Революция языка и политическая революция (Маркс и Малларме)

Существует интересная аналогия между двумя высказываниями: революционного теоретика Карла Маркса и французского поэта-символиста Стефана Малларме.

Маркс утверждал, что "раньше философы стремились объяснить мир, мы должны его изменить". Стефан Малларме полагал, что "необходимо изменить язык" (франц. "Il faut changer la langue"). Эти два проекта революции – социально-политической и эстетической – с точки зрения структурализма, функционально суть одно и то же. "Изменить язык" означает изменить парадигму, т.е. радикально упразднить одно мировосприятие и утвердить другое, альтернативное. Социальная и политическая революция начинается с изменения языка, а если она удается, она обязательно реформирует язык окончательно. Изменение властных структур отражается в изменении языка, но верно и обратное: парадигмальное изменение языка сказывается на структуре политической власти.

Политическое учение Маркса построено на том, как изменить классовую природу власти, перейти от доминации капитала к диктатуре пролетариата. Это предполагает смену парадигм. То, что было "дополнением" в буржуазном обществе, должно опрокинуть социально-экономическую иерархию и занять место "подлежащего". Но это уже другой язык, и он требует новой грамматики.

Стефан Малларме и другие поэты-символисты в своих поэтических экспериментах ломают грамматику языка, уводя читателей в миры намеков, догадок и парадоксов. Подчас трудно понять, где подлежащее, где дополнение – искусные манипуляции со словом создают эффект новой реальности, свободной от банальных клише рассудка. Эстетическая революция символизма – прямой функциональный аналог революции политической. В ХХ веке художественное движение сюрреалистов, продолжавшее линию символизма, напрямую слилось с коммунистическим движением (А.Бретон, П.Элюар и т.д.).

Сходства и различия в парадигмальных подходах "новых левых" и традиционалистов

Мишель Фуко подробно развил тему власти и языка в работах "Порядок дискурса", "Надзирать и наказывать", в нескольких томах "Истории сексуальности" и в программной книге "Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности". Для того, чтобы понять специфику отношения "новых левых" (к числу которых принадлежит Фуко) к власти, надо иметь в виду общую для социалистов (коммунистов) программу – преодоления буржуазного порядка вещей с параллельной классовой интерпретацией добуржуазных обществ.

В эту модель внес существенную поправку Жорж Батай, который внимательно изучал традиционалистов (в том числе труды Рене Генона), и развивал тезисы Руссо в русле прославления "примитивных культур".

Именно Батай ввел в "новый левый" контекст многие темы, до этого остававшиеся характерными признаками традиционализма ("сакральное", "инициация", "тайные общества"), и таких авторов, как Фридрих Ницше или Иоганн Бахофен. В интерпретации Батайя, изначальные сакральные культуры живут в гармонии с миром, но она нарушается при первых признаках рационализации общественных отношений, что порождает эксплуатацию, отчуждение, иерархию и, в конце концов, приводит к капитализму. В данном случае мы имеем дело с качественной оценкой "пещерного коммунизма" Маркса, сближающейся с позитивной оценкой сакральных культур у представителей "фундаментального консерватизма". Но отношение к дальнейшим этапам развития общественных институтов – кастовое общество, рабовладельческий строй, феодализм – снова разводит традиционалистов и "новых левых" по разные стороны баррикад. Прочтение Ницше "справа" (например, Юлиусом Эволой) дает позитивное восприятие принципа "власти" и "воли к власти", а прочтение его "слева" (Батай, Фуко, Делез и т.д.), напротив, видит в этом зародыш "отчуждения", "репрессии", "рассудочности" и "власти капитала"¹.