Сергей Комов. Комары и осколки

 

По всей Европе лето 1999 года выдалось засушливым, и не начни натовские самолёты бомбить Югославию, именно с сюжетов об одуряющей жаре начинались бы выпуски новостей по всему континенту.

В Белграде тоже было жарко, настолько жарко, что на улице губы вмиг пересыхали, начинали трескаться, будто ты оказался под горячим солнцем пустыни. Постоянно хотелось пить, но вода уже не утоляла жажду, а только выходила через поры обильным потом.

Сергей вместе с оператором Игорем Зубцовым поселились в центре Белграда в фешенебельной гостинице, которая носила такое родное название «Москва». Открыли её в начале двадцатого века под звуки королевского оркестра, одним из первых, кто в ней остановился, был какой-то русский князь с супругой, но снимал во времена оны здесь номер и Лев Троцкий, бывший тогда корреспондентом газеты «Правда» на Балканах. Может, он даже и номер занимал тот же, что и Комов с Игорем, хотя Сергею не хотелось жить там же, где обитал этот пламенный р-революционер. Во время оккупации, когда в гостинице размещалась штаб-квартира гестапо, её перекрестили в «Великую Сербию». Зря фашисты так сделали, лучше бы оставили прежнее название, потом, на старости лет те, кто пережил войну, рассказывали бы, что жили в «Москве», а у слушателей глаза б на лоб лезли! С концом оккупации гостинице вернули прежнее название и даже во времена, когда Тито поссорился со Сталиным и у Югославии с Советским Союзом были весьма напряжённые отношения, на её фасаде по-прежнему светилось: «Москва».

Средства, выделенные компанией на командировку, приходилось экономить – вот Комов с оператором и взяли на двоих один номер. Потом, когда они принесут сдавать в бухгалтерию квитанции об оплате за проживание, их, конечно, похвалят за бережное отношение к общественным деньгам, и никому не придёт в голову выяснять, что номер-то на самом деле был двухэтажным. На первом этаже располагались гостиная и туалет, а на втором – спальня, ванная и ещё один туалет.

Но жизнь в этих великолепных апартаментах, где роскошная мебель была сделана в стиле Людовика XV, превратилась в настоящий кошмар, в пытку. Дело в том, что из-за бомбёжек постоянно случались перебои с водой и электричеством, а, следовательно, кондиционер большую часть времени не работал. Номер очень быстро нагревался, превращаясь в парилку, но стоило открыть окна и впустить внутрь уличный воздух, как вместе с ним прилетали тучи голодных комаров. Ощущение ещё то – словно ты оказался в тайге. Отбиваясь от кровососов, Сергей и оператор дёргались, точно танцевали джигу. Истребить всех комаров было практически невозможно, всегда приходилось быть настороже: вот сейчас какое-нибудь недобитое насекомое подаст признаки жизни, и ты услышишь возле своего уха противный писк.

– К чертям! – сдался наконец Комов. Он дошёл до изнеможения в этой обречённой на поражение войне. – Будем сидеть с закрытыми окнами. Если опять комаров напустим, ночью не заснём.

– Боюсь, мы и так не заснём, – буркнул Игорь. – Натовцы ведь бомбят именно по ночам…

Идея Комова облегчения не принесла. Одежда быстро пропитывалась липкой влагой и начинала прилипать к коже, а по спине стекали струйки пота. Ничего другого не оставалось, как ходить по номеру в одних трусах, обмотав шею мокрым полотенцем.

Ещё одна беда состояла в том, что из-за перебоев с водоснабжением в туалет надо было ходить чуть ли не по расписанию, по крайней мере приходилось очень сильно подумать – идти туда или потерпеть ещё немного. Бачки унитазов напоминали пересохший колодец в пустыне, а из туалетов разносился такой «ароматный» запах, что мухи с ума бы сошли от счастья, учуяв его. Кран в ванной всегда надо было держать открытым, потому что воду могли дать в любой момент и в любой же момент отключить вновь. Важно было не упустить эти счастливые секунды и наполнить ванну до краёв.

Целая ванна воды!

Как-то Сергей несколько секунд восторженно смотрел на это богатство, а потом они с Игорем взяли разрезанные пополам пластиковые бутылки, начали набирать в них воду и выплескивать её в унитаз, топя то, что плавало на поверхности.

«Хы, пятизвездочный отель! – думал Комов при этом. – Расскажи кому – вот смеху-то будет…»

Ко всему прочему они изнывали от безделья. Для того чтобы приступить к съёмкам, одного желания было мало, надо было ещё в Министерстве обороны получить специальную бумагу, называвшуюся «жёлтый лист». Почему документ так окрестили – Сергей так и не узнал, сперва он думал, что печатают его на жёлтой бумаге из-за того, что белая закончилась. По-сербски это звучало «жутый папир». В среде журналистов к документу тут же приклеилось другое имечко – «жёлтый папирус» – и когда кто-нибудь из правоохранительных органов спрашивал во время съёмок разрешение, журналисты отвечали: «Сейчас, сейчас папирус покажу…»

Приехав в особый отдел Министерства обороны, Сергей и Игорь сдали копии паспортов, редакционных удостоверений, фотографии. Милые, симпатичные девушки, занимавшиеся выдачей «жёлтых папирусов», приветливо улыбаясь, приняли все документы.

– Когда можно будет получить разрешение на съёмки? – спросил Комов.

– Приезжайте завтра, – сказала девушка.

– Раньше нельзя? – спросил Сергей, тоже попытавшись приветливо улыбнуться, но льстивые улыбки девушка видела по нескольку десятков раз за день, сердце её уже окаменело, и такими гримасами завоевать расположение симпатяги было невозможно.

– Нет, – она чуть приподняла брови, видимо, показывая, что искренне хочет, чтобы процедура выдачи документов прошла как можно быстрее, но это не в её силах, ведь она только выдаёт их.

Скорее всего, эти девушки были лишь первым фильтром, через который проходят документы, и уже на этой – начальной – стадии, они могли посоветовать своим коллегам, на кого следует обратить особое внимание. Процедура выдачи не сводилась к простому печатанию «жёлтых папирусов» для любого, изъявившего желание получить вожделенное разрешение. Контрразведчики тщательно проверяли документы всех обратившихся в министерство журналистов. Может, кому-то после таких проверок не то что «папирус» не давали, а вообще приглашали его в следственный кабинет для более тесного общения? Комов, правда, о таких случаях не знал, все русские рано или поздно разрешение получали.

Когда на следующий день Сергей приехал в министерство, выяснилось, что документы всё ещё не готовы. Видать, они с Игорем показался контрразведчикам очень подозрительными личностями. Оператор прежде занимался бодибилдингом, и когда он носил короткую майку, то редко кто из прохожих не бросал заинтересованные взгляды на его накачанные руки.

Проблема разрешилась лишь через пару суток. «Жёлтый папирус» оказался напечатанным на обычной бумаге, а вовсе не на папирусе. Отправляясь в министерство за заветной бумажкой, Сергей решил, что должен ради интереса спросить, отчего всё-таки разрешение называется «жутым папиром», не то этот вопрос будет мучить его не один день, но так и забыл это сделать, обрадованный тем, что получил наконец вожделенную бумагу. У него возникла отчего-то аналогия с «белым билетом», который выдают людям нездоровым, в том числе и психически. «Жёлтый папирус», вероятно, был неким эквивалентом этого документа, ведь нормальные люди не сунутся в те места, куда лезли журналисты. Туда отправиться могли только сумасшедшие, обитающие в «жёлтом доме», – такую мысль высказал оператор.

Вынужденный простой, возникший в связи с ожиданием «папируса», Комов решил использовать с пользой для дела и собрать в своём номере некое подобие «Совета в Филях». Он пригласил в гости коллег из дружественной телекомпании. Они тоже жили в «Москве». Здесь наездами появлялись все российские журналисты. Всё-таки название гостиницы напоминало о Родине.

– Сейчас сюжет отмонтируем, перегоним и заедем, – пообещали коллеги.

Сергей на эту встречу возлагал большие надежды. Информации сербская сторона представляла крайне мало, её приходилось собирать буквально по крупицам, и «сарафанное радио» очень помогало, а кто, как не коллеги, которые провели в Югославии уже дней десять и стали чуть ли старожилами здешних мест, расскажет о том, где стоит снимать, а куда нет смысла ехать?

В запасниках у них была литровая бутылка виски, которую Игорь приобрёл в «Duty Free». Газета, разложенная на столе вместо скатерти, ломти чёрного хлеба, пара банок килек в томатном соусе, варёная картошка, солёные огурцы – как напоминание о родине. С остальной закуской проблему решили в ближайшем продуктовом магазине, купив там мясные и сырные нарезки и банки с консервированными овощами.

– О, смотри, – сказал Сергей, показывая на значок, который продавался в газетном киоске, стоявшем рядом с магазином.

Он приметил его случайно, когда поднял взгляд от пачек газет чуть повыше. На первых полосах газет были фотографии разрушенных мостов, выступающий президент Сербии Слободан Милошевич, ещё что-то – газеты закрывали друг друга, и Комов не мог рассмотреть все фотографии. Он хотел купить одну из газет, пусть они с Игорем почти ничего не понимали по-сербски, но язык этот немного похож на русский, вот Сергей и надеялся, что сможет уловить хотя бы общий смысл написанного в статьях.

На значке был нарисован американский флаг, но вместо звёзд на нем была свастика, а под флагом шла надпись: «Kolombo, ebem tya za radoznale». Первое слово никаких трудностей в переводе не вызвало, второе – тоже, оно ведь по-русски звучало точно так же, только последнее было совсем непонятно. Сергей полез в сумку, достал справочник, на последних страницах которого был словарь. Оказалось, что «radoznale» – это любознательность. Теперь он мог перевести всю фразу. Звучала она примерно так: «Колумб, трахали мы тебя за твою любознательность».

– Ого! – сказал Игорь, прокрутив в голове то, что было написано на значке.

– Берём?

– Конечно. Дайте два.

Зубцов произнёс это с таким же выражением, с каким Киса Воробьянинов, решивший поразить своей щедростью молоденькую девушку, заказал в ресторане два солёных огурца.

Сергей хотел сразу же нацепить значок на майку, потом почему-то передумал и положил его в сумку, но пока они дошли до гостиницы, то дважды встретили людей с такими же значками – видимо, они продавались по всему городу.

Приехавшие коллеги, уставшие и немного возбуждённые, ввалившись в номер, критически осмотрели накрытый стол.

– Виски, конечно, хорошо, – сказал корреспондент, которого звали Глебом. – Но у нас есть кое-что получше, чем это натовское пойло.

Он вытащил из сумки огромный пузырь со сливовицей и водрузил его на стол.

– Вот, – объявил Глеб и испытующе посмотрел на хозяев номера.

– Отлично! – в один голос сказали Сергей и Игорь.

С этим напитком Сергей был хорошо знаком. В Москве несколько дней назад он записывал интервью с послом Югославии в России Бориславом Милошевичем. Тот приходился родным братом местному президенту Слободану, но внешне на него совсем не походил. Глядя на посла, на его великолепные густые седоватые усы, Комов подумал, что именно так должен был выглядеть средневековый славянский витязь. Чтобы сыграть такую роль в историческом фильме, Бориславу не надо гримироваться, ему достаточно надеть кольчугу, остроконечный шлем, взять в руки щит и меч и можно отправляться крушить крестоносцев, потомки которых до сих пор несут его соплеменникам смерть.

После интервью посол подарил Сергею бутылку сливовицы, сказав, что такой в магазине не купишь, её он сам делал. Сливовица действительно оказалась отличной, но впоследствии выяснилось, что почти все спиртные напитки местного производства хороши.

Перед приездом гостей Сергей и Игорь приняли более пристойный вид: натянули джинсы и майки, вот только носки надевать не стали, ходили по номеру босиком. За приобщение к цивилизации пришлось расплачиваться: через несколько минут они стали испытывать сильнейший дискомфорт, точно оказались в подводной лодке, у которой разладилась система очистки воздуха.

Впрочем, гости чиниться не стали, да и знали они друг друга не первый год, и через несколько минут все сняли майки, побросав их на спинку дивана.

Сказать, что встреча оказалась полезна, значит вообще ничего не сказать, потому что через пару часов Комову показалось, что он пробыл в Сербии бог знает сколько времени и знает здесь все ходы и выходы.

Накануне поездки Сергей, чтобы хоть как-то проникнуться местным колоритом, помимо того, что следил за сообщениями информационных лент из зоны конфликта, купил кассеты с фильмами Эмира Кустурицы и просмотрел «Андеграунд», «Время цыган» и «Чёрная кошка, белый кот», который уже видел полгода назад, но решил освежить воспоминания. На всякий случай он взял ещё и «Аризонскую мечту», пусть дело там происходит и в Америке, зато лишний раз можно полюбоваться игрой Джонни Деппа. Из музыки удалось добыть только Горана Брэговича, его произведений Комов наслушался до одурения. Правда, оказалось, что Брэгович босниец, то есть враг тех, кто живёт в Белграде, но для Сергея он всё равно был югославом, как «индеец» Гойко Митич и хорват Иосип Броз Тито. В местных взаимоотношениях вообще черт ногу сломит. Во время Второй мировой войны здесь воевали друг с другом четники, усташи, титовские партизаны. Кто-то из них поддерживал немцев, для кого-то гитлеровцы были злейшими врагами, а итальянцы, выступавшие на стороне стран «оси», были в здешних местах скорее не оккупантами, а своеобразной «буферной зоной», которая хоть как-то мешала местным жителям перерезать друг друга до последнего человека. Со времён детства Сергей помнил кадры из фильма «Освобождение», где по горным тропам, окружённые со всех сторон, идут уставшие и голодные югославские партизаны во главе с Тито. К нему подбегает кто-то из командиров и говорит о том, что впереди дорогу преграждают немцы.

– Будем прорываться! – отдает команду Тито.

На следующем плане показывалась моторизированная немецкая колонна, которая отчего-то вдруг останавливалась, из машин начинали выбегать солдаты и стрелять куда-то вдаль, откуда на них накатывалась волна партизан. Они напали на немцев с тыла, спустившись с отвесных гор по канатам. В последней серии этого фильма приводится число потерь, так вот югославов в войне погибло полтора миллиона. Тогда Сергей думал, что всё это жертвы борьбы с фашизмом. На самом деле самые большие потери принесла югославам междоусобица, в борьбе друг с другом происходили самые ужасные события: у людей выкалывали глаза, их рубили на части, кололи штыками, живьём закапывали в землю, сбрасывали в каменоломни. Главные страдания выпали на долю сербов.

Братоубийственная война вспыхнула с новой силой в девяностых годах двадцатого столетия, когда страна стала распадаться, и процесс этот всё продолжался и продолжался. Если так пойдёт и дальше, Югославия развалится даже не на составлявшие её республики, а на атомы.

Как вообще такое могло случиться в центре Европы в конце двадцатого века? Кадры из клипа Боно и Лучано Паваротти «Мисс Сараево» выглядели какой-то сюрреалистической картинкой. Вот девушка стоит на подиуме и получает корону победительницы, а вот она через несколько лет бежит по развалинам родного города – того города, где ещё совсем недавно проходила зимняя Олимпиада. Комов не мог вспомнить имени ни одного спортсмена, победившего на тех олимпийских играх, разве что наших хоккеистов, ведь в ту пору они выигрывали всё, что только можно выиграть, и просто обязаны были получить в Сараево «золото», но он хорошо помнил эмблему той Олимпиады – маленького симпатичного волчонка. Кажется, его звали «Вук».

Сергей вспоминал события недавних времён и не мог понять, почему недруги упорно не хотят оставить в покое остатки Югославии и многострадальных сербов? Те несколько дней, что они провели здесь с Игорем, уже накрепко запечатлелись в памяти Комова.

На центральной площади Белграда, где стоял Национальный театр, название которого по-сербски звучало очень смешно «Narodno pozorishte», в течение всего дня шли концерты, причём во время бомбёжек, когда люди должны были по идее прятаться в бомбоубежищах, на площади собиралась особенно большая толпа.

«Если вы стреляете, то стреляете по народу» – под этим лозунгом югославы умирали.

От центральной площади шла пешеходная улица Князя Михаила – местное подобие Арбата в Москве. Она упиралась в старую крепость Калимегдан, построенную на слиянии Савы и Дуная. Крепость окружал ров, но воды в нём давно не было, а поскольку в центре города любой квадратный метр земли стоит огромных денег и без дела простаивать не может, то у стен крепости построили баскетбольные площадки.

Эту крепость Сергей запомнил по фильму «Андеграунд». Рядом с ней был зоопарк. В фильме, действие которого происходит во время Второй мировой войны, немцы зоопарк разбомбили, звери разбежались по городу и, наверное, с голодухи нападали на местных жителей, а одна обезьяна всю войну жила в подполье вместе с людьми.

Натовские пилоты в зоопарк ещё не попали. Их главной целью были мосты. Сербы во время бомбёжек выходили на них, думая, что, рука пилота, увидевшего, как много мирных людей стоит на «цели», которую надо уничтожить, дрогнет, и он не станет запускать ракету. Но сидевшие за штурвалами самолётов представители стран развитой демократии предпочитали выполнять приказы своих командиров…

Коллеги рассказали о том, как натовцы разбомбили местное телевидение, комплекс компании RTS. Её сотрудников завалило в обрушившемся здании, и все, кто об этом узнал, бросились к руинам вызволять коллег, но натовский пилот выпустил вторую ракету, и те, кто пришёл спасать пострадавших, тоже оказались под обломками. Погибли десятки ни в чём не повинных людей. Тактика-то у натовцев была старая, испытанная. Её издавна снайперы применяли. Не убивай того, в кого попадёшь первым, пусть он стонет и причитает, к нему на помощь придут другие, вот их-то ты и убьёшь, а потом добьёшь и раненого.

– Какие же они всё-таки суки! – процедил сквозь зубы Глеб. – Да чего я вам всё это на словах рассказываю? У нас картинка есть. Мы это снимали. Хотите посмотреть?

– Давай, – сказал Сергей.

Оператор сбегал за кассетой, потом её вставили в камеру Игоря. Смотреть приходилось в видоискатель, картинка воспроизводилась чёрно-белая. Игорь откинул в сторону резиновый наглазник, чтобы лучше было видно. Получился маленький экранчик с диагональю сантиметров семь, как на очень старых телевизорах, выпускавшихся полвека назад. Чтобы экран казался больше, тогда перед экраном ставили увеличительную линзу, но в их распоряжении подобных приборов не было. Единственное преимущество перед теми, кто некогда смотрел передачи, сидя у таких телевизоров, было в том, что картинка шла чёткая, без помех.

…Комнаты с запылившейся аппаратурой, свисающие куски подвесного потолка. Очевидно, на эту кассету попали ещё и кадры, отснятые в морге. На столах – раздетые мертвецы, кровь засохла на лицах вместе с пылью, нарисовав на них жуткую маску смерти, на груди у каждого – раскрытые документы.

Сергею после таких кадров захотелось сделать плакат с такой же картинкой и с такой же надписью, что и на значке, который он купил, и прийти с этим плакатом к посольству США в Москве. Митинги возле него проходили чуть ли не каждый день. Устраивали их всевозможные партии. В зале заседаний Госдумы их представители устраивали драки с оппонентами, но возле посольства США все обиды забывались, и они были единодушны. Те, кто приходил на митинги, частенько бросали в стену посольства баночки с чернилами или краской, но однажды напротив здания остановился белый внедорожник. Из него вышел мужчина, одетый в камуфляжную форму, вытащил что-то очень напоминающее гранатомёт, направил его в сторону посольства и нажал на спусковой крючок. Кто-то из прохожих снял всё происходящее на видеокамеру.

«Жалко, что у него гранатомёт не сработал», – наверняка такая мысль родились у многих из тех, кто в выпусках новостей наблюдал, как мужчина бросает на асфальт своё оружие, забирается в машину и быстро уезжает. Его, кажется, так и не поймали. А американцы, может, стены своего посольства и отмоют, но отмоют ли они когда-нибудь честь своей страны?

Китайцы в Пекине тоже закидывали посольство США баночками с чернилами, рвали и жгли ненавистный полосатый, как роба арестанта, флаг. Полицейские, окружавшие посольство, нисколько этому не мешали. Ведь в стране с демократическим укладом, каждый волен высказывать свою точку зрения. Вот если бы они стали разгонять митингующих, тогда это стало бы грубейшим нарушением законов. Похоже, сотрудники правопорядка и сами были бы не против запустить чем-нибудь в здание, возвышавшееся у них за спинами, чтобы фасад обрушился, погребая под собой всех, кто прятался там от разгневанной толпы.

Увидев машины с дипломатическими номерами, митингующие не давали им проехать, останавливали, переворачивали. Американцы должны ответить за то, что убили двух сотрудников посольства КНР в Белграде, попав в здание «томагавком»!

Что касается причин этих бомбардировок, то китайцы без труда догадались, откуда ноги растут. Среди плакатов с иероглифами попадались и на английском языке, чтобы те сотрудники посольства, которые не знали китайский, не чувствовали себя ущербными и тоже могли прочитать: «Fuck NATO and USA», а рядышком были нарисованы Билл Клинтон и Моника Левински. Китайцы дорисовали американскому президенту щётку усов, как у Гитлера, а сам портрет поместили в центр свастики. Удивительно, что для обозначения самых циничных поступков всё ещё используют символы фашистской Германии. Американская символика давно уже заслужила право выступать в той же роли.

Какие этнические чистки в Косове? Побойтесь бога! Янки палец о палец не ударят, чтобы спасать кого-то, если это им не приносит дивиденды. Американскому президенту надо было срочно переключить интересы общественности со скандала в Белом доме, в котором он был замешан вместе со своей секретаршей, на что-то другое. Вот Югославия и подвернулась под руку. А то ведь грозил Клинтону импичмент. Ладно, если бы он признался в содеянном. Тогда бы его осудили разве что за то, что не закрутил роман с более привлекательной секретаршей. Хотя, может, в Америке девушек симпатичнее не осталось? Клинтон же поначалу темнил, потом стал мямлить, что «да, куда-то что-то пихал, но не помнит что и куда». Совсем как во время предвыборной гонки, когда его припёрли к стенке и сказали: «Есть сто пятьдесят три свидетеля того, что вы курили травку». Клинтон тогда был вынужден ответить: «Было дело, но я ведь не затягивался!» Теперь он старался показать американцам свою «крутость»…

Центральное телевидение Югославии вещало в последнее время из запасного офиса, совсем как это было в Москве во времена августовских беспорядков 93-го года, вот только Останкино лишь штурмовали, никто его не бомбил и не разрушал.

Многим позже Сергей узнал, что рядом с тем местом, где стояло здание RTS, в память о погибших поставили памятник…

На Белградских улицах часто попадались таблички с надписями «бомбоубежище» и стрелкой, показывающей, где надо искать спасение, но сербы из чувства гордости туда не ходили и предпочитали умирать на улицах. Такое отношение к жизни и смерти отчего-то ассоциировалось у Комова со штыковой атакой – люди не стреляют лишь оттого, что у них не осталось патронов, а смерть когда-нибудь настигнет всех, даже тех, кто в эти мгновения, прячась за железным щитком, поливает бегущих на чужие окопы длинными очередями из пулемёта. Даже тех, кто несёт под крыльями своего самолёта ракеты.

А как ещё сербы могут показать врагу, что они не сломлены? Вот если бы натовцы шли по горным ущельям и до них можно было добежать, пусть даже и под пулемётным обстрелом...

– С монтажами – проблема, – говорил Глеб. В комнате уже плавали клубы сигаретного дыма, а из пепельницы вываливались окурки. – На местном телевидении такие деньги за монтаж просят, что с ума сойти. Ещё надо специальное разрешение получать. Делаешь материал, отвозишь кассету в особый отдел, там её просматривают и ставят печать, разрешающую перегон, а без этого – никто перегонять не станет.

– Муторно, – сказал Сергей. – Времени и так всегда не хватает, а тут ещё ждать, пока тебе разрешат материал согнать. Что там они хоть проверяют? Вдруг засняли что секретное?

– Типа того.

– Тебе что-то не разрешали гнать?

– Не совсем. Просто кассету после проверки не успеваешь просмотреть, начинаешь перегонять и тут вдруг замечаешь, что нескольких кадров нет. Кадры эти затерли, а вместо них – чёрное поле, так и приходится гнать. В Москве подчистку закрывают из той картинки, что у них есть.

– Забавно… Но кадры-то убранные на исходных кассетах остаются, можно их восстановить. На кассете печать уже есть, никто и не заметит.

– Можно, но очень рискованно. Прокатит один раз, но во второй – вряд ли, засекут. Зачем лишние проблемы? К тому же, может, у кого и есть монтажная пара, на которой можно вставить затёртые кадры, но у нас такой нет, а на тех студиях, где мы материалы свои собираем, сербы затёртые кадры вновь вставлять не будут. Им такие проблемы ещё меньше, чем нам, нужны.

– Насчет перегонов и монтажа… Нам-то как быть? Помочь чем можете? – спросил Сергей. Он уже решил, что первый сюжет, а может, и несколько, будет снимать в самом Белграде. Люди на мостах и концерт в центре города во время бомбёжек того стоили.

– Вы когда собираетесь к работе приступить?

– «Жёлтый папирус» ещё не дали. День-два придётся подождать.

– Ясно… Что касается перегонов – то придётся через центральное телевидение, но они это по безналу делают, так что у тебя голова об оплате болеть не будет. Всё контора сделает. Только им сообщи, чтобы гарантийное письмо прислали.

– Само собой, – кивнул Комов.

– А что касается монтажа, то есть тут один клиент… Он нам студию организовал. Думаю, и вам поможет.

Корреспондент достал из кармана мобильный телефон. Нужный номер, судя по тому, сколько он нажал клавиш, был занесён в память.

– Милош, привет, это Глеб… Нет, нам сегодня студия уже не нужна, но я тут русских коллег встретил, вот им студия понадобится, не сегодня, а дня через два, ну и дальше тоже. Я им твой телефон оставлю? – после паузы, во время которой неведомый Милош, видимо, дал утвердительный ответ, Глеб продолжил: – Они тебе позвонят. Зовут их Сергей и Игорь. Сошлются на меня. Ты тогда им студию для монтажа посоветуй?.. Да, им нужно примерно то же самое, что и нам… Вот и хорошо, а я с тебя за найденных клиентов, сдеру проценты… Шучу. Шучу! Всё, пока… Ну вот, всё и разрешилось, – сказал Глеб, протягивая телефон Комову. – Записывай номер. Зовут его, как ты слышал, Милош. Парень хороший. Случайно в баре неподалеку отсюда познакомились. Он, кстати, если тебе нужно, и чек выпишет на оплату монтажа. Просил только, чтобы ты звонил заранее, если это, конечно, можно.

– Чек, конечно, будет нужен, – сказал Сергей, потому что кому же хочется оплачивать монтаж сюжета из собственных средств, что он для себя это делает? А если нет чека, то бухгалтерия эти расходы не возместит. Хотя можно написать служебную бумагу, подписать её у начальства, она послужит заменой чеку, но очень не хотелось по кабинетам бегать. – А «заранее» – это накануне вечером? – спросил он, записав номер телефона в память своего мобильника.

– Ну нет, не так радикально. За несколько часов. Так всё-таки и ему, и вам спокойнее будет. Но если тебе студия позарез нужна, Милош её и побыстрее организует. У нас такое пару раз случалось.

– Это не проблема, всё равно мы под эфир завязаны. С утра буду ему говорить – во сколько мне монтаж будет нужен и во сколько перегон.

– Вам ещё и водитель, наверное, понадобится? Такой, что согласится и за город поехать, а может, и туда, где сербам показываться не стоит, – Глеб точно закидывал удочку с живцом.

– У тебя и такой на примете есть? – оживился Сергей, потому что за несколько минут решались практически все его проблемы.

– Записывай, – сказал корреспондент и продиктовал номер. – Зовут водителя Радко. У него в распоряжении «Мерседес-220». Машина почти новая, ей ещё и двадцати лет нет.

– Ха! Не развалится? – спросил Комов, хотя он-то был готов ездить на чём угодно.

– Ну что ты! – развёл руками Глеб. – Кстати, что касается бомбёжек, то они случаются сугубо по ночам. Делается это, чтобы измотать местное население. Когда несколько ночей подряд не поспишь, сам понимаешь, какое у тебя будет состояние. Но сербы держатся. Некоторые ходят как сомнамбулы, чуть ли не на прохожих на улице натыкаются, но держатся. Ну и мы тоже мало спим, а вот натовские пилоты, днями, наверное, валяются по койкам вместе с проститутками.

– Или с сослуживцами, – ввернул Игорь. – Недаром же американцев прозвали пендосами. Хотя, у них и бабы служат. Правда, тех, кого я встречал, впору снимать в фильмах ужасов, а уж такие очень любят представительниц своего пола...

– Обычно, о предстоящем налёте предупреждают по телевизору, – улыбнувшись, продолжал Глеб. – Если во время трансляции любого канала, в верхнем правом углу появляется… – корреспондент посмотрел на работающий телевизор. Он был включён «для фона», а звук его был приглушён, – …маленький силуэт самолёта или ракеты, – продолжил после паузы Глеб, – то это означает, что надо ждать подарков от натовских лётчиков.

Сергей бросил взгляд на экран телевизора и к ужасу своему увидел, что в правом верхнем углу мигает силуэт самолёта. Более опытные коллеги тоже должны были это заметить, и всё-таки они никуда не бежали, а продолжали преспокойно есть и пить. Пир во время чумы какой-то…

– Так что, сейчас бомбить будут? – спросил Комов, показывая на экран.

В эту секунду по всему городу начали завывать сирены, как будто хотели отпугнуть приближающийся самолёт.

– Минут через пять прилетит, гад, – пояснил Глеб. – Представляете, как мы тут живём? Никаких нервов не хватит. Налёты за ночь по нескольку раз случаются. От бессонницы голова дуреет, глаза красные у всех… Когда домой приеду, то буду спать беспробудно столько, сколько смогу. Все телефоны отключу.

– А в бомбоубежище вы, значит, не ходите?

– Ой, ну зачем? Сербы туда тоже не ходят. Давайте лучше выпьем за то, чтобы на самолёт, который летит сейчас бомбить Белград, обрушился гнев Божий.

Глеб, произнося последние слова, встал с кресла, вытянул вперёд руку со стаканом, словно это был крест, а во фразе «обрушился гнев Божий», протянул, насколько получилось, гласные, точно проповедь читал. В эту секунду он отчего-то напомнил Сергею Арамиса, вернее, актёра Старыгина, который в старом фильме про мушкетёров примерно такими же словами втолковывал истину разбойникам, что хотели его задержать.

Все подняли стаканы, успели чокнуться, и даже осушить их.

Комов стоял возле окна, изредка поглядывая на ночной город. Там особо не заботились о светомаскировке. Ведь современные ракеты и в темноте найдут цель. Но та, которую успел-таки увидеть Сергей, то ли сбилась с курса, то ли её сознательно запускали в центр Белграда…

Комову показалось, что она взорвалась прямо возле стен гостиницы, хотя, если бы такое случилось, то отель бы рухнул.

Сергея ослепила вспышка, он закрыл глаза, крикнул что-то наподобие «ложись» и повернулся спиной к окну. В тот же момент его осыпало осколками, которые стали впиваться в кожу куда как больнее, чем комары. Тёплая волна ударила в спину так, что Комов потерял опору под ногами. Его впечатало в стену, от удара перехватило дыхание и, оседая на пол, Сергей несколько мгновений не мог вдохнуть, испугавшись, что пыльный воздух никогда уже не попадёт в лёгкие. В довершение, на него упала выбитая взрывом оконная рама, к счастью, уже почти без стёкол. Комов сидел в ней точно посредине, похожий на ожившую картину. Он чувствовал, как саднит кожу на руках, спине и немного – на щеке, попробовал потрогать лицо ладонью и наткнулся на какой-то заусенец, торчавший из щеки. Прикосновение было болезненным, а когда Сергей посмотрел на ладони, то на них оказалась кровь.

– Не трогай! – услышал он сквозь звон в ушах голос Глеба. – Ща тебя лечить будем. У вас аптечка есть?

Сергей не слышал, что ответил Игорь, но аптечки в полном понимании этого слова у них не было, они не взяли даже бинты, а только пластырь и ещё какие-то таблетки от желудка – на тот случай, если съедят какую-нибудь гадость, но здесь готовили очень вкусно.

Очевидно, Глеб сбегал в свой номер за аптечкой или послал туда своего оператора, но через считанные минуты он, вооружившись пинцетом и ваткой с дезинфицирующим раствором, уже обрабатывал раны коллеги.

– Ай!.. – выдыхал Сергей, когда корреспондент выдёргивал у него из спины очередной осколок стекла.

– Не стони… – приговаривал Глеб. – Всё фигня! Посекло тебя не сильно. Раны не глубокие. Царапины!

В дверь номера заколотили. Выяснять, кто пришёл и что ему нужно, на правах хозяина отправился Игорь.

– У нас спрашивают, всё ли в порядке и нужна ли помощь? – закричал он с порога.

– Пусть окно вставят. Скажи, что у вас раму с окном выбило, – откликнулся Глеб.

Вскоре Игорь, закрыв дверь, вернулся.

– Сказали, что придут завтра утром.

– Чёрт… – сказал Сергей. – Целую ночь без окна, нас же комары сожрут…

– Вот если бы у вас окно открыто было, – назидательно произнёс Глеб, – то тогда бы его взрывной волной не вырвало. Мы с открытыми окнами спим.

– А комары?

– Привыкли уже. Вы тоже привыкайте.

– Попробуем… – без особого энтузиазма согласился Комов.

 

Глава 2