Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Экспериментальные подтверждения омонимии↑ ⇐ ПредыдущаяСтр 23 из 23 Содержание книги
Поиск на нашем сайте
Взгляд, что один и тот же стимул вызывает разное воздействие, достаточно распространён и в психологии. «Первоначально на всякое воздействие внешнего мира душа отвечает разнообразными движениями», — давным-давно написал Г. Эббингауз '. Гештальтисты продемонстрировали влияние на осознание стимула, т. е. на отнесение предъявленного стимула к тому или иному классу других стимулов, предъявленных одновременно. Вспомним, например, их законы об объединении предъявленных элементов в одно целое (или, по их терминологии, в гештальт). Это и значит, что предъявленный стимул (или его элементы) объединяется или не объединяется в тот или иной класс с другими стимулами (или их элементами) в зависимости не только от каких-то своих параметров, но и от параметров других стимулов, оказавшихся рядом. Но для этого всё равно предъявленный стимул должен иметь возможность быть отнесённым к разным классам. Действительно, если один и тот же стимул (объект) осознаётся как член того или иного класса в зависимости от других одновременно предъявленных с ним объектов, то принадлежность к классу этого стимула не предопределена однозначно самим стимулом. Значит, на самом деле этот стимул принадлежит одновременно к разным классам, т. е. этот стимул — омоним (хотя в каждый момент времени осознаётся принадлежность стимула лишь к одному классу). Следовательно, когда сознание определяет принадлежность стимула в поверхностном содержании к определённому классу, оно отличает класс, которому принадлежит этот стимул, не только от классов, к которому принадлежат другие предъявленные стимулы, но и от тех классов, к которому мог бы принадлежать данный стимул. Вся психологическая феноменология соответствует сказанному. ' Эббингауз Г. Очерк психологии. СПб, 1911, с. 112. Приведу несколько примеров, подтверждающих, что все стимулы - омонимы. • Даже в самых простейших случаях решения сенсорных задач различения обнаруживается, что одни и те же характеристики сигнала могут вызывать различные психические образы '. В качестве примера рассмотрим феномен простого различения, описанный Б. М.Тепловым и М. Н. Борисовой: испытуемые различают интенсивность двух сигналов даже тогда, когда не могут сказать, интенсивность какого из них больше. К. В. Бардин с сотрудниками изучал этот феномен, предлагая испытуемым звуковые сигналы почти одинаковой громкости, когда различия в громкости были фактически ниже осознанного порога. Тем не менее, испытуемые различали эти звуки. Вот как при этом высказывались испытуемые о предъявляемых звуках: «сигналы очень чем-то отличаются, хотя непонятно, чем именно»; «по громкости иногда я звуки совсем не различаю, хотя звуки разные, я это отчётливо слышу»; «один из звуков пищит таа-а-ак, а другой — та-аа-ак, но я пока не знаю, какой из них громче» 2. Постепенно, утверждает Бардин, испытуемые обучаются реально различать чистые тональные сигналы по громкости, однако субъективно не ощущают различий в громкости и используют какие-то собственные, дополнительные признаки. Они употребляют для этих признаков разнообразные слова: блестящий или, наоборот, матовый звук; острый или тупой; звонкий или глухой; светлый или мрачный звук; звук как крупный пузырь или, наоборот, как слабо вздувшийся; металлический или деревянный и т. п. Вот один из испытуемых объясняет, как он различает: «Чтобы различить сигналы, я мгновенно перебираю. Например, внедрения нет, звонкости нет, металличности нет, а вот острота есть». А когда испытуемым стали предъявлять для различения вообще физически тождественные сигналы, испытуемые говорили, «что разница между сигналами была, видимо, очень мала, что работать было крайне трудно, но всё же в конечном счёте возможно» 3. Итак, при физической невозможности различения стимула всё-таки, как это ни трудно, «возможно» ' См., например, Забродин Ю. М., Лебедев А. Н. Психофизиология и психофизика. М.,1977, с. 95. 2Бapдuн К. В., Войтенко Т. П. Феномен простого различения. // Психофизика дискретных и непрерывных задач. М., 1985, с. 73-96. 3 Бардин К. В., Садов В. А., Цзен Н. В. Новые данные о припороговых феноменах. // Психофизика сенсорных и сенсомоторных процессов. М„ 1984, с. 65. субъективно различать тождественные стимулы — их всегда можно отнести к разным классам. • После описанных экспериментов становится понятнее и наблюдение А. И. Когана над работниками, профессия которых требует тонкого зрительного различения: «Профессионалы нередко выполняют без особых затруднений такую работу, которую, судя по их остроте зрения, они вообще не могут делать, так как «не имеют права» различать её деталей» '. Иначе говоря, не умея привычным способом осознавать детали как зрительно различимые, профессионалы — за счёт накопленного опыта — могут различать детали непривычным способом. • Осознание места нахождения источника звука зависит не только от размещения этого источника в пространстве, но и от многих других факторов, позволяющих приписывать пространственно локализованному звуку разные значения. Вот наблюдение С. Л. Рубинштейна, согласующееся с жизненным опытом любого из нас. Рубинштейн сидел в зале на заседании и слышал голос докладчика из громкоговорителя. Через некоторое время он разглядел выступавшего, «и тотчас же, — пишет Рубинштейн, — звук неожиданно переместился — он шёл ко мне прямо спереди, от того места, где выступал докладчик». Тогда Рубинштейн решил поэкспериментировать. После перерыва он пересел на отдаленное место, откуда не мог разглядеть говорившего — звук перестал идти от трибуны и снова переместился к громкоговорителю. «Рискуя несколько нарушить порядок заседания, я перешёл ближе к оратору. Сначала в локализации звука не произошло никаких перемен. Но вот я стал вглядываться в говорящего и вдруг заметил его жестикуляцию, и тотчас звук переместился на трибуну... Звук перемещался на трибуну или снова возвращался к ближайшему громкоговорителю в зависимости от того, видел ли я говорящего человека (движение рта, жестикуляция) или нет» 2. Это наблюдение Рубинштейна многократно подтверждалось в специальных экспериментах. • Отнесение одного и того же стимула к разным классам достигается внушением или самовнушением. Например, как замечает В. С. Дерябин, человек, считающий конину «поганью», будет есть её с удовольствием до тех пор, пока не узнает, что ест 3. Под ' Коган А. И. Исследование критериев оценки зрительной работоспособности. // Эргономика. Труды ВНИИТЭ. М., 1971, 2, с. 21. 'Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб, 1998, с. 208-209. 3Дерябин В. С. Чувства, влечения, эмоции. Л., 1974. воздействием гипнотического внушения можно легко изменить и то, что человек воспринимает, и эмоциональную оценку воспринятого. Сходный эффект достигается и за счёт самовнушения. • Один и тот же жёлто-зелёный кружок воспринимается как зелёный в окружении сине-зелёных кружков и как жёлтый в окружении жёлтых кружков '. • Хорошей иллюстрацией могут служить почти любые зрительные иллюзии. Со времён античности известна, например, иллюзия луны: луна на горизонте кажется больше, чем когда она находится высоко в небе. Это связано, как выяснилось, с одновременным восприятием и луны, и горизонта. Так, если на луну у горизонта смотреть сквозь отверстие в картоне, который не позволяет одновременно видеть землю, иллюзия пропадает. Напротив, если смотреть в зеркало под углом 45° на отражение луны у горизонта (что создаёт впечатление, будто и горизонт, и луна видны высоко в небе), иллюзия сохраняется2. Таким образом, луна воспринимается принадлежащей к разным по размеру классам (хотя осознаётся принадлежность только к одному классу), а кажущееся изменение размера луны у горизонта связано с одновременным нахождением в поле зрения и луны, и Земли. • Дж. Кеттелл в лаборатории В. Вундта открыл эффект превосходства слова: буква, предъявленная в слове, узнаётся точнее и быстрее, чем в случайной последовательности, составленной из тех же самых букв, из которых составлено данное слово. Следовательно, буква воспринимается по-разному в зависимости от того, к какому классу она относится: просто к классу букв или к классу букв, составляющих некое слово. Но для того, чтобы осознать букву как принадлежащую к одному из этих классов, в базовом содержании сознания должен быть осуществлён выбор, по крайней мере, из этих вариантов. • Спустя почти сто лет Н. Вайсштейн и Ч. Харрис обнаружили эффект превосходства объекта: различение отрезков линий значительно улучшается, если эти линии образуют трёхмерный объект3. • Время опознания и классификации стимулов увеличивается с введением в стимульный материал иррелевантного (не существенного для решаемой задачи) параметра. Так, классификация стимулов ' См. Веккер Л. М. Психические процессы, 1. Л., 1974, с. 224. 2 Рок И. Введение в зрительное восприятие, 1. М., 1980, с. 57-65. 3 Weisstein N.. Harris С. S. Visual detection of line segments. // Science, 1974, 186, 427 - 435. по форме занимает больше времени, если сами стимулы окрашены в разные цвета'. • Как показывает огромное количество экспериментов, одно и то же лицо воспринимается: как жестокое, если испытуемому заранее сказано, что человек, изображённый на фотографии, — преступник и убийца; как доброе и мужественное, если заранее известно, что это человек, спасший с угрозой для собственной жизни погибающих детей; как умное, если заранее объявляется, что это — великий физик, лауреат Нобелевской премии; как приземлённое и туповатое, если испытуемый полагает, что это портрет умственно неполноценного человека, обладающего феноменальной памятью. Обилие потенциальных значений у любого текста превосходит по объёму любой набор его переводов. Поскольку всякий подлежащий осознанию стимул является омонимом, то отнесению этого стимула к тому или иному классу обязательно предшествует выбор.
Отнесение к классу на основе дифференциальных признаков Как поведет себя механизм сознания, если он должен отнести некий стимул (или явление) к какому-то одному классу, а данный стимул, как выше уже отмечалось, может быть отнесён к разным? Какое же именно значение данного стимула подлежит осознанию? Сознание, согласно закону Ланге, начинает свою работу с отождествления и лишь постепенно вводит в поверхностное содержание представление о различии. Но где в этих поисках различия надо остановиться? С какой точностью следует осознавать предъявляемые стимулы? В своё время У. Джеймс уже предложил ответ. В исторической преамбуле упоминался его «закон диссоциации образа при изменении сопровождающих элементов»: сознание выделяет в предъявленном объекте в первую очередь те качества, которые отличают его от других объектов, сопровождающих его предъявление; повторение предъявления вместе с новыми объектами постепенно ведет к полному обособлению в сознании данного объекта. (На самом деле полного обособления объекта в сознании происходить не может. Как уже говорилось, любой стимул или объект осознаётся только как член класса, а класс всегда состоит из более чем одного члена). По Джеймсу, если человеку 'Зинченко Т. П. Опознание и кодирование. Л.. 1981, с. 91-92. предъявить красный шар, а вслед за ним — оранжевый, то человек начнёт выделять цвет. Если же ему вслед за шаром предъявить куб, он начнёт выделять форму. Однако для того чтобы, увидев оранжевый шар, понять, что первый шар был красный, надо уже при предъявлении первого шара заметить, что он — именно красный, а не оранжевый (а также, соответственно, не синий, не розовый, не бордовый и т. д., ибо второй шар может быть любого цвета). Отсюда следует, если довести мысль Джеймса до логического завершения, что процесс вычленения разных параметров, присущих конкретному стимулу, должен происходить как бы сам по себе (я бы сказал, автоматически) чуть ли не с абсолютной точностью — такая точка зрения вполне соответствует взгляду на мозг как на идеализированный объект. А вот осознание параметров стимула происходит в зависимости от того, по какому параметру (признаку) класс, к которому принадлежит один стимул, отличается от класса, к которому принадлежит другой стимул. Представление Джеймса легко подтверждается экспериментами. Вот простой опыт, который может проделать каждый. Вначале следует на минуту опустить правую руку в чашку с горячей водой, а левую — в чашку с холодной. Если затем положить обе руки в воду комнатной температуры, то возникает странное ощущение — первой руке станет холодно, а второй — горячо. Вспомните опыты В. Кёлера с курицами, описанные в первой части в главе о гештальпсихологии: птицы реагируют не на абсолютные, а на относительные параметры светлоты. М, Шериф, Д. Тоб и К. Ховланд обнаружили, что, когда субъекты сначала поднимают тяжёлый предмет, а затем — более легкий, то вес последнего кажется им значительно меньше реального'. Мы выделяем и осознаём только те стимулы и раздражители, которые выполняют различительную роль в нашем опыте. Всё осознается (воспринимается, познаётся) в сравнении. То, что не требует выбора и потому ни с чем не конкурирует и не сравнивается, осуществляется автоматически, как дыхание, и в обычных условиях не осознается. Отнесение стимула к классу (и, соответственно, его осознание) строится только на основе признаков, отличающих данный стимул от других, ранее или одновременно предъявленных. Эти признаки далее будем называть дифференциальными. Сказанное подтверждается в различных экспериментах: испытуемые меняют свое мнение и поведение в зависимости от предложенного им эталона для сравнения. ' Так, в опыте К. Гергена испытуемые заполняли анкету, включающую множество самооценок (компетентности, общительности и пр.) Как 'См. Плаус С., Психология оценки и принятия решений. М., 1998, с. 61. только испытуемый начинал эту работу, в комнату входил другой испытуемый, который также начинал заполнять анкету. Однако второй испытуемый был подставным и играл разные роли. Для одной группы испытуемых он представал в костюме с галстуком, говорил хорошим языком, имел дорогой портфель, вынимал из него книгу Аристотеля, набор авторучек и начинал заполнение анкеты. Для другой группы он был одет в «нефирменную одежду», использовал жаргон и грубые шутки, держал под мышкой потрёпанный детектив. Герген условно называет подставного испытуемого в первой группе «мистером Чистым», а во второй - «мистером Грязным». В результате автоматически сработало социальное сравнение. Наверное, нет и не может быть абсолютных критериев красоты, доброты, мудрости и пр. Но можно сравнивать разных людей по их красоте, доброте или мудрости. Испытуемые оценивали себя в присутствии мистера Грязного статистически значимо выше, чем в присутствии мистера Чистого '. • Наличие ясного эталона для сравнения повышает возможности испытуемого по сравнению с отсутствием такового. Скажем, опытный спортсмен способен выполнить инструкцию типа «прыгните как можно дальше» или «поднимите максимально возможный вес». Он знает свои обычные достижения и может соотнести с ними свой результат. Но как должны вести себя люди, когда им не с чем сравнивать. В одной серии опытов дети-дошкольники должны были прыгать с места как можно дальше, а в другой — допрыгнуть с места до начерченной на полу мелом линии, т. е. при заданном эталоне для сравнения. Длина прыжка в первой серии оказывалась значительно меньше, чем во второй. И чем лучше дети знали свои возможности, тем меньше была эта разница. Так, дети в возрасте 3-4,5 лет прыгали в первом случае на 30 см, а во втором - на 64 см; дети 6-7 лет — на 84 и 100 см соответственно. Аналогичные результаты можно наблюдать у больных после травм. Больному после осколочного ранения предплечья, перелома лучевой кости и т. д. не удавалось совершить привычные движения пальцами. Когда ему давали инструкцию развести большой и указательный пальцы, он в лучшем случае, при всём своем старании, разводил их на 10-15 мм. Однако при задаче взять щепотью какой-либо предмет этот же ' Трусов В. П. Социально-психологические исследования когнитивных процессов. Л.1981, с. 110-111. больной способен был сделать это даже в том случае, если толщина предмета составляла 30-40 мм '. Роль дифференциальных признаков давно известна в разных областях знания. Например, в лингвистике на дифференциальных признаках строится понятие смыслоразличительной оппозиции в фонологии Н. С. Трубецкого: фонема определяется только в терминах её отличий от прочих фонем того же языка, причём таких отличий, когда замена признака, отличающего одну фонему от другой, приводит к искажению высказывания 2. Так, звонкость носовых согласных (|n|, \т\) к русском и английском языках не является смыслоразличительным признаком, поскольку в этих языках нет глухих носовых согласных3. Принцип контраста (или оппозиции) лежит в основе любой современной лингвистической теории, он разве лишь по-разному формулируется в принципе дифференциального значения Л. Блумфилда, принципе коммутации Л. Ельмслева и др.4 Вообще, осознаваемый смысл слова, отмечают многие лингвисты, понимается в противопоставлении («контрастивно») каким-то другим возможным вариантам понимания. Ф. де Соссюр говорит: синонимы (например, бояться, опасаться, остерегаться) обладают ценностью лишь в меру противопоставления друг к другу. Если бы слова бояться не существовало, всё его содержание перешло бы к конкурентам5. Но подобное размышление относится не только к синонимам. Рассмотрим общепринятое значение какого-либо слова, например, ВЕГЕТАРИАНЕЦ. Обычно оно обозначает человека, который ест только растительную пищу. Однако, как замечает Ч. Филлмор, оно также подразумевает, что не все люди — вегетарианцы. В противном случае не было бы потребности в таком понятии, и данное слово просто бы не возникло6. Поэтому термин «акустическая гитара» возник только с появлением электрической гитары, а Первая мировая война стала первой только после начала второй7. Одно понятие понимается только относительно какого-либо другого, 1Запорожец А. В. Избр. психол. труды, 2. М-, 1986, с. 67-70. 2 Трубецкой Н. С. Основы фонологии. М., 1960. 3ЛайонзДж. Введение в теоретическую лингвистику. М., 1978, с. 134-136. 4 См. Апресян Ю. Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики, М,, 1966,с. 42,56. 5де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. 1998, с. 113. 6 Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики. // Новое в зарубежной яннгвистике, 12, М., 1983. с. 120. 7 Филллмор Ч. Фреймы и семантика понимания. // Новое в зарубежной лингвистике 23, М..1988,с. 73. Заметим: такой подход позволяет точнее понять природу некоторых противоречий в логике. Например, понятие «множество всех множеств» ведет к неразрешимым парадоксам в математике и логике. Оно является логическим монстром, так как, по определению, не имеет оппозиции. А значит, скажем мы, не имеет ясного отображения в поверхностном содержании сознания. Ведь если понятие осознаётся, оно, согласно отстаиваемой точке зрения, обязательно имеет оппозицию. А поэтому «множество всех множеств» либо не осознаётся, либо осознаётся отнюдь не в соответствии со своим определением. (Аналогичное замечание делает Т. Адорно; «Даже элейское понятие Единого, которое должно быть единственным, становится понятным только по отношению ко Многому, которое оно отрицает» '.) Обязательное наличие подразумеваемых противопоставлений к любой осознаваемой информации можно продемонстрировать в различных экспериментах. • А. А. Брудный показал это для восприятия предложений. Он просил своих испытуемых интерпретировать фразу: «По пути на работу я встречаю много зрячих прохожих в штатском». Слова «зрячие в штатском» автоматически продуцировали у испытуемых понимание того, что по пути на работу также встречаются слепые в военной форме2. • Наличие противопоставления необходимо для самовосприятия себя как члена группы. В. С. Агеев и А. А. Теньков, например, обнаружили явление, названное ими эффектом отрицательной асимметрии начальной самооценки. Студенты при оценке своей студенческой группы вначале описывают собственную группу посредством отрицания тех или иных качеств, свойственных другой студенческой группе, буквально как «та, которая не обладает тем-то и тем-то» 3. • Если в эксперименте заранее подготовить возможное противопоставление к некоторой деятельности, то, вопреки здравому смыслу, эффективность деятельности может повышаться. К этому кругу явлений относятся следующие экспериментально проверенные наблюдения; разнообразные слабые раздражители не мешают, а способствуют процессу концентрации внимания; интеллектуальная работа осуществляется лучше в обычной обстановке, чем при ' Adorno Th. Zur Metakritik der Erkenntnistheorie. Stutgart, 1956, 5, p. 17. 2 Брудный А. А. Значение слова и психология противопоставлений.//Семантическая структура слова. М., 1971, с. 21-22. 3Общение и оптимизация совместной деятельности. М., 1987, с. 182. абсолютной, мёртвой тишине '. (Конечно, если помеха оказывается столь мощной, что испытуемый осознанно пытается её не замечать, то возникает интерференция, которая снижает реальную эффективность деятельности). В общем виде можно считать, что стимул осознаётся всегда с некоторыми разными, не полностью осознаваемыми е каждый момент времени «психическими обертонами» противопоставлений, вне которых осознание стимула не происходит. Такое обобщение не стоит считать чересчур оригинальным. Вот несколько характерных цитат, взятых наугад из текстов самых разных авторов: *А, А, Ухтомский: «Доминанта заключается в выделении важного, существенного для данного момента с торможением всего, что для данного момента индифферентно» 2. *М. С. Роговин: «Формирование понятия есть фактически совокупность двух обособленных процессов — выделение существенных черт и отвлечение от несущественных... Каждый из этих процессов может протекать относительно независимо от другого» 3. *М. М. Бонгард: «Основная задача узнающей системы — перестать обращать внимание на не существенные для данной задачи обстоятельства» 4. * В. И. Пушкин переформулирует гештальтистский тезис о восприятии фигуры на фоне как общий «принцип двойной регуляции познания»: наряду с вычленением некоего объекта, который становится объектом внимания, одновременно отображаются и признаки предметов, составляющих фон5. 'Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб, 1998,с.423 2 Ухтомский А. А. Доминанта и активность поведения. // Принцип доминанты и адаптивность поведения. СПб, 1996, с. 17. 3 Роговин М. С, Проблемы психологии памяти. М., 1977, с. 140. 4 Бонгард М. М. Проблема узнавания. М.» 1967, с. 72. 5 Пушкин В. Н. Психология и кибернетика- М., 1971, с. 41.
Закон Бардина Наиболее неожиданный пример важности противопоставлений для осознания был обнаружен при решении простых сенсорных задач. Оказалось, что два стимула могут признаваться неразличимыми или различимыми не сами по себе, а в зависимости от того, каково различие между другими стимулами, используемыми в данном опыте. Назовём это утверждение законом Бардина в честь выдающегося учёного, получившего в этой области исследований важнейшие результаты. • Эксперимент К. В. Бардина. В первой серии этого эксперимента испытуемым предъявляются горизонтальная линия и линии, отклоняющиеся от горизонтали на 0,5; 1; 2; 3°. Во второй серии использовались линии с наклоном в 1; 4; 5 и 10°. Задача испытуемого в обеих сериях была одинаковой — сообщить, когда предъявленная линия горизонтальна. Следует обратить внимание, что испытуемые обычно не имеют накопленного опыта решения такой задачи (в отличие, допустим, от реально встречающихся в их жизни задач различения звуков по громкости или высоте). Оказалось, что в первой серии испытуемые практически безошибочно идентифицировали линию с наклоном в 1° как наклонную (вероятность правильного ответа — 0,89), а во второй серии ту же наклонную линию в 1 ° воспринимали как горизонтальную '. • Аналогичный результат получили Л. И. Леушина и И. Н. Кузнецова: два варианта размера рисунков при опознании могли смешиваться друг с другом, когда в тестовой серии они были соседями по размеру, и, тем не менее, безошибочно различались, когда в тестовой серии между ними находился какой-либо другой по размеру стимул 2- • М- С. Шехтер показывает: число вариантов стимула, применяемых в опыте на идентификацию (т. е. используемый алфавит стимулов), не влияет на время принятия решения, если различие между стимулами достаточно велико. Но при сравнительно малой ' Бардин К. В. Структура припороговой области.//Вопросы психологии, 1969, 4, с. 34-44. 1 Леушина Л, И., Кузнецова И. Н. Об опознании размера изображений. // Переработка зрительной информации и регуляция двигательной активности. София, 1971, с. 149-154. разнице между стимулами время отрицательной идентификации (т. е. время принятия решения о том, что предъявленный стимул не соответствует предъявленному эталону) максимально для того стимула, который в данной тестовой серии наиболее близок к эталону. Таким образом, это время зависит не от абсолютной величины различия между стимулом и эталоном, а от значения этой величины в данной тестовой серии '. Закон Бардина почти очевиден при решении сложных задач. Так, если при переводе с иностранного языка мы столкнемся с текстом, в котором много сходных слов, то мы становимся очень чувствительны к нюансам в различии значений всех встречаемых слов. А при решении ряда головоломок, в которых используются скрытые смыслы слов (например, слово «сутки» надо услышать как словосочетание «с утки»), начинаем обращать внимание на внутреннюю структуру всех используемых слов. Неожиданность закона Бардина не в том, что выбор зоны неразличения определяется другими стимулами, а в том, что этот выбор осуществляется неосознанно и даже тогда, тогда, казалось бы, человек вообще не способен различать стимулы. Подведём краткий итог: любой знак (стимул, объект) осознаётся только в качестве члена некоего класса, т. е. осознаётся не сам знак, а его отнесенность к этому единственному классу. Однако в базовом содержании одновременно тот же самый знак является представителем каких-то других классов. Механизм сознания делает выбор, к какому именно классу из многих возможных отнести данный знак, т. е. принимает решение, в каком качестве его осознать. На поверхности сознания при этом оказываются лишь те признаки выбранного класса, которые отличают данный класс от возможных других. Осознанию может подлежать и само различие между классами. Тогда осознанное различие — тоже член некоего класса (поскольку всё, что осознается, осознается только в качестве члена класса). Любой класс определяется своими центральными членами и диапазоном классообразования (зоной неразличения в поверхностном содержании сознания). Следовательно, и осознанное различие имеет синонимы (среди которых есть наиболее типичные представители этого различия), зону неразличения и т. д. Закон Бардина, по существу, гласит: зона неразличения дифференциального признака сама может являться дифференциальным признаком. ' Шехтер М. С. Зрительное опознание. М., 1981, с. 32-35.
Раздел седьмой ЗАКОНЫ ПОСЛЕДЕЙСТВИЯ Высшим жанром поэзии является тот, в котором произвольные знаки становятся полностью естественными. Г. Лессинг
Лингвистические параллели. О произвольности связи «знак - значение» Мы всё больше и больше погружаемся в лингвистическую терминологию, тем самым подмешивая всё больше поэтической воды гуманитарной науки в бокал естественнонаучной прозы. Разумеется, сами по себе лингвистические рассуждения не могут непосредственно подтверждаться экспериментальными исследованиями — они лишь поясняются примерами в надежде на правильное понимание этих примеров читателем. Все стимулы и объекты, воспринимаемые человеком, можно рассматривать как текст, подлежащий интерпретации. Это соответствует позиции семиотики, где любые предметы и явления рассматриваются как тексты, которым может быть приписан смысл. Социологи даже социум и социальные отношения объявляют текстом. Они пишут: «Общество само по себе есть не более чем род текста, который мы в разное время читаем разными способами» '. Поэтому вполне правомерно 'Коллинз P. Социология; наука или антинаука?//Теория общества. М,, 1999, с, 52. расширить область применения лингвистических утверждений на все психические явления. Но в своей расширительной трактовке они уже должны подлежать экспериментальной проверке. Стоит особо оговорить, что лингвистические термины по своей однозначности едва ли лучше, чем термины психологические. В частности, ключевые для лингвистики слова «значение» и «смысл» почти столь же многозначны, как и термин «сознание». Показательно, что М. В. Никитин трактует эти термины лингвистической науки через их употребление в естественных языках '. Всё это весьма напоминает рассуждения психологов об этимологии психологических терминов и само по себе достаточно красноречиво говорит об уровне теоретической проработанности лингвистической терминологии. К тому же, термины «значение» и «смысл» могут совершенно по-разному трактоваться в логике, в лингвистике и в психологии2. А Дж. Остин даже утверждает, что вопрос «Что такое значение?» вообще безрассуден и эквивалентен вопросу «Что такое что-нибудь?» 3. Полагаю, что сказанного достаточно, дабы объяснить, почему разные исследователи имеют право интерпретировать основные лингвистические понятия по-своему. Лингвистический закон (гласящий, что каждый знак — и синоним, и омоним одновременно) опирается на следующее определение значения: значением любого знака (стимула) может быть все что угодно, кроме самого этого знака. Знаки и значения, по словам Ф. де Соссюра, связаны между собой как две стороны листа бумаги. «Принцип произвольности знака никем не оспаривается, — утверждает Соссюр, — он подчиняет себе всю лингвистику языка; последствия его неисчислимы»4. Сравните излагаемую лингвистическую позицию со взглядами Г, Гельмгольца: «Представление и его объект принадлежат, очевидно, двум совершенно различным мирам, которые в такой же степени не допускают сравнения друг с другом, как цвета и звуки, буквы в книге и звучания слов, которые они обозначают» 5- Утверждение, что значением знака не может быть сам знак, является следствием двух тезисов: 1) класс не может состоять только из ' Никитин М, В. Курс лингвистической семантики. СПб, 1996, с. 378-403. 2Ср. Арутюнова Н.Д. Лингвистические проблемы референции. // Новое в зарубежной лингвистике. ХШ, М,,1982,с. 8. 3 Остин Дж. Значение слова. // Аналитическая философия. Избранные тексты. М„1993,с. 108. 4де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. М., 1998, с. 68-69. 5Гельмгольц Г. О восприятиях вообще. // Хрестоматия по ощущению и восприятию. М-,1975, с.77. одного члена '; 2) наименование класса не является членом класса. Механизм сознания оперирует не знаками, а значениями. Из этого следует, в частности, что знак, порождающий значение, сам не может осознаваться (вспомните «корневое свойство психики» но Л. М. Веккеру). Значение знака осознаётся как отнесение его к какому-либо классу. Дадим еще одно определение: всё что угодно может стать знаком, если приобретёт значение в воспринимающем его сознании. Следует заметить: произвольность связи «знак — значение» не означает непредсказуемости. Значение, однажды произвольно приданное данному знаку, должно и далее устойчиво придаваться этому знаку, если сохранится контекст его появления. В противном случае любая информация обозначала бы всё что угодно, а значит, не обозначала бы ничего. Произвольность связи «знак — значение», разумеется, не запрещает выбирать такие формы самих знаков, которые могут быть как-либо связаны с передаваемым этим знаком значением. Например, вполне можно поверить, что в большинстве языков мира округлые предметы обозначаются округлыми движениями губ. Так, по крайней мере, уверяют специалисты в области фоносемантики (говорят, например, что частота встречаемости звука о в английских названиях округлых предметов в 4,8 раза выше, чем в других английских словах)2. Теперь мы можем ещё раз отметить нереалистичность подхода Вежбицкой, пытающейся дать исчерпывающее толкование слову. Ведь нельзя перечислить все возможные значения какого-либо слова, потому что значением этого слова, как и любого другого знака, в принципе может быть всё что угодно. Выбор значения зависит от воспринимающего это слово сознания. А у сознания — обширное поле возможностей. Тем не менее, знак должен быть устойчиво связан со значением. Это очевидно для всех пользователей языка. Вот как формулирует эту позицию Э. Сепир: «Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так. а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества». Если нет «языковых привычек», т. е. устойчивой связи знака и значения, то нет и языка! М. В. Осорина, описывая мир ребёнка, подчёркивает: «Чем больше в мире названо объектов — своеобразных персонажей на сцене жизни, тем мир становится ' Логическое обоснование того. почему знак не должен быть значением самому себе, более подробно обсуждается в: Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии, с. '73-175. 2Воронин С. В. Основы фоносемантики. Л,, 1982, с, 98-102. 3Селур Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993, с, 261. для ребёнка богаче и полнее»'. Влияние связи имени с предметом на расширение мира ребёнка возможно только в том случае, если эта связь устойчива. Это означает, что однажды осуществлённый и пусть даже совершенно произвольный выбор должен влиять на последующие выборы, т. е. должен обладать последействием, ведущим при частом употреблении к автоматизму или привычке. Иначе вообще утрачивается связь «знак — значение». Последействие значения у знака необходимо. Оно должно быть обеспечено работой механизма сознания.
Отождествление по позитиву. Закон последействия фигуры Мы говорили: испытуемый отождествляет стимулы внутри избранной области точности, но при этом выбирает некий конкретный ответ из зоны неразличения. Пусть, например, испытуемому тахистоскопически предъявляется буква Б, а критерии соответствия, которые за столь короткое время предъявления не успевают стать жёсткими, позволяют ему с равным успехом назвать и Б, и Р, и Е, и В... Согласно инструкции, назвать надо конкретную букву. Таким образом, механизм сознания оказывается перед буридановой проблемой: какой выбрать ответ из нескольких возможных? Впрочем, мы уже знаем, как сознание такие проблемы решает: оно случайно выбирает один из ответов, а далее трактует этот выбор как закономерный. Отсюда можно уже сформулировать подлежащий экспериментальной проверке вывод (закон): повторное предъявление стимула побуждает сознание повторять ранее сделанный выбор ответа, так как именно этот выбор для сознания является a posteriori закономерным. В честь экспериментов Э. Рубина, о которых подробно говорилось в исторической преамбуле, назовём этот закон законом последействия фигуры. Рубин, как мы помним, показал, что при восприятии двойственных фигур испытуемый в контрольной серии выбирает для осознания то значение изображения, которому он был научен в обучающей серии. (В формулировке гештальтистов: то, что ранее было выбрано в качестве фиг
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-12-28; просмотров: 207; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 13.58.243.187 (0.018 с.) |