К стратегии развития государства.

Появление турбокапитализма

 

В книге «Государственный переворот» (1968 год) Люттвак обсуждал ситуации, в которых административная система государства использовалась в качестве инструмента захвата государственной власти. Он сравнивал административно-бюрократический аппарат с «машиной» и показывал, что тот, кто получает доступ к рычагам управления этим социальным механизмом, получает власть. Кроме того, захвативший рычаги управления получает возможность использовать эту машину в качестве оружия подавления оппозиции, уничтожения или устранения других претендентов на власть, приобретает возможность по своему усмотрению перераспределять национальные ресурсы. В демократических странах с развитыми институтами гражданского общества административная машина находится под перекрестным контролем общественности и политических партий, в странах с неразвитыми социальными институтами мощный государственный аппарат оказывается в руках авторитарного лидера или какой-либо группы людей. В статье «От геополитики к геоэкономике» и в последующих работах (начало 90-х) Люттвак также обсуждает ситуации использования административного аппарата государства, но уже со стороны крупного корпоративного бизнеса, политиков и отраслевых лобби.

Тезис, что государство принадлежит народу, относится к разряду идеологических и нормативных утверждений, в действительности все обстоит несколько иначе. Для того чтобы использовать административную мощь государства, в демократических странах вовсе не обязательно пытаться захватить в свои руки рычаги управления ее бюрократическим аппаратом. Динамика развития современных экономики, техники и технологий бизнеса приводит к тому, что на международной арене появляются субъекты действия, сопоставимые по мощности с государством, во всяком случае, вынуждающие государство считаться с их существованием и с реализуемой ими активностью. В свою очередь, эти субъекты понимают, что государство — это сильный ресурс и при поддержке его геополитически активной бюрократии можно добиться большего, чем в противном случае. Появление транснациональных корпораций и создание условий для ведения бизнеса без привязки к какой-либо конкретной территории поставило перед государствами ряд проблем, а также открыло для них новые возможности. В своих книгах и статьях Люттвак как раз и обращает наше внимание на этот круг проблем и возможностей.

 

Динамика трансформации административной системы

Современного западного государства

 

Та государственная машина, основы которой до сих пор присутствуют в административных системах современных западных стран, сформировалась в эпоху развитого феодализма и представляла собой именно «централизованное государство». Прототипом для формирования организованно армии чиновников послужила модель военных образований[134]. Изначально высшие эшелоны гражданских служб, так же как и армейских подразделений, были заполнены в основном представителями дворянского сословия. По мере разрастания административной системы и усложнения стоящих перед ней задач на высшие посты в бюрократической иерархии

стали попадать и образованные представители низших сословий. С какого-то момента критерий образованности стал обязателен для занимания командных постов в государственной системе: вне зависимости от того, к какому сословию принадлежали претенденты на тот или иной пост, они должны были быть образованными людьми.

Поначалу демократизация западных обществ и появление парламентов не изменили принципа отбора кадров для бюрократической системы: «руководящий состав» должен был обладать уровнем образования более высоким, чем среднестатистические представители населения. Вдобавок к этому было желательно, чтобы чиновник принадлежал к высшему сословию, происходил из богатой или знатной семьи, имел на территории данной страны какую-то собственность (землю, недвижимость, производство) или, по крайней мере, обладал высоким уровнем профессионализма. И армейское, и чиновничье «офицерство» являлось если не привилегированной, то, во всяком случае, почетной частью общества: и по уровню занимаемого статуса в социальной иерархии, и по уровню материальной обеспеченности.

Развитие капитализма и дальнейшая демократизация общества привели к тому, что социальный статус военных и гражданских «офицеров» в современном обществе существенно снизился. Работа на частные коммерческие структуры стала не менее престижна и чаще — более доходна. Бюрократия из элиты превратилась в «слуг народа», среднестатистический образовательный уровень современного чиновника сегодня уже не выше, чем у работников частных компаний, и считается, что эффективность его труда ниже, чем в частном секторе.

Таким образом, административные системы сохранили прежнюю квазивоенную логику организации, но утратили свой социальный статус, перестали быть образованной элитой общества и, как ни странно, — в какой-то мере потеряли идеологическую лояльность по отношению к представителям власти. Они все еще подчинены властной и политической элите, но у них нет с ними «классового единства», нет общности интересов, нет безусловной преданности: бюрократы могут служить любой политической силе, которая придет к власти, представителем каких бы социальных слоев общества эта власть ни являлась.

 

Сопоставление бюрократии

С представителями политических и властных элит

 

В разных странах существуют свои принципы восхождения по карьерной лестнице или свои секреты пользования «социальным лифтом», но далеко не всегда они предполагают обязательное постепенное восхождение с самых низших должностей на все более и более высокие. Представите

ли властных элит далеко не всегда являются представителями бюрократии, дослужившимися до «генеральских чинов». Политическая карьера отличается от административной, во всяком случае, она не тождественна ей. Чиновники, занимающие выборные должности, чаще всего сделаны из иного «человеческого материала», чем те их коллеги, которые постепенно взбираются по карьерной административной лестнице. Постепенно меняются и приоритеты наиболее амбициозных и успешных представителей бюрократии. В каждой стране сложилась своя ситуация, но в государствах с повышенной «геоэкономической активностью» уже не модно выбирать военную или классическую дипломатическую карьеру, более престижной считается работа в сферах, обслуживающих эту самую геоэкономическую активность[135].

Что собой представляют держатели власти и чем они отличаются от армии чиновников и "day to day" политиков, занимающих выборные посты, точно определить трудно. Как уже говорилось, предполагается, что власть принадлежит народу, но по факту — ею пользуется не вполне прозрачное разношерстное сообщество, состоящее из избранных представителей высших чинов бюрократии и выборных политиков, а также представителей бизнеса, способных лоббировать свои интересы, адвокатских контор и ассоциаций, — далее открываются просторы для конспирологов.

 

Внутренняя политика

В ряде своих книг и статей Люттвак отмечает постепенную коммерциализацию государственной административной системы, которая приводит к ряду последствий[136]. Начиная с 80-х годов XX века в мировой экономике появился устойчивый крен к новой форме либерализма, который предполагал снижение роли государства в экономике, тотальную приватизацию[137], снятие государственного контроля со многих

типов коммерческой и финансовой активности, сокращение расходов на социальные нужды.

Снижение уровня государственного регулирования экономики, особенно финансовой сферы, действительно способствовало быстрому росту некоторых ее отраслей: высоких компьютерных и биотехнологий — и новых типов банковских и финансовых услуг, которые позволили осуществлять быстрый доступ к быстро концентрирующемуся капиталу. Этот механизм быстрой концентрации и сжатия капитала, втягивающий в финансовую сферу все те ресурсы, которые ранее были распылены или заморожены в производственных, дистрибутивных, логистических и социальных структурах, позволяет осуществлять быстрый рост экономики в каких-то определенных высокотехнологичных сферах и, кроме того, быстро капитализировать новые технологии и инновации. Все это напоминает работу турбореактивного двигателя. Возможно, по аналогии с ним Люттвак и ввел термин «турбо-капитализм»: капитализм, стремительно меняющийся и развивающийся.

С точки зрения Люттвака, такие эксперименты с организацией системы функционирования государственной и международной экономики являются экстремистскими. Он сравнивает их с идеями социализма и коммунизма: «...удивительно, но этот новый турбокапитализм имеет очень много общего с советской версией коммунизма. Он также предлагает единую систему, модель поведения, одинаковый набор средств и правил для всех стран по всему миру, игнорируя любые различия в социальной организации, традициях, культуре и национальном темпераменте»[138].

Основной принцип турбокапитализма — это концентрация, сжатие и быстрое «сжигание» денег для выхлопа деловой и финансовой активности, которая обеспечивает быстрый прирост капитала и втягивание в этот процесс еще большего количества денег. Это что-то наподобие тех «огненных вихрей», при помощи которых американцы и англичане в конце Второй мировой войны сжигали немецкие города. Но только военные стратеги в своих схемах делали ставку на изменение направления воздушных потоков, которые начинали двигаться к эпицентру пожаров, вспыхивающих при бомбардировках городов, и чем сильнее бушевали эти пожары, тем большее количество воздуха они в себя втягивали. В результате в этом огненном смерче выгорали целые города[139]. Финансисты же вме

сто огненных вихрей запускают вихри финансовых потоков. Разработка механизмов быстрой концентрации капитала, быстрой выдачи кредитов и получения быстрых дивидендов или иных форм прибыли приводит к эффекту всасывания все большего и большего количества денег в «эпицентры финансового горения». А эти эпицентры находятся в зонах, максимально освобожденных от контроля со стороны государства, то есть в англосаксонских странах.

Турбокапитализм приводит к перераспределению национальных ресурсов. В масштабах отдельной страны интеллектуальные, финансовые и организационные ресурсы начинают концентрироваться вокруг финансово-банковской сферы, в которой оседает наибольший процент прибыли от всех бизнес-активностей, втянутых в потоки этого все набирающего и набирающего темпы процесса. Другим полюсом концентрации ресурсов оказываются сферы бизнеса, способные предоставить перспективные коммерческие проекты, акции которых (и деривативы от этих акций) обещают высокую прибыль.

Согласно стратегии, разработанной представителями радикального либерализма, стимулирование со стороны государства перспективных и быстро развивающихся сфер экономики должно привести к перестройке и модернизации экономической системы государства, что сделает ее более конкурентоспособной. Снижение уровня вмешательства государства в экономику должно было придать ей большую мобильность, а снятие излишнего контроля финансово-банковской сферы — обеспечить новые быстро развивающиеся направления бизнеса или удачные проекты уже существующих и успешных компаний быстрыми кредитами и инвестициями. Для того чтобы финансовые накопления, концентрирующиеся в кошельках людей, сумевших встроиться в структуры «новой экономики», не уходили из страны, была запущенна программа по стимулированию потребления товаров и услуг, а тем, кто не смог приспособиться к новым условиям, высокий уровень потребления обеспечивался программой пропагандирующей «жизнь в кредит».

Все эти программы действительно привели к перестройке экономики и к быстрому развитию ее перспективных направлений. Но, как всегда случается в ситуациях «опьянения радикальными идеями», стремление к излишней либерализации привело к ряду проблем и перекосов в функционировании экономической системы в целом: в банковской сфере появляются «финансовые пузыри»; население страны оказывается недостаточно мобильным для того, чтобы поспевать за быстро перестра

ивающейся экономикой, затребовавшей новые типы и уровни профессионализма; в сфере потребления возникает кризис невозврата кредитов; многие «перспективные проекты» оказываются нереалистичными; а поиск новых регионов для экономической экспансии национального бизнеса приводит к тому, что производство и некоторые другие службы этого бизнеса переносятся в более выгодные для его ведения страны, что увеличивает риск разрастания структурной безработицы.

Во внутренней политике новая экономическая стратегия привела к снижению «воспитательно-образовательной» миссии государства, которая замещалась программами, нацеленными на стимулирование роста потребления населения. Успех внутренней политики либерального государства определяется темпами роста ВВП, индексами потребительской активности населения, созданием новых рабочих мест. И бизнес, и власть заинтересованы в увеличении в стране уровня активного и платежеспособного спроса, а не нравственной чистоты нации или роста уровня образования граждан. Правда, геоэкономически активные страны часто прибегают к стратегии создания особых инкубаторов для разработки новых технологий, а наполнение этих зон рабочими кадрами обычно решается путем создания «интеллектуальных гетто» в виде привилегированных университетов и научных центров или же приглашения уже готовых специалистов из других стран.

Одна из проблем современных капиталистических стран (вырастивших в себе, по мнению Люттвака, особую, новую форму капитализма — турбокапитализм) заключается в том, что темпы развития технологий — финансовых, промышленных, научных, инфраструктурных — существенно опережают темпы развития всеобщего образования. Во-первых, система образования устарела в целом, а во-вторых, ни правительство, ни бизнес не заинтересованы в его развитии. Правительство не считает нужным тратить деньги на образование по причине того, что у того нет своих лобби (за исключением сильных университетов, но, как уже отмечалось, они выводятся в особые «интеллектуальные гетто»), к тому же за имеющиеся бюджетные деньги и так идет непрестанная война.

Было бы ошибочным возлагать ответственность за повышение уровня образования и на бизнес. Ведь он не заинтересован в обучении широких народных масс, а кроме того, он не хочет за свои деньги выращивать себе конкурентов. Человеку, владеющему какой-то особенной бизнес-схемой или знающему, как капитализировать какую-либо технологию, выгодно не видеть на рынке других людей, способных сделать то же самое, поэтому он не будет ни делиться своим опытом, ни обучать своему искусству кого-либо еще. В период существования «контролируемого капитализ

ма»[140] государство брало на себя расходы по поддержке образования населения на уровне, необходимом для развития национальной экономики. В условиях турбокапитализма население оказалось предоставленным самому себе, не имея ни ориентиров, ни средств для самообразования в ситуации, когда умение осваивать новые знания и навыки становится особенно важным для «экономического выживания» в быстро меняющихся условиях.

Турбокапитализм своим возникновением обязан, с одной стороны, естественной логике развития капитализма, вышедшего на уровень капитализации интеллектуальных ресурсов, а с другой — тому сдвигу в логике международного противостояния, которое Люттвак определяет как переход от геополитики к геоэкономике. Примерно в этот же период произошло и существенное изменение подходов к организации внутренней политики государства (особенно — в государствах англо-саксонского блока). Как уже говорилось выше — произошел отказ от модели «контролируемого капитализма».

Формирование контролируемого капитализма прошло через несколько этапов. С конца XIX века, или, по крайней мере, с первых десятилетий XX в западных странах начался процесс постепенного приручения свободного и дикого капитализма: ставились нормативные и правовые ограничения, регулирующие не только отношения между субъектами экономической активности, но и трудовые нормы взаимодействия работодателей и наемных работников. А после серии удавшихся и провалившихся социалистических революций внимание к проблемам социальной защищенности и социальных гарантий существенно возросло, особенно в европейских странах[141]. В какой-то мере ограничение капитализма и установление контроля над ним со стороны законодательства, правительств, профсоюзов, общественных организаций и политических партий предохраняло государства от угрозы социалистических революций. Социалистические принципы были как бы инкорпорированы в структуры капиталистических государств в виде особых регуляторов. Разные страны создали для себя свои варианты «контролируемого капитализма»[142].

Однако в 70-х годах XX века, в основном в США и в Великобритании, начала реализовываться в жизнь стратегия «дерегулирования экономики». Был выдвинут тезис, что и производственные, и инфраструктурные, и финансовые, и даже социальные структуры лучше и эффективнее управляются частными лицами, чем государственными органами, и поэтому необходимо произвести максимально глубокую приватизацию самых различных аспектов государственной деятельности. Это решение, по мнению Люттвака, и послужило одним из спусковых механизмов запуска процесса формирования новой «экономической формации» — турбокапитализма.

Вот что он пишет об этом явлении: началась «приватизация государственного бизнеса всех видов и конвертация различных государственных и публичных институтов в инструменты частного предпринимательства. При этом подобной приватизации подвергается самый широкий круг государственных объектов: от университетов и ботанических парков до тюрем, от библиотек и школ до домов престарелых. Взамен всему этому предлагается — более динамичная экономика, которая будет генерировать новое богатство и благополучие, но при этом ничего не говорится о распределении всего этого богатства — ни обещаемого нового, ни того, что уже было накоплено»[143].

В основе типового западного государства лежит комплекс противоречивых и «враждебных» друг другу принципов, которые компенсируют друг друга и не позволяют какому-либо одному из них слишком радикально усилиться, что нивелирует «побочные эффекты» их применения для оздоровления системы функционирования государства как целого. Так, принцип «демократизма» компенсируется «правом» и законом, не допуская разгула демократии, который может привести к неоправданному ущемлению интересов социальных меньшинств или подавлению большинством личной свободы отдельных граждан. Демократические принципы, в свою очередь, ограничивают излишнее усиление либерализма с его склонностью к эгоцентризму, а также к концентрации ресурсов и потенциальной власти в руках наиболее успешных или удачливых граждан. И точно так же «либерализму» (в его экономическом проявлении) и «свободному рынку» противостояли принципы «социальной ответственности», социальных гарантий, социальной защищенности — то есть, по сути, — социалистические принципы. Можно даже составить список этих базовых идей, входящих в несущий каркас идеологии типового западного государства: право, либерализм, свобода рынка (капитализм), демократия, социальные гарантии (социализм), национальные традиции (консерватизм).

С точки зрения радикальных либералов, излишне жесткие правовые, общественно ориентированные и консервативные установки тормозят развитие и рост экономики, снижают ее эффективность. При этом забывается то, что при разработке моделей устройства западных государств эффективность экономики не была единственным ориентиром[144]. «Неэффективность этих моделей компенсировалась скрытыми преимуществами, — пишет Люттвак в своей книге о турбокапитализме, — состоявшими в том, что обеспечивалась стабильность и средства вкладывались в улучшение «человеческого капитала»: в семью, в образование детей и др. И действительно, с точки зрения экономики легко доказать, что находящиеся вне конкуренции практики — менее эффективны. Но цепочка причинно-следственных связей, соединяющая социальную стабильность с экономическим ростом, значительно сложнее, и она проходит также и через области психологии и экзистенции, которые неподвластны экономической логике»[145].

По мнению Люттвака, организационно-законодательные эксперименты, способствовавшие возникновению турбокапитализма, приводят к разрушению системы воспроизводства «западного человека». Американцы заражаются безудержной страстью к безмерному потреблению, семейные ценности рушатся, граждане цивилизованных западных государств не хотят рожать детей, происходит быстрое расслоение общества. Среди представителей тех социальных групп, которые не сумели попасть в струю турбокапитализма, падает уровень образования, нарастают социальные проблемы, растет угроза расширения и профессиональной, и социальной базы для безработицы; люди становятся беднее духовно, интеллектуально и морально — человеческий капитал обесценивается.

Демографические проблемы, существующие во всех западных странах, Люттвак считает предельно важными и опасными. Нежелание женщин рожать детей может привести к вымиранию или к растворению западной цивилизации. В настоящее время многие западные страны заселяются этнически и культурно инородными ее населению людьми,

которые, в отличие от европейцев и американцев, охотно рожают детей. Чрезмерное усиление либеральных принципов (свобода рынка и отказ от модели «контролируемого капитализма») привело к ослаблению всех остальных принципов, лежащих в основе западного общества. Урезание затрат на социальные гарантии, поддержание национальных традиций, расходы на воспроизводство образованного населения и на образование трудоспособных граждан — это одна из причин, по которой западное общество уже не может ассимилировать в себя представителей инородных культур, приезжающих для проживания в их страны. Эти приезжие обладают большими витальностью, энергией и экзистенциальной целостностью, чем европейцы или американцы, что при условии прироста их процентной составляющей среди населения страны (усиление темпов иммиграции при высоком уровне рождаемости среди иммигрантов) может привести к тому, что это они будут ассимилировать западную цивилизацию, а не она их.