Испытание спорым наволоком (почти погибшая экспедиция)

 

В конце XVI века голландцы, фактически добившиеся независимости от Испании, решили активно развивать торговлю с восточными странами. Но на морских просторах хозяйничали испанцы и португальцы. Голландцы, равно как и англичане, чтобы попасть в экзотические страны Индокитая, и думать не смели о пути через Атлантический океан и мыс Доброй Надежды. Ничего не оставалось, как попытаться открыть северо-восточный морской путь. Сначала в эти воды двинулись три английских корабля под водительством Виллоуби, два погибли у берегов Кольского полуострова, а третий дошел до Холмогор. Его капитан Р. Ченслер потом попал в Москву, был принят Иваном Грозным (1554 год). В итоге англичане не смогли открыть новый восточный проход, однако открыли для себя богатый северный рынок. Иван Грозный живо оценил перспективу внешней торговли через Белое море, и между Россией и Англией были установлены дипломатические отношения. Однако иностранные лазутчики под видом купцов стали активно «осваивать» русский север. Англичанин Мерик предлагал своему королю план захвата земель до Волги, другой — Штаден — носился с «проектом обращения Московии в английскую провинцию». Царям, единолично распоряжавшимся богатствами севера, такое пришлось не по душе, поэтому в устье Северной Двины построили город Архангельск, дальше которого иностранцев не пускали.

Неудачи англичан не смутили голландцев, они попытались самостоятельно отыскать среди льдов и торосов северо-восточный путь в Китай и Индию. В первую экспедицию 15 94 года их корабли дошли до севера Новой Земли — Оранских островов, но вынуждены были повернуть обратно из-за сложных ледовых условий. Вторая — достигла острова Вайгач на юге Новой Земли, но тоже натолкнулась на непроходимые льды. Наконец — третья экспедиция, в которой участвовало два корабля (одним командовал Ян Рийп, вторым — Гем Скерк, штурманом экспедиции был Биллем Баренц; он участвовал во всех трех экспедициях, хотя формально и не считался их руководителем), открыла для западноевропейцев Шпицберген (нашим поморам он был давно известен). После этого пути кораблей разошлись: Рийп не пошел дальше на восток, а Баренц решил обогнуть северную оконечность Новой Земли, потому что по предположению средневекового географа Меркатора, оставалось лишь еще немного пройти, повернуть на юг и достигнуть берегов Китая.

В конце августа 1596 года корабль обогнул самый северный мыс Новой Земли — мыс Желания и повернул в Карское море. Здесь его затерли льды, и голландцы вынуждены были зимовать. Это была первая зимовка западноевропейцев в таких северных широтах.

Первым делом голландцы нашли место с пресной водой, затем перетащили на берег необходимые вещи, а главное, видя надвигающуюся зиму и невозможность выбраться на чистую воду, поставили в течение нескольких недель дом, материалом для которого послужили корабельные доски и плавник, в избытке «поставляемый» сибирскими реками (чего не сообразил до них капитан Виллоуби у берегов Северного Мурмана, погубив 66 человек команды).

В начале голландцев было семнадцать, но уже в сентябре скончался плотник, а в январе еще один член экипажа не выдержал суровой зимовки. До июля 1957 года им пришлось претерпеть много всего: и от медведей, и от зимы, и от полярной ночи, и от цинги. Выживший участник экспедиции Де Фер оставил подробный дневник плавания и зимовки. Этот дневник был сразу опубликован после возвращения в 1598 году, и у нас переведен в 1936 году. В то время он стал бестселлером, потому что по увлекательности не уступает «Робинзону Крузо», а по правдивости далеко оставляет позади.

Ближе к весне голландцы стали задумываться, как им выбраться из ледяного плена. Но корабль был настолько прочно зажат льдами, что спасти его не представлялось реальным. Располагая одной лодкой, они надшили ее борта, другую сделали и, перетащив лодки до чистой воды, под самодельными парусами двинулись на юг вдоль западного побережья Новой Земли. Маршрут голландцы хорошо знали (карта этих мест, ими составленная, еще и в XIX веке была самой точной).

В самом начале пути умерли Баренц и еще два члена экспедиции. Де Фер ничего не сообщил о месте их захоронения. Оставшиеся четырнадцать человек, совершенно обессиленные, буквально «доползли» до южного края Новой Земли, не имея уже и продовольствия, но на свое счастье здесь они встретили поморов, русских промышленников, активно осваивавших Новую Землю еще с XV века. Поморы выручили их хлебом. Затем, ведомые Гемом Скерком, голландцы пересекли очень опасное место — горловину Белого моря, и оказались в устье реки Дроздовой. Отсюда они добрались до Колы, самого крупного поморского торгового центра (иначе — Кольский острог), и здесь встретили судно Яна Рийпа, с которым дошли до Шпицбергена. Рийп с тех пор, как они расстались у острова Медвежий, сходил в Голландию и с товарами снова пришел в Колу. На этом корабле остатки экспедиции Баренца и вернулись на родину.

Только в XVIII веке помору Савве Лошкину удалось обойти кругом Новую Землю, что это остров (Татищев, например, в 1739 году писал, что не знает, соединяется ли Новая Земля с Америкой или нет).

Такова история этой экспедиции. А дальше началась «тайная археология», захватившая как Шпицберген, так и Новую Землю.

О Баренце не вспоминали до тех пор, пока не началась активная экспансия норвежских промышленников на Шпицберген и Новую Землю во второй половине XIX века. Они пытались вытеснить наших поморов, чьи промыслы к тому времени, мягко говоря, захирели. Норвежцы сознательно уничтожали археологические свидетельства первоначального освоения русскими этих территорий по вполне понятным причинам: территории-то ещё не имели государства-хозяина. Так исчезли сотни могил, стоянок, зимовий, были сожжены памятные и надгробные кресты поморов.

В 1871 году норвежец по фамилии Карлсен достиг Ледяной гавани (поморы называли её Спорый Наволок) — того места, где зимовал Баренц, — и тут его глазам открылось зимовье, дом, нетронутый, заледеневший, как бы законсервированный. Внутри норвежец обнаружил мушкеты, посуду, утварь и даже записку Баренца Рийпу. Все это он забрал. Потом здесь несколько раз побывали англичане, продолжая изымать материальные останки, в результате чего памятник стал разрушаться (хотя место это крайне труднодоступное, сейчас ближайшая метеостанция находится в 80 километрах).

Наконец, царское правительство сподобилось заявить свои права на Новую Землю, а вот до Шпицбергена у него руки так и не дошли (этот архипелаг в 1925 году вошел в Норвежское королевство).

В советское время на Новой Земле работали геологи и топографы, внося свою «лепту» в «освоение» зимовья Баренца: каждый брал, что приглянется. В 1970-х годах туда была отправлена археологическая экспедиция под руководством Д. Кравченко, которая дорушила памятник, почти устранив в работе научную методику.

Но всему приходит конец. Приближалось 400-летие со дня смерти Баренца — великого штурмана, пользующегося уважением у всех мореплавателей. Голландцы свято берегут свои традиции, мы тоже помним героев, чьими именами названы наши моря. В 1993 и 1995 годах были организованы две российско-голандские экспедиции, руководил которыми заведующий группой арктической археологии института археологии РАН В. Старков. С помощью новейших технических средств и методик экспедиция раскопала остатки зимовья и собрала практически весь материал (вплоть до корабельных гвоздей).

Прежде всего был изучен сам дом, вернее, его останки и фундамент. Зимовье представляло собой жилище размером 8х6 метров, посреди дома находился камин, который топился вчёрную: в потолке была дыра, к которой шла труба, сделанная из бочек. Крышу голландцы застелили парусиновым брезентом и шкурами убитых медведей. Были сооружены нары. Но мореходы почему-то не построили сени, как всегда делали поморы, поэтому температура внутри наверняка была минусовая на протяжении всего зимовья. К тому же в четырех стенах они устроили три двери. Непонятно, как они выжили при такой «вентиляции». Поморы были более приспособлены к подобным условиям, потому что знали, куда и на что идут. А голландцы в первую же ночь в доме (писал Де Фер) попробовали топить углем с корабля и чуть не угорели насмерть. Потом они собирали плавник, выброшенный сибирскими реками, но таскали его издалека, так как поставили дом в видимости корабля. (Кстати, в 1993 году на берегу были подобраны останки какого-то судна, но пока полной уверенности, что это корабль Баренца, — нет. Сейчас они в Москве на экспертизе.)

Из утвари последней археологической экспедиции достались сосуды, в основном битые, так как целые вывёз ещё Карлсен. Благодаря вечной мерзлоте сохранилось очень много тканей, кожи от обуви, несколько монет, пули, тысячи гвоздей, металлическая посуда, даже на берегу моря в пяти метрах от уреза воды нашли очень красивую оловянную тарелку. Из костей попадались медвежьи, песцовые и птичьи. Но главной находкой оказалась свинцовая пластинка-полуфабрикат (из таких на месте лили пули), на которой читалось всего три буквы «BAR». Голландцы сделали графологическую экспертизу по имеющимся автографам Баренца и доказали, что это его рука. Трудно сказать, зачем он писал это. Скорее, от тоски.

Успех экспедиции налицо: впервые в северных широтах исследован памятник, описание которого оставил его житель. Полевые работы завершены навсегда, так как раскопки велись до материка, зимовье законсервировано на случай создания музея в будущем, до сих пор идет реставрация, систематизация и анализ. Работа затруднена тем, что находки поделены между Москвой, Архангельском и Амстердамом. На месте зимовья сейчас стоит крест, который водрузил Д. Кравченко, и памятная каменная плита, которую в 1995 году положили голландцы.

И всё-таки успех не полный: кое-что так и не нашли. Археологи обследовали все места, где могли бы находиться могилы Баренца и его товарищей, копали в заливе Иванова — наиболее вероятном месте, но тщетно. Правда, надежда не потеряна, такие случаи из практики известны, если… Если голландцы не похоронили своих товарищей по морскому обычаю. Возможно, у них не было ни времени, ни сил, возможно, даже к берегу они не могли подойти из-за ледяного поля. Де Фер же об этом ничего не сообщил.

Могила Баренца — лишь одна тайна Новой Земли из тех, которые оставили нам иностранцы, уничтожая памятники более раннего присутствия в этих местах поморов. Когда у российской науки появятся деньги, археологических тайн Новой Земли точно поубавится.

Ну а основная тайна самого Баренца носит скорее мистический, чем археологический характер. Подобно Тутанхамону, имя его преследует смерть на Шпицбергене в городе Баренцбурге. С момента его появления здесь постоянно гибнут шахтеры и разбиваются самолеты. Уж не протестует ли дух Баренца против того, что архипелаг отошёл к Норвегии, а не к Голландии?..

 

Миф о Джоне Франклине

 

Как всякое событие, ставшее историческим, реальная судьба пропавшей экспедиции сэра Джона Франклина всего за какое-то десятилетие обросла легендами. Удивительно: мифы, кажется, не стали более притягательными, чем подлинная история полярного похода. Это свойство Севера.

Мальчишки России конца прошлого — начала нынешнего века бредили Севером, и эта болезнь как-то независимо от исторических катаклизмов перекинулась в советское время. Поколения и поколения жаждали быть полярниками — радистами, летчиками, капитанами… Впрочем, интерес этот еще более давний: на Северной вахте с незапамятных времен пионеры Руси — поморы, Дежнев и Хабаров, Витус Беринг, Седов… Интерес или, скажем, страсть к полярным приключениям не ослабевали и в Европе (Нансен, Амундсен), и в Америке (влюбившийся в Север Джек Лондон). И это тоже свойство Севера.

Когда речь заходит об экспедиции капитана Франклина, приходит на ум полный романтики и трагических пересечений роман Вениамина Каверина «Два капитана». Как иногда похоже! Не столько совпадают обстоятельства, сколько заблуждения, чувства, полутона… И — знаки.

Ещё мальчишкой Джон Франклин «понюхал» пороху и морского духа: с 14 лет служил во флоте, в пятнадцать он участвовал под командованием знаменитого адмирала Нельсона в разгроме датского флота под Копенгагеном. Плавал с Мэтью Флиндерсом в Австралию — занимался гидрографическими исследованиями. Терпел кораблекрушение. И снова воевал, участвовал в разгроме французского и испанского флотов в битве при Трафальгаре 1805 года. А в 1814-м под Новым Орлеаном получил ранение…

В 1818 году впервые Франклин попал на Север и был им покорен. Произпшо это в удивительном для нас (теперь!) походе, организованном британским адмиралтейством для поиска Северного пути в Америку: следуя бытовавшему представлению о том, что на самом полюсе Ледовитый океан в обширных пространствах свободен от льда, командование приказало двум судам — «Доротее» и «Тренту» — пройти сквозь льды в полярные воды, пересечь их и, добравшись до противоположного ледового кольца, найдя в нем проход, дойти до Гавайских островов. Правда, первоначальной задачей было всего-навсего достичь Шпицбергена и обследовать его. Капитаном «Трента» был назначен Джон Франклин. И, хотя результат был плачевным, а суда, попавшие в ледовый плен, едва не были раздавлены, Франклин и его штурман Джордж Бак (будущий капитан Бак) навсегда «прикипели» к Арктике.

Капитан Франклин возглавил свою первую экспедицию по поиску Северо-Западного пути из Атлантики в Тихий океан уже в следующем, 1819 году. Была и еще экспедиция — 1825–1826 годов. Соотечественники знали и любили своего героя.

И вот 19 мая 1845 года состоялось торжественное отплытие новой экспедиции под руководством сэра Джона Франклина: два парусника, «Эребус» и «Террор», отправились выполнять ту же задачу — впервые пройти Северо-Западным морским путем. Франклин был капитаном «Эребуса», капитаном «Террора» — Крозье.

Франклин писал жене несколько раз. Последнее его письмо, оптимистическое и подробное, на шестнадцати страницах, Джейн Франклин получила в августе. Оно было написано на Китовых островах. Жены членов команды тоже получили письма. Например, Осмер, эконом с «Эребуса», писал жене, чтобы их ждали домой в 1846 году, а в письме Фицджемса говорилось, что «на судне с утра до вечера не умолкает смех». Надежды участников экспедиции были самыми радужными.

Одна только Джейн знала: не все в порядке. И беспокоилась гораздо прежде того времени, когда уже следовало беспокоиться. Экспедицию всё-таки постигла долгая, растянувшаяся на два года трагедия. Джейн обладала хорошей интуицией, но ещё она знала то, чего не знали другие. Произошло это накануне отплытия.

Франклину нездоровилось. Он спал на диване, а Джейн сидела рядом и шила флаг, который муж должен был взять с собой. Подумав, что Франклину холодно, закончив работу, Джейн набросила флаг мужу на ноги. Проснувшись и заметив это, Франклин сказал спросонок: «Почему меня прикрыли флагом? Разве ты не знаешь, что флагом покрывают покойников?» Это был знак, думала Джейн, и потому беспокоилась с самого начала. Она старалась не думать об этом, но не думать не могла. Пыталась уйти в работу по подготовке экспедиции — это она позаботилась о множестве столь необходимых для команды мелочей, создававших комфорт в нелегком путешествии. Библиотека в 1200 томов, даже доска для игры в триктрак и живая обезьянка — её рук дело…

Закончился 1846 год, а от Франклина — никаких вестей. Прошла вторая годовщина со дня отплытия, прошел и 1847 год… Прошло три года!

Трудно обвинять власти в бездеятельности. Во-первых, экспедиция на Север была уже не первой, и потому запасов продовольствия на кораблях (24 офицера и 102 матроса) было заготовлено на три года. К тому же было известно, что Американский (Канадский) Север изобилует дичью, рыбой, оленями (карибу), и при нехватке провианта опытные полярники, из которых в основном и состояла экспедиция, всегда смогут добыть пропитание на месте. Во-вторых, неспроста экспедицию возглавлял 59-летний Франклин: английские власти ценили не только его опытность и способность в тяжелейших условиях принять единственно правильное решение. Учитывая прошлые походы, капитан Франклин настоял на усилении обшивки судов (правда, за счет ходовых качеств). С момента освоения Канадского Севера многие герои обследовали прежде неведомые берега и воды и нанесли их на карты. Франклин располагал и данными собственных походов, и данными походов Кука, Макензи, а значительно раньше — Дэвиса, Баффина, и современников — Джона и Джеймса-Кларка Россов (дядя и племянник), Парри, Бака, Диза и Симпсона, других исследователей.

Отсутствие известий от Франклина вызвало волнение общественности, она стала бить тревогу и обвинять адмиралтейство именно в бездеятельности. Надо сказать, большую роль в этом сыграла Джейн Франклин. Ее сердце чувствовало беду.

В 1847 году, не имея сведений из похода, адмиралтейство стало готовить спасательные экспедиции.

Джейн настаивала, чтобы спасатели пошли к устью реки Больших Рыб. И ошибка адмиралтейства состоит в том, что оно назначило целых три экспедиции — в Берингов пролив, в устье Макензи и к проливу Ланкастер, но не вняло предчувствию вдовы.

Когда спасатели отплыли к месту назначения, всем показалось, что они подготовлены плохо и наспех, и едва прозвучала критика в адрес адмиралтейства, сразу же стали готовить следующую спасательную экспедицию. В январе 1848 года в Берингов пролив отплыл на «Шивере» капитан Мур. В марте из Канады отправился пеший отряд спасателей Джона Ричардсона и доктора Джона Рея. В мае на «Энтерпрайзе» и «Инвестигейтере» к проливу Ланкастер отплыл Джеймс Кларк Росс. С ним Джейн послала письмо супругу: «Любовь моя, если ты получишь это письмо, пусть облегчит оно твои страдания».

Через год, не получив положительных результатов, адмиралтейство объявило, что любое судно, которое сможет оказать помощь пропавшей экспедиции, получит в награду 20 тысяч фунтов стерлингов. Однако в мае 184 9 года оно отказалось продать леди Франклин два лихтера, которые Джейн за свой счет хотела отправить на поиски в район устья реки Больших Рыб. В июне она отправилась на Оркнейские, а затем на Шетландские острова.

В ноябре вернулись ни с чем в Англию Ричардсон и Росс. Доктор Рей остался продолжать поиски. Росс же нашел только «исключительно тяжелые ледовые условия». В самом деле, и на севере и на юге района (где и застряли суда Франклина) в те годы сложилась тяжелая ледовая обстановка. Однако адмиралтейство, не внимая Джейн Франклин, рассказывавшей о своих беседах с мужем перед его отъездом, продолжало посылать корабли на поиски Франклина глубоко на север, в то время как на юге оставался один только Рей. «Энтерпрайз» во главе с капитаном Коллинсоном и «Инвестигейтер» под командой Мак-Клура отправились к острову Мелвилл, чтобы обследовать его. В апреле суда «Леди Франклин» и «София» направились в пролив Веллингтон. Экспедицию возглавлял капитан Пенни. К острову Банкса отошли «Феликс» и «Мэри». Эту экспедицию финансировала Компания Гудзонова залива, а возглавлял 73-летний Джон Росс! Экспедиция была организована и Североамериканскими Штатами (вышла из Нью-Йорка в мае). В мае же экспедиция, возглавляемая капитаном Остином, отправилась из Англии на четырех судах, чтобы пройти на запад от пролива Ланкастер и оттуда выслать санные поисковые группы к острову Мелвилл и к мысу Уолкер. 12 судов отправились на поиски, которые охватывали практически весь Север! Но, к сожалению, только там, где погибла экспедиция Франклина, не было никого.

А Джейн в своих обращениях к адмиралтейству продолжала настаивать на том, что следует искать в устье реки Больших Рыб, потому что, зажатый льдами, Франклин покинул суда и отправился к устью пешком. Так оно и было! Невероятно, до чего же верным может быть интуитивное прозрение женщины. Любящей женщины! И это не всё: леди Франклин заявляла, что именно там можно будет что-то узнать от эскимосов.

Она купила 90-тонное судно «Принс-Альберт» и оснастила его для арктического похода, который возглавил Чарлз Форсайт. Судно вышло из Абердина 5 июня 1850 года. Капитан Форсайт не имел опыта плавания в Арктике, а доктор Сноу, прибывший из Канады, был вовсе не доктором, а авантюристом, правда, искренне желавшим найти Франклина. Попав в тяжелую ледовую обстановку, вместо того чтобы искать пути на юг, Форсайт, уже руководимый «доктором» Сноу, стал пробиваться на север, где собралось уже девять экспедиционных кораблей, — наверно, беспрецедентный случай в истории!

Чтобы не возвращаться с пустыми руками, «спасатели» решили доплыть хоть куда-нибудь. Мимо острова Бичи Форсайт провел «Принс-Альберта» в восточный сектор пролива Веллингтон. «Потолкавшись» в общей сутолоке еще немного, Форсайт и Сноу нашли кусок выцветшего брезента и обглоданные бараньи и говяжьи кости, а также кусок каната длиной 44 фута. В этот же вечер они развернулись, а первого октября были уже на родине.

Однако через неделю после отплытия «Принс-Альберта» на острове Бичи были обнаружены следы первой зимовки Франклина! К сожалению, в гурии (пирамиде из банок, камней и т. д., обозначавшей стоянку) не было найдено указаний на то, куда отправились «Эребус» и «Террор» далее. Безрезультатно закончился и 1851 год.

В июне экспедицией руководил упорный канадец Уильям Кеннеди, человек долга, причем веривший в успех предприятия. Врача на «Принс-Альберт» Джейн теперь тоже подобрала настоящего… Но и «настоящие» вернулись ни с чем: Кеннеди не дошел 150 миль до места гибели Франклина, руководствуясь не картами, а своими ощущениями при взгляде на окружающий пейзаж. Собираясь отплыть в Англию, Кеннеди был настигнут новой экспедицией адмиралтейства. Одно из судов — «Норд-Стар» — встретило «Принс-Альберта», и капитан передал Кеннеди записку от леди Джейн, в которой ему предписывалось… присоединиться к судам этой новой экспедиции, идущей на север! Видимо, всякое терпение кончается, и Джейн Франклин устала быть последовательной. Однако большинство команды «Принс-Альберта» отказалось продолжать поиски, и 7 октября 1852 года «Принс-Альберт» пришвартовался в Абердинском порту.

Вдова Франклина купила другое судно — «Изабеллу». В апреле 1853 года под командованием Кеннеди «Изабелла» отправляется к берегам Сибири, а адмиралтейство в то же самое время отправило на Север последнее судно с предписанием сэру Белчеру ПРЕКРАТИТЬ ПОИСКИ: с 1845 года прошло слишком много лет, чтобы надеяться на то, что кто-то из команды Франклина остался жив, потому незачем было подвергать опасности еще жизни многих. Леди Франклин получила уведомление от адмиралтейства, что если Франклин до 31 марта 1854 года не будет найден, то имена всех офицеров и матросов «Эребуса» и «Террора» будут вычеркнуты из списков адмиралтейства.

В ответ Джейн Франклин, уже несколько лет носившая траур, сняла траур и отказалась хлопотать о вдовьей пенсии!

Через 21 день после того, как решение адмиралтейства вступило в силу, доктор Рей, занимавшийся нанесением на карту последних неоткрытых участков Северо-Западного прохода, встретил эскимоса по имени Инукпужиюк, у которого висела на шее золотая лента с фуражки английского моряка… 16–17 мая Рей купил у этого и других эскимосов серебряные ложку и вилку с инициалами Френсиса Ричарда Мойры Крозье. Правда, не зная об этом, Рей решил, что это вещи Мак-Клура, о котором вот уже несколько лет, с 1850 года, не было вестей.

В дело вступил живой эскимосский «телефон»! Большая группа эскимосов пришла к Рею для торговли: они принесли орден, принадлежавший Франклину, и серебряную пластинку с его именем. А ещё — 23 вилки и ложки с «Эребуса» и «Террора», скальпель, нож, куски золотой цепочки, части футляра от золотых часов, компас и лоскут фланелевой рубашки. А самое важное — они рассказали Рею историю пребывания каблунов (белых людей) на острове Кикерктак (остров Короля Вильгельма). С этих событий и началось раскрытие тайны пропавшей экспедиции Франклина. Тем не менее вот уже полтора века не могут найти могилу самого сэра Джона Франклина, исчезла большая жестяная коробка, в которой хранился судовой журнал, нет четкой картины, раскрывающей причину массовой гибели людей в то время, когда, даже не имея возможности плыть, они могли пешком переместиться в устье реки Больших Рыб и проделать обратный путь по реке, вдоль берегов которой достаточно возможностей выжить. Найденные и обследованные гурии в четырех точках, где останавливалась редеющая группа первопроходцев, не содержали самого главного — судовых документов. Хотя в одном гурии найдена капсула (почему-то не запечатанная), а в ней — листок с записями. Первая сделана в мае 1847 года и дает координаты первой зимовки на острове Бичи. А также дальше: «Поднялись проливом Веллингтон до 77-го градуса северной широты и вернулись вдоль западного берега острова Корнуоллис. Сэр Джон Франклин командует экспедицией. Все благополучно. 27 мая, понедельник, 1847 год. Отряд, состоящий из двух офицеров и шести матросов, сошёл с судна. Гм. Гор, лейтенант. Ч. В. Де-Во, штурман». Вторая запись относилась уже к апрелю 1848 года. В ней говорилось о том, что корабли попали в ледовый плен еще 12 сентября 184 6 года, 22 апреля 1848 года 105 человек во главе с капитаном Ф. М. Крозье покинули корабли, а 26 числа «выходят к Рыбьей реке Бака». Сообщалось о смерти Джона Франклина 11 июня 1847 года и смерти Гора (без указания даты). Судя по тому, что возле гурия были разбросаны самые необходимые, особенно для моряков, вещи, можно было догадаться, что люди были сильно истощены и поэтому оставили их.

Находку сделал Хобсон из экспедиции Мак-Клинтока, организованной вдовой Франклина после того, как адмиралтейство отказалось от дальнейших поисков в 1857 году. Кроме того, обнаружили шлюпку, которую тащили на санях франклиновцы, возвращавшиеся на корабль из бухты Террор. В шлюпке было два скелета, возле одного из них вдоль бортов стояло по ружью, у каждого один ствол был заряжен, лежало 5 пар часов, 15 серебряных ложек, 11 серебряных вилок, из них 8 — с гербом Франклина. Человек на носу шлюпки умер первым, а тот, что на корме, был готов к обороне, но скончался от истощения.

Самое главное: чуть западнее мыса Глэдмен Мак-Клинток обнаружил скелет молодого человека, который потом, при тщательной экспертизе найденных в плохом состоянии документов, оказался Гарри Пегларом, моряком с «Террора». А это означало, что хоть один человек из экспедиции Франклина, но прошел Северо-Западным проходом! Цель экспедиции Джона Франклина была всё же достигнута.

В 1860 году энтузиаст-полярник Чарлз-Френсис Холл предпринял самостоятельные поиски, позже он совершил еще несколько путешествий на Север, в результате чего… разочаровался в эскимосах! Холл умер в 1871 году при попытке покорить Северный полюс.

Американец Фредерик Шватка на судне «Иоутен» отправился на поиски документов Франклина, но попытка была безуспешной.

Экспедиция Руала Амундсена 1903 года, имеющая уже иные цели, все же проделала ту работу, которой пренебрегли предшественники: похоронила все останки, которые удалось обнаружить.

В 1930 году для поисков могилы Франклина и тайника с документами канадское правительство организовало воздушную экспедицию, закончившуюся ничем. Канадские вооруженные силы предпринимали попытку и в 1967 году… Безрезультатно.

История, начавшаяся знаком (флаг, укрывший сонного сэра Джона Франклина), таким же мистическим знаком и завершается, причем, если знак на протяжении полутора столетий продолжает появляться вновь и вновь, возможно, она бесконечна, как легенда о «Летучем Голландце». В апреле 1851 года бриг «Реновэйшен» под командой капитана Коварда вблизи от Ньюфаундленда заметил льдину с впаянными в нее двумя парусниками — предположительно «Эребусом» и «Террором». Однако, вопреки морским правилам, Ковард не приказал обследовать корабли, чему первый офицер Симпсон подчинился. Провели расследование, и даже состоялся суд над капитаном, но патента он не лишился и был оправдан, хотя морской суд и выразил ему презрение при вынесении оправдательного приговора. Дело в том, что в момент встречи с парусником у Коварда была высокая температура, и он действительно мог принять неправильное решение.

Через пятьдесят лет, в 1907 году, французский пароход заметил льдину с вмерзшим в нее парусником старого типа.

Событие 1851 года явно противоречит рассказам эскимосов о том, что один парусник утонул у них на глазах, раздавленный льдами, а второй те же льды выбросил на берег. Событие 1907 года противоречит этим рассказам наполовину.

Может быть, воды смыли «Террор» до 1851 года и он действительно кочует по Атлантике?

В любом случае история пропавшей экспедиции Франклина является ярким примером героизма, любви и верности. А вот о том, что же произошло на острове Короля Вильгельма (Кикерктаке) на самом деле, мы, наверное, никогда не узнаем.

 

Искусство грабить…

 

…умышленно

 

Всё началось с находки в развалинах Дибана камня с еврейской надписью, которая сообщала о победе царя моавитов Месы над израильтянами. Узнав о находке, французский лингвист Клермон-Ганно решил купить надпись для Лувра. Но пока он ждал из Франции деньги, благочестивые бедуины взорвали камень, который никоим образом не относился к Корану. Действительно, камень Месы датировался 840 годом до н. э. На самом же деле бедуины решили, что, продавая надпись кусками, они выручат больше денег. Впрочем, в Лувре надпись восстановили.

Тут можно было бы поставить точку, если бы вслед за этим на «черном» рынке Иерусалима, как грибы после дождя, не стали появляться древнееврейские надписи на глиняной посуде того же IX века. Не было никаких сомнений, что речь идет об одном и том же виде письменности. Цены на антиквариат резко подскочили.

Первыми «загорелись» немцы и уполномочили своего консула в Иерусалиме скупить всю посуду с надписями за 20 тысяч талеров. Продавцом являлся антиквар Шапира, хорошо известный ученому миру. Он уже не раз продавал (или выступал посредником) весьма ценные рукописи Британскому музею и Берлинской государственной библиотеке. Все они были подлинные.

Почти свершившуюся сделку сорвал Клермон-Ганно. Совсем молодой лингвист, работавший переводчиком при французской миссии, обратил внимание на то, что «посудные» надписи появились сразу после находки камня Месы. Лингвист даже обнаружил орфографические ошибки, указывавшие на автора, как на человека без специального образования. Но немцы не придали этому большого значения: в конце концов, древний автор мог и должен был быть полуграмотным, он ведь не раввин, а рядовой домовладелец.

Тогда Клермон-Ганно взял на себя роль детектива. Он обошел все гончарные мастерские Иерусалима и его окрестностей и отыскал ту, где делалась «древняя посуда с древними надписями». Здесь же он нашел и образцы моавитского письма, которым пользовались мошенники.

Произошел скандал. Немцы аннулировали сделку и спасли свои музеи от позора, а Клермон-Ганно нажил себе смертельного врага в лице антиквара.

Прошли годы, и в 1883 году Шапира вновь поразил ученый мир. На этот раз он предложил Британскому музею купить древнейшую рукопись, которая содержала пятую книгу Моисея — Второзаконие. Рукопись нашли бедуины в пещере неподалеку от восточного берега Мертвого моря. Она была завернута в черное полотно и «набальзамирована по египетскому образцу». Уже это должно было бы насторожить английских экспертов (в самом деле, зачем бальзамировать рукопись? У неё же нет внутренностей!), но вышло наоборот: факт бальзамирования посчитали неопровержимым доказательством подлинности, так как в те годы еще не были открыты все тайны египетских парасхитов (могильщиков). К тому же текст значительно отличался от позднейшего, канонического, что тоже расценили как подтверждение подлинности. Англия решила купить рукопись, ориентировочно датированную 896 годом до н. э. Шутка ли — обладать документом, написанным спустя поколение после Соломона и постройки храма. Англичан не остановила даже сумасшедшая цена, предложенная антикваром, — миллион фунтов стерлингов. Тем не менее осторожность взяла верх. К делу привлекли самых опытных лингвистов и языковедов под руководством знатока древнееврейских рукописей доктора Гинсберга. Он охотно давал интервью английским газетам. Первое время отношение Гинсберга к рукописи было скептическим, но постепенно в ежедневных отчетах о ходе дешифровки стала появляться уверенность: буквы рукописи почти полностью копировали камень Месы, следовательно, она была очень древней.

Через месяц в Лондоне объявился Шарль Клермон-Ганно. Он уже стал маститым ученым и одну за другой издавал книги о восточных древностях. Клермон-Ганно приехал, чтобы лично подержать в руках ценную рукопись, которая взбудоражила всю Англию.

В Британском музее не возражали, но неожиданно воспротивился Шапира. В категорической форме он потребовал не допускать к работе француза, который уже нанес ему непоправимый финансовый и моральный ущерб в Иерусалиме. Из опасения, что Шапира продаст рукопись немцам, англичане приняли его условия.

Но Клермону-Ганно все-таки удалось просмотреть небольшой фрагмент рукописи. Этого оказалось достаточным, чтобы обнаружить фальшивку. Текст содержал ошибки, которые опытному лингвисту были видны с первого взгляда. Клермон-Ганно даже определил, какие разделы древнееврейской грамматики изучал автор подделки, а какие оставил без внимания по лени или из-за нехватки времени. Тогда вспомнили, что и некоторые немецкие ученые догадывались о подделке и советовали Клермону-Ганно «не ввязываться в это дело и не причинять себе и другим лишние хлопоты»: немцы, вероятно, хотели впоследствии обвинить британских ученых в элементарной некомпетентности.

Некоторое время английские газеты замалчивали эту тему, понимая, в какую глупость поверили и как разнесли ее по белу свету, и только в марте 1884 года было опубликовано короткое сообщение: «В номере роттердамской гостиницы застрелился мужчина».

Это был Шапира.

Вместе с собой антиквар унёс тайну появления рукописи. Так и не удалось узнать, сам ли Шапира изготовил рукопись или поручил кому-нибудь. Но факт его самоубийства как будто говорит о том, что антиквар стал жертвой фальсификаторов, доверившись им без всякой проверки текста.

 

…ненароком

 

Во второй половине XIX века юг России буквально накрыла волна всевозможных подделок, что диктовалось большим спросом на античные вещи из курганов и раскопанных городищ. Подделывали даже предметы, которых в принципе не могло быть в Северном Причерноморье, например, этрусские расписные вазы. Фальшивки заполонили частные русские собрания, «ольвийские древности» обнаружили в музеях Кракова, Франкфурта-на-Майне и Парижа. За них были уплачены огромные деньги. Власти не вели никакой борьбы с мошенниками, так как, скорее всего, сами были в доле.

Вершиной фальсификации стала тиара Сайтафарна (шлемообразный головной убор персидских царей и римских пап), которую изготовил одесский ювелир И. Рахумовский — человек, не имеющий никакого художественного образования, подлинный самородок провинциального белорусского городка Мозырь. Без каких-либо учителей он достиг таких вершин в ювелирном деле, что, когда перебрался в Киев, там не нашлось ни одного гравера, который мог бы чему-нибудь научить Рахумовского.