Последствия неверных решений. Часть первая.

Безумие.

- Погоди, там какой-то кипишь затевается.

- Чего? – не понял я, оглядываясь на своего собеседника.

- Там, - он указал рукой за окно, а затем спросил. – А где Антоха?

- Раньше свалил. – Я все еще не понимал что происходит, и потому отвечал скорее на автомате. – Да что происходит-то?

- Там какой-то хач хочет вас побить, - заявил парень-имени-которого-я-не-помню.

- Хач? – Я сдвинул брови и принялся размышлять над этим словом. Раньше я его слышал, но не был уверен к чему или к кому оно применимо. – Какой хач? Кто такой хач?

- Ну… - Парень задумался и закатил глаза. – Кажется, его зовут… Арбат.

- Азад? – предположил я.

- Во-во, точно, Азад.

- Чурка что ли?

Парень снова нахмурился.

- Чурки – это узкоглазые, а такие как он – хачи, - заявил он, скрестив руки.

- Слушай, я не разбираюсь в азах чурководства, - раздраженно заявил я, отмахиваясь от него рукой. – Что ты там о нем говорил?

- А-а-а… кажется, он хотел вас выцепить с Антохой и побить. Вы вроде как его отпинали недавно.

- Недавно? – Мои брови поползли вверх. – Это было осенью. И вообще, все было по-честному.

- Да какая разница. - Парень-имени-которого-я-не-помню раздраженно махнул рукой. – Хотят побить и все тут. Ты бы лучше пока из школы не выходил.

- Даже не знаю. – Я с сомнением посмотрел в окно. Народ там и правда был, но все люди мне незнакомые и все брели в сторону выхода. – Кажется, там все спокойно.

Я закинул рюкзак за плечи и начал спускаться по лестнице.

- Может, отсидишься, а? – настаивал парень.

- Некогда мне тут отсиживаться, - пробурчал я, крепко сжимая лямку рюкзака на груди. Сегодня в нем лежал особо ценный груз.

Этот пацан не отставал от меня до самого выхода, все нудил и нудил, что-то выл мне под ухом. Я его практически не слушал, все думал о его словах, и с каждым шагом мне все больше казалось, что они далеки от истины. Ну, кто будет устраивать засаду, прям на пороге школы, в яблоневом саду? Ведь нас легко могут заметить в окна кабинетов учителя или даже директор, и что тогда? Никакой чуркахач Зад Лизаев не отвертится от наказания, а то и исключения. Нет, наверное, он просто пустил такой слух, чтобы мы с Антохой ходили и оглядывались. Решил припугнуть нас.

Да, так и есть. И с этими мыслями я вышел на улицу. В лицо ударили лучи яркого весеннего солнышка, что слегка ослепило меня и мгновенно согрело. Прищурившись, я увидел кристально чистое голубое небо, вдохнул полной грудью запах свежескошенной травы и цветущей яблони. Мои уши заполнил шум голосов.

А затем я услышал крик:

- Вон он, хватайте его.

И меня схватили. О, можете поверить мне на слово, они схватили. Схватили так крепко, словно это был выигрыш в лотерее, словно они только что словили джек-пот и опустошили кассу казино. Два лба на голову выше меня крепко сжали мои локти и потащили в сторону сада, туда, где среди деревьев стоял с надменной улыбкой и в форме вопросительного знака мой «любимый» чуркахач.

- А где второй? – спросил он, когда меня подвели к нему.

- Не знаю, - ответил один из моих тюремщиков.

- Ушел раньше, - добавил второй, ковыряясь толстым пальцем в носу. – Говорят, узнал, что мы их сегодня выцепим.

- Ну и ладно, - отмахнулся чуркахач и взглянул на меня. – Потом с ним разберусь. Давайте этого сначала.

Он двинулся ко мне навстречу, засунув руки в карманы. На лице довольная улыбка. Огромные кривые зубы хищно сверкают под большим носом. Надо было выбить их все, когда у меня была такая возможность. Я пошевелил руками и понял, что эти два увальня допустили одну ошибку, схватив меня за плечи выше локтей – предплечья-то оставались свободными. Я потянулся правой рукой к карману джинсов.

- Нож! – завопил чуркахач, тыча в меня пальцем. – Нож-нож! В правом кармане!

Я даже не успел раскрыть свою «бабочку»: мои руки заломили и я упал на колени. Нож вывалился из моей руки.

- Кажется, теперь это мое. – Азад поднял нож и принялся крутить его в руках. – Не советую тебе больше выкидывать какие-то трюки.

Я не понял, к чему он клонит, но заметил, как он обвел рукой сад: нас плотным кольцом обступило десятка два одиннадцатиклассников. Все они ухмылялись и молча смотрели на меня.

- Вот как? – усмехнулся я. – Привел толпу своих подружек. Один на один-то ты ни хера не можешь. Помню как я тебе морду…

- Заткнись! – рявкнул он, с размаху ударив меня по лицу. Моя голова мотнулась вправо. – Заткнись! – повторил он и снова ударил. Моя голова мотнулась влево. Ровные ряды стоящих вокруг нас пацанов показались мне сплошной смазанной линией. Бить он стал лучше – это факт. Однако все равно как спидозная потаскуха. Такой удар не свалил бы на землю и пятиклашку и от того было еще обиднее.

Когда он бил меня – в его левой руке все еще был зажат мой нож-бабочка, хоть и в закрытом состоянии. Во время удара замок ножа воткнулся мне в правую щеку чуть ниже глаза и оставил довольно мерзкую глубокую царапину, из которой тут же хлынула кровь. Забегая вперед скажу, что ничего серьезного эта царапина мне не сделала, хоть и осталась впоследствии широким слабозаметным шрамом, напоминанием о днях минувшей молодости.

- Бьешь как баба, - буркнул я и тут же получил еще один удар.

- Я же сказал заткнуться!

- Ой, прости. Я хотел сказать как чурка баба.

Из-за спины послышалось несколько сдавленных смешков.

- Или хачебаба, - предположил я. – Не особо разбираюсь в классификации черножопых мелких ган…

Он сначала ударил в лицо, а затем попытался пнуть по яйцам, но я успел наклониться сильнее и удар пришелся в живот. Было больно. Стыдно, обидно и больно. Но еще больше меня мучала злоба. Злоба на мое беспомощное положение, злоба на то, что Антоха бросил меня ничего не сказав, злоба на этого мелкого выродка и его подружек-педиков. Однако, даже не смотря на вой сирены в ушах и гулкие удары сердца, что отдавались в висках, я все же смог расслышать, что смешков прибавилось.

- Ты у нас такой остроумный, - громко вещал над моей головой Азад. – Знаешь много интересных слов, легко складываешь их в предложения. Наверное, учишься хорошо, да?

Он присел на корточках рядом со мной и взглянул мне в глаза:

- Гордость мамочки, да?

Я застыл и уставился на него в ответ.

- А где же твой папочка? – продолжал насмехаться он. – А его нет, верно? А почему? Да потому что даже он не смог выносить такой огромный кусок говна в одной квартире с собой.

- Да что ты знаешь… - прошипел я.

- А твоя мамка? – Он прищурился. – Наверное, ей тяжко пришлось одной воспитывать такого уродца? На стороне наверняка подрабатывала…

- Ты же знаешь, что я выпущу тебе кишки, если ты скажешь еще хоть слово про мою маму, - проревел я, вытягиваясь вперед, но кто-то сзади схватил меня за волосы и потянул обратно. Однако они выскользнули из его рук, и я с силой ударил Азада по лицу. Я этого не планировал. Я даже не знаю, как правильно бить головой. Так вышло само собой. В этом преимущества коротких волос – в драках их не смогут использовать.

Азад качнулся назад и сел на жопу. Его лицо испачкалось в крови. Я сначала радостно подумал, что рассек гандону бровь или щеку, но это оказалась моя кровь из поцарапанной щеки.

- Держи его крепче, баран, - взвизгнул чуркахач, поднимаясь на ноги и вытирая мою кровь со своего лица.

Двое, что держали мои руки, что-то невнятно пробормотали и застыли в скорбном молчании.

- Значит кишки, да? Значит мне, да? – усмехался Азад, подходя ко мне все ближе. – Ты пустишь, да?

Он снова дважды пнул меня в живот. Второй удар пришелся чуть ниже грудной клетки, и я сложился пополам, шумно выдыхая воздух. Дыхание перехватило, и я стал громко хрипеть. Первая мысль была о том, что этот гандон своим ударом сложил мне легкое, и теперь я буду медленно задыхаться, корчась на земле, пока оно не расправиться или я не сдохну прямо тут в школьном саду.

- Что, теперь ты не такой остроумный? – насмехался он, пытаясь вертеть мою бабочку. У него ничего не получалось и вскоре она просто улетела в траву. В толпе громко заржали.

Азад быстро поднял ее и огляделся. Смех утих. Его лицо раскраснелось, а костяшки на руках побелели.

Я продолжал корчиться на земле, придерживаемый руками приспешников чурки, года услышал над собой его голос:

- Давайте мне его рюкзак.

Эти слова подействовали на меня сильнее укола адреналина. Вскинув голову, я стал вырываться, но новый удар по лицу немного остудил мой пыл.

- Ключ у него на шее, - рявкнул Азад и кто-то снял мой ключ от ящика. – Давай его сюда.

Я приподнял голову и увидел, как он вытаскивает из моего рюкзака красный металлический ящик. Так вот оно в чем дело? Он не просто решил отомстить мне сегодня, он точно знал в какой день лучше всего это сделать. Они и правда следили за мной, как говорила Гретель. Я думал, что это все ее глупости, надумки мелкой девчонки, но нет, она говорила правду. Как и была права в тот день, когда назвала мою стычку с чуркой неразумной. Этот мелкий гандон все это время хотел не просто побить меня, но и обчистить.

Я смотрел, как в его сумке исчезает мой красный ящик, в котором плотными пачками перетянутыми резинками лежали ровные брикеты наличности. В основном пятисотки, сотки, полтинники и даже тысячные купюры. Все, что я мог делать – это злобно рычать, скалиться и брызгать слюной. Я что-то кричал, говорят, я что-то кричал, но никак не могу вспомнить что именно. Этот момент у меня словно в тумане.

- Ладно, пошли отсюда, - предложил долговязый Коля. – Ты взял что хотел.

- Да, - кивнул Азад, продолжая размазывать мою кровь. – Да, пошли.

- Эй, погоди. – Это был Богдан. – У него тут бабка работает. Ее кабинет как раз напротив нас на втором этаже.

Он поднял свой палец и все посмотрели в том направлении.

- Если он скажет ей, то нас тут тепленькими возьмут. Она нас знает. Всех знает.

- Ну, так воломите ему еще, чтобы ничего не сказал, - пожал плечами Азад. – Давайте и вы поработайте.

Меня завалили на землю и принялись пинать ногами. Ублюдки точно знали, куда и как бить – ни одного удара по лицу, все в корпус. Видимых следов даже не останется. Может пару синяков на груди и плечах, но только не на лице. Если бы не эта царапина – вообще бы никто не узнал, что со мной что-то не так.

- Давайте еще пару раз, - науськивал Азад. – Еще парочку. Да, давайте, как следует. По печени его. Все валим отсюда.

Видел я плохо – глаза заволокла пелена и теперь цвет ее сменился с красного на белый. Я видел, как мимо проходят чьи-то ноги. Слышал, как удаляются голоса. А затем передо мной присел ненавистный мною чуркахач. Он приподнял мою голову и улыбнулся.

- Хочешь, я открою тебе секрет? – спросил он, облизывая пересохшие губы. С огромного носа свисала прозрачная сопля. – Я твою мать ебал. Понял? – он рассмеялся. – Понял, сука? И, наверное, как только заберу свою долю из этого ящика – заглянул к ней еще раз.

Я ничего не ответил, не мог ничего ответить. Он отпустил мою голову и побежал. Дальше я не помню ничего. Наверное, я лежал так какое-то время. Слышал иногда голоса, мимо проходили люди. Меня никто не трогал. Никто не счел необходимым проверить как я, и нужна ли мне помощь. Они видимо предпочитали держаться от меня подальше и лишь тихо посмеиваться себе под нос – смотрите, очередного неудачника побили.

Точно не скажу, сколько я лежал, может и пару минут, а может и дольше. В чувства меня привел все тот же парень-имени-которого-я-не-помню в своей неизменной бледно-коричневой куртке. Он подхватил меня под мышки и прислонил к дереву. В руках у него была маленькая бутылка воды «БонАква». Намочив платок, он принялся вытирать мне лицо. Он что-то говорил. Говорил и говорил без умолку. Для меня его слова слились в простой равномерный глухой гул.

- Пошли, - сказал он, поднимая меня, когда закончил с моим лицом. Кровь все еще стекала тонкой струйкой из раненой щеки, я это чувствовал. – Пошли к твоей бабушке. Расскажем все ей. Может, их поймают сегодня. Я знаю некоторые имена.

- Нет, - выдохнул я, восстанавливая равновесие.

- Как нет? – удивился он и снова потащил в сторону двери в здание школы. – Пойдем, пойдем. Они тебя просто избили толпой и все тут. Если боишься за то, что тебя назовут стукачом за то, что пошел жаловаться вспомни о том, что их было двадцать, а ты одни. Даже для охоты за двумя пацанами это слишком много.

- Нет. – Я оттолкнул парня и, пошатываясь, поплелся к выходу с территории школы. Нет, я не боялся, что меня могут сделать изгоем, и будут дразнить два оставшихся года, вовсе нет. Я боялся того, что меня теперь ждет за потерю красного ящика.

- Стой ты куда? – Парень попытался меня остановить, но я снова оттолкнул его.

- Отвали от меня нахрен, урод! – закричал я на него, скалясь как загнанный в угол и потрепанный волк.

Парень вскинул в воздух руки и отступил от меня на два шага. Не самая лучшая благодарность за помощь с моей стороны, верно? Да все так и есть. Это я повел себя как последний урод, нет даже как последний мудак. Но он не знает того, что знаю я. Возможно, знай он то же самое о содержимом ящика, он бы не тянул меня в учительскую или куда еще. С таким же успехом меня можно было вести прямиком к участку милиции.

Потому я отмахнулся от своего спасителя и бросился хромающим шагом в сторону своего дома, на ходу отряхивая одежду от прилипших листьев, сухой травы и пыли в которой меня здорово изваляли. Почему домой? Сам не знаю. Ну а куда я еще мог пойти? Нет, конечно в планах было другое – я должен был доставить ящик к телефону на 9 Мая и оставить его там в сейфе, введя специальный код, но… но вы сами все знаете. Я не мог этого сделать и не мог сказать Папаше, что потерял его выручку.

Домой, потому домой. Там я буду думать, там я решу что делать. Я быстрым шагом (по дороге хромота заметно спала, и я смог идти почти как нормальный человек) миновал милицию и пожарную часть, стараясь даже не смотреть в их сторону, и направился вверх по Октябрьской улице до Дворца Культуры. Перебежав дорогу, я влетел в свой родной и любимый двор, к которому в этот момент испытывал отвращение и, взлетев по лестнице, вломился в квартиру и закрыл за собой дверь. Мама еще была на работе, и я мог, не скрываясь ни от кого растелиться на полу у двери и закрыв глаза предаться черным мыслям. Это был отличный трюк – он всегда помогал сдерживать слезы.

Итак, начнем по порядку: что было в ящике? Ответ вы знаете - деньги. Почему я так подавлен? Тоже все ясно – деньги не мои они принадлежат Папаше. Почему же я сижу в коридоре, поджав ноги и уронив голову на колени чуть не плача? Потому что там выручка за три последних месяца.

После того как Гретель доложила, что меня начали пасти у телефона, Папаша велел мне сдавать выручку только раз в три месяца, иначе говоря – одни раз в квартал. Так сказать квартальная выручка нашего небольшого «предприятия». Я сделал как он велел, и потому носил выручку по истечению трех месяцев. Это был бы уже второй раз.

Далее, ни для кого не секрет, что самый пик спроса на «стимулирующие препараты» приходится на студенческие сессии и школьные экзамены. Кому-то надо просто «отдохнуть» от зубрения кому-то «расслабиться», а кому-то и вовсе повысить концентрацию. Такое бывает сплошь и рядом. Но и не секрет для вас, что основную прибыль приносят так называемые постоянные клиенты – те, кто готов родную мать продать за очередную дозу. Суммарные сборы с этих «хороших» деток за три месяца и лежали в моем красном ящике.

Теперь давайте прикинем, сколько там было денег. Я никогда их не считал – не любил считать чужие деньги. Может и зря, может, и нет. Да только Папаша всегда точно знал, какую партию он кому дает, и какой оборот должен с нее получить. Каждый день я продавал минимум на тысячу рублей, а в лучшие дни доходило и до пяти. Если взять за точку отчета тысячу, то выходит, что мой долг на данный момент – девяносто тысяч рублей. Но я бы не был столь оптимистичен, потому поставил бы на сто пятьдесят тысяч рублей. Даже если вычесть из этой суммы мою долю в размере десяти процентов, при условии, что я правильно высчитал утерянную сумму, то выходило, что я должен Папаше не менее ста тридцати пяти тысяч. Это неподъемная сумма для ученика девятого класса средней школы.

Почему я потащил такую сумму с собой на занятия? Я и не собирался. Я хотел отправиться утром к телефону и сложить все в сейф. Я даже раньше вышел из школы. И в этом наверняка была моя ошибка. По дороге я встретил моего классного руководителя и она, заметив меня, подозвала к себе и начала расспрашивать про мои результаты экзаменов. А затем и вовсе перешла на обсуждение сданного мной экзамена по русскому, преподавателем которого она и являлась. Ей нужно было это обсудить со мной, как и мое будущее. Что я мог сделать? Сказать, что у меня в сумке деньги от продажи наркоты и мне надо срочно их скинуть? В лучшем случае она бы мне не поверила, а в худшем… в общем вы знаете.

Скорее всего, я бы мог что-то придумать, но моя голова была так занята тем фактом, что между моей учительницей и деньгами школьных наркоманов расстояние меньше метра, что я не мог думать ни о чем другом. Даже на вопросы ее отвечал совсем невпопад. Может она и заподозрила что-то. Но вряд ли, что я школьный наркоторговец, скорее она думала, что я как раз с обратной стороны этого увлекательного наркооборота.

Потому-то я и не смог доставить деньги утром и таскался с ними все время по школе. Там их у меня и забрали. Интересно, что бы было, если бы я доставил их утром? Ожидал ли этого чуркахач? Ждал бы меня кто-нибудь у телефона? Или я смог бы отдать деньги и получить следующую партию? Да, я бы, скорее всего, потерял бы ее, как деньги, но согласитесь, ее стоимость намного меньше ста тридцати тысяч.

Я не знал что делать. Я пребывал на грани безумия. Даже слюна начала самостоятельный отток. Я не за себя боялся. Я как-то слишком легко смирился с тем, что я покойник. Принять это намного проще, чем вы думаете. Я не мог никак допустить того, что Папаша может сделать с моими родными. Ведь если я не могу отдать долг, то он найдет тех, кто это сможет сделать за меня – так или иначе. Опасность грозила всей моей семье и очень скоро. О да, очень скоро. Я не вышел на связь и не передал деньги. Папаша все поймет. Скоро он придет ко мне.

Да, я был на грани безумия.

 

 

Вывел меня из состояния эмбриона, в которого я превратился, свернувшись на полу, телефонный звонок. Я долго не мог понять, что это за трели мешают мне предаваться отчаянию, пока не сообразил, что звонит маленький белый телефон на тумбочке в прихожей. Кое-как встав, я доплелся до телефона – нога практически не сгибалась в колене, видимо последствия жесткого падения – и поднял трубку.

- Алло, - мертвым голосом произнес я.

- Как ты? – спросил голос с другого конца.

- Кто это?

- Твой сексуальный ангелочек. Как ты себя чувствуешь?

- Гретель? – дошло до меня.

- Как ты себя чувствуешь? – проигнорировала она меня.

- Я в порядке. Как ты узнала?

- У меня есть свои способы, - туманно ответила она. – Сильно досталось?

- Я потерял все деньги.

После этих слов повисла долгая пауза. В трубке раздавались тихие щелчки.

- Папаша еще ничего не знает, - наконец произнесла она. – Но скоро все поймет.

- Я и сам об этом догадался, умница, - съязвил я. Не от злости на нее, вовсе нет. Я злился на себя.

- Что ты хочешь делать? – Кажется, она даже не услышала яда в моем голосе. А может и услышала, но просто проигнорировала, поняв, в каком я состоянии. Если так, то она намного взрослее меня. По крайней мере, в плане умственного развития.

- Хочу выйти на улицу и поспрашивать о чурке. Кто-то должен что-то знать.

- Я так и думала, - тяжко вздохнула она. – Так ты себе только больше неприятностей наживешь.

- У тебя есть план получше?

- Возможно.

Я застыл с трубкой у лица. В моем положении даже слово «возможно» звучит как торжественный гром фанфар.

- Что? – крикнул я в трубку, сжимая ее до боли в пальцах. – Что ты придумала?

- Я не придумала, - спокойно ответила она. – Я кое-что выяснила.

- Что? Что именно?

- Не по телефону.

Не по телефону? Что значит не по телефону? Она что думает, что это какая-то игра?

- Встреть меня возле мемориала Великой Отечественной войны в девять вечера, - приказным тоном бросила она и положила трубку.

Я еще минуту слушал короткие гудки, не понимая, что сейчас произошло, а затем опустил трубку на телефон, размышляя о ее словах. Возможно, у нее есть план. Возможно. Ах, как сладко звучит это возможно.

Дождавшись половины восьмого я, как и велела мне Гретель, натянул чистые джинсы, черную майку, черно-красную кенгурушку и любимую кепку «Питтсбург Пингвинз» козырьком назад выставив напоказ серебристую эмблему НХЛ, и вышел в подъезд, громко хлопнув дверью. Маму я предупредил, что эту ночь проведу у бабушки с дедушкой и утром вместе с ними отправлюсь в школу и неважно, что из дома мне идти пять минут, а от них пятнадцать-двадцать. Они довезут меня на машине. Правда мне пришлось при маме звонить бабушке, чтобы узнать дома ли они и могу ли я у них переночевать. Это не совсем входило в мои планы, но делать было нечего, мама могла что-то заподозрить.

Почему я сказал, что не вернусь домой? Да было у меня какое-то странно предчувствие, что ли…