Тема 2. Период стабилизации многополярной структуры мира (1921 - 1932)

Тема 2. Период стабилизации многополярной структуры мира (1921 - 1932)

Версальские и вашингтонские основоположения 1919-1920 и 1921-1922 гг. заложили правовые и отчасти политические основы послевоенного порядка. При всей их противоречивости эти договоренности вносили организующее начало в межгосударственное общение, предлагали набор политических, юридических и морально-этических критериев, руководствуясь которыми страны и народы теоретически могли избегать больших войн и взаимного истребления. Версальские и вашингтонские договоры и соглашения были самой фундаментальной попыткой упорядочить отношения между государствами со времен Венского конгресса 1815 г., но они несомненно превосходили "венскую систему" как по широте географического и проблемного охвата регулируемых вопросов, так и по разработанности политико-дипломатического механизма (Лига наций), предназначенного быть инструментом осуществления гарантий нового порядка. В этом состояло историко-политическое значение дипломатической борьбы 1919-1922 гг.

Однако реальный порядок мог вырасти, но мог и не вырасти из договоренностей в Версале и Вашингтоне. Многое зависело от международно-политической среды, атмосферы, в которой предстояло на практике осуществлять то, о чем договорились на конференциях. В международных отношениях мог победить настрой на сотрудничество, взаимное уважение и компромисс, но в них по-прежнему было много нетерпимости, взаимных подозрений и попыток действовать исключительно с позиции силы.

Борьба за укрепление версальского порядка и восстановление европейского равновесия (1921 - 1926)

По окончании Первой мировой войны народы Европы надеялись на закрепление позитивных начал в мировой политике. Но положение оставалось неустойчивым. В Европе, которая была средоточием мировых противоречий, вместо старых проблем возникли новые. Она оказалась разделенной на три части: "Европу победителей" (Великобритания, Франция и примкнувшие к ним союзники), "Европу побежденных" (Германия, Венгрия и Австрия) и Россию, тоже ущемленную итогами войны и вступившую на путь полного отрицания капитализма.

В центре европейской политики первой половины 20-х годов находилось три блока вопросов: разрешение проблемы долгов и восстановление единого торгового пространства Европы; урегулирование репарационного вопроса и возобновление нормальных производственных циклов в европейских странах; обеспечение гарантий международных границ.

Ситуация в Европе

В начале 20-х годов Великобритания попыталась вернуться к традиционной политике неучастия в конфликтах на материке, чтобы играть на противоречиях Франции и Германии и сохранять положение арбитра в европейских спорах. Одновременно британская дипломатия не сбрасывала со счета преимуществ, которые она могла бы получить, используя противоречия Франции и Германии с Россией, если бы последняя "вернулась в Европу", обязавшись соблюдать определенный кодекс правил поведения (отказ от экспорта революции, признание царских долгов и др.).

Определяющей для политики Британии оставалась фигура Ллойд Джорджа. В 1916-1922 гг. он возглавлял коалиционный кабинет либералов и консерваторов, от имени которого вел длительные и сложные переговоры с ирландскими революционерами. Именно "ирландский вопрос", боязнь революционного подъема в Ирландии делали Лондон болезненно непримиримым в отношении коммунистической пропаганды большевиков. При всем этом премьер-министр считал необходимым вернуть Россию в Европу, чтобы придать отношениям между материковыми державами - Францией, Германией и Россией - необходимую сбалансированность.

Однако "эпоха Ллойд Джорджа" в британской политике заканчивалась. В 1921 г. его правительство после упорного торга с ирландскими националистами подписало соглашение о предоставлении Ирландии статуса доминиона. Этот шаг был расценен в части британского общества как неоправданная уступка ирландским революционерам. Курс кабинета утратил поддержку консервативного электората. Авторитет премьер-министра упал еще больше после поражения Греции, которую активно поддерживала Великобритания, в греко-турецкой войне 1919-1922 гг. Ослабление позиций Ллойд Джорджа внутри страны делало его не склонным рисковать во внешней политике. Глава британского кабинета по-прежнему считал курс Парижа в германском и русском вопросах чрезмерно радикальным, но, не имея достаточной поддержку внутри страны, он предпочитал действовать на международной арене консервативно, оставаясь в рамках союзничества с Францией и избегая односторонних инициатив в отношении Берлина и Москвы.

Франция со своей стороны, не рискуя полагаться на Великобританию, стремилась закрепить свое военно-политическое преобладание на континенте, используя как Лигу наций, так и систему союзов с новыми государствами Восточной Европы. Малые страны были отзывчивы к подобным настроениям в Париже. Решая собственные внешнеполитические задачи (в основном территориальные) они лавировали и искали покровительства то одних, то других сильных держав. К 1920-1921 гг. при поддержке Франции оформился внешнеполитический союз Румынии, Чехословакии и Югославии - так называемая Малая Антанта, ставшая "французским стражем Версаля" на юге-востоке Европы. Главной задачей внешней политики Франции было предотвращение восстановления германской мощи посредством всемерного ослабления Германии.

На протяжении 20-х годов критический настрой в отношении версальских договоренностей нарастал в Италии, которая была недовольна своими приобретениями в процессе послевоенного территориального передала. Ревизионистские настроения в итальянском руководстве усилились после 1922 г., когда в власти в стране пришло правительство лидера фашистской партии Бенито Муссолини.

В отличие от Италии при Муссолини, побежденная и униженная в Версале Германия, не могла позволить себя открытой критики в отношении нового международного порядка, она не имела оснований быть довольной версальскими договоренностями и искала способа добиться ревизии Версальского порядка хотя бы политическим путем. Германия стремилась противопоставить политико-дипломатическому господству Великобритании, Франции и США в мировых делах собственную систему союзов, которые ей еще предстояло построить. Положение "изгоя" большой политики делало Берлин объективно склонным к переоценке своих неприязненных отношений с Советской Россией.

В Москве также осознавали необходимость "поворота к Европе". Иллюзии по поводу скорого наступления мировой революции медленно отступали на второй план, хотя и продолжали оказывать глубокое влияние на политику большевиков. Советской России были нужны торгово-экономические связи с внешним миром, и это предполагало так или иначе повторное освоение - в духе новой коммунистической идеологии - правил международного общения. Москве, как и Берлину, были нужны партнеры..

 

1.3. Эволюция внешнеполитической концепции большевиков. Доктрина "мирного сосуществования"

Одним из последствий Первой мировой войны была идеологизация международных отношений. Ее факторами стали размежевание между либерализмом и антилиберальными идеологиями в нескольких основных их формах - фашистской (итальянский фашизм), нацистской (германский нацизм), военно-этатистской (японский милитаризм). Октябрьская революция в России усугубила раскол, породив собственную, левореволюционную версию антилиберальной идеологии в лице большевизма и его разновидностей. С точки зрения большевиков, мир раскололся на две части - капитализм и социализм, которые были разделены между собой постоянно углублявшимся идейно-политическим антагонизмом. Эти "миры" по-разному представляли себе перспективы развития цивилизации. Сам факт существования "идеологически чуждого" государства автоматически считался странами, придерживающимися иной системы ценностей, угрозой для их национальной безопасности. Характерно, что к миру капитализма советская идеология относила и страны с буржуазно-демократическими режимами (Великобритания, США, Франция), и государства, в которых зарождались антилиберальные политические системы (Италия, позднее - Япония и Германия).

Советское руководство видело причины войн в самой системе капитализма, в его "агрессивной сущности", внутренних стимулах к экспансии, стремлении распространить свою систему ценностей на весь мир. Отсюда делался вывод об органической природе антисоветской политики капиталистических государств и их непримиримости к "первому в мире государству рабочих и крестьян". С такой точки зрения борьба за мир отождествлялась с борьбой за предотвращение агрессии капиталистических стран против Советской России, а борьба за предотвращение этой агрессии - с борьбой против капитализма вообще. Между тем, сама концепция мирового переустройства на базе всемирной пролетарской революции была "зеркальным отражением" как раз тех намерений, который в Коминтерне приписывали капиталистическому миру. Эта идея тоже ориентировала на распространение советского, социалистического строя на весь мир и нацеливала на непримиримость к идеологически чуждым буржуазным странам, их строю и образу жизни.

Однако в начале 20-х годов во внешнеполитических воззрениях большевиков стали происходить перемены. Идея мировой революции не утрачивала значения основополагающей. Но наряду с ней советское руководство начало разрабатывать новую теоретическую платформу, которая позволяла бы совместить революционность в идеологии с необходимостью нормализовать отношения с внешним миром, все части которого в тот период (за исключением подконтрольной большевикам Монголии) были капиталистическими.

Такой платформой стала концепция "мирного сосуществования стран с различным политическим строем", надолго заложившая логико-понятийные и политико-философские рамки внешней политики СССР. Эта концепция не была представлена в форме единого цельного документа. Она складывалась постепенно и состояла из трех основных постулатов, которые в разные периоды то выдвигались на передний план, то затенялись советским руководством в зависимости от конкретных обстоятельств.

Во-первых, концепция мирного сосуществования предусматривала возможность нормализации отношений и полноценного сотрудничества Советской России и СССР с капиталистическими странами на межгосударственном уровне. В первую очередь имелось в виду налаживание хозяйственных связей с окружающим миром.

Во-вторых, концепция "мирного сосуществования", провозглашая отказ от прямого военного столкновения с капиталистическими странами, выдвигала на передний план тактику мирной дипломатии посредством "игры на межимпериалистических противоречиях". Советское государство должно было использовать эти противоречия в интересах социализма. Задачей советской дипломатии было не просто восстановление контактов с внешним миром, а активное маневрирование в международном сообществе и участие в конкуренции за выход на наиболее благоприятные позиции в решении вопросов мировой политики без использования военных методов.

В-третьих, логика "мирного сосуществования" не исключала продолжения острой идеологической борьбы между социализмом и капитализмом и оказания советским правительством поддержки революционерам в любой стране мира. Это третье положение концепции противоречило ее первому постулату о мирном сотрудничестве с капиталистическими странами, так как фактически оно представляло собой попытку легализации "морального права" большевиков вмешиваться в дела других государств, если там возникали левые и революционные брожения.

На протяжении 20-30-х годов в системе внешнеполитических органов в Москве сложилась своего рода специализация: открытый акцент на борьбе за победу мировой революции остался характерным для документов и практической работы Коминтерна, а официальные государственные органы советского государства - правительство, отдельные ведомства и комиссариаты в целом - строили международную деятельность, сообразуясь с тезисом о мирном сосуществовании.

Создав в Москве штаб-квартиру Коминтерна как организационного центра мирового революционного процесса, руководство России рассматривало мирное сосуществование как специфическую форму классовой борьбы в международном масштабе. В советском менталитете преобладал постулат о необратимой, исторически обусловленной смене общественно-экономических формаций, якобы, неизбежно ведущей к победе коммунизма. Западные страны официально не признавали концепцию "мирного сосуществования", считая ее уловкой, призванной отвлечь внимание от попыток экспортировать революцию за пределы Советской России.

Генуэзская конференция

Вопрос об экономическом положении в Европе было решено вынести на обсуждение международного форума. 6 января 1922 г. в Канне открылась сессия Верховного совета Антанты, главным вопросом которой был созыв международной экономической конференции в Генуе в марте 1922 г. с приглашением на нее делегаций Советской России, Германии, Австрии, Венгрии и Болгарии - то есть стран, оказавшихся исключенными из круга "держав-победительниц". Это была первая послевоенная конференция, созванная на недискриминационной основе, то есть с участием и победителей, и побежденных. В этом состояло ее символическое значение.

Для Москвы этот поворот в политике западных держав был знаком их готовности отказаться от попыток игнорировать Россию и вернуть ей статус "нормального европейского государства". Инициатором диалога с Москвой выступила Великобритания, первой признавшая советское правительство де-факто при заключении с ним торгового договора. За переговоры с Россией выступила Италия, тоже де-факто признавшая советское правительство в декабре 1921 г. и заключившая с ним торговое соглашение. Полные дипломатические отношения Москва к этому времени имела с Эстонией, Литвой, Латвией, Польшей, Финляндией, Турцией, Ираном и Афганистаном. Формально считалось, что дипломатические отношений существуют между Советской Россией и МНР, но последняя юридически не имела статуса независимого государства.

В принятой в Канне резолюции содержалось очень важное для Советской России замечание о том, что "нации не могут присваивать себе права диктовать другим принципы, на основе которых они желают организовывать свою внутреннюю экономическую жизнь и свой образ правления. Каждая страна в этом отношении имеет право избирать для себя ту систему, которую она предпочитает" (п. 1). Такая позиция Запада означала с его стороны принципиальную уступку, которая создавала основу для серьезных переговоров о нормализации отношений Москвы с внешним миром.

Генуэзская конференция открылась 10 апреля 1922 г. Она обсуждала четыре группы вопросов - политические, экономические, финансовые и транспортные. В части, касавшейся отношений с Россией главными спорными вопросами были два: долги прежних российских правительств западным кредиторам, признания которых советским руководством добивались западные страны; и возвращение бывшим владельцам национализированной иностранной собственности в России. Ни по одному из этих вопросов советская делегация не уступила. Вместе с тем, она заявила о признании "каннской резолюции" как основы для переговоров с зарубежными странами и сделала свои предложения о представлении концессий для иностранного капитала, список которых частично совпадал со списком объектов иностранной собственности, национализированной большевиками после октябрьской революции. Тактика западной стороны состояла в том, чтобы коллективными усилиями всех государств найти приемлемую компромиссную схему решения вопросов долгов и иностранной собственности в России. Позиция большевиков определялась стремлением расколоть "блок кредиторов". Советская делегация была готовы обсуждать не общую схему разрешения долговой проблемы, а только конкретные вопросы компенсации отдельным странам за конкретные иностранные предприятия, прииски и т.п., увязывая их при этом с требованиями о предоставлении новых кредитов. Параллельно советская сторона предъявила контр-претензии странам Антанты за материальный ущерб, причиненный во время интервенции.

Удовлетворительного разрешения "русского вопроса" не получилось. Франция, как и ожидалось, заняла в вопросе о долгах предельно жесткую позицию, а Великобритания не решалась открыто ей противоречить. Фактически конференция была сорвана бескомпромиссностью Парижа. Желая замаскировать провал переговоров, державы приняли решение перенести комплекс вопросов об отношениях с Россией на специальную конференцию в Гааге, назначенную на июнь 1922 г.

Архивные документы показывают, что большевики с самого начала ориентировались не на общий компромисс с кредиторами, а на разжигание интереса к сотрудничеству с Россией в среде деловых кругов западных стран. Расчет делался на конкуренцию между возможными зарубежными партнерами за развитие хозяйственных связей с Москвой. Как отмечалось в секретных инструкциях советских партийных органов, задача московской делегации состояла в том, чтобы "в действительности за кулисами переговоров возможно более рассорить буржуазные государства..., преследуя и реальные интересы, т.е. создав возможность отдельных соглашений с отдельными государствами и после срыва Генуэзской конференции". Но большевики не хотели, чтобы конференция сорвалась из-за "русского вопроса" - тогда во всем обвинили бы Москву. Поэтому они легко согласились на перенос спорных проблем на специальную конференцию в Гааге. Но и Гаагская конференция летом 1922 г. оказалась безрезультатной.

Рапалльский договор

Раздражение держав Антанты в связи с отсутствием результатов от конференции в Генуе усугублялось успехом большевистской тактики "игры на межимпериалистических противоречиях". 14 апреля 1922 г. в промежутках между пленарными заседаниями Генуэзской конференции в предместье Генуи Рапалло главы советской и германской делегаций, советский нарком иностранных дел Г.В.Чичерин и министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау подписали двусторонний договор об отказе от взаимных претензий (включая репарационные) и восстановлении дипломатических отношений. Германия признала Советскую Россию де-юре.

Таким образом была выполнена поставленная Лениным задача раскола рядов капиталистических стран. Это было несомненным успехом советской дипломатии. Согласие Германии подписать Рапалльский договор не позволило сформировать единую позицию западных стран в вопросе возвращения национализированной иностранной собственности в России. В свою очередь, отказ Москвы от полагавшейся ей по Версальскому договору доли репараций с Германии создавал прецедент и тем самым подрывал позиции Франции, по-прежнему требовавшей от Берлина репарационных выплат.

Но договор имел и важные негативные последствия. Он положил начало советско-германскому сотрудничеству на антиверсальской основе. Экономические, военно-технические, культурные связи Советской России и Германии стали быстро развиваться. Стало налаживаться сотрудничество в подготовке специалистов военного профиля. Между Красной армией и рейхсвером в обход версальских запретов установилось тайное сотрудничество, продолжавшееся вплоть до прихода нацизма к власти в Германии. В СССР скрытно действовали совместные военные объекты и военно-учебные заведения (заводы, аэродромы, танковые и авиационные школы), на которых проходили стажировку и обучались германские военные специалисты.

Рапалльский договор дал новые основания Парижу опасаться советско-германской оси. Итогом была новая активизация усилий Франции по созданию на пространстве между между Германией и Россией "непреодолимого вала" из антироссийски и антигермански настроенных малых государств. Предпринятая в Генуе попытка подвести под Версальский порядок общеевропейскую основу была перечеркнута в Рапалло.

План Дауэса

После кризиса 1923 г. англо-саксонские державы твердо решили оттеснить Францию от решения германского вопроса, пользуясь ее финансовой зависимостью от них. Разработка графика выплат была поручена представителю США банкиру Чарльзу Дауэсу, который возглавил комитет независимых экспертов, который должен был оценить реальную платежеспособность Германии и установить реалистичный план получения от нее выплат. 16 июля 1924 г. на Лондонской конференции союзных держав был принят меморандум, утвердивший основные положение "плана Дауэса".

Во-первых, абсолютные размеры выплат были пересмотрены в сторону существенного сокращения. Во-вторых, условия плана жестко ограничили возможности Франции впредь применять против Германии санкции. В-третьих, были установлены ежегодные лимиты платежей, но не оговаривались ни количество лет, отводимое для их полного завершения, ни общая сумма полагающихся выплат. В-четвертых, комитет экспертов рекомендовал предоставить Германии новые займы для преодоления текущих экономических трудностей.

В качестве источников выплаты репарационных платежей план предусматривал использование прибылей промышленных предприятий и железных дорог Германии, а также доходов государственного бюджета. За период действия плана Дауэса, с 1924 по 1929 г. Германия выплатила в счет репараций немногим более 10 млрд. марок, то есть в 2,5 раза меньше, чем получила кредитов за тот же срок. Французская доктрина "экономических репрессий против Германии" была таким образом заменена англо-саксонской концепцией "восстановления германской экономики". Франко-бельгийские войска должны были покинуть Рейнскую зону в течение года после Лондонской конференции.

План Дауэса знаменовал поворот к отказу от дискриминации Германии в европейской политике. Найдя компромиссные решения, он заложил экономическую основу восстановления единства Западной и Центральной Европы. Теперь на повестку дня можно было снова поставить вопрос о европейской безопасности. Так или иначе это сопрягалось с выяснением перспектив отношений европейских стран с Советским Союзом.

Женевский протокол 1924 г.

Компромисс в репарационном вопросе позволял перейти к урегулированию вопросов безопасности европейских государств. Речь шла прежде всего о создании правовых основ для механизма разрешения межгосударственных споров, неизбежность которых в Центральной и Восточной Европе осознавалась большинством политиков. 2 октября 1924 г. с подачи британского правительства Макдональда Ассамблея Лиги обсудила так называемый Женевский протокол о мирном разрешении международных споров и рекомендовала правительствам стран-членов Лиги ратифицировать его.

Протокол мог вступить в силу после его ратификации большинством стран-участниц. Он представлял собой проект договора о взаимной гарантии безопасности и содержал схему объединения в единый договорно-правовой комплекс всеобщих гарантий безопасности с системой действующих региональных союзов. Участники протокола обязывались не прибегать к войне, "за исключением случаев сопротивления актам агрессии" или санкций, применяемых в соответствии с Уставом Лиги наций или самим Протоколом. Фактически речь шла о попытке впервые ввести в международные отношения норму обязательного международного арбитража, которому подлежали любые споры между государствами. Протокол содержал весьма подробные постановления относительно процедуры мирного разрешения споров, обязанностей спорящих государств не допускать углубления конфликта, последствий неисполнения этих обязанностей и отказа от процедуры мирного регулирования. Женевский протокол содержал и вариант определения агрессии. Он не был совершенен. Агрессором предлагалось считать страну, которая отказывается предоставить спор, в котором она участвует, на рассмотрение международного арбитража. В случае вступления в силу Женевский протокол мог оказаться сильным инструментом международного регулирования.

Однако "великая хартия мира", как именовали Женевский протокол пацифисты, не вступил в силу. Против него выступили британские доминионы. С одной стороны, территориальные споры не казались им актуальными, с другой - доминионы не хотели брать на себя обязательства гарантировать границы стран материковой Европы, с которой их военно-политические интересы были слабо связаны. В самой Великобритании противников Женевского протокола было тоже достаточно много, его резко критиковали консерваторы. Победа последних на парламентских выборах в октябре 1924 г. предопределила отказ Лондона от ратификации Женевского протокола. Затем о своем отрицательном отношении к протоколу заявила Италия. Из великих держав протокол ратифицировала только Франция. Большинство сильных стран мира не было готово подчинять свою политику юрисдикции международных арбитражных органов. Весьма критически отнеслись к Женевскому протоколу и в Москве. Тем не менее, закрепление в международном праве положения протокола о том, что "агрессивная война составляет... международное преступление" сыграло свою роль. Оно было внесено спустя много лет в обвинительное заключение Нюрнбергского военного трибунала при обосновании преступности нацистской агрессии во Второй мировой войне.

Локарнские соглашения

Германская дипломатия умело использовала шанс, который ей предоставило всеобщее раздражение европейских государств и США против действий Франции в Рейнской области. Теперь уже Берлин стремился представить себя в роли жертвы французской экспансии, встречая понимание международного политического мнения. Германские представители стали говорить о необходимости приобретения международных гарантий против нарушения франко-германской и германо-бельгийской границ.

29 сентября 1924 г. Германия сделала заявление о намерении вступить в Лигу наций и высказала пожелание о предоставлении ей места постоянного члена Совета Лиги, а 12 декабря декларировала требование ликвидировать "неравенство" в вооружениях, которое вытекало из Версальского договора. Действия германской стороны предпринимались при благосклонном внимании Великобритании, считавшей источником нестабильности в Европе французские амбиции.

Берлин искал пути ослабить путы Версаля и добиться более выгодного для себя урегулирования с бывшими противниками. Первым большим клином, который удалось вбить в Версальский порядок, была договоренность с Советской Россией в Рапалло. Новую возможность для проявления инициативы дал французский проект договора между державами, "имеющими интересы на Рейне" - франко-бельгийско-британского союза. Германия постаралась помешать образованию такого тройственного блока, в чем нашла влиятельных союзников в Лондоне. 25 января 1925 г. германское правительство официально представило собственный проект Рейнского гарантийного пакта.

Завязавшаяся дипломатическая переписка и последующие переговоры велись между Великобританией, Германией и Францией. Италия, для которой, по заявлению Муссолини, рейнская граница не представляла интереса, в них не участвовала. Но в Париже хорошо понимали логику британской позиции и видели элементы фактического блокирования Британии и Германии против Франции. Поэтому французской стороне было выгодно привлечь к переговорам Италию, рассчитывая на ее потенциальные разногласия с Германией по вопросу об австро-итальянских территориальных спорах в Альпах.

Министр иностранных дел Франции Аристид Бриан попытался подключить Рим к переговорам о европейских границах. Он предложил заключить гарантийный пакт для восточных и южных границ Германии с ее соседями при участии Франции, Италии, Чехословакии, Польши, Австрии и самой Германии, причем Франция брала на себя роль гаранта такого договора. Муссолини отклонил и это предложение, заявив, что в его интересы не входит гарантирование границ Польши и Чехословакии.

Разногласия между предполагаемыми участниками будущего пакта были значительны. Французское правительство желало, чтобы одновременно с пактом были бы подписаны арбитражные договоры Германии с восточными союзниками Франции - Польшей и Чехословакией - и чтобы эти договоры составляли с Рейнским гарантийным пактом единый комплекс. Этому противилась Британия, угадывая во французском плане идею "окружения Германии". Ощущая британскую поддержку, Германия отвергала юридическое закрепление неприкосновенности ее границ с Польшей и Чехословакией. В Берлине не скрывали, что не считают границы на востоке Европы окончательными. Очевидно, не считали их таковыми и в Лондоне. В первую очередь речь могла идти о границе Германии с Польшей.

В итоге долгих и сложных дипломатических маневров в октябре 1925 г. в Локарно (Швейцария) были парафированы, а 1 декабря в Лондоне окончательно подписаны договоры и соглашения, получившие общее название Локарнских. Главным из них был Рейнский гарантийный пакт между Германией, Францией, Бельгией, Великобританией и Италией. По этому пакту Германия, Франция и Бельгия признали неприкосновенность границ Германии с Бельгией и Францией в том виде, как они были установлены Версальским договором, а также обязались соблюдать постановления Версальского договора о демилитаризации Рейнской зоны. Германия, Франция и Бельгия обязались также разрешать все спорные между ними вопросы путем арбитража или судебного решения. Обязанности гарантов соблюдения пакта приняли на себя Великобритания и Италия.

Принятые Германией обязательства признавать неприкосновенность границ не исключали, как заявил Штреземан, ставший в конце 1923 г. министром иностранных дел Германии, возможности пересмотреть их переговорным путем. И действительно, как только Локарнские соглашения были подписаны, Германия приступила к секретным переговорам с бельгийским правительством о передаче ей кантонов Эйпен и Мальмеди.

Одновременно с Рейнским пактом в Локарно были подписаны двусторонние соглашения Германии с Францией, Бельгией, Польшей и Чехословакией об арбитраже в случае возникновения пограничных споров, а также двусторонние франко-польский и франко-чехословацкий гарантийные договоры. Однако не увязанные в единый комплекс с Рейнским пактом они не были подкреплены достаточно надежными многосторонними международными гарантиями. Восточноевропейские страны в случае конфликта с Германией могли рассчитывать только на поддержку Франции. Ни Британия, ни Италия в этом случае не имели бы официальных оснований воздействовать на Берлин. Локарнские соглашения вступили в силу с принятием Германии в Лигу наций 8 сентября 1926 г., где она получила место постоянного члена Совета Лиги. Прежний военный контроль союзников над Германией был заменен военным контролем со стороны Лиги наций. Франко-бельгийские войска начали по частям покидать Рейнскую зону еще в 1925 г.

Локарнские соглашения были разумным способом решения германской проблемы. Избранный для этого способ, франко-германское примирение, было целью политики французского министра иностранных дел Бриана, считавшего такое примирение залогом европейской стабильности. На первой стадии переговоров, свидетельствуют архивные материалы МИД Франции, Бриан добивался гарантий границ и для восточных соседей Германии. Он решился на локарнский вариант лишь после того, как его идея гарантий границ и на востоке Европы встретила упорное сопротивление Германии, нашедшей поддержку у Великобритании. Дипломатия Бриана послелокарнского периода свидетельствует о том, что он мало полагался на добрую волю Германии и поэтому искал способы укрепить военно-политические союзы малых стран, а позже стал обдумывать пути к соглашению с СССР.

Локарнские соглашения разрядили напряженность в Европе, оказав умиротворяющий эффект на настроения европейцев. Современники оценивали соглашения как "высшую точку в возрождении Европы" и как "водораздел между войной и миром". "Творцы Локарно" - министр иностранных дел Франции Аристид Бриан, министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен и министр иностранных дел Германии Густав Штреземан - были удостоены Нобелевской премии мира 1925 г.

Слабостью "системы Локарно" была ее ограниченность. Она была сфокусирована фактически только на франко-германском примирении и не могла служить основой общеевропейского механизма обеспечения безопасности. Становилось все яснее, что после Локарно основных импульсов нестабильности предстоит ожидать со стороны востока Европы. Локарнский договор не сопровождался подписанием одной или нескольких военных конвенций, и поэтому никакой конкретный механизм включения гарантий против возможного нарушения согласованных условий не был предусмотрен. В случае конфликта державы-гаранты должны были только вступить в переговоры для рассмотрения вопроса о возможности принятия мер против нарушителей. Надежность таких гарантий была невелика. Тем не менее, подписание соглашений создало в международных отношениях феномен "духа Локарно" как выражения общего настроя европейских стран на примирение и сотрудничество. Это настроение определило ослабление международной напряженности во второй половине 20-х годов.

Новые подходы к проблеме долгов и репараций. План Юнга

Во второй половине 20-х годов темпы возрождения экономического потенциала Германии ускорились: в 1927 г. ее промышленное производство достигло довоенного уровня, а экспорт превысил этот уровень в 1929 г. Тем не менее, правительство Германии добивалось пересмотра плана Дауэса, определившего размер ежегодных репарационных платежей от 1 млрд. в 1924-1925 гг. до 2,5 млрд. марок в 1928-1929 гг. Оно настаивало на снижении суммы и изменении сроков платежей. Западные державы пошли навстречу этим пожеланиям. Решено было учредить комитет экспертов по репарационному вопросу, который возглавил американский финансист, президент компании "Дженерал электрик" Оуэн Юнг.

Работа комитета экспертов, начавшаяся в феврале 1929 г., проходила на фоне серьезных расхождений между представителями Германии, Великобритании, Франции, Бельгии и других стран. Все же в июне 1929 г. комитет рекомендовал заменить план Дауэса новым планом Юнга, согласно которому ежегодные репарационные платежи сокращались до 2 млрд. марок на период 1929-1965 гг., с тем, чтобы в 1966-1988 гг. Германия платила суммы, равные ежегодным долговым выплатам стран-получателей германских репараций Соединенным Штатам. Таким образом, после 1966 г. Германия фактически брала бы на себя выплату союзнических долгов европейских стран США. Репарации должны были выплачиваться только за счет прибылей железных дорог и государственного бюджета Германии.

Для утверждения плана Юнга в Гааге в августе 1929 г. и январе 1930 г. работала международная конференция. Она утвердила план Юнга. Кроме того, путем обмена нотами между Францией, Бельгией и Германией была оформлена договоренность о сроках и методах окончательной эвакуации союзных войск из Рейнской области. Был отменен финансовый и экономический контроль над Германией. План Юнга и сопутствующие ему договоренности закрепили разрядочные тенденции в Европе.