила, что ни во что не верит,

И зажгла ее искрой своей веры.

Благодаря волчьей реснице

Она видела все на свете:

Все истинное и все ложное,

Все, что уводит от жизни,

И все, что ведет к жизни,

Все, что можно увидеть

Только глазами того,

Кто мерит сердце сердцем,

А не только умом.

Так она узнала, что люди не зря зовут волка самым мудрым. Прислушайтесь внимательно и услышите, что в волчьем вое всегда есть самые важные вопросы: не где найти еду, не на кого бы напасть, не где бы порезвиться,

А самые важные вопросы,

Помогающие заглянуть внутрь,

Взвесить ценность всего живого:

Где‑е‑е‑е‑е

Ду‑у‑у‑уш‑а‑а‑а‑а?

Где‑е‑е‑е‑е

Ду‑у‑у‑уша‑а‑а‑а‑а?

Ступай в лес, ступай! Если никогда не пойдешь в лес, с тобой никогда ничего не случится и твоя жизнь так и не начнется.

Ступай в лес,

ступай!

Ступай в лес,

ступай!

Ступай в лес,

ступай!

 

Послесловие

СКАЗКА КАК ЛЕКАРСТВО

 

Здесь я изложу вам этос [53] сказки в этнических традициях моей семьи – это та почва, на которой вырастают мои стихи и сказки, – и еще немного о том, как я использую las palabras, слова, и los cuentos, истории, помогающие душе жить.

На мой взгляд, historias que son medicina: сказки – это лекарство.

«Когда бы ни стали рассказывать сказку, сразу наступает ночь. В каком бы месте, в какой бы час, в какое бы время года это ни происходило, стоит начать сказку, как звездное небо и белая луна выглядывают из‑за крыш и нависают над головами слушателей. Иногда к концу сказки в комнате наступает рассвет, а иной раз остается осколок звезды или лохматый клок грозового неба. И то, что остается, и есть сокровище, с которым предстоит работать, которое предстоит использовать в созидании души…» [1]

Я копаюсь в перегное сказок не только потому, что по профессии я психоаналитик, но и потому, что в детстве я долго варилась в многонациональной и неграмотной семейной среде. Хотя мои родные не умели читать и писать или делали это с большим трудом, они хранили мудрость, которая в современном обществе, как правило, утрачена.

В годы моего взросления бывало, что сказки, песни и танцы демонстрировали прямо за столом, во время обеда, свадьбы или поминок, но большинство из того, что я ношу в себе, рассказываю как есть или подвергаю литературной обработке, пришло ко мне не на посиделках, а далось тяжелым трудом в процессе решения задач, требующих напряжения сил и сосредоточения.

На мой взгляд, сказка в любом случае вырастает только из тяжкого труда – умственного, духовного, семейного, физического и совокупного. Она никогда не дается легко. Ее невозможно просто «подобрать» или изучить «в свободное время». Ее суть не может родиться или храниться в тепличных условиях, она не может достичь глубины в восторженном, но нерешительном уме, не может жить в общительном, но пустом окружении. Сказку нельзя «изучить». Ее можно усвоить методом ассимиляции, если жить рядом с теми, кто ее знает, кто ею живет и кто передает ее другим, причем, главным образом, в потоке обыденных повседневных задач, а не подчеркнуто ритуальных действий.

Целебное снадобье сказки существует не в вакууме [2]. Оно не может существовать в отрыве от своего духовного источника. Его нельзя получить с наскока. Сказка приобретает целостность, если прожить в ней реальную жизнь. Сказка приобретает яркий свет, если вырасти в ней.

В самых старых, уходящих в далекое прошлое традициях нашей семьи – как говорят мои abuelitas, «на столько поколений, сколько существует поколений», – время для сказки, выбор сказки, конкретные слова для ее передачи, интонации для каждой сказки, концовки и зачины, то, как разворачивается действие, и особенно намерение, стоящее за каждой сказкой, – все это чаще всего бывает продиктовано острым внутренним чутьем, а не каким‑то другим побуждением или «случаем».

В некоторых традициях для сказок отводится особое время. У моих друзей, принадлежащих к разным племенам пуэбло, истории о Койоте оставляют на зиму. Мои comadre и родственницы, живущие на юге Мексики, рассказывают про «сильный ветер с востока» только весной. В семье моих приемных родителей сказки, принадлежащие к их восточно‑европейскому наследию, рассказывают только осенью, после жатвы. В моей родной семье сказки El dia de los muertos традиционно начинались вместе с зимой и продолжались все темное время года вплоть до возвращения весны.

В старых и кропотливо разработанных целительских ритуалах, принятых в curanderisma и mesemondok, каждая деталь тщательно сличается с традицией: когда рассказывать сказку, какую именно, кому рассказывать, как долго и в какой форме, какими словами и при каких обстоятельствах. Чтобы определить нужное лекарство, мы старательно учитываем время, здоровье или недуг человека, вехи его внешней и внутренней жизни, а также некоторые другие важные факторы. В большинстве главных способов за нашими многовековыми ритуалами стоит дух, святой и целостный, и мы рассказываем сказки только в тех случаях, когда нас призывает к этому заключенный с ним договор, и не иначе [3].

В лечебном использовании сказки, как и в энергичных психоаналитических тренингах и других методах исцеления, когда важны скрупулезное знание и неукоснительное следование правилам, нас очень старательно учат, что нужно делать и в каком случае, но еще более старательно – чего не делать. Пожалуй, в этом наиболее явственное различие между сказкой как забавой, которая сама по себе имеет полное право на существование, и сказкой как лекарством. В основе моей древнейшей культуры, которая, тем не менее, связана с со временным миром, лежит извечное сказочное наследие: сказитель передает свои истории и знание заключенного в них лекарства одному или нескольким las semillas, людям‑семенам. «Семена» – это люди, обладающие врожденным даром. Это будущие хранители сказок, на которых старики возлагают надежды. Талантливых людей всегда можно узнать. Несколько стариков договорятся между собой и будут им помогать, будут их пестовать и оберегать, пока они учатся.

Пережив большие трудности, неудобства и лишения, эти счастливцы приступят к многолетнему скрупулезному труду, который научит их сохранять традицию в таком виде, в каком они ее узнали, со всеми присущими ей приготовлениями, благословениями, выслушиваниями и выстукиваниями, прозрениями, этическими нормами и отношениями, которые составляют суть искусства врачевания, в соответствии с ее собственными (а не их) потребностями, в соответствии с ее посвящениями, в соответствии с ее предписаниями.

Эти формы обучения и его продолжительность нельзя обойти или модернизировать. Это знание нельзя освоить за несколько выходных или за несколько лет. Не случайно оно требует длительного обучения: ведь знание, о котором идет речь, не должно быть опошлено, изменено или испорчено, как это часто бывает, когда оно попадает в неподходящие руки или используется в неподобающих целях, или присваивается с лучшими намерениями невежественными людьми [4]. Из этого не может получиться ничего хорошего.

Выбор «семян» – загадочный процесс, точно определить который не удастся никому, кроме тех, кто сам его хорошо знает, ибо он основан не на наборе правил и не на игре воображения, а на искренних, проверенных временем отношениях между людьми. Старший выбирает младшего, один выбирает другого, иногда они находят к нам дорогу, но чаще мы натыкаемся друг на друга – и оба узнают друг друга, будто знакомы уже тысячу лет. Желание походить на кого‑то – не то же, что быть им.

 

Как правило, членов семьи, которые обладают таким талантом, выявляют еще в детстве. Взрослые носители этого дара зорко глядят по сторонам, отыскивая тех, кто «sin piel», лишен кожи, кто чувствует очень остро и глубоко и способен видеть как общие картины жизни, так и более мелкие подробности. Они, как я в свои сорок с лишним лет, ищут, присматриваются к тем, кто обрел некоторую проницательность благодаря тому, что десятилетиями и всю жизнь жил внимательно прислушиваясь.

Обучение curanderas, cantadoras и cuentistas очень похоже, потому что, как говорят в моем роду, сказки, подобно un tatuaje del destine (легкая татуировка), написаны на коже тех, кто их пережил.

Считается, что талант целителя происходит от чтения этих еле заметных надписей на душе и от развития того, что прочитано. Сказка, одна из частей пятичастной науки исцеления, рассматривается как судьба, как удел того, кто несет на себе подобные надписи. Эти надписи даны не каждому, но уж кому даны, тому его будущее предопределено. Таких людей называют Las unicas – «единственные в своем роде» [5].

Поэтому первый вопрос, который мы задаем встречая сказителя‑целителя, звучит так: «Quienes son tus familiares? Quienes son tus padres?» – «Кто твои родные?» Иными словами, из какого рода целителей ты происходишь? Это не значит «в какую школу ты ходил?» Это не значит «какие лекции ты слушал, какие семинары посещал?» Это имеет буквальный смысл: от какого духовного корня ты ведешь свой род? Как всегда, мы ищем человека, который соответствовал бы своему возрасту; который обладал бы знанием, а не умением быстро соображать; непоколебимой религиозной верой, которая была бы неразрывно связана с повседневной жизнью; мягкими манерами и приятным обхождением. Все это явно и неотъемлемо присуще носителю знания Истока, от которого берет начало все целительство [6].

В традиции cantadora‑cuentista у сказки есть родители, есть бабушки и дедушки, а иногда и кумовья и крестные: каждый из них – это тот, кто передал вам сказку, ее смысл и импульс, кто подарил ее вам (отец или мать сказки), а также тот, кто передал ее тому, кто передал ее вам (abuelo о abuela, дедушка и бабушка сказки). Так и должно быть.

Абсолютно необходимо получить у человека четкое разрешение рассказывать его сказку и обязательно на него ссылаться, если такое разрешение получено, – это помогает сохранить генеалогическую пуповину: на одном конце мы, а на другом – животворящая плацента. Попросить разрешение и получить его [7], не пользоваться тем, чего тебе не передавали, уважать труд других, ибо их труд и жизнь воплощаются в их творчестве, – все это знаки уважения и, можно сказать, подобающих манер, свойственные человеку, надлежащим образом воспитанному в сказочной традиции. Ведь сказка – не просто сказка. В самом сокровенном и истинном смысле она есть чья‑то жизнь. Именно высшая сила, присутствующая в жизни человека, и то, что он пережил, заключенное в сказке знание, делают эту сказку лекарством.

Крестные родители сказки – это те, кто, подарив сказку, присовокупили к ней свое благословение. Иногда, прежде чем начать рассказывать сказку, приходится очень долго говорить о ее родословной. Этот перечень, в который входят мать сказки, ее бабушка и т.д., не становится длинной и скучной преамбулой, потому что ее сдабривают самостоятельными маленькими историями. И тогда, как на банкете, следующая за ними основная, более длинная история становится вторым блюдом.

В каждой из известных мне сказочных и целительских традиций рассказ начинают с того, что поднимают, мобилизуют душевное содержимое, коллективное и личное. Этот процесс требует больших затрат времени и энергии, как интеллектуальной, так и духовной; его никак не назовешь легким занятием. Хотя бывают и intercambiamos cuentes, сделки, предметом которых служат сказки, – когда два человека, которые хорошо знают друг друга, обмениваются историями, даря их друг другу, – это происходит потому, что между ними установились родственные отношения, даже если они не являются кровными родственниками. Так и должно быть.

Несмотря на то что некоторые используют сказки исключительно для развлечения, несмотря на то что телевидение слишком часто использует сказочные сюжеты, изображающие отмирание жизни, одно их древнейших предназначений сказки – искусство врачевания. У некоторых людей обнаруживается призвание к этому искусству, и, на мой взгляд, лучшие из них – это те, кто по‑настоящему возлег со сказкой и нашел у себя внутри, в глубине, все соответствующие ей части. Такие люди прошли долгий период ученичества, долгий период духовного наставничества и долго шлифовали свои навыки. Таких людей можно мгновенно узнать просто по их виду.

 

Имея дело со сказками, мы получаем доступ к архетипической энергии, которую, если прибегнуть к метафоре, можно сравнить с электричеством. Эта архетипическая энергия может воодушевлять и просветлять, но в неверное время, в неверном месте, в неверном количестве, при неверно выбранной сказке, у неверного рассказчика, у неподготовленного рассказчика, у того, кто более или менее знает, что делать, но не знает, чего не делать [8], она, как и любое лекарство, не даст желаемого эффекта или даже даст нежелательный. Иногда так называемые «собиратели сказок» не понимают, что делают, когда просят сказку из другого измерения или пытаются использовать ее без благословения.

Архетип нас изменяет. Архетип наполняет нас узнаваемой целостностью, узнаваемой выносливостью, и если в рассказчике не произошло перемены, значит, не было верности, не было подлинного контакта с архетипом, не было передачи, а был лишь механический пересказ или корыстное использование в собственных целях. Передать сказку – значит взять на себя большую и далеко идущую ответственность. Попытайся я дать исчерпывающее описание процессов врачевания, в котором как один из компонентов используется сказка, подробное описание их параметров заняло бы несколько томов. Но здесь, ограниченная объемом книги, я скажу только самое главное: мы несем на себе ответственность, мы обязаны убедить людей в том, что они полностью подключены к традиции, сказки которой несут в себе. И рассказывают.

 

У лучших из знакомых мне рассказчиков‑целителей – а я имела счастье знать многих – сказки вырастают из их жизни, как дерево вырастает из корня. Сказки вырастили их – вырастили из них тех, кем они стали. Разницу можно увидеть. Мы видим, когда человек в шутку «вырастил» сказку и когда сказка по‑настоящему вырастила его. Именно второй вариант лежит в основе неразрывных традиций.

Иногда незнакомый человек просит у меня сказку, которую я несколько лет откапывала, шлифовала, вынашивала. Являясь хранительницей сказок, полученных на основе обещаний, которые дают и держат, я не отделяю эти сказки от других слов и обрядов, которые их окружают, особенно тех, которые были развиты и вскормлены в недрах семьи. И выбор здесь зависит не от какого‑то плана из пяти пунктов, а от душевной науки. Здесь все решают связь и связанность.

Модель «мастер‑подмастерье» создает ту бережную атмосферу, в которой я могу помогать своим ученикам искать и развивать сказки, чтобы эти сказки их приняли, чтобы они светились в них, а не просто лежали на поверхности их существа, как фальшивые драгоценности. Пути бывают разными. Легких путей мало, и ни один из известных мне не отличается честностью. Трудных и даже мучительных путей гораздо больше, зато они честные и достойные.

Абсолютно справедливо, что пригодность человека к целительству, к использованию сказки как метода врачевания определяется тем, насколько он готов пожертвовать и что он готов вложить, причем я употребляю слово «жертва», имея в виду все его смысловые оттенки. Жертва – это не страдание, которое мы выбираем сами, это не то «удобное страдание», когда его предел определяет сам «жертвователь». Жертва – не тяжелая борьба или существенное неудобство. Это когда «ты входишь в ад, который создан не тобой» и возвращаешься из него полностью обузданным, полностью сосредоточенным, полностью преданным – не больше и не меньше.

У меня в роду говорят: хранитель сказок в свое время потребует у тебя плату за них, то есть заставит тебя жить определенной жизнью, потребует ежедневной дисциплины, многолетнего ученичества – не той учебы спустя рукава, которая по душе эго, а той, которая основана на неукоснительном соблюдении правил и требований, И это еще слабо сказано.

В семейных традициях обращения со сказкой – ив традиции mesemondok, и в традиции cuentista, – которые я усвоила еще в детстве и с тех пор использую, есть то, что называют La invitada, «гость», – имеется в виду пустой стул, который так или иначе присутствует при каждом рассказе. Иногда, когда ты рассказываешь сказку, душа кого‑то из слушателей или несколько душ приходят и садятся, потому что у них возникает такая потребность. И хотя у меня достаточно много тщательно подобранных сюжетов, так что их хватит на целый вечер, я тем не менее могу изменить повествование, чтобы исцелить самочувствие духа, который присел на пустой стул, или поиграть с ним. Этот «гость» интересен всем присутствующим.

 

* * *

 

Я советую людям раскапывать сказки в собственной жизни и заставляю делать это тех, кого учу. Это особенно касается сказок из их наследия, потому что если человек всегда обращается, скажем, к переводам сказок братьев Гримм, то сказки его собственного наследия – как только умрут старики – окажутся для него навсегда утраченными. Я горячо поддерживаю тех, кто возвращает сказки своего семейного наследия, хранит их, спасает от смерти – результата небрежения. Ведь повсюду на земле костяк всех целительских и духовных структур составляют старики.

Обратите внимание на своих близких, на свою жизнь. Ведь не случайно этот совет дают и великие целители, и великие писатели. Обратите внимание на то реальное, что есть в вашей жизни. Сказки, которые вы в нем обнаружите, вам никогда не найти в книгах. Они берут начало в личных впечатлениях.

Если по‑настоящему раскапывать истории в собственной жизни, в жизни своих близких и в современном мире, там, где он соприкасается с личной жизнью, неизбежны неудобства и испытания. Вы понимаете, что находитесь на верном пути, если пришлось испытать следующее: сбитые костяшки пальцев, ночлег на холодной земле, причем не однажды, а многократно, блуждания во тьме, хождение по кругу ночью, леденящие кровь откровения и приключения, от которых волосы встают дыбом, – это стоит многого. Должно быть и немножко, а в некоторых случаях изрядное количество крови, пролитой на каждую сказку, на каждый аспект вашей собственной жизни, если ей суждено нести в себе высшую силу, если человеку суждено нести людям истинное исцеление.

Я надеюсь, что вы выйдете на простор и пригласите к себе сказки, то есть жизнь, что вы будете работать с этими историями из собственной жизни – вашей жизни, а не чьей‑то другой, будете поливать их своей кровью, слезами, смехом, пока они не расцветут, пока вы сами не покроетесь цветами. Это и есть работа – единственная работа [9].

 

Приложение

 

В ответ на вопросы читателей о разных сторонах моей жизни и работы я слегка расширила некоторые главы этой книги, добавив несколько эпизодов, пояснений и самых разных дополнительных примечаний, расширили послесловие и впервые включили в книгу стихотворение в прозе, которое является частью оригинального неопубликованного произведения. Все эти изменения были проделаны аккуратно, чтобы не нарушить ритмический строй книги.

 

 

Три года спустя

 

Многие читатели писали мне – чтобы выразить свое одобрение, поделиться новостями читательских групп, которые изучают «Бегущую с волками», благословить на следующие произведения и расспросить о планах на будущее. Они читали эту книгу вдумчиво и внимательно, а многие – не один раз [1].

В общем, я была приятно удивлена, обнаружив, что духовные корни моей работы, едва намеченные на страницах книги, оказались очевидны такому множеству читателей. Горячая благодарность читателям за их благословения в наш адрес, за добрые слова, серьезные и проницательные отзывы, за душевную щедрость, за прекрасные подарки, сделанные собственными руками, за многочисленные пожелания успеха моей работе, моим родным и близким и мне лично. Все это я бережно храню в сердце.

 

 

Давным‑давно, но не слишком

 

Попытаюсь ответить на некоторые из вопросов, которые интересуют моих читателей.

Многие спрашивают, как началась работа над «Бегущей с волками». – «Она началась задолго до того, как я ее начала» [2]. Она началась с того, что я родилась в необычной донкихотской семейной среде, которую уготовала мне судьба. Она началась с нескольких десятилетий упоения щемящей красотой и с наблюдения больших крушений больших надежд в разгаре культурных, общественных и других бурь. Она началась как итог любовей и жизней, одновременно горький и дорогой. «Она началась задолго до того, как я ее начала» – это я могу сказать с уверенностью.

Фактическая работа, когда я взяла ручку и принялась писать, началась в 1971 году, после паломничества из пустыни в родные края, где я попросила и получила благословение старших на работу над книгой, основу которой должен был составить песенный язык наших духовных корней. Тогда со всех сторон было дано много разных обещаний, и все эти годы они выполнялись до последней буквы, и самое важное из них гласило: «Не забывай нас, и не забывай того, ради чего мы страдали» [3].

«Бегущая с волками» – первая часть серии из пяти книг, охватывающей сто сказок внутренней жизни. На то, чтобы написать две тысячи страниц этого труда, ушло более двадцати лет. По сути, эта работа имеет целью реабилитировать целостную инстинктивную природу, которую принято рассматривать как патологию, и показать ее глубинные душевные связи с природным миром. Главная предпосылка, пронизывающая всю мою работу, – это утверждение, что все люди родятся одаренными.

 

 

О языке

 

В этой работе было умышленно использовано смешение языков: научного, который я усвоила, когда училась на психоаналитика, и в равной степени языка традиции целительства и тяжелого труда, в которой нашли отражение мои этнические корни, – это традиция иммигрантов, простых работяг и к тому же католиков. Наследство моего периода взросления – это ритм труда; именно он сформировал меня как una poeta, как поэтессу.

Поскольку книга «Бегущая с волками» являет собой произведение психологическое и в то же время духовное, некоторые книжные магазины помещали ее сразу в несколько отделов: Психология, Художественная литература, Феминизм и Религия. Мне также говорили, что она не подпадает ни под одну категорию или положила начало новой, своей собственной. Не знаю, так ли это, но, начиная ее, я надеялась, что она станет в равной степени литературным и психологическим произведением, раскрывающим вопросы духовности.

 

 

Памятка читателям

 

Цель «Бегущей с волками» – помочь сознательной работе над индивидуацией. Лучший способ для этого – поразмыслить над тем, что написано в без малого двадцати главах книги. Каждая ее глава говорит сама за себя.

В девяноста девяти процентах писем, которые мы получаем, читатели рассказывают, что они читают книгу не только сами, но и тем, кого они любят, или вместе с ними: мать читает дочери, внучка бабушке, женщина своему любимому; читают ее и члены еженедельных или ежемесячных читательских групп. Но эта книга не из тех, которые можно прочитать за неделю или за месяц – она создана для того, чтобы ее изучали. Она приглашает каждого читателя сопоставить свою жизнь с тем, что в ней предлагается, согласиться или возразить, подойти поближе, вникнуть поглубже, возвращаться к ней, проходя постоянный процесс развития.

Читайте неспешно. Эта книга создавалась долго, много лет. Я писала ее, потом уходила, но все время думала о ней [4], потом возвращалась, снова писала, уходила, снова думала, возвращалась, снова писала. Большинство людей читают книгу так же, как она создавалась: почитают немного, потом уйдут, обдумают прочитанное и снова вернутся [5].

 

Помните:

Самый старый смысл слова «психология» – изучение души. В наш век эта наука пополнилась новыми ценными открытиями, и этот процесс будет продолжаться; тем не менее исследование человеческой природы во всем ее разнообразии далеко от завершения. Психология существует не сто лет или около того. Психология существует тысячи лет. Мир по достоинству чтит имена многих замечательных мужчин и женщин, внесших свой вклад в психологическую науку. Но психология началась не с них. Она началась с любого человека и со всех тех людей, которые, услышав голос, более мудрый, чем их собственный, исполнялись решимости искать его источник.

Некоторые говорят, что моя книга «открыла новую область». Должна с полным уважением сказать, что суть работы, которую мне довелось выполнить, принадлежит к очень старой традиции. Такая работа не может уютно угнездиться под категорией, которая что‑то «открывает». Во всем мире, в каждом поколении тысячи людей, в большинстве своем старых, чаще всего «необразованных», но многосторонне мудрых, оберегают и сохраняют ее точные и сложные параметры. Она всегда живет и процветает, потому что они живут и процветают и сводят эту работу к определенным формам и смыслам [6].

 

Предупреждение:

Вопрос развития человека – дело индивидуальное. Здесь не может быть ничего механического: «Делай это, а затем то». Путь, который проходит каждая личность, уникален, его нельзя свести к рецепту: «Сделай эти десять легких шагов, и все будет хорошо». Эта работа – нелегкая и не для каждого. Если вы ищете целителя, психоаналитика, психотерапевта или консультанта, убедитесь, что в направлении, к которому они принадлежат, есть надежные предшественники, а сами они по‑настоящему умеют делать то, в чем считают себя специалистами. Лучше, если вам их порекомендуют друзья, родственники и сотрудники, которым вы доверяете. Убедитесь, что наставник, которого вы себе выбрали, достаточно подготовлен в отношении как методики, так и этики [7].

 

 

Немного о себе

 

Большую часть времени я пишу и работаю, скрываясь от мира, но иногда все же показываюсь. Я продолжаю жить так же, как живу уже много лет, – глубоко уйдя в себя и в то же время искренне стремясь быть в мире. Продолжаю свою работу психоаналитика, поэта и писателя, продолжаю заботиться о своей обширной семье. Продолжаю высказываться на социальные темы, продолжаю записывать аудиоматериалы, заниматься живописью, сочинять, переводить, преподавать и помогать готовить молодых психоаналитиков. В качестве приглашенного преподавателя я веду литературу, литературное творчество, психологию, мифопоэтику, жизнь как созерцание и другие предметы в разных университетах [8].

Иногда меня спрашивают о наиболее памятном событии за последние несколько лет. Разумеется, их было много, но совершенно пронзила мое сердце та радость, с которой старейшины моей семьи встретили первую публикацию этой книги – ведь для них это был первый случай, когда кто‑то из их рода написал книгу и ее напечатали. Вот вам конкретная иллюстрация: когда мой восьмидесятичетырехлетний отец впервые увидел эту книгу, он воскликнул на ломаном английском: «Книга, книга, настоящая книга!» И прямо там же, в саду, принялся отплясывать древний чибраки, танец своей старой родины.

 

 

О моей работе

 

Поскольку я cantadora (хранительница старых историй) и к тому же женщина, объединяющая в себе две культуры, мне было бы трудно не заметить, что люди сильно отличаются друг от друга по своим культурным, психологическим и другим параметрам. В связи с этим мне кажется, что было бы ошибкой думать, будто любой путь – это единственный путь. Данная работа задумана как вклад в понимание того, что такое настоящая женская психология и чего ей недостает, – я имею в виду психологию, которая объемлет все разнообразие женщин и все разнообразие их жизней.

Наблюдения и переживания, накопленные за двадцать с лишним лет работы с женщинами и мужчинами, привели меня к выводу, что, независимо от состояния, этапа или положения, нужно обладать душевной и духовной силой, чтобы идти вперед – шаг за шагом, преодолевая упорный встречный ветер, время от времени возникающий в жизни каждого человека.

Сила приходит не после того, как человек поднялся по лестнице или на гору, не после того, как он чего‑то добился. Собраться с силой – непременное условие самого процесса достижения; особенно это необходимо перед его началом и в продолжении. Но и после тоже. Я убеждена, что самая насущная сила проистекает от внимания к природе души и ее развития.

В любом отрезке времени есть много такого, что может сломить дух и душу, – это могут быть попытки разрушить намерение или вынудить вас забыть важные вопросы – не только те, которые касаются практических сторон ситуации, но и такие, как «где душа этого дела?». Мы идем по жизни, находим точку опоры, восстанавливаем справедливость, держимся против ветра, и все это благодаря силе духа.

Приток силы, что бы мы ни использовали для того, чтобы его вызвать, – слова, молитву, разные методы созерцания или другие средства, – мы получаем от высшей силы, которая обитает в центре души и в то же время значительно превышает душу. Эта высшая сила абсолютно доступна, о ней необходимо заботиться, ее необходимо питать. Хотя у нее есть много названий, ее существование – неопровержимый психологический факт.

Она сложна и богата – вот что обнаруживает человек, достигая подлинной зрелости; она проявляется и внешне, и внутренне у того, кто к ней упорно стремится. Мы это знаем, потому что есть заметная разница между жизнью осознанной и глубокой и жизнью, основанной на фантасмагорических верованиях. И пусть на этом пути к «истинному дому» мы время от времени оглядываемся назад – мы делаем это для того, чтобы отметить или отмерить место, откуда мы вышли, а не просто оглянуться.

 

Примечания

 

Иногда такие замечания и дополнительные пояснения, приводимые в конце глав, я называю los cuentitos, маленькие истории. Они родились из большого текста, но задуманы как самостоятельные произведения. При желании их можно читать подряд, не возвращаясь к основному тексту, но я рекомендую читателю и то, и другое.

 

Введение

 

1. Язык сказок и поэзии – могучий брат языка сновидений. Основываясь на многолетнем анализе разнообразных снов (и современных, и бывших в прежние времена, т. е. почерпнутых из письменных источников), а также священных текстов и сочинений мистиков, таких, как Катерина Сиенская, Франциск Ассизский, Руми и Экхарт, и произведений многих поэтов – Дикинсон, Милле, Уитмена и других, – могу предположить, что душе присуща функция стихосложения и художественного творчества, которая проявляется тогда, когда человек спонтанно или намеренно предпринимает путешествие к инстинктивному центру своей души. То место души, где сходятся сновидения, сказки, поэзия и искусство, представляет собой мистическую обитель инстинктивной, дикой природы. В современных снах или поэтических произведениях, как и в более старых народных сказках и сочинениях мистиков, весь этот центр рассматривается как существо, живущее собственной жизнью. В поэзии, живописи, танце и сновидениях он чаще всего символически изображается либо как одна из великих стихий – океан, небосвод, недра земли, – либо как олицетворенная сила – Царица Небесная, Белая Лань, Подруга, Возлюбленная, Любящая или Супруга.

Из этого центра исходят божественные темы и идеи, они наполняют человека, и тогда он ощущает присутствие «чего‑то такого, что не от него». Кроме того, многие художники доносят до границ этого центра и погружают в него свои собственные, рожденные эго темы и идеи, безошибочно угадывая, что они будут возвращены, наполненные новым содержанием и очищенные замечательным душевным ощущением жизни, присущим этому центру. Так или иначе, это приводит к внезапному и глубокому прозрению, изменению и наполнению чувств, духа и сердца человека. Такие новые озарени<