Конформизм политического языка

"Политический язык" в конкретном обществе может быть двух видов – конформный и нонконформный. В любой общественной системе существует определенная доминирующая политическая парадигма, которая предопределяет проявление власти в сфере языка. В разных типах общества мы имеем дело с религией, традицией, идеологией и т.д. Но в любом случае есть матрица, определяющая, какой "политический язык" является властвующим, общеобязательным и требующим по отношению к себе конформизма. Очевидно, что "политический язык" Византии, Западной Римской Империи, богомильского княжества Боснии и исламского халифата были различными. Точно так же дело обстоит и в современных обществах.

Конформный "политический язык" предполагает, что использующий его – самим этим фактом – признает парадигму, лежащую в его основе, считается с ее закономерностями, ограничениями и логикой. Например, в христианском государстве (обществе) от любого члена общества требуется не ставить под сомнение догматы о Воплощении, Пресвятой Троице, Воскресении и т.д. В тоталитарном советском обществе не подлежали сомнению "истины" исторического и диалектического материализма, учение о смене экономических формаций и т.д. Понятно, что об этих предметах в повседневной жизни и даже в политике говорилось довольно мало, но парадигмальное признание правомочности религиозных или идеологических предпосылок оказывало серьезное и глубокое влияние на всю систему Политического. Степень политической и идеологической индоктринации и ее формы были весьма различны, и в разных обществах "политический язык" проникал в общество с разной степенью глубины. Но в любом случае, значение конформизма "политического языка" проявлялось со всей очевидностью, как только возникал дискурс, парадигмально конфликтующий с идеологией власти.

Конформизм "политического языка" является внешней стороной политизации общества. Он существует всегда, и любое общество ориентируется на систему, которую в терминах либеральной "soft ideology" принято называть не " господствующей идеологией ", но " нормами политической корректности ".

Конформистская ирония масс

Здесь есть очень интересный момент: на уровне массы, на уровне объекта языка, максимально удаленного от понимания парадигм "политического языка", конформизм является формальным. "Политический язык" здесь используется фрагментарно и подчас интерпретируется в системе координат, сопряженной с инерциальными останками предшествующих политических систем, архаическими структурами, спецификой разговорного языка как такового. Требующий от масс конформизма "политический язык" сталкивается здесь со своего рода " политическим бессознательным ", которое существенно искажает и видоизменяет его структуры, перетолковывает их на свой лад.

Здесь мы соприкасаемся с тем же явлением, которое отметили выше: одна парадигма со всей совокупностью построенных на ней высказываний может быть истолкована исходя из другой, альтернативной парадигмы (ее отвергающей) или более глубокой парадигмы (ее интегрирующей). На уровне интеллектуальных элит речь шла о фундаментальном умственном усилии, с помощью которого происходит осмысление глубинных парадигмальных структур различных идеологий. На уровне масс осуществляется нечто аналогичное, но не за счет напряжения мысли, а за счет интеллектуальной пассивности, уклонения от рационального освоения грамматики "политического языка", за счет ироничного саботажа масс прямолинейных дискурсивных декретов власти.

Массы аккумулируют различные парадигмы, совмещая их в гротескном ансамбле. Каждый новый "политический язык", который они вынуждены принимать, постепенно растворяется в "языковом бессознательном", и если правление этого языка длится долго, то "бессознательное" постепенно его видоизменяет, а если его сменяет новая версия, то фрагменты последней так же сливаются с общей стихией затонувших в бессознательном парадигм.

Поэтому следует различать – конформизм элит, который предполагает активное освоение нормативов "политического языка", своего рода, "политическую грамотность", и конформизм масс, который, как правило, под покровом повиновения скрывает в себе безразличие, отчуждение и иронию.

В качестве примера можно привести восприятие русским простонародьем и особенно сектантами – большевистской революции. Схоластика марксизма была в то время совершенно чужда и непонятна массам, и все события интерпретировались в привычных понятиях – "рай на земле пришел", "конец света наступил", "солнце теперь будет вместо нас работать" (см. А.Платонов "Чевенгур") и т.д.