Методика Д. Голмана для измерения

ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ИНТЕЛЛЕКТА ________________________________

Инструкция. Оцените, пожалуйста, степень своего согласия со

следующими утверждениями по шкале от 1 до 4, где:

1 — совершенно не согласен,

2 — скорее не согласен,

3 — скорее согласен,

4 — совершенно согласен.

1. Обычно я остаюсь невозмутимым, позитивным и хладнокровным даже в моменты испытаний.

2. Я способен признавать свои ошибки.

3. Я считаю себя ответственным за то, достигаю ли я своих целей.

4. Я систематически ищу новые идеи, обращаясь к разным источникам.

5. Я успешен в генерировании новых идей.

6. Я легко справляюсь с разнообразными требова­ниями и изменяющимися приоритетами.

7. Я преследую цели, выходящие за рамки того, что тре­буется или ожидается от меня на моей нынешней работе.

8. Препятствия и неудачи могут немного задержать, но никак не остановить меня.

9. Мои импульсы или негативные эмоции не могут совершенно отвлечь меня от работы.

10. В своих действиях я ориентируюсь скорее на дос­тижение успеха, чем на избежание неудачи.

Эмоциональное напряжение может совершенно исказить ход об­щения. Зачастую оно ставит непреодолимый барьер слушанию, пони­манию, действию и самовыражению. С этой точки зрения к эмоцио­нальному напряжению можно относиться как к шуму, который препятствует восприятию и искажает открытые и ясные сигналы. Од­нако с другой стороны, эмоциональное напряжение само является важ­ным сигналом, и поэтому устойчивость по отношению к действию «шума» должна сочетаться со способностью воспринимать этот шум как сигнал и откликаться на него.

Иными словами, нечувствительность должна сочетаться с чувстви­тельностью.

Этот парадокс можно представить в виде оси силы-чувствительно­сти. Как известно, слабость нервной системы связана с высокой чув­ствительностью, а сила — с низкой. В исследованиях Б.Г. Ананьева и его сотрудников было показано, что в ситуациях (средах) со слабыми стимулами более адаптивен индивид со слабой нервной системой, т. е. менее выносливый, но более чувствительный. В таких ситуациях ин­дивид с сильной нервной системой, т. е. менее чувствительный, может впадать даже в агрессивное или раздраженное состояние, так как он не видит причин своей неадекватности (Ананьев Б.Г., 1960).

Можно предположить, что эта закономерность будет наблюдаться и в межличностных отношениях. Представим себе ось с двумя полю­сами — силы (низкой чувствительности) и слабости (высокой чувстви­тельности) в межличностных отношениях.

В каждый момент времени человек может находиться в определенной точке шкалы силы-чувствительности. Если в данный момент он активен, проявляет силу, то он менее чувствителен. Известны данные о том, что во время активного и самозабвенного действия, требующего титанического напряжения сил, притупляется даже чувствительность, к боли, не говоря уже о чувствительности к другим сигналам. Человек, который в данный момент действует в полную силу, менее чувствителен и может пропустить важные сигналы.

И наоборот, если в данный момент человек настроен на восприятие внешних сигналов, его чувствительность обостряется, а концентрация силы ослабевает. Человек может не успеть в нужный момент вновь сконцентрировать силу.

Таким образом, перемещение по оси силы - чувствительности в лю­бом случае дает одни преимущества, но лишает других. Переход из од­ного состояния в другое требует времени и, видимо, определенной (мо­жет быть, врожденной) способности к такому переключению.

Каждому человеку доступен, скорее всего, лишь достаточно ограниченный участок шкалы. У кого-то сила преобладает над чувствительностью (овал а), у кого-то — чувствительность над силой (овал б). У кого-то ограничены и сила, и чувствительность, так что диапазон ограничен узкой областью вокруг нуля (овал в). Можно представить себе, что существуют люди, у которых индивидуальный диапазон реакций достаточно широк, так что они могут быть и очень сильными одни моменты времени, и очень чувствительными — в другие. Э случай представлен на рисунке овалом г.

Техники регуляции эмоционального напряжения позволяют расширить индивидуальный диапазон реакций, сделать человека более гибким при перемещении по шкале сила—чувствительность.

Основное содержание главы 3

Коммуникативная компетентность — это совокупность ком­муникативных способностей, коммуникативных умений и коммуникативных знаний, адекватных коммуникатив­ным задачам и достаточных для их решения.

1. Можно предположить, что современный человек достаточно ода­рен, чтобы развить в себе высокую коммуникативную производитель­ность, даже если он не является врожденным «гением общения».

2. Молекулой общения является не умение «послать» вербальный или невербальный сигнал, а умение организовать ансамбль собствен­ных «сигналов» и воспринять ансамбль «сигналов» партнера.

3. Коммуникативные умения нужны для того, чтобы преодолеть драмы общения: драму слушания, драму понимания, драму самовыра­жения и драму действия.

4. Умение так организовать свое поведение, чтобы услышать друго­го человека и понять его, называется активным слушанием.

5. Эмоциональное напряжение в процессе общения, с одной сторо­ны, является «шумом», а с другой — важным сигналом, и поэтому ус­тойчивость по отношению к действию «шума» должна сочетаться со спо­собностью воспринимать этот шум как сигнал и откликаться на него.

Глава 4

МОДЕЛИ ТРЕНИНГА

 

Термин «социально-психологический тренинг» был введен Манфредом Форвергом для обозначения социально-психологической подготовки руководителей промышленного производства (см., например Хрящева Н.Ю. и др., 1999, с. 9).

Именно концепция М.Форверга рассматривается мною как «немецкая модель» тренинга.

«Английская модель» относится, строго говоря, уже не к социально-психологическому тренингу, а к тренингу социальных умений. Термин «социально-психологический тренинг» не используется в англоязычной литературе, что уже отмечалось, в частности, И. А. Мироненко (Мироненко И. А., 2000, с. 311). В Великобритании и США близкие виды тренингов называются тренингом социальных навыков (Social Skills training), тренингом умений социальной жизни (Social/ Life Skills training) или тренингом коммуникативных умений (Communicftive Skills Training).

 

Немецкая модель

Целью социально-психологического тренинга М. Форверга являлось повышение компетентности в сфере общения.

 

Тренинг должен был развивать следующие социально-пси­хологические умения: 1) вступления в контакт; 2) активного слушания; 3) ведения дискуссии, 4) выравнивания эмоционального напряжения партнера; 5) аргументации.

 

Тренер должен был концентрировать внимание не на свойствах личности участников, а на этих умениях. При этом предполагалось, что осознание человеком своих барьеров в овладении умениями дает лич­ностный инсайт. Кроме того, умения обратным действием меняют лич­ность человека (Форверг М., 1989). С этими положениями немецкой модели я и сейчас согласна.

Возражения вызывает некоторая агрессивность модели в плане ис­пользуемых ею способов убеждения. Немецкая модель — это модель агрессивной ликвидации пробелов. Для того чтобы участники действи­тельно захотели развивать коммуникативные умения, им нужно усво­ить, насколько они несовершенны. Чем активнее человек настаивает на том, что у него «нет проблем в общении», тем быстрее и решитель­нее нужно показать ему, что они у него есть. Для этого следует поста­вить его в такие условия, когда он будет неуспешен. Пусть самые ак­тивные и уверенные в себе провалятся, не смогут в ролевой игре ни услышать, ни понять партнера, ни раскрыть его скрытый мотив. Пусть они не смогут точно передать сообщение. Для убедительности пусть все это будет записано на видеомагнитофон, чтобы нельзя было защи­титься от собственной неудачи. Оказавшись в ситуации провала, че­ловек приходит в состояние Неуверенности и открытости новому опы­ту. Он сам начнет спрашивать: «А какое поведение было бы более эффективным?»

Весь этот процесс перевода человека из состояния твердой уверен­ности в себе в состояние нетвердости, «восковой мягкости», податли­вости назывался лабилизацией (от слова лабильный — гибкий).

ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Поначалу я старалась как можно точнее следовать модели, которой меня обучили. Учителями были: в первичном тренинге — Мария Осорина и Вален­тина Гайда (1984), в методическом — Владимир Захаров (1985). Этим моим коллегам я очень благодарна! Здорово было самой оказаться участницей тренинга, ни за что не отвечать, вести себя свободно, критиковать упражне­ния... Думаю, что я была не самой удобной участницей тренинга. Слишком часто настаивала на своем и не хотела слушать. Например, в задаче про ин­дейца Джо, который несколько раз продавал лошадь, я быстро нашла правиль­ный ответ и мне казалось странным и неэффективным слушать рассуждения людей, «ничего не смыслящих в математике». Кажется, я даже советовала тренерам в перерыве «не тратить времени на такие задачи в группе матема­тически не подготовленных людей»... Я вообще не понимала, какой смысл слушать, если я уверена в своей правоте. Пусть лучше меня слушают...

Думаю, что меня трудно было лабилизировать. Однако это все же произошло. Помог Юрий Николаевич Емельянов, который был участником самой пер­вой группы тренинга. Он умел так мягко, деликатно сформулировать — нет, не неодобрение даже, а свои сомнения в том, целесообразны ли эти действия или эффективен ли выбранный подход...

Тренинг помог мне осознать эффективность методов активного слушания. Я поняла, что использовала метод повторения последней фразы партнера задолго до тренинга. Я сама изобрела этот способ еще в детстве. Когда взрослые говорили мне что-то долго, я часто погружалась в себя. За это меня резко критиковали. Я научилась механически запоминать последнюю фразу говорящего и немедленно возвращать ему эту фразу, как только наступала пауза. Не уверена, что это было по-настоящему активное слушание. Однако критика в мой адрес со стороны взрослых прекратилась.

Кроме того, после тренинга я стала осознавать, что я делала, когда мне нужно было убедить других ехать на овощную базу. Я поняла, почему это «работало». В то время научные сотрудники должны были регулярно ездить в совхоз и на овощную базу. Я была, вообще-то, заместителем заведующего кафедрой по научно-исследовательской работе, но почему-то должна была заниматься и организацией сельского хозяйства. Причем это был самый трудный фронт моей работы. И вот я заметила, что если я внимательно выслушиваю рассказ человека о том, почему он не может ехать на овощную базу, то есть шанс, что он поедет. Если начинаю убеждать — у обоих неприятный осадок, независимо от того, согласится человек поехать или нет. Если же выслушиваю и даже уточняю его ситуацию, то он почему-то в конце беседы соглашается. Если бы не этот опыт, я вряд ли приняла бы философию активного слушания. Это очень важно, мне кажется. Тренинговый опыт лишь помогает активизировать опыт, накопленный ранее. Сам тренинговый опыт не столь значим. Я и сейчас не помню коллизий тренинга, но помню тот отклик, который нашли новые методы в моих воспоминаниях, в моем опыте тогда.

Но вернемся к лабилизации. Постепенно, с опытом первых тренингов, я стала понимать, насколько это несправедливо — сознательно организовывать человеку неудачу, чтобы привести его в состояние «восковой мягкости» и восприимчивости к новому. Люди, с которыми я вела тренинг, вызывали у меня уважение. Я чувствовала, что они мне верили. Лабилизация была как гром среди ясного неба. Это было нарушение доверия, нарушение контакта.

Последней каплей было посещение организационно-деловой игры, которую московские коллеги проводили в 1989 году в Сиверской. Я случайно услышала, что методологи этой игры используют термин «онасекомливанье» группы. Группу нужно «онасекомить», чтобы все упали на четыре лапы и почувствовали себя букашками, а затем потянулись бы, все своим существом потянули бы к свету нового знания, которое поможет им подняться с четверенек. Мне хотелось ни самой быть насекомым, ни превращать в насекомых других. Как писал К.Юнг, «встреча с самим собой принадлежит к числу самых неприятных». Эти слова меня когда-то поразили своей глубиной и беспощадностью. Я их часто цитирую.

Я считаю, что каждый человек имеет право и на встречу с самим собой, и на то, чтобы уклониться от этой встречи.

В деловом взаимодействии человек имеет право сохранять «лицо», имеет право на «фасадное общение». Тот, кто не строил фундамента, не должен ломать и фасада.

А мотивацию к работе в тренинге можно и нужно создавать другими методами. Об этом — параграфы 3 и 4.

 

В социально-психологическом тренинге «пробелами», которые на­зывались иногда также «крысами»[12], считались: 1) эгоцентризм; 2) иг­норирование партнера; 3) принижение личности партнера.

Эти техники включались в список техник ведения беседы, куда вхо­дили также и промежуточные техники. При этом беседа рассматрива­лась как последовательность реализации следующих фаз:

1) вступление в контакт,

2) ориентация в проблеме,

3) дискуссия,

4) решение.

 

Техники ведения беседы [13]