Молчаливое большинство хранит следы древних языков

Следует остановиться несколько подробнее на феномене "шудр", безгласных, невнятных, социально "мычащих" масс. Одна из наиболее убедительных гипотез о происхождении касты шудр в индуизме, – и шире, о происхождении института "рабства", в какой-то мере являющегося аналогом касты шудр в других типах традиционного общества, – утверждает, что изначально эта каста формировалась из иноплеменников, завоеванных или взятых в плен в результате военных действий или набегов⁴.

Это очень важный момент: социально безгласными оказываются изначально люди, которые не понимают языка победителя, так как говорят на другом, своем собственном языке. Попав в поле силового контроля другого языка, они теряют право голоса и понимания сразу в двух смыслах: политическом и лингвистическом. Их собственный язык приравнивается победителями к "неязыку", к "тарабарщине", к "немоте" (сравни старославянское слово " немцы ", обозначавшее ранее всех иностранцев – от слова " немой ", " немота "). Можно предположить, что эта изначальная лингвистическая ситуация замораживается в институте рабства (каста шудр), и языковая инаковость приравнивается к низшей касте, закрепляется как таковая. Поколения потомков первых завоеванных народов, уже вполне освоившие преобладающий разговорный язык, все равно остаются в униженном положении, и система политического языка институционализирует социально те обстоятельства, которые ранее были лингвистическими.

Такое понимание низших каст (масс) приводит к очень интересному выводу: то, что воспринимается как " неязык " является изначально " языком ", но только " иным языком ". Следовательно, видимость хаоса есть следствие незнания о конкретном коде порядка. Те этнические группы, которые интегрируются в общество победителей на негативной основе (без признания их идентичности), переходят искусственно в состояние "безмолвия" и "неразумности", с нулевым индексом политической эпистемологии⁵.

Но если бы мы захотели исследовать систему политического "безмолвия" более пристально, мы обнаружили бы в ней – подчас полустертые – останки иной языковой системы (в широком смысле – иной символизм, иное представление о структуре Политического и т.д.).

Такая картина имеет прямую параллель и в парадигмальном смысле. Шудры, рабы ("массы"), будучи инертны к доминирующему дискурсу и слабо рациональны в процессе политического выбора, при этом являются не просто фоном и "белым шумом" общества, но носителями теневых, полустертых парадигм, фрагментов предшествующих языков, помещенных в подземные регионы полузабытых смыслов. Это поле составляет "политическое бессознательное", а на уровне традиционного общества – это фрагменты предшествующих форм традиции, обрывочные культы "старых богов".

Именно по той причине, что "пустые", "безмолвные" и "неразумные" массы являются таковыми лишь по отношению к языку властной элиты, а на самом деле, они продолжают оставаться носителями глубоких архаических парадигмальных пластов (систем древнего символизма), контрэлита, носители "параллельной сакральности" и парадигмального нонконформизма часто обращаются к ним в поисках опоры для осуществления революционных замыслов и находят в них эту опору. Здесь они ищут не материальной поддержки и податливой ко всему некритичной инерциальной косности, но спящих парадигм, полузабытых языков, активация которых способна вызвать к жизни глубинные и действенные энергии древних символических систем. В таких случаях мы имеем дело с "сатурналией"^*, с " эвокацией^* древних божеств ", которых правящие элиты обычно помещают в "ад", в "подземный мир". В революции масс всегда участвует этот древнейший архаический элемент.

Многие крестьянские восстания в Китае были вдохновлены даосскими монахами, которые таким образом протестовали против доминации конфуцианской системы. Чернь и шудры были парадоксальной опорой для шиваитов – индусского направления самого крайнего индусского мистицизма. Христианство в первые века находило широкую поддержку римского плебса, рабов, покоренных римлянами народов.

В этом смысле, показательно, что первая страна, где удалось осуществить большевистскую революцию, была аграрной, населенной архаическими массами, которые переинтерпретировали революционный язык марксизма в соответствии с очень древними архетипами и национал-сектантскими парадигмами и т.д.⁶