Виталий Пищенко, Александр Марков

Виталий Пищенко, Александр Марков

По законам ненависти

 

Авторы выражают благодарность за помощь в работе над этой книгой Антону Передельскому

 

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Сергей Комов. Бой на дороге

 

В Министерстве обороны на Сергея посмотрели круглыми глазами и замахали руками, едва он заговорил о том, что хочет получить «жёлтый папирус», разрешающий съёмки в Косово. Разве что у виска пальцем не покрутили. Фразу, которой ему отказывали в разрешении, можно было перевести примерно так: «Мы не хотим стать вашими убийцами».

Комов чуть расстроился, понимая, что разрешения он никогда не добудет. Ну что ж, придётся на свой страх и риск добираться до пропускного пункта на автономную территорию, а там – либо идти пешком, точно контрабандисты, либо повезёт, и их пропустят без специального разрешения. В любом случае, он хотя бы постарается проникнуть в Косово и потом, когда будут звонить из Москвы, требуя сюжет, сможет честно сказать, что их на автономную территорию не пустили.

Иностранным агентствам было проще. Албанцы встречали их с распростёртыми объятиями. Тональность репортажей западников на протяжении последних лет была одна и та же. Сейчас она выражалось так: «Сербы – плохие, албанцы – хорошие», чуть раньше звучала немного иначе: «Сербы – плохие, боснийцы – хорошие». Никогда в этих сюжетах, что бы ни случилось, сербам не стать «хорошими». Сколько бы их не поубивало во время бомбёжек, для западных компаний они всё равно останутся «плохими».

Такое же мнение сложится у жителей Лондона, Мадрида, Вашингтона, а значит – они одобрят натовские бомбёжки. Никто ведь из обывателей не поедет в Белград или Приштину, чтобы выяснить: правду ему говорят с экрана телевизора и в газетных статьях или лапшу на уши вешают. К тому же, чтобы закрепить успех, за дело примутся киностудии. И то – информационные сюжеты скоро забудутся, с телеэкранов начнут рассказывать о других событиях: о леденящих кровь убийствах, наводнениях и политических заговорах, но кассеты с фильмами будут продаваться и через десять лет после того, как всё закончится, напоминая всем, кто выступал на стороне «добра», а кто – «зла».

В сюжетах, что делались для российского телевидения, сербы были «хорошими», а те, кто им противостоял, – «плохими». Это и называется информационной войной. Выигрывает её тот, у кого больше аудитория. Албанцы это превосходно знают, так что русских журналистов они встретят как своих врагов.

 

Первые страхи от пребывания в зоне боевых действий у Сергея давно прошли, и он перестал держать дверь в машине открытой на тот случай, если появится натовский самолёт. Но такое Комов мог себе позволить в Сербии, а вот когда они миновали административную границу с Косово, словно что-то в воздухе изменилось и запахло бедой. Ощущение это было очень противным, гнетущим, как будто знаешь, что где-то поблизости есть минное поле и ты можешь в любой миг на него забрести.

На обочине дороги, чуть завалившись носом в кювет, стоял сгоревший автобус. От него остался только металлический каркас, а всё остальное – краску, обшивку кресел и салона, пластик, в котором крепились измерительные приборы, слизнул огонь. Автобус казался таким же хрупким, как скелет, подойди к нему, тронь – и он начнёт осыпаться пеплом.

Автобус наверняка вёз сербских беженцев, но албанцы такие автобусы не пропускали – если видели, что поблизости нет солдат югославской армии, преграждали им дорогу живым щитом. Водителю сгоревшей машины надо было не останавливаться, таранить этот живой щит, сбивать его, как кегли в боулинге, ведь на этой территории цивилизованные законы давно не действовали, а он почему-то решил им следовать…

Что произошло дальше, легко было догадаться – таких случаев было множество. Стоило автобусу остановиться, албанцы вскрывали его двери, выбрасывали на улицу пассажиров, не обращая внимания на то, женщины это, дети или старики, начинали растаскивать чужие пожитки, а автобус потом сжигали. Если он не останавливался, то в него кидали камни. Сергей видел много машин с трещинами от камней на стёклах, но лучше уж стекло потерять, чем машину, а то и жизнь.

Самым эффектным считалось выстрелить из винтовки (а оружие здесь было у всех, даже у детей) по бензобаку автобуса во время его движения. Огненный фейерверк вырывался из-под днища машины. Она точно на противопехотную мину натыкалась и, как комета, – со шлейфом огня – всё ещё продолжала ехать вперёд, ведь колёса её не были повреждены. Дым заполнял салон, его не мог выгнать ветер, даже если выбить все стёкла. Пол начинал дымиться, раскаляться, прогорать. Пассажиры точно внутрь печки попадали. Приходилось останавливаться. В такой «охоте на автобусы» с точки зрения «охотников» был один, но большой минус – почти всё имущество беженцев сгорало. Какой дурак сунется вытаскивать что-то из охваченного пламенем автобуса? Зато зрелище получалось впечатляющее, особенно если двери в автобусе заклинит, и не все пассажиры успеют выбраться через окна.

Ещё в Москве Комов насмотрелся кадров со сгоревшими автобусами и машинами. Съёмочные группы подъезжали к ним ещё до того времени, как успевали увезти трупы. Впрочем, никто особо и не заботился о том, чтобы убрать погибших. Они могли лежать часами на тех местах, где их настигла смерть. На тех кадрах какая-то женщина застряла в дверях, рука и голова её вывалились наружу, а ноги остались в салоне автобуса. Другая (судя по стройной фигуре совсем ещё молодая) лежала на земле лицом вниз, пули вырвали несколько кусков из чёрного свитера на её спине.

– Этот автобус позавчера обстреляли, – прокомментировал Радко, – а вон ту машину, пораньше, дня три назад.

Он показывал на свалившуюся в кювет легковушку. Огонь сильно её изуродовал. Теперь было трудно определить модель. Кажется, это был старый «гольф». Сергею не хотелось снимать убитых, но пока им везло – жертв не было видно.

Радко уже несколько раз ездил в Приштину. У него там родственники жили, надо было вывезти их в Сербию, пока здесь ещё оставались части югославской армии. Как только они уйдут, никто уже не сможет защитить сербов. На миротворческий контингент надежд мало, если только Косово не отдадут полностью русским, но им-то его точно не отдадут.

Сергей настроился на то, что если их остановят на границе, он вывалит весь ворох «жёлтых папирусов» (пусть ни один из них и не разрешал съёмок в Косово) и попытается заболтать патрульных. На худой конец, скажет, что разрешение у него есть, но из-за всех этих написанных на сербском бумаг, которые надо непременно таскать с собой, он, видимо, забыл его в номере гостиницы. Не заставят же его за ним возвращаться?

По первоначальному плану они должны были проехать через контрольно-пропускной пункт, вообще не останавливаясь. Наглость в таких случаях очень помогает, прямо как при проникновении на какую-нибудь светскую вечеринку, подступы к которой охраняют крепкие парни, одетые в чёрное. Лезь напролом с зажжённой сигаретой в руках, или с бокалом шампанского, дескать, ты только вышел с вечеринки, или помаши кому-то невидимому рукой, тогда охранники и вправду поверят, что ты уже был внутри, уже прошёл строгий досмотр, и пропустят тебя без всяких вопросов.

Такая тактика помогла и на этот раз. Их никто не окликнул, не приказал притормозить. Патрульным было не до одинокой машины с белградскими номерами, которая добровольно ехала в ад.

Рессоры сглаживали выбоины, которые оставили в асфальте танки. Колонны Т-72, которые поставлялись в Югославию ещё во времена социализма, шли мимо контрольно-пропускного пункта, следом за ними ехали грузовые машины с закрытыми брезентовыми тентами кузовами. Военные занимали левую часть полосы, так что останавливаться, пропуская их, не пришлось. Радко смотрел на то, как выходят из Косово югославские войска с тоской в глазах.

То и дело машина проезжала через сожжённые албанские посёлки. По обе стороны дороги тянулись разрушенные, обгоревшие строения, в которых очень удобно прятаться и стрелять по проезжающим машинам. Они просто предназначены для создания подобных засад. Это был результат зачисток, которые проводили в селениях югославские военные.

Селения не обезлюдили, жители в них всё ещё оставались, а может, они вернулись, когда солдаты уже ушли, и теперь ждали, когда югославская армия полностью покинет Косово. Сергей видел, какими взглядами провожали их машину албанцы. От таких взглядов становилось нехорошо, ведь им ещё предстояло возвращаться, и кто знает – не подготовят ли к тому времени хозяева засаду? Может, сейчас у них просто не хватило времени найти подходящий камень или спрятаться в руинах с ружьем в руках? На всякий случай Комов поправил бронежилет, чуть высовывающийся из-за стекла и прикрывавший ему бок.

А ещё Сергей пожалел, что не прихватил с собой кассету с какой-нибудь немецкой группой. «Rammstein», например. Услышав, что из машины доносятся крики «Du hast!», местные обитатели могут подумать, что в ней едут союзники и обстреливать их не стоит. Даже несмотря на белградские номера. Нечто схожее случилось во время Второй мировой войны. Четники обстреляли колонну итальянцев, те ведь выступали на стороне стран Оси. Дети Апеннин попрыгали из грузовиков, залегли и стали кричать, кто они такие. Четники тут же прекратили стрельбу, а после стали извиняться, что приняли итальянцев за хорватов…

– Это плохой сектор, – со знанием дела пояснил Радко, прибавляя газу. – Здесь постреливают.

Сергей чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. В таких случаях очень уместно выражение «очко играет». Он приоткрыл дверь и держал её за ручку, чтобы не открылась от порывов ветра. Хотя, если начнут стрелять, лучше не вываливаться из машины на обочину и не брать ноги в руки, а гнать отсюда куда подальше, ведь попадёшь в руки албанцев – легко не отделаешься.

Дорога пошла серпантином меж гор. Воздух был чистым, пьянящим. Комов только начал было расслабляться, глядя на красоты, мелькавшие за стеклом, как впереди послышались автоматные выстрелы. Сергей тут же встрепенулся, стал прислушиваться, посмотрел на Радко тревожным взглядом, спрашивая, а не заедут ли они в ловушку и не лучше ли повернуть назад?

Казалось, что выстрелы раздаются совсем рядом, но из-за многократно повторяющегося эха трудно было определить – где именно. Вдруг Радко утопил педаль газа до упора, и машина буквально прыгнула вперёд, завизжав покрышками по асфальту. Сергея вдавило в кресло. Стреляли откуда-то сверху. Комов завертел головой, пытаясь понять, от кого удирает Радко. Каким-то непостижимом образом они оказались в самом центре боя, причём меж двух огней, но пока было совершенно неясно, кто и с кем тут сражается.

– Блин! – заорал Игорь.

Ему вторил Радко, ругаясь на смеси сербского с хорватским.

Пули пролетели высоко над машиной. Дорога чуть извернулась. Впереди Комов увидел колонну военной техники. Два бронетранспортёра съехали на обочину, развернули свои башни к вершине ближайшей горы и поливали её из пулемётов. Прячась за придорожными камнями и за бронёй, сидели и лежали югославские солдаты и вяло отстреливались, за ними стояли две грузовые машины. Тент одной из них «украшал» ряд дырок, оставленных автоматной очередью.

Радко на полной скорости мчался к этой импровизированной крепости, совершенно не думая о том, что солдаты в пылу боя могут заподозрить, что в приближающемся «мерседесе» сидят албанцы-учекисты, а сама машина набита взрывчаткой. Надо её остановить, пока она не врезалась в колонну? Для этого очень подходит автоматная очередь, выпущенная по радиатору, а затем ещё одна – по тем, кто сидит в салоне. Они были очень хорошей мишенью.

Сергей чуть было глаза руками не прикрыл, когда увидел, что автоматы в руках солдат, дернулись в сторону «мерседеса», но, видимо, кто-то из них всё же разглядел белградские номера. Вообще-то машину и учекисты могли захватить, но эта мысль в головы солдатам не пришла.

Пули подняли фонтанчики пыли рядом с колёсами «мерседеса». Стреляли с соседней горы. Радко нажал на тормоза. Завизжали колёса, от покрышек повалил серый дым, машину протащило несколько метров, прежде чем она окончательно остановилась, чуть было не выехав за импровизированную баррикаду из двух бронемашин. Радко дёрнул ручной тормоз, «мерседес» замер.

Комов вывалился из машины головой вперёд. Руки его инстинктивно схватились за бронежилет, тот зацепился за дверную ручку, и Сергей не смог его вытащить сразу. Упал коленками на дорогу, больно ударился, разодрал джинсы и стесал кожу до крови.

– Чёрт… – простонал Комов, садясь на корточки.

От пуль учекистов его защищала «крепость», состоящая из трёх стен, но всё равно Сергей втягивал голову в плечи и никак не мог решиться встать в полный рост, как будто стоило ему это сделать, как тут же в голову угодит пуля. Наконец он вытянул из машины бронежилет, надел его на себя, застегнул липучки.

Игорь с Радко выпрыгнули с другой стороны машины, тоже посчитав, что лучше уж снаружи находится, чем в салоне. Пули прошьют борта «мерседеса», как картонку. Теперь оператор, чертыхаясь, вытаскивал из машины камеру. Этот напичканный электроникой кусок железа весил килограммов пятнадцать. На руках Игоря рельефно проступили мускулы. Наконец он водрузил камеру себе на плечо, но в полный рост так и не поднялся – стал передвигаться на чуть согнутых ногах, а это и без лишнего веса делать трудновато, что уж говорить, когда у тебя в руках полтора десятка килограммов.

О штативе речи в такой обстановке не шло, Зубцову приходилось снимать с плеча. От этого картинка, записанная на кассету, будет дрожать в такт с его шагами. Она будет такой же дёрганой и рваной, как кадры в фильме «Спасти рядового Райана», вот только «Оскара» за операторскую работу Игорю никто не даст.

Сергей быстро осмотрелся. Прислонившись спиной к колесу бронемашины и вытянув перед собой ноги, сидел солдат-югослав. Он был ранен в предплечье. Сослуживец разрезал ножом рукав его куртки и сейчас накладывал бинт, сквозь который всё ещё проступало пятно крови. Солдат чуть двигал рукой, чтобы товарищу было удобнее его перевязывать. Скорее всего, ранен он был легко, пуля прошла по касательной, оцарапав кожу, либо только мягкие ткани задела. Попади она в кость, солдат корчился б от боли, а рукой и пошевелить бы не мог.

Учекисты не сумели застать югославов врасплох – то ли поспешили открыть огонь, то ли их заметили, но в любом случае, солдаты сумели выстроить импровизированную баррикаду, не потеряв ни одной машины.

Один из бронетранспортёров был выкрашен в болотно-зелёный цвет, а второй – в тёмно-синий, на его бортах белыми буквами было написано «POLICE». Значит, в засаду попали и военные, и полицейские.

– Да ты ранен!.. – встревожился Игорь, бросив взгляд на ноги Сергея.

– Да? – испугался Комов, который и не заметил, что разбил коленки. Посмотрев себе на ноги, увидел порванные джинсы и кровь на них, махнул рукой. – Переживу…

– Попроси, чтобы тебе перевязали, – посоветовал Зубцов.

Он уже чуть устал, дышал прерывисто, будто долго бежал.

– Обязательно, – сказал Сергей. – Как только, так сразу…

– Откуда вы тут взялись?! – закричал на них югославский офицер. Он стоял в полный рост, потому что крыша бронетранспортёра всё равно была выше его головы. Пришлось и Сергею выпрямиться. Всего солдат было человек пятнадцать, плюс экипажи в бронемашинах. Ни на солдатах, ни на офицере не то что бронежилета, но даже и касок не было, вместо них они носили береты, так что Комов почувствовал себя белой вороной.

– По дороге мы ехали… – пояснил журналист.

Не скажет же офицер, чтобы и дальше… ехали. Сергей чувствовал, что югославу очень хочется послать их куда подальше, потому что не нужны ему здесь штатские. От них морока одна. Но куда их пошлёшь? Повсюду стреляют. На всякий случай Комов добавил, надеясь, что здесь, на косовской дороге ему не будут припоминать ни С-300, ни поведение Ельцина:

– Мы русские.

– Русские… – повторил офицер, было видно, что он борется сам с собой. Наконец справился с раздражением, махнул рукой. – Ладно, оставайтесь здесь, только не высовывайтесь!

Сергей этот приказ, конечно, не выполнил, и как только офицер от него отвернулся, подобрался к бронетранспортёру и выглянул из-за него.

На вершине соседней горы за огромными камнями, некоторые из которых размерами превышали человеческий рост, засели учекисты. Сергей не мог разглядеть их форму и нашивки на плечах, но кому ещё устраивать засаду югославским солдатам? Американцы в таких случаях вызывают вертолёт или авиацию, чтобы она разбомбила опорный пункт противника, и только тогда снимаются с места – без поддержки с воздуха они и шага не сделают. Атаковать высоту уж точно не будут.

Впрочем, югославы делать этого тоже не собирались, во-первых – атака была сопряжена с большими потерями, во-вторых, у них просто не хватило бы на это солдат. На поддержку с воздуха им надеяться тоже не приходилось, разве что прилетит натовский самолёт и сбросит свои бомбы не на югославов, а на учекистов. Американские политики потом отоврутся, они к этому привыкли. Но вообще-то ситуация была патовой.

Офицер что-то кричал, приложив к уху трубку мобильного телефона. Комов несколько раз отчетливо различил слово «танк».

«Отличная идея», – подумал он.

Пули выбивали дробь из бортов бронетранспортёров, но толку от таких выстрелов было не больше, чем от горсти орехов.

– Куда?! – услышал Сергей.

Он обернулся на этот крик и увидел, что солдат хотел было схватить Игоря за ногу, да не успел. Зубцов прошмыгнул мимо него, точно футболист-нападающий, который обводит защитников, упал среди таких же высоких, как и на горе, камней, поставил между ними камеру, а чтобы она не качалась, подложил под неё булыгу поменьше. Сам он теперь заглядывал в видоискатель, стараясь разглядеть, что там, среди учекистов, происходит. Ещё оператор крутил настройку фокуса, постоянно нажимая на кнопку увеличения. Палец его, правда, из-за этого постоянно был на виду, хотя самого Игоря надёжно укрывали камни. Что касается пальца, то, похоже, Зубцов решил им рискнуть, совсем как Шерлок Холмс, который некогда таким же образом обманул пособника профессора Мориарти полковника Морана. Наконец оператор угнездился и затих. Теперь он видел всё происходящее в стане противника, как в подзорную трубу.

Спустя несколько секунд Игорь внезапно понял, что и на него кто-то смотрит через видоискатель, более того, он узнал человека с камерой. Это был Славка – оператор, с которым они встречались в гостинице «Москва». Значит, где-то там же, среди учекистов, должен находиться и Глеб. Зубцов сообразил, что коллега тоже его заметил и узнал, только махать рукой в знак приветствия не стал. Нетрудно догадаться, что это вызвало бы подозрения у албанцев. Игорь от приветствий тоже решил воздержаться. Во избежание, так сказать…

«Как они туда попали?» – думал он, ведь узнай албанцы, что его коллеги – русские, сразу же пристрелили бы их.

В кармане оператора лежал мобильный телефон, а в нём был забит номер Глеба, и сейчас Зубцов мог бы легко связаться с ним и расспросить, сколько учекистов находятся в засаде и как они вооружены. Говорить, конечно, придётся на-английском. Но вдруг кто-то из албанцев поймёт их разговор? Нет, не стоит так рисковать…

В этот момент Игорь разглядел в руках одного из боевиков гранатомёт. Нос трубы показался поверх камней, скрылся, потом учекист занял позицию между глыбами, но времени хорошенько прицелиться никто ему не дал, потому что и югославы заметили гранатомётчика. У боевика был лишь один миг. Труба на его плече качнулась. Выстрелив, учекист тут же юркнул за спасительные камни, а на то место, где он только что находился, обрушился град пуль.

Зубцову казалось, что граната летит очень медленно, но он видел только начало её полёта, потом инстинктивно спрятался за камнями (какая-никакая, но это была защита) и стал считать удары своего сердца. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем громыхнул взрыв. Игоря чуть оглушило – он уткнулся головой в землю, а ведь чем среда тверже, тем лучше передаются в ней звуки, оператор помнил это ещё со школьных уроков физики, а теперь получил практическое подтверждение некогда полученным знаниям.

Боевик что-то не рассчитал – граната взорвалась ниже по склону, далеко от бронетранспортёра, так что до него ни осколков, ни кусков вырванной взрывом земли, не долетело.

– Мать вашу… – простонал, услышав взрыв, Комов.

Дело принимало скверный оборот. Сергею стало очень страшно. Гранатомёты, вероятно, приволокли из багажников машин, на которых перемещались боевики, но сколько этого оружия было в их распоряжении? Один, два, три? Хватит ли, чтобы албанцы пристрелялись и попали в бронетранспортёр. Может, граната и не пробьёт его корпус, пройдёт по касательной, разорвётся над ним, в любом случае – это очень опасно, потому что, если снаряд или мина взрываются в воздухе, у них чудовищная поражающая способность. Экипажу бронетранспортёра тоже несладко придётся. От взрыва их оглушит, контузит, а пока стрелок не придёт в себя, из строя будет выведен один из станковых пулемётов…

Такого югославы допустить не могли, и как только меж камней появился ещё один вооруженный гранатомётом албанец, по нему ударили чуть ли не из всех стволов, точно это был камикадзе, которому всё равно – убьют его или нет, главное, донести заряд взрывчатки до цели, ну а у тех, кому он этот «подарок» тащит, задача другая – как можно быстрее остановить смертника.

Игорь видел, как пули станкового пулемёта буквально разорвали боевика пополам, они, как зубы каких-то фантастических монстров, вырывали из его тела огромные куски, разбрызгивали фонтаны крови. Те, кто был рядом с гранатомётчиком, должны были перемазаться в ней с ног до головы. Пули высекали искры из камней, крошили их. Боевик выронил трубу, его отбросило назад, но и пока он падал, в него всё ещё продолжали впиваться пули.

Игорь отполз от камней под защиту бронетранспортёра и шепнул Комову:

– Я там наших видел?

– Где? – не понял Сергей.

В горле у него пересохло, хотелось пить.

– Ну там, среди албанцев, – оператор махнул в сторону боевиков.

– Ничего не понял, – сообщил Комов, помотав головой. – Каких наших?

– Глеб там со своим оператором Славкой, среди учекистов.

– Ого! – удивлённо сказал Сергей. – Ты уверен?

– На все сто. Славка меня тоже видел. Я ему чуть рукой не помахал.

– Хм… Я, пожалуй, высовываться не буду, – после секундного раздумья сказал Комов. – Потом Глебу позвоню, когда обратно поедем, либо из дома, в смысле – из гостиницы.

Игорь подумал, что слова корреспондента звучат слишком оптимистично, потому что они попали в такую переделку, из которой можно и вовсе не выбраться, а до дома доедешь разве что в цинковом гробу.

Сергей внимательно посмотрел на него и продолжил:

– Я когда увидел, как ты к камням дернулся, хотел сначала наорать на тебя. Типа, ты что, решил геройски умереть и всё такое… Давай всё же поосторожнее, Игорёк, а то, что я буду твоим родственникам говорить? Ну и обо мне подумай. Одному, без тебя тут скучно будет.

– Да я только о тебе и думал! – расплылся в улыбке Зубцов. – Такие картинки наснимал, что сюжет должен получиться улётным.

– Да? И что же именно?

– Да всё! И как учекисты по нам стреляют, и как один придурок в нас из гранатомёта шмальнул, и как граната взорвалась тоже должно получиться, я ведь камеру не выключал. Ну и как ещё одного, того, что тоже из гранатомёта по нам стрельнуть собирался, убили. Да и по мелочам тоже много чего получилось.

– Впечатляет, – сказал Сергей, начиная раздумывать над текстом сюжета, который надо будет передать сегодня в Москву.

Они на миг выпали из действительности, сидели, переговариваясь, будто бой уже прекратился. Впрочем, стрельба действительно начала затихать. Сергей услышал это, встрепенулся:

– Слушай, нам же ещё меня в кадре надо записать. Сейчас самое время – выстрелы очень симпатично лягут в качестве интершума, а то, если никто стрелять не будет, получится неинтересно.

– Надеюсь, ты меня не заставишь штатив раскладывать? – спросил Игорь.

– Боже упаси, конечно, нет!

Комов закрутил головой, выбирая фон, на котором его должен был заснять Игорь. Стоять, повернувшись к борту бронетранспортёра и сжимая в руках микрофон, в то время как на втором плане за его спиной югославские солдаты продолжают вести бой с учекистами, было даже более эффектно, чем записать свои слова, стоя в полный рост на фоне горы и камней, где укрывались албанцы. Какой смысл вылезать на линию огня, если зрители ничего не разберут за исключением вспышек от выстрелов на кончиках автоматов? Разве что во время этой записи Сергею снесут голову или его подранят… Нет уж, без подобных глупостей вполне можно обойтись.

Оператор подключил кабель к камере, протянул микрофон Комову и потребовал:

– Несколько слов скажи.

Добавлять, что он хочет проверить уровень звука, оператор не стал, потому что это само собой разумелось.

Сергей посчитал до десяти, остановился.

– Ну, когда ты будешь готов, Феллини? – спросил он, наблюдая за тем, как Игорь, положив камеру боком на колено, подкручивает какие-то датчики.

– Всё, – Зубцов закинул камеру на плечо. – Я готов, поехали.

То, что Сергей, произнося свои слова, запнулся, когда рядышком югославский солдат выпустил длинную очередь из своего автомата и сбил его с мыслей, получилось очень стильно. Настолько стильно, что они ограничились лишь одним дублем, потому что второго такого не сделать. При взгляде на картинку становилось ясно, что съёмочная группа находится в самом эпицентре боя. К тому же после того, как Комов отговорил свои слова, стрельба, словно по команде, совсем прекратилась.

– Круто получилось! – сказал Игорь, показывая корреспонденту большой палец.

– Думаешь? – спросил Сергей.

– Просто уверен!

Из-за поворота, изрыгая клубы дыма, как дракон, у которого что-то не в порядке с желудком, выполз танк. Он громыхал всем, чем только можно, казалось, что у него сейчас начнут отваливаться куски обшивки. Вероятно, офицер сообщил танкистам о том, что произошло и где засели учекисты. Корпус танка содрогнулся, выплевывая из дула сгусток огня. На вершине горы поднялся столб пламени, дыма и кусков земли, а камни, за которыми укрывались учекисты, должно быть, стали их надгробиями, если, конечно, там ещё кто-то оставался.

«Получите, суки!» – читалось в глазах солдат.

– О чёрт, там же Глеб и Славка, – прошептал Комов, глядя на опадающее пламя. На лице его отразилась тревога.

Не останавливаясь, танк сделал ещё один выстрел, миновал колонну, поехал по дороге, а следом за ним, прикрываясь за бронёй, двинулись солдаты. Игорь тоже дёрнулся за ними, водрузив на плечо камеру, следом за ним пошел и Сергей – должен же он увидеть сам, что там, на склоне осталось. Конечно, Комов мог потом просмотреть картинку, которую снимет оператор, но оставлять Игоря одного в такой ситуации было как-то не по-товарищески, да и впечатления гораздо ярче, и текст пишется легче, когда всё видишь сам.

Он шел, а сердце у него стучало, как паровой молот. Что с Глебом? Что со Славкой?

Сергей знал, что некоторые корреспонденты дальше пригородов Белграда не выезжают, благо разрушений повсюду хватает, и кто там разберёт, на фоне какого из них записан stand up. Все развалины кажутся одинаковыми. Сюжеты «журналисты-надомники» писали в гостинице, а нужную картинку: с убитыми, ранеными и перестрелками – покупали на югославском телевидении. Там были не прочь чуть подзаработать на ленивых коллегах, которые боятся выехать на места событий. К тому же, наверняка, сделки эти совершались в обход официальных инстанций, а потому едва ли отснятые материалы стоили дорого. Зелёные бумажки всегда решали такие проблемы. Тот, кто их имел много, мог не рисковать. Сам Комов к подобному «стилю работы» относился брезгливо.

На склоне горы оказались россыпи гильз, брошенная пустая труба гранатомёта, пятна крови, почти впитавшиеся в землю. Над воронками всё ещё витали лёгкие облака едкого дыма.

Офицер ничего не сказал Сергею и Игорю, когда они пошли следом за солдатами, только посмотрел на них раздражённо, как на надоедливых мух, при этом выражение лица у него было такое, точно он почувствовал внезапную зубную боль. Но потом югослав жестом приказал журналистам остановиться, не лезть на позиции, пока их не проверят солдаты и не выяснят – не оставили ли учекисты какой-нибудь скверный подарок типа растяжки. Но те уходили быстро, успели только утащить убитых и раненых. Убедившись, что склон безопасен, офицер разрешил Зубцову и Комову подойти поближе.

Игорь стал с упоением снимать крупные планы, приседал, выбирая наиболее эффектные ракурсы, и так увлёкся, что пришлось Сергею отрывать его от работы – югославы уже потянулись к своим машинам.

– Уезжать пора, – сказал Комов. – Ты же не планируешь остаться здесь?

– Поедем дальше? – с азартом спросил оператор.

– Думаю, того, что ты наснимал, хватит за глаза.

Игорь посмотрел на индикатор, который показывал тайм-код и сообщил:

– Пятнадцать минут тридцать две секунды. Ну, тридцать секунд – ГЦП[2]. Пятнадцати минут ведь тебе хватит?

– Ого! – сказал Сергей, прикидывая, что вся заварушка длилась около получаса. – Ты что, камеру почти не выключал?

– Иногда, – признался Зубцов. – Но не в самых важных местах. Я даже снял, как танк в первый раз стреляет, а во второй – уже взрыв. Сможешь смонтировать, будто это взрыв от первого выстрела. Как в фильме получится.

– Молоток! – усмехнулся Комов. – Так и сделаем… Надеюсь, что с Глебом и Славкой всё в порядке.

– Я тоже на это надеюсь. Ну, пошли, а то офицер на нас уже зверем смотрит.

– Всё правильно: оставить нас одних он тут не может, а мы его задерживаем.

– Пошли, пошли!

Они спустились с холма. У югославов убитых не оказалось, только четверо легкораненых, их быстро перевязали и помогли забраться в кузов грузовика.

Преследовать учекистов не стали. Даже не пытались. Ведь те уже, наверняка, были за тридевять земель, добрались до ближайшего селения, переоделись, оружие спрятали и стали такими же, как и простые обитатели, а то, обнаглев оттого, что их поддерживают натовцы, и переодеваться не стали, ходят по сёлам в форме с красной нашивкой, на которой изображен чёрный орёл.

Напоследок можно было ещё расспросить о минувшем бое офицера, но тот не был настроен давать интервью. Сергей не очень об этом жалел, прикинув, что в качестве «лайфа», который заменит синхрон, можно дать кадры, где офицер кричит в телефонную трубку или командует обороной.

Оставалось надеяться, что албанцы из разрушенных селений не устроят на них охоту. Комов настроил себя на то, что если кто-нибудь попробует перегородить дорогу, взявшись за руки, как делала это троица из фильма «Кавказская пленница», то он прикажет Радко не останавливаться, а если кто не успеет увернуться от колёс – тот сам виноват.

Звонить в редакцию Сергей пока не спешил. Отснятый материал тянул на одно из первых мест в вечернем выпуске, но Комов катастрофически не успевал к нему, а ведь это не объяснишь тем, кто в Москве сидит. Они непременно захотят получить сюжет о бое сегодня же. Сергей, естественно, не успеет и потом, когда он вернётся в Москву, разговор будет не только о том, что корреспондент Комов снял великолепный сюжет, а ещё и о том, что он опоздал на перегон. И это будет не ложка дёгтя в бочке меда, а целый половник, а то и больше. Незачем лишний раз нервы себе трепать, у него и так ноги ещё дрожат.

Конечно, Сергею и самому хотелось, чтобы сюжет вышел в вечернем выпуске. Он был самым рейтинговым, его смотрело больше всего людей, причём именно смотрело, а не слушало, как это часто бывает утром, когда собираешься на работу, а телевизор играет роль фона.

Но в любом случае Комов успевал только на утренние выпуски, ведь ещё надо показать отснятый материал в особом отделе… Возможно, в Москве сюжет не выпустят в эфир сразу, поберегут, подержат в загашнике, а потом выбросят эту бомбу вечером? Эх, если бы Глеб и Славка работали на одном с ними канале, тогда бы их сюжеты пошли один за другим. Эффект был бы фантастическим! А что, это идея… Осталось только выяснить, согласится ли на это Глеб.

Начинало темнеть. По местным дорогам в такое время суток с белградскими номерами могут ездить только самоубийцы. Примерно это читалось на лице постового на контрольно-постовом пункте, когда они пересекали границу. Сергей боялся, что их остановят, потребуют документы и разрешение на съёмку, а когда он не сможет его предъявить, то кассету заберут. На этот случай Комов попросил оператора заменить кассету в камере: пусть там будет совершенно нейтральная картинка – виды селений, которые Игорь снял по дороге обратно. Её не жалко отдавать. Кассету югославы, конечно, не вернут, а потом, на работе за потерю оборудования могут вычесть её стоимость из зарплаты, а это долларов двадцать… Хотя… Скорее всего, простят, и кассету просто спишут. Съёмку боя Игорь положил в коробку и запихнул её даже не в сумку к аппаратуре, а под сидение, чтобы не нашли, если югославы вдруг начнут обыскивать оборудование.

Но всё обошлось.

Кромешная темнота накрыла их на подступах к Белграду. Комов посмотрел на часы: настало время, когда и в Москве должны были понять, что он не успевает перегнать сюжет, так что можно звонить в редакцию, но рассказывать подробности не хотелось – Сергей как на иголках сидел, думая, что же там с Глебом и Славкой? Вот уехали они из Косово, а может, коллегам помощь нужна…

Но и со звонком в Москву больше тянуть было нельзя. Вкратце описав ситуацию, Комов сказал, чтобы утром от него ждали экшн, потом набрал номер Глеба. На пятом гудке тот взял трубку. У Сергея словно тяжёлый груз свалился с плеч, так он был рад слышать голос коллеги.

– Hello, how do you do? – сказал Комов. – This is Serj.

– Hello, – откликнулся Глеб и тут же перешёл на русский: – Дела у нас нормально. Серега, а что это ты не по-нашенски говоришь?

– Так ты же с учекистами был. Вдруг вы и сейчас с ними, вот я и подумал, что по-русски говорить не стоит.

– Было дело, но мы уже от них смотались. Мне Славка сказал, что вы в этой заварушке среди югославских солдат оказались. Как туда попали-то?

– То же самое у тебя хотел спросить.

– Да всё просто. Ехали по дороге, учекистов увидели, сказали им, что мы из BBC. Я корочкой поддельной у них перед носами помахал, они поверили, обыскивать не стали, а то, если б настоящие документы нашли, хана бы нам настала. Им, видишь ли, приятно было, что их снимают, попозировали до тех пор, пока кто-то не сообщил, что сербский танк едет. Вот они быстренько и смотались, побросав убитых и раненых в машины, а мы вместе с ними уехали.

– Рад, что с вами всё в порядке. Когда танк по горе шарахнул, я за вас перепугался.

– А что танк таки приехал?

– Ага.

– Тогда нам действительно повезло…

– Точно. Мы в эту заварушку тоже случайно попали. Вы-то сейчас где?

– В Белград возвращаемся. Почти уже доехали. А вы?

– Тоже. Слушай, вот какая у меня идея возникла… Давай картинками обменяемся.

– Хо! – после секундного раздумья сказал Глеб. – Я как-то об этом не подумал… Давай. Когда?

– Вы монтировать к Милошу поедете?

– Конечно.

– Сегодня?

– Да.

– Там и встретимся. Мы забросим шмотки в гостиницу, поедим чуток и на монтаж отправимся.

– Хорошо. Я тебе позвоню, как до города доберёмся.

– Договорились. Жду твоего звонка. Пока!