Очерствевает сердечная почва.

На сердце тело надето,

На тело — рубаха.

Но и этого мало!

Один —

идиот! —

Манжеты наделал

И груди стал заливать крахмалом.

Под старость спохватятся.

Женщина мажется.

Мужчина по Мюллеру мельницей машется.

Но поздно.

Морщинами множится кожица.

Любовь поцветёт,

Поцветёт —

И скукожится.

Мальчишкой

Я в меру любовью был одарённый.

Но с детства

Людьё

Трудами муштровано.

А я —

Убёг на берег Риона

И шлялся,

Ни чёрта не делая ровно.

Сердилась мама:

«Мальчишка паршивый!»

Грозился папаша поясом выстегать.

А я,

Разживясь трёхрублёвкой фальшивой,

Играл с солдатьём под забором в «три листика».

Без груза рубах,

Без башмачного груза

Жарился в кутаисском зное.

Вворачивал солнцу то спину,

То пузо —

Пока под ложечкой не заноет.

Дивилось солнце:

«Чуть виден весь-то!

А тоже —

С сердечком.

Старается малым!

Откуда

В этом

В аршине

Место —

И мне,

И реке,

и стовёрстым скалам?!»

Юношей

Юношеству занятий масса.

Грамматикам учим дурней и дур мы.

Меня ж

Из 5-го вышибли класса.

Пошли швырять в московские тюрьмы.

В вашем

Квартирном

Маленьком мирике

Для спален растут кучерявые лирики.

Что выищешь в этих болоночьих лириках?!

Меня вот

Любить

Учили

В Бутырках.

Что мне тоска о Булонском лесе?!

Что мне вздох от видов нА море?!

Я вот

В «Бюро похоронных процессий»

Влюбился

В глазок 103 камеры.

Глядят ежедневное солнце,

ЗазнАются.

«Чего, мол, стоют лучёнышки эти?»

А я

За стенного

За жёлтого зайца

Отдал тогда бы — всё на свете.

Мой университет

Французский знаете.

ДЕлите.

Множите.

Склоняете чудно.

Ну и склоняйте!

Скажите —

А с домом спеться

Можете?

Язык трамвайский вы понимаете?

Птенец человечий

Чуть только вывелся —

За книжки рукой,

За тетрадные дести.

А я обучался азбуке с вывесок,

Листая страницы железа и жести.

Землю возьмут,

Обкорнав,

Ободрав её, —

Учат.

И вся она — с крохотный глобус.

А я

Боками учил географию, —

Недаром же

Наземь

ночёвкой хлопаюсь!

Мутят Иловайских больные вопросы:

— Была ль рыжа борода Барбароссы? —

Пускай!

Не копаюсь в пропЫленном вздоре я —

любая в Москве мне известна история!

Берут Добролюбова (чтоб зло ненавидеть), —

Фамилья ж против,

Скулит родовая.

Я

Жирных

С детства привык ненавидеть,

Всегда себя

За обед продавая.

Научатся,

Сядут —

Чтоб нравиться даме,

Мыслишки звякают лбёнками медненькими.

А я

Говорил

С одними домами.

Одни водокачки мне собеседниками.

Окном слуховым внимательно слушая,

Ловили крыши — что брошу в уши я.

А после

О ночи

И друг о друге

Трещали,

Язык ворочая — флюгер.

Взрослое

У взрослых дела.

В рублях карманы.

Любить?

Пожалуйста!

Рубликов зА сто.

А я,

Бездомный,

Ручища

В рваный

В карман засунул

И шлялся, глазастый.

Ночь.

Надеваете лучшее платье.

Душой отдыхаете на жёнах, на вдовах.

Меня

Москва душила в объятьях

Кольцом своих бесконечных Садовых.

В сердца,

В часишки

Любовницы тикают.

В восторге партнёры любовного ложа.

Столиц сердцебиение дикое

Ловил я,

СтрастнОю площадью лёжа.

Враспашку —

Сердце почти что снаружи —

Себя открываю и солнцу и луже.

Входите страстями!

Любовями влазьте!

Отныне я сердцем править не властен.

У прочих знаю сердца дом я.

Оно в груди — любому известно!

На мне ж

С ума сошла анатомия.

Сплошное сердце —

Гудит повсеместно.

О, сколько их,

Одних только вёсен,

за 20 лет в распалённого ввалено!

Их груз нерастраченный — просто несносен.

Несносен не так,

Для стиха,

А буквально.

Что вышло

Больше чем можно,

Больше чем надо —

Будто

Поэтовым бредом во сне навис —

комок сердечный разросся громадой:

Громада любовь,

Громада ненависть.

Под ношей

Ноги

Шагали шатко —

Ты знаешь,

Я же

Ладно слажен, —

И всё же

Тащусь сердечным придатком,

Плеч подгибая косую сажень.

Взбухаю стихов молоком

— и не вылиться —

Некуда, кажется — полнится заново.

Я вытомлен лирикой —

Мира кормилица,

Гипербола

Праобраза Мопассанова.

Зову

ПоднЯл силачом,

Понёс акробатом.

Как избирателей сзывают на митинг,

Как сёла

В пожар

Созывают набатом —

я звал:

«А вот оно!

Вот!

Возьмите!»

Когда

Такая махина ахала —

Не глядя,

Пылью,

Грязью,

Сугробом, —

Дамьё

От меня

ракетой шарахалось:

«Нам чтобы поменьше,

нам вроде тангО бы...»

Нести не могу —

И несу мою ношу.

Хочу её бросить —

И знаю,

не брошу!