VIII. Права на собственные и на бесхозяйные вещи

 

§ 1. Право на свою вещь

как особое свойство права собственности

 

В современном праве так называемые права на свои вещи (jura in re sua) являются достаточно распространенными. Данный правовой институт наиболее часто встречается в области залоговых прав <117>, но также и в наследственном праве застройки (известен также советскому праву - ст. 82) <118> и применительно к различным сервитутам <119>.

--------------------------------

<117> Немецкий БГБ, § 1163, 1168, 1177, 1196, 1256, ср. также § 889; швейцарский ЦГБ, ст. 859, 863.

<118> Статья 82 советского ГК гласит: "Если продажа права застройки путем публичных торгов признана несостоявшейся, то право застройки переходит местному органу власти". См. также немецкое Положение о наследственном праве застройки 1919 г., § 2, и немецкий БГБ, § 889.

<119> Немецкий БГБ, § 889 и 1063; швейцарский ЦГБ, ст. 733 и 735.

 

На первый взгляд может показаться, что существованием прав на собственные вещи однозначно опровергается наше воззрение на сущность так называемых ограниченных вещных прав (наследственное право застройки, право залога и т.д.). Если согласиться, что все эти права являются не абсолютными (непосредственно действующими против всех), а относительными (непосредственно действующими только против кого-то одного, как правило, против собственника вещи), то как тогда могут существовать право залога, наследственное право застройки, сервитуты на свою собственную вещь? В данном случае ведь не может идти речь о правоотношении к определенному лицу, в соответствующих случаях - к собственнику вещи, так как в данном случае правоотношение вообще отсутствует. Но, с нашей точки зрения, как раз в данном правоотношении и лежит вся суть института. И если такое (непосредственное) правоотношение отсутствует, то не может идти речь и о дальнейшем отражательном действии в отношении третьих лиц.

В итоге можно было бы сказать, что в залоговом праве, в наследственном праве застройки, в сервитутах на собственную вещь отсутствуют оба элемента действительного залогового права, действительного наследственного права застройки, действительного сервитута - как внутренний (непосредственный) аспект, так и внешний (отражающий) аспект!

Не рассматривая здесь сложную и спорную проблему прав на собственную вещь <120>, мы хотели бы привести некоторые общие принципы, которые имеют непосредственное значение для интересующего нас вопроса.

--------------------------------

<120> Относящиеся к данному вопросу теории см. у Enneccerus - Kipp - Wolff (ibid., § 147, S. 531 ff.), а также у Wieland'а (ibid. S. 397 ff.), у Eck'а (ibid. S. 309 ff.). Данные теории рассматривают только залоговое право на собственную вещь (центральная и исходная точка всей проблемы прав на собственные вещи), но имеют, без сомнения, общее значение для данной проблемы. Из этих теорий мы ближе всего стоим к так называемой теории разделенной стоимости, как это следует из следующего нашего текста.

 

Права на собственную вещь в действительности не однородны с соответствующими правами на чужую вещь. Они вообще не являются правами, независимыми от права собственности.

То есть, например, право залога на собственную вещь в действительности не является правом залога <121> уже по тому основанию, что собственная суть залога - право на определенную часть стоимости вещи в данном случае отсутствует. "Majori inest minus" (большее включает в себя меньшее), и право собственника на всю стоимость вещи не могут допустить самостоятельного существования иного права на часть той же самой стоимости.

--------------------------------

<121> Абсолютно прав, таким образом, Staub, когда он говорит, что залоговое право на собственную вещь является юридическим нонсенсом, внутренним противоречием (там же, стр. 45 и сл.).

 

Соответственно в данном случае отсутствует право обратить взыскание на определенную часть стоимости, отсутствует право инициировать исполнительное производство, которое является крайне существенным правомочием залогового права.

Залоговое право на собственную вещь является в действительности не более чем выражением, формулой некоторых особых свойств, которые присущи самому праву собственности.

Данные свойства заключаются в основном в следующем:

1. Защита определенной части стоимости вещи от последующих залогодержателей. Защита, имеющая место в настоящем случае, направлена не против интересов собственника, что является существенным для права залога, а, наоборот, направлена на обеспечение интересов этого собственника. Правовое положение собственника тем самым, наоборот, укрепляется и усиливается.

2. Возможность предоставить право залога (действительное право залога) заранее определенного старшинства в отношении защищенной части стоимости вещи.

Но эти два свойства права собственности ни вместе, ни по отдельности не могут привести к возникновению какого-либо особого права на собственную вещь, отличного от права собственности.

В данном случае мы имеем дело только с особым правовым средством, направленным на усиление обычного права собственности.

Как при праве залога, право застройки на свою же вещь (участок земли) немыслимо, как немыслимо и право аренды собственной вещи. Не может быть особого права пользования земельным участком, составляющего существо права застройки, когда у того же субъекта имеется поглощающее это право (in majore et minus continetur), более широкое право пользования, вытекающее из права собственности на тот же самый участок.

В известных некоторым положительным законодательствам случаях перехода права застройки к собственнику земли <122> право это в действительности не переходит, а прекращается как поглощаемое правом собственности, причем за счет этого поглощения самые права собственника получают некоторые особенности, некоторые дополнительные свойства. Так, напр., в области советского права застройки можно отметить следующие изменения правового положения отдела коммунального хозяйства (или иного органа) как представителя государства-собственника при переходе к нему права застройки по ст. 82 ГК:

--------------------------------

<122> См. выше, прим.

 

1) возможность нового установления права застройки, однако, лишь по срок бывшего, досрочно прекратившегося, права застройки;

2) обязанность откомхоза, по залоговым правам на бывшее право застройки, допустить установление нового права застройки до того же срока и на тех же условиях в пользу покупателя (на публичных торгах) этого нового права.

Первая из указанных выше особенностей, приобретаемых правом откомхоза на земельный участок, усиливает это право в смысле расширения одного из его элементов, а именно права распоряжения, так как в нормальное содержание права откомхоза установление права застройки входит лишь при условии незастроенности участка или при наличии условий, указанных в ст. 84 и 84-а ГК.

Вторая же из указанных особенностей, напротив, ослабляет право откомхоза на земельный участок, против нормального его содержания, в пользу залоговых кредиторов бывшего застройщика.

Но, во всяком случае, откомхоз (точнее, государство в лице откомхоза) является в данном случае не собственником и вместе с тем застройщиком своего же участка земли, а только собственником его с некоторыми особыми чертами права собственности. Они могут быть выражены следующей формулой: право установить, а в некоторых случаях и обязанность допустить установление нового права застройки, хозяйственно продолжающего старое.

Не иное соответственно следует сказать и об известных западным законодательствам случаях залоговых, сервитутных и др. прав на свою вещь <123>.

--------------------------------

<123> См. опять немецкий БГБ, § 1063 и 889; швейцарский ЦГБ, ст. 733 и 735.

 

И здесь в действительности нет права залога, сервитута (или иного права), а имеется лишь некоторая модификация права собственности, изменяющая его нормальное содержание.

 

§ 2. Аналогичные явления в обязательственном праве

 

Для дальнейшего исследования внутреннего противоречия в понятии права на собственную вещь необходимо осуществить его сравнение с аналогичными явлениями в сфере обязательственного права. В данной области также встречаются случаи, в которых законодатель при соединении должника и кредитора в одном лице тем не менее считает целесообразным (исключительно из практических соображений) признавать дальнейшее существование обязательственных правоотношений.

Особо яркие примеры имеются в сфере вексельного права.

Например, Общее положение о векселях Германии устанавливает, что лицо, выдавшее переводной вексель, может указать себя самого в качестве векселедержателя <124>. Такие векселя своему приказу, более того, expressis verbis допускаются как французским <125> и английским <126>, так и иными правопорядками <127>. Следует добавить, что такие векселя часто встречаются в практике, в хозяйственной жизни и имеют даже очень широкое распространение <128>.

--------------------------------

<124> Положение о векселях, ст. 6, абз. 1.

<125> Code de commerce. Art. 110.

<126> Bills of Exchange Act. 1882. Art. 5. Abs. 1 (Die Handelsgesetze des Erdballs. 3 Aufl. Bd. XI. Abt. 1. Teil II).

<127> Взаимодополняющие перечисления положений о векселях см. у Grunhut, Wechselrecht, I, § 41, S. 352, Anm. 2 и у Lyon-Caen et Renault, Traite de droit commercial, 5 Aufl., IV, S. 82, Anm. 1. См. также советское Положение о векселях (прим. к ст. 17); проект итальянского Торгового кодекса, ст. 341; турецкий Торговый кодекс, ст. 529.

<128> См., напр., Muller-Erzbach: "Большинство находящихся в обороте векселей являются так называемыми векселями собственному приказу. Они по понятным причинам являются гораздо более частыми, чем тратты с определенным векселедержателем..." (Deutsches Handelsrecht, 2 und 3 Aufl., S. 472 III). См. также комментарий Staub'а к Положению о векселях, 11 Aufl., S. 70. По-другому в СССР, где переводной вексель вообще не очень распространен, а простой вексель с давних времен используется гораздо более часто.

 

Тем не менее можно увидеть, что такой вексель своему приказу является не чем иным, как условным обязательством уплатить (на случай неакцепта векселя трассатом), которое трассант сам на себя возлагает.

Таким образом, необходимо сказать: если трассат отказывает в акцепте такого (неиндоссированного) векселя, то векселедержателю принадлежит (уже не условное) требование в отношении только лишь себя, вне зависимости от того, заключается ли оно в предоставлении обеспечения, как это имеет место, например, по немецкому праву <129>, или в досрочной оплате (английское <130> и советское <131> право), или и в том и в другом по выбору векселедателя (французское <132> право) или векселедержателя (скандинавское право <133>), другими словами, в данной ситуации в любом случае по собственному выбору.

--------------------------------

<129> Положение о векселях, ст. 26, абз. 1.

<130> Bills of Exchange Act. 1882. Art. 43. Abs. 2.

<131> Советское Положение о векселях, ст. 26.

<132> Code de commerce. Art. 120. Abs. 1. Lyon-Caen et Renault. Ibid. S. 220 f.

<133> Скандинавское вексельное уложение, § 25 и 29 (Die Handelsgesetze des Erdballs. Bd. X. Abt. 1).

 

Если мы далее продолжим рассмотрение данного случая, а именно что в платеже по такому векселю, который не был акцептирован трассатом и не был оплачен трассантом до срока платежа, было также отказано трассатом и при наступлении срока платежа, то трассат окончательно выпадает из вексельного правоотношения как третье лицо в них и остаются только векселедержатель и векселедатель в одном лице.

В соответствии с общепризнанными принципами права вследствие такого слияния кредитора и должника в одном лице вексель должен был бы стать недействительным как минимум с момента отказа в платеже со стороны трассата.

Тем не менее это не происходит, и во всех этих случаях вексель далее считается векселем <134>. Так как хотя против векселедателя не может быть подан иск (точно так же как и в случае с правами на собственные вещи иск не может быть подан против собственника), но такой вексель, как и любой вексель, может быть индоссирован другому лицу <135>, которое тогда и сможет предъявить иск (опять же, как и при правах на собственные вещи).

--------------------------------

<134> Тем не менее необходимо заметить, что французская доктрина, придерживаясь мнения Pothier'а, склоняется к тому, чтобы отрицать характер векселя в собственном смысле за переводным векселем своему приказу до тех пор, пока он не будет индоссирован, и признает его в данный период времени только проектом векселя. Из этого делаются практические выводы, поскольку уже не требуется, чтобы реквизиты векселя имелись в наличии уже к дате его выдачи. Достаточно того, чтобы они были в наличии лишь к моменту совершения индоссамента, и эти реквизиты могут содержаться не только в самом векселе, но и в индоссаменте ("de la lettre et de l'endossement combines"). Например, вексель может даже быть не датирован и не подписан: достаточно даты и подписи в индоссаменте.

По нашему мнению, данное учение соответствует аксиоме, что не может существовать правоотношения (даже вексельного) с самим собой. К сожалению, даже сторонники соответствующей французской модели не смогли выявить этот ее правильный теоретический базис. См., напр.: Lyon-Caen et Renault. Ibid. S. 84 f.

Французское понимание юридической природы векселя собственному приказу можно найти и в немецкой литературе. Так, Thol. Das Handelsrecht. 4 Aufl., II, § 160. S. 633 und 636 f. Ср. также ст. 599, абз. 2 аргентинского Торгового кодекса (Die Handelsgesetze des Erdballs, IV): "Отсутствие подписи лица, выдавшего вексель собственному приказу, компенсируется наличием его подписи под индоссаментом".

По-другому считает господствующее воззрение, в соответствии с которым переводной вексель собственному приказу с самого начала является самым настоящим векселем. Ср., напр.: Grunhut. Ibid. I. § 41. S. 354 и Staub. Ibid. S. 71.

<135> Существование возможности индоссировать такой вексель после наступления дня платежа зависит от общего отношения соответствующего законодательства к последующему индоссаменту (после наступления дня оплаты). Там, где такой индоссамент недействителен (см., напр., голландский Торговый кодекс, ст. 139 - Die Handelsgesetze des Erdballs, XII, 2) или где он считается цессией (напр., Bills of Exchange Act, 1882, Art. 36, Abs. 2; к этой же группе относится и испанский Торговый кодекс, § 466 - Die Handelsgesetze des Erdballs, VII, который неправильно цитируется и неверно интерпретируется как Grunhut'ом, ibid. S. 166, Anm. 2, так и Lyon-Caen et Renault'ом, ibid. S. 134 f.), вексель собственному приказу не приобретает силу от того, что он индоссирован. Наоборот, сказанное нами вполне применяется (также и к случаям последующего индоссамента) к законодательствам, которые признают последующий индоссамент (именно в качестве индоссамента, а не в качестве цессии!) или в полной мере (см., напр., советское Положение о векселях, ст. 13 и 18, а также французскую судебную практику у Lyon-Caen et Renault'а, там же, стр. 132 и сл.), или только отчасти (см., напр., немецкое Положение о векселях, ст. 16, абз. 1, и швейцарское Обязательственное уложение, ст. 734, абз. 1).

 

Та же самая возможность выдать вексель собственному приказу имеется и применительно к простому векселю, в случае с которым слияние кредитора и должника в одном лице является еще более наглядным. В Англии такие векселя известны и законодательству <136>.

--------------------------------

<136> Bills of Exchange Act. 1882. Art. 83. Abs. 2. Английский закон предусмотрительно не признает в данном случае вексель в качестве такового до того, как он индоссирован. Ср. теорию Pothier'а выше, прим.

 

Кроме данных случаев идентичности векселедателя и векселедержателя мы имеем иной пример слияния в одном лице основного вексельного должника и кредитора. Этот случай опять имеет место в Англии. Как известно, английское вексельное право разрешает выдавать переводной вексель платежу трассата <137>. После акцепта векселя трассатом мы имеем дело с правоотношением, где трассат принял на себя обязанность в отношении себя самого. Но вексель от этого не становится недействительным.

--------------------------------

<137> Bills of Exchange Act. 1882. Art. 5. Abs. 1: "Вексель может быть выдан также платежу трассата или его приказу".

 

Чтобы упростить наши объяснения, опустим случаи выданных на себя векселей, которые разрешены при соблюдении условия разницы мест (выплаты в другом месте) (немецкое Положение о векселях, ст. 6, абз. 2, и швейцарское Обязательственное уложение, ст. 724, абз. 2) или даже без соблюдения этого условия (Bills of Exchange Act, 1882, Art. 5, Abs. 2, и советское Положение о векселях, ст. 17, примечание), но часто запрещены вообще (например, господствующее мнение во Франции) <138>. Здесь необходимо только заметить, что в немецкой литературе и судебной практике признаются даже так называемые выданные на себя векселя собственному приказу, т.е. векселя, в которых все три основных субъекта вексельных правоотношений (т.е. векселедатель, трассат и векселедержатель) сливаются в одном лице. Даже такие векселя могут как индоссироваться, так и акцептоваться <139>.

--------------------------------

<138> Lyon-Caen et Renault. Ibid. S. 64.

<139> См., напр.: Grunhut. Ibid. I. § 57. S. 415 и Staub. Ibid. S. 72.

 

До этого момента мы имели дело только с изначальной идентичностью основных субъектов вексельного правоотношения, т.е. с такой, которая имела место уже при выдаче векселя.

Но рассматриваемая нами идентичность может возникнуть и позднее, как результат индоссамента. Например, положения о векселях многих правопорядков прямо разрешают индоссировать переводной вексель как на векселедателя, так и на трассата, причем вне зависимости от того, акцептовал ли последний вексель или нет <140>.

--------------------------------

<140> Так, например, немецкое Положение о векселях, ст. 10; советское Положение о векселях, ст. 18; Bills of Exchange Act. 1882. Art. 137. Данный вопрос, однако, должен решаться аналогичным образом, в соответствии с общими принципами, в правопорядках, где он прямо не урегулирован. На этом основывается также французская доктрина в отношении Code de commerce. См.: Lyon-Caen et Renault. Ibid. S. 136 f. Касательно английского права заблуждается Staub (ibid. S. 92), когда он утверждает, что "вексельное обязательство погашается, когда оно переходит к акцептанту". Данный вывод совершенно не следует из совокупности ст. 61 и ст. 37d Bills of Exchange Act. 1882.

 

Здесь мы имеем дело с новой группой случаев, когда аналогичным образом два основных субъекта вексельного правоотношения сливаются в одном лице. Например, трассат после акцепта векселя становится векселедержателем; или трассат отказывается акцептовать вексель, причем вексель индоссируется на векселедателя, и т.д. При этом одновременно прекращается ответственность промежуточных индоссантов перед новым векселедержателем, так как он сам теперь перед ними отвечает - в качестве акцептанта или в качестве векселедателя.

По немецкому праву (Положение о векселях, ст. 10, ср. со ст. 98, п. 3) и по швейцарскому праву (Обязательственное уложение, ст. 728 и ст. 827, п. 3) можно сделать вывод, что также возможен индоссамент простого векселя на векселедателя, причем с аналогичными последствиями.

Далее, не исключено, что на основании индоссамента все три основных субъекта правоотношений из переводного векселя сольются в одном лице. Мы имеем в виду только вексель, в котором векселедатель указывает в качестве трассата себя самого, при том что векселедержатель до или после акцепта индоссирует вексель данному лицу, которое на тот момент уже будет объединять в себе два субъекта. И с данного момента это лицо уже будет объединять в себе не два, а три субъекта: векселедателя, трассата и векселедержателя. Ответственность индоссанта (предыдущего векселедержателя) перед новым векселедержателем отпадает: этот новый векселедержатель как раз и является тем лицом, которое само отвечает перед индоссантом или как акцептант и векселедатель, или только как векселедатель (если вексель не был акцептован).

 

* * *

 

Наконец, еще один пример <141> из банковского права: банкнота поступает обратно в кассу того банка, который ее выдал.

--------------------------------

<141> Этот пример взят мной у Hedemann'а (ibid. S. 421). Образно говоря, Hedemann привел это в качестве параллели принадлежащей собственнику ипотеки, т.е. праву на собственную вещь.

 

Во всех упомянутых нами случаях имеет место слияние должника и кредитора в одном лице - или как результат последующей передачи обязательственного права (как мы это наблюдали применительно к индоссаменту простого или переводного векселя и применительно к банкноте, которая попадает обратно в свой банк), или каким-либо иным образом (например, при выдаче переводного векселя или простого векселя собственному приказу, переводного векселя приказу трассата, выданного на себя векселя собственному приказу). При этом не происходит confusio (прекращение обязательства слиянием должника и кредитора), и обязательство продолжает свое существование.

При таких обстоятельствах резонно задать вопрос: чем хуже соответствующей теории прав на собственные вещи была бы параллельная теория в области обязательственного права, которая при этом покоилась бы на тех же основаниях (нормы закона и господствующая доктрина) и обосновывала бы существование права против самого себя (obligatio adversus se)? <142>

--------------------------------

<142> Ср. с obligatio adversus te в I. 21, § 2 D. de fidejussoribus (46, 1).

 

Теоретическая несостоятельность такой теории была бы, однако, в данном случае совершенно очевидной (так как, повторяем еще раз, само собой не может быть обязательственного правоотношения к самому себе). В любом случае такая теория не могла бы опровергнуть относительный характер обязательственных прав.

 

§ 3. Недостатки традиционного взгляда

на права на собственные вещи

 

Можно утверждать: существование так называемых прав на собственные вещи никоим образом не колеблет наше представление о правах на чужие вещи. Наоборот, данное представление дает нам возможность правильным с теоретической точки зрения образом объяснить явления, которые подводятся под понятие прав на свои вещи. Так как обычное традиционное представление о том, что права на собственные вещи являются действительно субъективными правами, природа которых аналогична природе соответствующих прав на чужие вещи, так как вся разница между ними сводится к объекту соответствующих прав (своя вещь в первом случае, чужая вещь - во втором), данное представление обнаруживает следующую принципиальную ошибку (даже отвлекаясь от того, что оно не учитывает относительный характер вещных прав).

Мы имеем здесь в виду полное игнорирование антагонистического характера ограниченных вещных прав по отношению к собственнику. Если господствующая теория рассматривает данные права как абсолютные (непосредственно действующие против всех), то эта теория тем не менее не имеет права не видеть в числе этих всех фигуру собственника, так как эта фигура в данном случае стоит на первом месте. Для наследственного права застройки, залогового права, сервитутов двусторонние отношения между застройщиком, залоговым кредитором, сервитуарием, с одной стороны, и собственником, с другой стороны, имеют важное значение. Эти двусторонние отношения, однако, полностью отсутствуют в наследственном праве застройки, залоговом праве и сервитутах на собственную вещь. Но без таковых отношений отсутствует само наследственное право застройки, залоговое право и сервитуты! Неизбежно необходимый для существования данных прав антагонизм между отдельными субъектами не может быть заменен утверждением, что антагонистичными являются сами права, несмотря на их соединение в одном лице. Тогда бы мы получили основанную на игре слов юриспруденцию и ни капельки правовой социологии. Для рассматриваемых здесь прав важен не антагонизм понятий, а антагонизм интересов. В правах на собственную вещь отсутствует, однако, как раз тот решающий момент противоречия интересов.

 

§ 4. Права на чужие вещи как потенциальные правоотношения

 

Если наше представление о правовой природе прав на чужие вещи не поколеблено существованием прав на свои вещи, то возникает дальнейший вопрос: не натолкнется ли это представление на противоречия при рассмотрении иной (правда, не такой важной) категории прав, а именно прав на чужую вещь (jura in re nullius)?

Такие права часто встречаются в некоторых правопорядках. Во-первых, в случаях, когда было предоставлено обычное право на чужую вещь, после чего вещь стала бесхозяйной (например, вследствие отказа от права собственности) <143>. Далее, могут приобретаться ограниченные вещные права (путем истечения срока исковой давности), которые с самого начала будут иметь своим объектом бесхозяйные вещи <144>, <145>.

--------------------------------

<143> Один из таких случаев мы можем найти уже в римских источниках (Ulp. Reg., I, 19): раб, на которого установлен узуфрукт, отпускается своим господином. Римский юрист решает: "Liber non fit, sed servus sine dominio est". То есть поскольку раб продолжает существовать, то продолжает существовать и вещь - бесхозяйная вещь. И узуфрукт на нее продолжает существовать (см.: Schlossmann, ibid. S. 352 f.).

<144> По этому поводу, касательно узуфрукта и земельного сервитута, см. у Schlossmann'а (ibid. S. 353), который ссылается здесь на § 1033 БГБ и ст. 128 Вводного закона.

<145> Напротив, в советском праве не существует бесхозяйных вещей, так как все бесхозяйные вещи принадлежат государству. См. ст. 68 советского ГК и ее толкование со стороны судебной практики.

 

В данных случаях прав на бесхозяйные вещи отсутствует, конечно, собственник вещи. И соответственно кажется, что отсутствует относительное правоотношение к собственнику вещи, которое, однако, составляет для нас как раз саму суть ограниченных вещных прав. Тем не менее в правах на собственную вещь мы также не усмотрели правоотношения к собственнику. Но в том случае мы усмотрели определенную модификацию права собственности, что в данном случае, конечно, невозможно, так как управомоченным лицом является не собственник вещи, потому что в данном случае вообще отсутствует собственник.

Как тогда эта категория прав на бесхозяйную вещь может быть объяснена с точки зрения нашей теории?

По нашему мнению, необходимо рассмотреть следующую дилемму:

1) или субъект ограниченного вещного права на бесхозяйную вещь (например, узуфруктуарий) вообще ничем не связан и не несет ответственности также и перед возможным собственником данной вещи за осуществление своего права в тот период, когда вещь была бесхозяйной;

2) или этот субъект также и в данный период в определенной мере связан по отношению к будущему (возможному) собственнику вещи, так что он обязан к надлежащему осуществлению своего права и обязан возместить вред собственнику за нарушение своих обязанностей.

Одно или другое, первое или второе: третьего не дано.

Первое, однако, не может соответствовать действительности. Иначе ограниченное вещное право в период бесхозяйности вещи потеряет свою ограниченность и превратится в действительности в настоящее, полное, но временное право собственности. И не окажется ли новый хозяин вещи, который появится у нее впоследствии, в незавидном положении, о котором можно сказать: "Tarde venientibus ossa" ("Кто приходит поздно - тому кости")? Разве должно быть дозволено с точки зрения права такое поведение недобросовестных лиц, такое превышение собственных прав и нарушение чужих, пусть даже и будущих?

Соответственно правильной должна быть вторая альтернатива. Другими словами, необходимо признать, что субъект права на бесхозяйную вещь уже в период ее бесхозяйности связан определенными правовыми оковами с будущим (возможным) собственником вещи. Соответственно уже в период бесхозяйности вещи предполагается наличие определенного правоотношения между двумя субъектами. Хотя данное правоотношение находится в потенциальном состоянии, так как его второй субъект (будущий собственник) фактически еще временно отсутствует, его наличие только возможно. Но данное потенциальное правоотношение обладает следующими свойствами:

1. Оно может в каждый момент превратиться в реальное правоотношение.

2. В определенной мере оно действует уже сейчас, еще находясь в потенциальном состоянии, как непосредственно (в отношении будущего собственника вещи), так и отражательно (в отношении третьих лиц) <146>.

--------------------------------

<146> Различным правопорядкам могли бы быть также известны обратные случаи, когда при отпадении по прошествии времени одного из двух субъектов реальные правоотношения превращались бы в потенциальные. К этой группе принадлежат, например, права требования и долги как составные части еще не принятого наследства (hereditas jacens), где один из субъектов (должник или кредитор) обязательственного правоотношения еще отсутствует. Но вследствие этого обязательственное правоотношение не прекращается, оно просто превращается в потенциальное, в остальном же сохраняет свое действие в вышеназванных аспектах.

 

В заключение здесь, при рассмотрении прав на бесхозяйные вещи (как и при рассмотрении прав на собственные вещи), также необходимо указать на параллели между рассматриваемым нами случаем и парой примеров из обязательственного права.

А именно в отношении бесхозяйных вещей (поскольку данная категория вещей вообще существует в каждом данном позитивном правопорядке) <147> возможно существование не только так называемых вещных, но и обязательственных прав.

--------------------------------

<147> См. выше, прим.

 

Например, может случиться, что вещь, сданная в аренду или ставшая предметом какого-либо иного обязательственного права, станет бесхозяйной путем отказа от права собственности или по иному основанию. При этом, без сомнения, отпадает один из субъектов обязательственного правоотношения, но обязательственное право тем не менее сохраняется, пусть даже и в измененном состоянии.

Ставит ли это обстоятельство под сомнение относительный характер обязательственных прав или опровергает ли оно вообще данный характер? Еще никто этого не утверждал. Но если относительный характер права аренды, ссуды и т.д. не опровергается возможностью использования бесхозяйной вещи по основаниям аренды и ссуды, то можно спросить: почему тогда существование узуфрукта, земельного сервитута или суперфиция в отношении бесхозяйной вещи несовместимо с относительным характером данных прав?