Концепция мира и человека в системе нравственных ценностей в «деревенской» прозе. Рассказы В.Тендрякова

Владимир Федорович Тендряков 1923-1984. Кончина Повесть (1968)

Действие разворачивается в селе Пожары колхоза «Власть труда». Народ собирается у дома умирающего председателя. Евлампий Никитич Лыков был знаменит не только в области, но и в стране. Все понимают, что грядут перемены, и вспоминают те тридцать лет, что Лыков возглавлял колхоз.

Появляется и уже пять лет не выходивший из избы старик Матвей Студенкин, первый председатель. Это он проводил в селе коллективизацию, организовал коммуну. Сторонников у коммуны сначала было немного, но собралась вокруг него «голосистая бедняцкая вольница», неожиданно поддержал молодой, быстро разбогатевший Иван Слегов. Целью Студенкина было «бить контру», а не налаживать новое хозяйство. Он сидел в правлении, а мужики не хотели работать в поле. Кулаки пытались убить его, но по ошибке вместо него в бане заживо сожгли жену. Он же насильно сгонял всех в колхоз. Но когда пришло время выбирать председателя новообразовавшегося колхоза, выбрали не его, а его помощника Пийко Лыкова. С тех пор тот и возглавлял колхоз, а Матвей Студенкин работал потом конюхом. Теперь его вряд ли кто и помнил.

Приходит к умирающему и второй после него человек в колхозе, бухгалтер Иван Иванович Слегов. Когда-то он сам мечтал принести счастье родному селу. Вернувшись домой после гимназии, когда в селе царила послереволюционная разруха, он сумел разбогатеть, совершив невероятный для деревни обмен лошади на поросенка, и стал разводить свиней. Но ему хотелось счастья и богатства для всех. Потому он и вступил в колхоз. Однако мужики ему не верили. Его породистый скот погиб в колхозе, да и сам Иван уже не имел того вида, что прежде. Тогда он решил отомстить — поджечь колхозную конюшню. Но на месте преступления его застал председатель и огрел оглоблей, а потом сам же отвез в больницу. Рассказывать никому не стал, а взял Ивана, у которого был перебит позвоночник, к себе в счетоводы. Так всю жизнь и просидел калека в правлении колхоза.

С мудрым хозяйствованием Ивана и лыковским подходом к людям они в первый же год добились урожая. У колхоза был хлеб, когда вокруг свирепствовал голод. Излишки сразу же пошли в обмен на кирпичи для коровника, постепенно закладывались основы колхозного благосостояния.

Пийко умел с нужными людьми общий язык находить. Но нашелся и у него враг — секретарь райкома Чистых. Он собрался было снять Лыкова с должности. Но тут состоялось крупное областное совещание колхозников, где Лыкову удалось отличиться. Потом — съезд колхозников-ударников в Москве, даже на фотографию с самим товарищем Сталиным пролез. Но оказалось, что все могущественные друзья Лыкова — враги народа. Чистых и под него клин подбивал, да сам угодил в лагеря. Лыков вышел победителем, его стали бояться.

Неожиданно у смертного одра председателя разгорается скандал. Вечно тихая и молчаливая жена Лыкова Ольга обрушивается на пришедшую прощаться секретаршу Альку Студенкину, бывшую любовницу председателя, а ныне его «сводню». Пока происходит скандал, Лыков умирает. Иван Слегов спорит о замене с заместителем Лыкова, сыном того самого Чистых, Валеркой, когда-то пойманным на воровстве, но прощенным и служившим Лыкову верой и правдой. Слегов называет человека, чье имя нельзя произносить в этом доме, племянника председателя, Сергея Лыкова.

Этого человека все считали удачливым. Счастливое детство в богатом дядином колхозе. Потом война, и тоже повезло — за всю войну ни одной царапины. Когда вернулся, колхоз отправил его в Тимирязевскую академию учиться на агронома: дядя хотел иметь в колхозе своего кандидата наук, а то и профессора. Но, отлично отучившись два курса, Сергей вернулся домой, спасать соседнюю деревню, в которой царил голод. В это время как раз укрупняли колхозы, и соседняя Петраковская вошла во «Власть труда». Сергей попросился туда бригадиром. Бригада была переведена на хозрасчет — за помощь в технике и семенном зерне они должны были расплачиваться из урожая. Но Сергею удалось заронить надежду в души баб, которые уже много лет ничего не видели в жизни. И произошло чудо — хлеб в Петраковскои уродился лучше, чем в Пожарах. Тут и заметил его Иван Слегов, увидел в нем себя молодого. Но Сергей не боялся, что его не поймут, потому что не на свои силы рассчитывал, не себя народным героем считал, а в баб петраковских верил. «Фитиль без лампы гореть не будет».

Но на следующий год дядя Евлампий во время сева снял с Петраковской технику. Сев был завален. Сергей с бригадиров был переведен в помощники бригадира, а надежды петраковцев угасли, и кажется, навсегда. Сергей заливал горе водкой. В это время вспыхнула его любовь к бывшей помощнице Ксюше Щегловой. Он хотел уехать, но она не могла оставить мать и просила Сергея повиниться перед дядей. Выхода не было. Причиной неожиданной счастливой развязки становится дядино увлечение Ксюшей. Поединок дяди и племянника перерастает в рукопашную Сергея с шофером и холуем председателя Лехой Шабловым: обычно именно так решались проблемы в Пожарах. Силы были неравные, и Сергей оказался в канаве без сознания. Пришлось вытерпеть и дядино презрение: пьяным в канаве валяешься. Но узел развязался — Ксюша переехала в Петраковскую.

Умирает Евлампий Лыков. В ту же ночь умирает и Матвей Студенкин. Одна остается Алька Студенкина. Сыновья председателя, по обыкновению напившись пьяными, в ту же ночь топорами забивают верного холуя Леху Шаблова, когда-то высекшего старшего сына посреди улицы за непочтение к отцу. Рекомендуя Сергея, заканчивает свою карьеру Слегов. Колхоз хоронит председателя. Но бой не кончен, с умершими тоже приходится спорить. И Сергею вести этот бой.

 

 

8. Литература эпохи «застоя». Политические процессы над писателями (Синявский-Даниэль, Бродский, Ратушинская). Повесть Н.Аржака «Говорит Москва!».

Период застоя - 1965—1985 гг.

Советская культура при Л. И. Брежневе развивалась во многом по инерции, заданной ей предыдущим периодом («оттепелью»). В 70-е г. все отчетливей наблюдается разделение культуры на официальную и 'подпольную', государством не признанную. В сталинские годы не признаваемой государством культуры существовать не могло, а неугодные деятели попросту уничтожались. Теперь, когда таких грубых методов можно было избежать. Оказать давление на неугодного можно было легко, лишив доступа к зрителю, читателю. Большинство писателей как правило оказывались в пограничном пространстве между официальной и неофициальной культурой. Поэтому достаточно было небольшого намека, и издательства прекращали принимать рукописи. Можно было не расстреливать, а вынудить уехать заграницу и объявить после этого предателем.

Среди писателей, творчество которых не вызывало отрицательной реакции у государства и чьи произведения широко издавались, наибольшим читательским интересом пользовались Ю. В. Трифонов, автор повестей 'Обмен' (1969 г.), 'Предварительные итоги' (1970 г.), 'Другая жизнь' (1975 г.); В. Г. Распутин 'Деньги для Марии' (1967 г.), 'Живи и помни' (1974 г.), 'Прощание с Матерой' (1976 г.); В. И. Белов 'Привычное дело' (1966 г.); В. П. Астафьев 'Царь-рыба' (1976 г.). Распутина, Белова и Астафьева называют обычно писателями-деревенщиками. В творчестве 'деревенщиков' по-новому начинает звучать тема сельской жизни. Их произведения психологичны, наполнены размышлениями над нравственной проблематикой.

На военные тему писали К. М. Симонов (продолж. 'Живые и мертвые', 'Солдатами не рождаются', 'Последнее лето' (1970 г.), Ю. В. Бондарев ('Горячий снег'), Б. Л. Васильев (повесть 'А зори здесь тихие.').

САМИЗДАТ: в 1978 г. группа писателей самостоятельно выпустила литературно-художественный альманах 'Метрополь'. (В. Аксенов, А. Битов, Ф. Искандер, В. Ерофеев) Расплата - многолетний запрет на публикации в СССР.

В списках и машинописных копиях расходились по стране произведения Александра Исаевича Солженицына (род. 1918 г.). В 70-е из под его пера выходит рассказ 'Матренин двор', романы 'В круге первом', 'Раковый корпус', 'Архипелаг ГУЛАГ'. После памятной публикации в 'Новом мире', дозволенной личным распоряжением Н. С. Хрущева, в застойные годы советская печать больше не издавала Солженицына. Его произведения выходят за границей. Это чрезвычайно раздражает советское руководство. В 1969 г. его исключают из Союза писателей. Присуждение ему в 1970 г. Нобелевской премии по литературе и публикация за рубежом романа 'Архипелаг ГУЛАГ' приводят к тому, что писателя насильно выдворяют из страны.

Уехать пришлось и Иосифу Александровичу Бродскому (1940-1996). Его творчество и сама его личность раздражали официальные круги не меньше, чем Солженицын. Причина - исключительная оригинальность После фельетона 'Окололитературный трутень' в газете 'Вечерний Ленинград' Бродский был арестован и осужден на пять лет ссылки 'за тунеядство' (1964 г.) Многие видные деятели культуры выступали в его защиту (А. А. Ахматова, К. И. Чуковский, С. Я. Маршак, А. Т. Твардовский, К. И. Паустовский и др.). Из ссылки Бродскому разрешено было вернуться, однако о публикациях речь идти не могла. В 1972 г. Бродский эмигрировал в США, и Нобелевскую премию, присужденную ему в 1987 г., он получал уже как гражданин Соединенных Штатов.

Вынуждено эмигрированы В. Аксенов ('Остров Крым' 1981 г., 'В поисках грустного беби' 1986 г.), В. Войнович ('Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина'),

«Дело» А. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля. Арест в 1965 двух московских литераторов за публикацию на Западе своих произведений вызвал первую широкую кампанию общественного протеста. Еще до процесса, 5 декабря 1965, на Пушкинской площади в Москве прошел первый в советской истории правозащитный митинг с требованием гласности суда над ними. Суд, состоявшийся в феврале 1966, поднял новую волну протеста на этот раз в виде индивидуальных или коллективных петиций, направленных в советские партийные, государственные и судебные органы. Молодой журналист А. И. Гинзбург составил документальный сборник, посвященный делу Синявского и Даниэля, который вскоре был опубликован за границей; последовал арест самого Гинзбурга и еще трех диссидентов. Протесты против арестов привели к новым репрессиям, но одновременно и к новому всплеску диссидентской активности.

Ири́на Бори́совна Ратуши́нская (род 4 марта 1954 в Одессе) — русская поэтесса, писательница, диссидент. В 1982 году за участие в правозащитной деятельности и за некоторые стихотворения христианского содержания была осуждена на семь лет лагерей. Годы, проведённые в Мордовском лагере, описаны в автобиографической книге «Серый — цвет надежды». Благодаря заступничеству Рейгана, Тэтчер, Миттерана была досрочно освобождена (в 1986 году). Вскоре с мужем покинула СССР и поселились в Англии. В конце 1990-х годов ей было возвращено Российское гражданство. В настоящее время проживает в Москве.

Наколай Аржак - повесть-антиутопия «Говорит Москва», рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного «праздника».

 

 

9. Литературный процесс 2 пол 80-х – нач 90-х на пути к своей целостности(литература метрополии, «возвращенная литература», литература русского зарубежья, сам- и тамиздат)

Приход к власти в 1985 М.С.Горбачева и последовавшая эпоха "гласности" в советской печати радикально преобразили русскую литературу. Первыми из ранее запрещенных произведений проникли в печать написанные "в стол" сочинения официально "приемлемых" советских писателей (роман А.Рыбакова Дети Арбата). Публикация Доктора Живаго Пастернака в 1988 открыла путь в печать другим, ранее "неприемлемым" произведениям, например Е.И.Замятина, чей роман-антиутопия Мы был опубликован также в 1988. Лишь в 1989 рухнули последние барьеры, пропуская в печать сочинения живых эмигрантов и писателей-диссидентов, в том числе выдержки из Архипелага ГУЛАГа Солженицына.

К концу 1980-х годов в литературе нарастает идеологическое противостояние, выраженное открыто в литературно-критических и публицистических статьях, публикуемых в литературной периодике. Широко обсуждается публицистика Николая Шмелева, Игоря Клямкина, Василия Селюнина, Юрия Буртина, Вадима Кожинова, литературно-критические статьи Юрия Карякина, Натальи Ивановой, Владимира Лакшина, Аллы Латыниной, Станислава Рассадина, Бенедикта Сарнова, Станислава Куняева и др. Происходит размежевание периодических изданий на два направления: либерально-демократическое ("Знамя", "Новый мир", "Октябрь", "Дружба народов", "Звезда", "Нева", "Литературная газета", "Волга", "Урал", а также "Московские новости", "Огонек") и национал-патриотическое ("Наш современник", "Москва", "Литературная Россия", "Московский литератор"). Полемика приобретает ожесточенный характер. Газета "Правда" выступает с примирительной статьей О культуре дискуссий (1987), но литературно-идеологическая ситуация выходит из-под партийного контроля. На встрече с деятелями науки и искусства М.С.Горбачев осуждает враждебность дискуссий и пытается остановить раскол.

Литература остается значительной общественно-политической силой. Кандидатами в народные депутаты выдвинуты писатели Виктор Астафьев, Василь Быков, Юрий Воронов, Олесь Гончар, Сергей Залыгин и др. Создается комитет "Писатели в поддержку перестройки" ("Апрель"). В его рабочий совет входят А.Гербер, И.Дуэль, А.Злобин, С.Каледин, В.Корнилов, А.Курчаткин, А.Латынина, Ю.Мориц, Н.Панченко, А.Приставкин.

Продолжается рост тиражей периодических изданий. Тираж "Нового мира" к началу 1989 достигает 1595 тыс. экз.; тираж "Дружбы народов" 1170 тыс.; "Знамени" — 980 тыс.; "Невы" — 675 тыс., "Звезды" — 210 тыс., "Литературной газеты" — 6267 тыс. Продолжаются публикации запретных ранее текстов

Назревает новое противостояние: традиционной и постмодернистской поэтики. Новую литературу на страницах "ЛГ" обсуждают критики.

Продолжается идеологическая борьба вокруг понятий "русские" и "русскоязычные" писатели: "Молодая гвардия" публикует юдофобские материалы, "Наш современник" — положительные отклики на Русофобию Игоря Шафаревича, Вячеслав Вс.Иванов публично разрывает дружеские отношения с ее автором, а "Новый мир" печатает статью Шафаревича Две дороги к одному обрыву — поступок неожиданный, если учитывать репутацию автора как ксенофоба (умноженную его же призывом со страниц "Литературной России" к активным действиям против А.Синявского после публикации

Большой популярностью "толстые" журналы пользовались в эпоху перестройки 1985 — начале 1990-х, когда они обсуждали общественные проблемы и печатались запрещенные ранее произведения. Невиданный ажиотаж вызвала т. н. "возвращенная литература": русские писатели-эмигранты первой, второй и третьей волны. Огромный интерес вызывали публикации, в которых пересматривалась официальная историческая концепция, и художественные произведения на историческую тематику (в особенности из эпохи Сталина). Однако постепенно внимание публики было в значительной степени отвлечено современными политическими новостями и событиями.

'возвращенная' литература - т. е. написанная еще в советское время, но не вышедшей тогда по цензурным соображениям в свет

Самизда́т (читается [самызда́т]) — способ неофициального и потому неподцензурного распространения литературных произведений, а также религиозных и публицистических текстов в СССР, когда копии изготавливались автором или читателями без ведома и разрешения официальных органов, как правило машинописным, фотографическим или рукописным способами.

Слово тамиздат часто встречалось рядом со словом самиздат; иногда как противопоставление. Тамиздатом назывались запрещенные книги и журналы, изданные «там», то есть за рубежом.

В XXI веке слова Тамиздат и Самиздат используются также в качестве названий зарегистрированных изданий; они печатаются или распространяются в интернете открыто, доступны, и уже в силу этого, такие издания не являются ни самиздатом, ни тамиздатом в исходном значении этих слов. Дискутируется вопрос о том, следует ли журналы, выходившие в последнее десятилетие XX века, да и любую не преследуемую издательскую деятельность, называть cамиздатом.

Название самиздат появилось в народе как естественная пародия на названия советских государственных издательских организаций вроде Госиздат, Политиздат и т. п. Вероятно, первым близкое по смыслу и форме слово «самсебяиздат» употребил поэт Николай Глазков, уже в 1940-е гг. ставивший это слово на изготовленных им раскрашенных и переплетенных машинописных сборниках своих стихов.

Так же "Самиздатом" в 70-ые, начале 80-х XX века назывались книги, собранные из светокопий страниц журналов популярной литературы (из-за малых тиражей не попадавших на прилавок). Например - "В августе 44-го", "Царь-рыба", "Белая Гвардия" и т.д. Данный "Самиздат" мог преследоваться не за содержание, а за "расхищение социалистической собственности", т.е. бумаги, рессурса светокопира (были все только в госсобственности), материала переплёта (отсутствие в свободной продаже).

Согласно Александру Даниэлю, самиздат — это специфический способ бытования общественно значимых неподцензурных текстов, состоящий в том, что их тиражирование происходит вне авторского контроля, в процессе их распространения в читательской среде. Владимир Буковский дал следующее определение: «Самиздат: сам сочиняю, сам редактирую, сам цензурирую, сам издаю, сам распространяю, сам и отсиживаю за него» в автобиографическом романе «И возвращается ветер…».

В виде самиздатовских копий впервые получили хождения многие выдающиеся произведения литературы, в частности «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Раковый корпус» и «В круге первом» А. Солженицына, «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» В. Войновича и «Опустелый дом» Л. Чуковской.

Поэму А. Галича «Мы не хуже Горация» можно считать одой самиздату. Tермины самиздат и тамиздат стали интернациональными^{[6] [7]}, как и некоторые другие слова, пришедшие из СССР, например,спутник, КГБ, перестройка, гласность.