Гимн Первозданному Мужчине: Манауи

 

Если женщины хотят, чтобы мужчины их узнали, узнали по‑настоящему, то им следует поделиться с мужчинами своим сокровенным знанием. Некоторые женщины говорят, что устали, что и так затратили на это слишком много сил. Смею предположить, что они пытались учить мужчин, которые не желают учиться. Большинство мужчин хотят знать, хотят учиться. Если мужчина проявляет такую готовность, значит, пришло время открыть правду – и не просто пришло время, а еще и другая душа просит об этом. Вы сами это увидите. Вот кое‑что из того, что значительно облегчает мужчине понимание, позволяет ему пойти женщине навстречу: это язык, наш язык.

В мифе, как и в жизни, нет сомнений, что Первозданный Мужчина ищет свою скрытую под землей невесту. В кельтских сказаниях есть знаменитые пары Диких Богов, неразрывно связанные любовью. Чаще всего они живут под озерами и являются защитниками подземного мира и его обитателей. Из вавилонского мифа кедровобедрая Инанна [27] взывает к своему возлюбленному, Бычьему Плугу: «Приди, накрой меня своей дикостью!» Даже в наше время на Среднем Востоке говорят: это мать и отец Бога ворочаются на пружинной кровати, производя раскаты грома.

И женщина‑дикарка никого не любит так, как мужчину, который ей под стать. Но снова и снова, наверное с начала времен, те, кто становятся ее супругами, не вполне уверены, что понимают ее истинную природу. Чего на самом деле хочет женщина? Это древний вопрос, загадка для души, предмет которой – та дикая и таинственная природа, которой обладает каждая женщина. Хотя ведьма из Чосеровской «Женщины из Бата» каркнула, что ответ на этот вопрос состоит в том, что женщина хочет быть хозяйкой своей жизни – и это истинная правда, – однако есть и другая, столь же непреложная истина, которая тоже служит ответом на этот вопрос.

Перед вами сказка, дающая ответ на извечный вопрос об истинной природе женщины. Тот, кто в совершенстве усвоит методы и средства, изложенные в этой сказке, навеки станет первозданной женщине возлюбленным и супругом. Давным‑давно мисс В. Б. Вашингтон подарила мне эту маленькую афро‑американскую сказку, которую я дополнила, превратив в историю, которую помещаю здесь под названием «Манауи».

 

 

МАНАУИ

 

Жил‑был человек, который посватался к двум сестрам‑близнецам. Но их отец сказал: «Ты не сможешь взять их в жены, пока не угадаешь, как их зовут». Манауи гадал и гадал, но никак не мог угадать имена сестер. Отец девушек каждый раз качал головой и отсылал Манауи прочь.

Однажды, отправившись угадывать в очередной раз, Манауи захватил с собой своего песика, и тот заметил, что одна из сестер красивее, а другая милее. И хотя ни одна из девушек не была верхом совершенства, песику они очень понравились, потому что угощали его и улыбались, глядя ему в глаза.

Манауи снова не сумел угадать имена девушек и поплелся домой. А песик вернулся к хижине, где жили сестры. Он притаился у боковой стены и навострил уши. Девушки, хихикая, обсуждали красоту и мужественный вид Манауи и при этом называли друг друга по имени. Услыхав это, песик со всех ног помчался к хозяину, чтобы все ему рассказать. Но по пути он почуял запах кости с остатками мяса, которую лев бросил рядом с тропинкой, и, не долго думая, кинулся за ней в кусты. Песик долго лизал и грыз кость, пока она не потеряла весь свой запах. И тут он вдруг вспомнил про неотложное дело, но, к несчастью, имена девушек выскочили у него из головы.

Тогда он снова бросился к хижине двойняшек. Уже наступила ночь, и девушки умащали друг друга маслом, будто готовились к празднику. И снова песик услыхал, как они называли друг друга по имени. От восторга он высоко подпрыгнул и помчался по тропинке к хижине Манауи – но тут из кустов донесся запах свежего мускатного ореха.

А надо сказать, что песик любил мускатный орех больше всего на свете. Поэтому он быстро свернул с тропинки и помчался туда, где на бревне остывал дивный пирог с фруктовой начинкой. Скоро от пирога ничего не осталось, а у песика из пасти разливалось благоухание мускатного ореха. Труся домой с раздувшимся брюшком, он попытался вспомнить имена девушек, но увы! – он опять их забыл.

Тогда песик снова бросился к хижине сестер. На этот раз они готовились к свадьбе. «Только не это, – подумал песик, – ведь времени почти не осталось!» И как только девушки назвали друг друга по имени, он запомнил их имена крепко‑накрепко и помчался назад, твердо и непреклонно решив, что на этот раз ничто не помешает ему сообщить Манауи два драгоценных слова.

На тропинке песик заметил чью‑то свежую добычу, но без колебаний перепрыгнул через нее и побежал дальше. Потом ему показалось, что в воздухе запахло мускатным орехом, но он и ухом не повел и продолжал нестись к дому хозяина. Но песик никак не мог предполагать, что из кустов вдруг выскочит страшный незнакомец, схватит его за шею и начнет его трясти, да так, что чуть хвост не отвалился.

Но случилось именно это, и незнакомец все время повторял: «Назови мне их имена! Скажи, как зовут девушек, чтобы я смог на них жениться!»

Песик боялся потерять сознание – так крепко обидчик держал его за шею, – но продолжал храбро сражаться. Он рычал, царапался, извивался и наконец ухитрился укусить великана между пальцами, а зубы у него были острые, как иголки. Незнакомец взревел, как буйвол, но песик только крепче сжал зубы. Он метнулся в кусты, но песик висел у него на руке.

– Отпусти меня, песик, – взмолился незнакомец, – тогда я тебя тоже отпущу!

А песик прорычал сквозь зубы:

– Только не возвращайся, а то больше не видать тебе белого света! Незнакомец бросился напролом через кусты, стеная и держась за укушенную руку, а песик, прихрамывая, заковылял по тропинке к Манауи.

Хотя мордочка у него была в крови и челюсти ныли, он отчетливо помнил имена девушек и радостно бросился навстречу Манауи. Тот бережно промыл раны своего маленького друга, а песик рассказал ему обо всем, что случилось, и назвал имена сестер. Манауи поспешил в деревню, где жили девушки; песик сидел у него на плече, и уши его развевались, как два конских хвоста.

Когда Манауи пришел к отцу девушек и назвал ему имена его дочерей, те были полностью одеты и готовы отправиться в путь вместе с ним: ведь все это время они только его и ждали. Вот как Манауи заполучил двух самых красивых девушек из этих мест. И все четверо – сестры, Манауи и песик – прожили в мире и согласии долгие годы.

Крик‑крак‑кря – вот и сказка вся.

Крик‑крак‑крец – сказочке конец [1].

 

 

Двойная природа женщины

 

В народных сказках, как и в сновидениях, содержание можно понимать субъективно, так что все символы изображают аспекты одной человеческой души, а можно и объективно, в их связи с обстоятельствами и взаимоотношениями внешнего мира. В данном случае давайте рассмотрим сказку о Манауи скорее с точки зрения отношений между женщиной и ее избранником, имея в виду, что обычно «как снаружи, так и внутри».

Эта сказка раскрывает древний женский секрет: чтобы завоевать сердце дикой женщины, мужчина должен до конца постичь ее природную двойственность. Двух девушек из сказки можно трактовать этнологически, как будущих невест, что характерно для общества, где принят полигамный брак, но если взглянуть на эту историю с архетипической точки зрения, то она расскажет о тайне двух могучих женских сил, живущих в одной женщине.

В сказке о Манауи есть все факты, необходимые для того, чтобы приблизиться к первозданной женщине. С помощью верного песика Манауи угадывает два имени, две природы женского начала. Он не может победить, не отгадав загадку. И, чтобы сделать это, он вынужден прибегнуть к помощи своей инстинктивной самости, которую олицетворяет песик.

Любой, кто живет рядом с женщиной, по существу, находится в присутствии двух женщин, внешней и внутренней; последнюю мы называем criatura. Одна живет в мире яви; проникнуть в мир другой женщины не так легко. Внешняя женщина живет на белом свете, она всем видна. Она часто бывает прагматична, воспитана в духе общества и очень человечна. Криатура же выходит на поверхность, лишь проделав длинный путь; часто бывает так, что она внезапно появится – и так же быстро исчезнет, но всегда оставляет у нас ощущение, что мы были свидетелями чего‑то удивительного, первозданного и мудрого.

Понимание такой двойной природы женщины нередко заставляет мужчин, а иногда и самих женщин, зажмуриться и просить помощи у неба. Парадокс двойной женской природы заключается в том, что, когда дело касается чувств, одна сторона бывает более прохладной, а другая более горячей. Когда в отношениях одна сторона проявляет большую пылкость и томность, другая холодна, как лед. Часто одна сторона бывает более счастливой и податливой, а другая требует сама не знает чего. Одна может быть солнечной, другая сладостно‑горькой и тоскующей. Эти «две женщины в одной» – отдельные и в то же время неразрывно связанные элементы, образующие в душе тысячи различных сочетаний.

 

 

Сила Двоих

 

Если каждая сторона женской природы представляет собой отдельную сущность со своими функциями и способностью различать, то они должны, как и мозг и его corpus callosurn, [28] знать друг о друге или общаться между собой и таким образом функционировать как единое целое. Если женщина скрывает одну из своих сторон или слишком благоволит другой, ее жизнь становится заметно однобокой, и это не позволяет ей использовать всю свою силу. В этом нет ничего хорошего – необходимо развивать обе стороны.

Рассматривая символ близнецов, можно многое узнать об этой силе Двоих. Во всем мире с древних времен близнецов считали обладателями сверхъестественных способностей. В некоторых культурах существует целая наука, которая посвящена способам уравновешивания природы близнецов, поскольку их считают двумя существами с одной общей душой. Даже после смерти близнецов кормят, разговаривают с ними, приносят им подарки и жертвы.

В разных африканских и карибских общинах есть поверье, что символ сестер‑близнецов является носителем джуджу, мистической энергии души. Поэтому считается, что близнецы должны быть окружены неусыпной заботой, чтобы на всю общину не пал злой рок. Одна из предосторожностей, диктуемых религией гаитянских колдунов, требует, чтобы близнецам давали одинаковые, точно отмеренные порции пищи, – это поможет окончательно усмирить всякую зависть между ними, а главное, не допустить гибели одного из них, поскольку, если один из близнецов умрет, уйдет и другой, а с ними исчезнет и та особая душевная атмосфера, которую они сообщают окружению.

Женщина тоже обладает огромной силой, если два аспекта ее души сознательно учитывают и воспринимают как единое целое, стремятся держать вместе, а не порознь. Власть Двоих очень сильна, и ни одной из сторон этой пары нельзя пренебрегать. Их нужно кормить одинаково, ибо в совокупности они даруют человеку необыкновенную мощь.

Как‑то на Среднем Юге от старого американца африканского происхождения я услышала одну историю. Он шел по аллее, а я сидела посреди граффити, оставленных в городском парке. Кто‑то назвал бы его психом, потому что он разговаривал со всеми и ни с кем. Он ковылял, вытянув вперед палец, будто желая узнать направление ветра. Cuentistas знают, что на таком человеке лежит печать богов. В нашей традиции его назвали бы El bulto, Котомка, потому что такие души несут в себе некое содержимое, показывая его каждому, кто захочет увидеть, каждому, у кого есть глаза, чтобы увидеть, и здравый смысл, чтобы сохранить.

Этот на редкость дружелюбный El bulto подарил мне такую историю, посвященную родовому обычаю. Он назвал ее «Раз палка, два палка». «Это обычай древних африканских царей», – шепнул он.

Перед смертью старик собирает своих близких. Каждому из многочисленных потомков, жен и родственников он дает короткую крепкую палку.

– Сломайте палку, – велит он им.

Приложив усилие, каждый переламывает палку пополам.

– Вот как бывает, когда душа одна‑одинешенька и у нее никого нет. Ее легко сломать.

Потом старик дает каждому еще по одной палке и говорит: – А вот так я хотел бы, чтобы вы жили, когда меня не станет. Сложите свои палки вместе по две, по три. Ну‑ка, попробуйте теперь сломать их пополам! Никому не удается сломать палки, когда они сложены по две и по три.

– Мы сильны, когда рядом кто‑то есть. Если мы вместе, нас не сломать. Точно так же, если обе стороны двойной природы держать в сознании бок о бок, они обладают колоссальной силой, их не сломать. Такова природа душевной двойственности, парности, двух аспектов женской личности. Отдельно взятая более цивилизованная самость прекрасна – но довольно одинока. Отдельно взятая дикая самость тоже прекрасна, но жаждет общения с себе подобными. Утрата психологических, эмоциональных и духовных сил происходит в том случае, если женщина разделяет эти две природы и делает вид, что одна их них больше не существует.

Эту притчу можно понимать и как рассказ не только о женской двойственности, но и о мужской. У мужчины по имени Манауи своя двойная природа: человеческая и инстинктивная, которую олицетворяет собака. Одной человеческой природы, даже самой милой и любящей, недостаточно, чтобы сватовство закончилось победой. Именно собака, символ инстинктивной природы, способна подобраться к женщинам и, благодаря своему острому слуху, уловить их имена. Именно собака учится преодолевать внешние соблазны и хранить самые важные знания. Именно собака Манауи обладает острым слухом и цепкостью, инстинктом рыть под стенами и откапывать, находить и приносить ценные сведения.

В других сказках мужские силы могут выступать носителями энергий, присущих Синей Бороде или коварному Братцу Лису, и, прибегая к ним, пытаться уничтожить двойную природу женщины. Такие женихи не терпят двойственности и ищут совершенство, одну истину, одну застывшую, неизменную femi‑nina substancia, женскую сущность, воплощенную в одной совершенной женщине! Если встретите такого человека, бегите прочь со всех ног. Лучше иметь возлюбленного вроде Манауи – и снаружи, и внутри. Он гораздо лучший жених, потому что безоглядно предан идее Двоих. А сила Двоих проявляется как одно нераздельное существо.

Поэтому Манауи хочет коснуться этого вездесущего и в то же время таинственного сочетания души и жизни в женщине и имеет на это полное право. Сам он – мужчина‑дикарь, дитя природы, а потому ему по вкусу женщина‑дикарка, она рождает в нем отклик.

В обобщенном племени мужских фигур, которое обитает в женской душе, – Юнг называет его анимус – есть и некое подобие Манауи: это подход, который ищет и утверждает женскую двойственность, считая ее ценной, желанной и достойной внимания, а не дьявольской, безобразной и достойной презрения [2]. Образ Манауи, внутренний или внешний, олицетворяет неопытного, но исполненного веры влюбленного, чье главное желание – назвать по имени и понять таинственную и божественную двойню, скрытую в женской природе.

 

 

Сила имени

 

Наименование силы, существа, человека или вещи – дело многозначное. В тех культурах, где имена тщательно выбирают, учитывая их магический или благоприятный смысл, узнать подлинное имя человека – значит узнать его жизненный путь и качества души. А причина, по которой подлинное имя часто держат в тайне, – это стремление защитить владельца имени, дать ему возможность дорасти до силы имени, защитить его; тогда уже никто не сможет это имя очернить или умалить, и духовная сила человека разовьется в полной мере.

 

В волшебных и народных сказках имени присущи кое‑какие дополнительные аспекты; они проявляются и в сказке о Манауи. Хотя в некоторых сказках враждебная сила пытается выведать имя героя, чтобы одержать над ним верх, чаще всего поиск имени направлен на то, чтобы вызвать силу или человека, привлечь их к себе и завязать с ними отношения.

Именно это происходит в сказке о Манауи. Он мечется туда и обратно, туда и обратно, искренне пытаясь привлечь к себе силу Двоих. Он стремится назвать их не затем, чтобы захватить их силу, а затем, чтобы обрести свою, равную их силе. Узнать имена – значит получить и хранить осознанное понимание двойной природы. Как ни старайся, а не узнав имен, глубоких отношений не завяжешь, даже насильно.

Вначале отгадать имена двойной природы бывает одинаково трудно и женщинам, и мужчинам. Впрочем, особенно переживать из‑за этого не стоит. Если мы заинтересованы в том, чтобы узнать имена, значит, мы уже на верном пути.

И все‑таки, каковы же имена двух символических сестер в женской душе? Разумеется, у каждого человека есть свои наименования для этих пар, но, как правило, они выражают лежащее в их основе противоречие. Как и многое другое в мире природы, они поначалу могут показаться столь многообразными, что в них трудно заметить систему или повторяемость. Но если внимательно присматриваться к двойной природе, обращаться к ней с вопросами и выслушивать их, то скоро вам откроется, что в ней все же есть система. Да, она обширна, но обладает и постоянством, как набегающие и убегающие волны; ее приливы и отливы можно предсказать, а глубинные течения нанести на карту.

Кстати, об угадывании имен: произносить имя человека – значит каждый раз выражать пожелание или благословлять. Мы именуем эти обитающие в нас двойные темпераменты, чтобы связать узами брака эго и дух. На человеческом языке такое поименование и заключение брака называют любовью к себе. Если же это происходит между двумя людьми, то называется любовью к другому.

Манауи все гадает, гадает и никак не может отгадать имена близнецов, опираясь только на свою рациональную природу. И тогда ему на помощь приходит собака, символ интуиции. Женщину часто привлекает партнер, обладающий настойчивостью и умом, которые заставляют его снова и снова пытаться понять ее сокровенную природу. Найдя такого мужчину, она на всю жизнь отдаст ему свою любовь и верность.

В сказке отец сестер‑близнецов играет роль охранителя мистической пары. Он олицетворяет подлинное внутреннее качество психики, обеспечивающее целостность вещей, следящее за тем, чтобы они «держались вместе», а не разъединялись. Это он проверяет, достоин ли соискатель, подходит ли он. Хорошо, если у женщины есть такой страж.

По этому поводу можно сказать, что здоровая психика испытывает новые элементы, когда они обращаются к ней с просьбой о присоединении, что такая психика обладает целостностью и способностью защитить себя. Здоровая психика, имеющая по‑отечески заботливого стража, не станет просто так впускать любую старую мысль, любой старый подход, любого знакомого человека, а откроет доступ только тому, что разумно или стремится стать таковым.

Отец сестер‑близнецов говорит: «Не спеши. Ты не получишь моих дочерей, пока не убедишь меня в том, что искренне хочешь узнать их истинную суть – подлинные имена». Он имеет в виду, что понимание женских тайн не придет само, по первому желанию. Сначала придется потрудиться, приложить немало усилий. Придется идти наощупь, постепенно приближаясь к истинной разгадке этой тайны женской души, этой задачи, которая одновременно является и загадкой, и открытием.

 

 

Цепкая собачья природа

 

В этой сказке песик наглядно демонстрирует нам, как работает психическая цепкость. Собаки – волшебники Вселенной. Одним своим присутствием они преображают брюзгливого человека в улыбчивого, развеивают печаль. Они способствуют общению. Как в древнем вавилонском эпосе о Гильгамеше слишком рационального царя Гильгамеша уравновешивает Энкиду, заросший шерстью человек‑зверь, так здесь собака целиком воплощает в себе одну из сторон двойственной человеческой природы. Это природа лесов, существо, которое умеет чуять след, определяет предметы по запаху.

Песику нравятся сестры, потому что они кормят его и улыбаются ему. Мистическая женственность легко понимает и охотно принимает инстинктивную природу собаки. Кроме всего прочего, собаки олицетворяют того (или ту), кто любит верно и от всей души, кто легко прощает, кто умеет бегать без устали, а если нужно, то и сражаться насмерть. Собачья природа [3] дает конкретные ключи к тому, как мужчине завоевать сердца сестер‑близнецов… и женщины‑дикарки; и главный ключ здесь – «возвращаться опять и опять».

В очередной раз не сумев угадать имена девушек, Манауи плетется домой. А песик мчится назад, к хижине, где живут девушки, и подслушивает до тех пор, пока не услышит их имена. В мире архетипов собачья природа – и психопомп – проводник душ из верхнего мира в сумеречный, и хтоническое существо, обитатель тех темных или дальних окраин души, которые издревле называют подземным миром. Именно такую чуткость должен развить в себе мужчина, стремясь понять двойственную природу женщины.

Собака сродни волку, только она более цивилизована, хотя и не намного, как мы увидим по ходу сказки. В качестве психопомпа песик олицетворяет инстинктивную душу. Он видит и слышит иначе, чем человек. Он добирается до уровней, недоступных эго. Он слышит слова и советы, недоступные слуху эго. И поступает в соответствии с ними.

Однажды в Сан‑Франциско, в музее естествознания, я побывала в камере, оснащенной микрофонами и воспроизводящими устройствами, которые имитировали собачий слух. Шелест пальмовых листьев на ветру звучал как Армагеддон. Звук приближающихся шагов создавал впечатление, что прямо у меня в ухе кто‑то топчет миллионы мешков с кукурузными хлопьями. Собачий мир наполнен постоянной симфонией оглушительных звуков – звуков, которых мы, люди, совершенно не улавливаем. Зато песик улавливает.

Собака слышит звуки диапазона, превышающего возможности человеческого слуха. Этот аспект – посредник инстинктивной души – интуитивно улавливает сокровенную работу, сокровенную музыку, сокровенные тайны женской души. Именно эта природа способна постичь дикую природу женщины.