Психологическая помощь — средство воспитания

А почему мы, поставив проблему воспитания, говорим все о психологических трудностях школьников? А потому, что психологическую помощь мы должны оказать параллельно со всеми воспитательными мерами. Потому, что она — условие воспитания (как воспитывать хорошее отношение к людям в тот момент, когда человек сам страдает?). И потому, что она восполнение плохого воспитания в прошлом (ведь коррекция психологических качеств плохо воспитанного человека — неотъемлемая часть психологической помощи). Чтобы человек получился хороший, надо, чтобы он сам, страдая, получил помощь. Иначе он, страдая, будет звереть и зверствовать. У большинства фашистов-садистов было тяжелое детство. Это не дает оснований не осуждать их человеческим судом. Но без учета этого немыслимы профилактика и хорошее воспитание. Получив помощь, человек сам сможет захотеть ее оказывать. Можно даже усилить акцент. Человек, который не страдал и не получил помощь, сам как бы неполноценен, он не может сострадать и вообще не живет, потому что в жизнь в широком смысле входит и страдание («Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Пушкин). Человек нестрадавший похож как бы на не болевшего инфекциями, и, не имея опыта перенесения страданий, он может от первой же психической травмы погибнуть. Но это только как бы идеальный эксперимент, на самом деле страдает каждый, но, перенося страдание в одиночку, становится, как мы уже сказали, агрессивным, а получив помощь — становится Хорошим.

Не соревнование, а взаимопомощь!

Есть Человек по имени Айша. Получив классическое образование на факультете психологии МГУ, она не остановилась на университетских истинах, а ушла в мудрость Востока, в Лао-цзы, в позднего Толстого и создала сообщество в одной из деревень Средней России. Когда-то в восьмидесятых годах она, как и Козлов, пришла к нам в «Маленький принц» уже с дипломом психолога и приняла на время нашу позицию. Несколько лет мы сотрудничали. Но потом она отошла. Стремление к самостоятельности и ей присуще. И слава богу. Теперь я многое перенимаю у нее. Далеко не все. Но о том хорошем, что я услышал и увидел, я хотел бы рассказать. Став мастером рейки (ветвь буддизма), она изменила свое имя — теперь она именно Айша — и стала вместе с мастером ци-гун (восточное оздоровительное искусство) Ареном проводить в жизнь удивительные для многих, и в том числе для меня, истины.

В частности и в особенности, поразительна в корне противоположная обычным взглядам парадигма «не соревновательность, а взаимопомощь». Это везде. И в отношениях взрослых, и в воспитании детей.

И это на 180 градусов «в сторону» от того, что когда-то советские педагоги эту самую соревновательность приветствовали в качестве стимула для детей в их интеллектуальном и физическом развитии. До того приветствовали, что даже детскую организацию назвали пионерской. А пионер — это первый. Поощрение и наказание — это да, но это хуже. А вот соревнование — это ДА! Крупская в духе революционной романтики видоизменила идею бойскаутизма и ввела соревновательность вместе с бойскаутизмом в школу и пионерские лагеря. И все как бы понятно. И даже гуманно. Стимулировать соревнование — это не воля педагога, которая проявляется в «погладить по головке» или «лишить сладкого»; это как бы внутренний perpetuum mobile. И это соответствовало всему духу времени. Тогда все было такое...

■ Была книга «Рассказы о русском первенстве». Было социалистическое соревнование, стахановское движение. В эпоху революционной романтики модны были псевдонимы, символизирующие твердость: «Сталин», «Молотов», «Каменев». И в песнях: «в стальную грудь сильней стучи-стучи-стучи...», «и вместо сердца пламенный мотор».

А сочувствие, сопереживание, по-психологически эмпатия, это как бы и нельзя. С пионерией связаны лагерь, горн, барабан. Что же, мы знаем судьбы барабанщиков революции, пусть земля им будет пухом, и пусть им будет вечная память. Но, может быть, лучше, чтобы наши дети не повторили эту судьбу?

Само слово «лагерь» военизирует воспитание, а слово «пионер» абсолютизирует первенство во всем, призывает к борьбе за первенство. Но первенство — это значит, что кто-то должен остаться позади тебя. Это дает повод и подтасовать результаты, и подставить ножку, и не протянуть руку, и испытывать гордость при победе, и издавать победный клекот над поверженным соперником. Конечно, для противостояния интервенции и преступлениям надо быть сильнее врага и преступника, но важны приоритеты. Так, в воспоминаниях Жукова звучит постоянно мотив соперничества с Коневым, при этом Жуков говорит о том, что Конев у него старался украсть его победу, добивался от Сталина права на завершение уже сделанного Жуковым. И это в ту войну шла эта борьба за первенство среди маршалов. И не это ли соперничество в придачу к тому, что взятие стратегического города приурочивалось к революционному празднику, увеличило наши потери и сказалось горем у советских семей?

Соревновательность — из биомира. Даже маленькие рыбки соревнуются на скорость плавания, и побежденный должен плавать унизительным способом под углом, а победитель может гордо плавать прямо. Соревновательность лежит в основе культа спортивных состязаний. И спорт почти напрочь вытесняет физкультуру. Соревновательность — и в основе культа знаний. Отсюда и общество «Знание», и журнал «Знание — сила». При этом знание ценится такое, которое увеличивает мощь силовых ведомств. Всегда хорошо у нас обстояло дело с преподаванием физики, математики, химии, то есть тех предметов, которые нужны для ядерного потенциала и совершенствования «обычных» вооружений. А психология с ее эмпатией, психотехникой общения, рефлексией (самонаблюдением души) не очень-то приходилась ко двору. Сначала вместе с логикой преподавали ту часть психологии, которая изучала познавательные процессы. Они были нужны для формирования материалистического мировоззрения. А потом психологию и вовсе выбросили из школьных предметов. Лишь в самое последнее время ее разрешили преподавать в порядке энтузиазма.

Так вот, пусть будет взаимопомощь, а не соревновательность. Ведь взаимопомощь вписывается в то, что у человека больше должно быть в почете: в самоактуализацию, в альтруизм, в персонализацию. Вспомним, под последним термином понимается как бы расцветание твоей личности в личности другого, в личности твоего alter ego (второго «я»), при этом чтобы и персонализация была субъект-субъектной, то есть чтобы в этом другом я видел равного мне субъекта, личность, а не механически впихивал в него свои взгляды и кажущуюся мне нужной ему помощь (ведь и помогать человеку надо по существу его нужд). А уж простое опережение другого — что в этом интересного...

Провозглашение приоритета нравственно-психологического развития личности в духе субъект-субъектной персонал изации и альтруизма, справедливости и благородства, самоактуализации и гуманизма требует дальнейших конкретных разработок.

Во-первых, думается, что предметные пропорции в государственных школах целесообразно пересмотреть. Увеличить «за счет» естественных наук долю жизненно важных наук, в том числе и в особенности психологии отношений и общения. И не надо, наверное, страшиться, что вот очередная переделка после очередной неудачи. Что ж, один период без переделок (со сталинской зато стабильностью), другой — с большим количеством переделок, но без жесткости... Но и не оставлять же так, как есть, если не очень хорошо, а можно лучше, а то попадем в более серьезную переделку, упустив поколение...

Во-вторых, надо стараться больше создавать конкретных работающих и легко воплощаемых методик нравственно-психологического развития личности.

Одну из таких методик, разработанную нами, мы апробировали в младших классах. Мы представим ее на примере с использованием сюжета из «Илиады». В театрализованной форме наши студенты преподносят ученикам события Троянской войны. Пока не более чем сказка.

Греки приплыли в Трою,

чтобы вернуть похищенную жену Менелая. Среди них Ахилл, которого его мать богиня Фетида окунула в воды реки Стикс, держа его за пятку, благодаря чему он стал неуязвимым. Он вызвал Гектора на поединок... и далее по тексту «Илиады». Дети с удовольствием делают из картона «стены Трои», примеряют шлем Гектора, размахивают мечом Ахилла. Дети как дети. Но они буквально на глазах «взрослеют», когда мы задаем вопросы.

■ Справедливая ли была война со стороны греков? Был ли бой, в котором Ахилл сразил Гектора, честным?

Дискуссия приводит их к тому, что Ахилл вместе с другими греками хотел разграбить Трою, воспользовавшись поводом, а Гектор защищал родной город от нашествия, поэтому война, в которой участвовал Ахилл, была со стороны греков несправедливой. Ахилл был неуязвим, и бой поэтому был нечестный. Нас интересуют, однако, не сами по себе эти простые нравственные теоремы, а та эмоциональная реакция, которая сопровождает самостоятельные нравственные открытия первоклассников.

Они плачут слезами (после того как дурачились, разыгрывая бой Ахилла с Гектором!) — им жалко Гектора. Они топают ногами, негодуя по поводу нечестности Ахилла (неуязвим!) и его бесчеловечности (надругался над телом Гектора, не отдал его старику Приаму...). И вспоминается Шекспир: что он Гекубе, что ему Гекуба...

ВОСПИТАНИЕ — ЭТО СОЗДАНИЕ ЦЕННОСТЕЙ. А ЛИЧНОСТЬ — ЭТО ИЕРАРХИЯ ЦЕННОСТЕЙ.

Жалость со слезами на глазах к благородному человеку, раздавленному жестокосердным фактически убийцей под личиной храброго воина, и ненависть к убийце, выраженная с такой яркой детской непосредственностью, — это то, что нужно, это те эмоционально-ценностные блоки, из которых строится целостная нравственная личность.

Разумеется, ценности в определенной их иерархии создавать надо системно, не одноактный это процесс, а долгий. И осмысление фактов истории, сюжетов греческой и библейской мифологии, отношений литературных персонажей происходит в нашей базовой школе №1041 на протяжении всего 11-летнего периода обучения-воспитания. Поскольку главным здесь является не само событие, а его нравственно-психологическая интерпретация, то порядок обсуждения тех или иных тем не диктуется ни хронологией, ни географией, ни каким-либо иным внешним по отношению к собственно нравственной проблематике принципом. Обсуждаются вперемешку подвиги Прометея, Христа и Джордано Бруно. Дмитрий Донской, сражавшийся на Куликовом поле в доспехах и в рядах простых ратников, протест и ссылка Сахарова, Пугачев, отдавший Машу своему врагу Гриневу, Ян Гус, произнесший слова прощения и понимания («святая простота») в адрес старушки, подложившей веточку в костер, на котором он сгорит... Так же вперемешку идут один за другим для критического осмысления сюжеты с безнравственными поступками. Вот чванливый и малодушный князь Олег (см. главу «Быть интересным»), А вот злобный и тщеславный Иоанн Четвертый, ослепивший Барму и Постника, «чтоб в земле его церковь стояла одна такова». Или из романа «Овод» кардинал Монтанелли, дважды отрекшийся от своего сына Артура...

Но как бы ни интересны были результаты этой методики, это именно методика, хотя и не лабораторная, скорее полигонная, но методика.

Методы должны быть жизненными!

Хотя бы по преимуществу. Жизненными в том смысле, что школьникам надо бы не играть в труд на уроке труда, а трудиться, не играть в дочки-матери, а реально выхаживать и воспитывать младшего. Идея сама по себе тоже не нова. Но как там говорится? Новое — это хорошо забытое старое? Вот и прекрасно. В первобытном ли обществе, в большой ли крестьянской семье — все было на самом деле, а не как будто. И все возрасты были перемешаны, а не искусственно разведены по возрастным группам. Но здесь есть еще место для творчества. Вот и у Айши в российской глубинке десятилетней девочке поручается своенравная шестилетка. А четверке мальчишек (9, 9, 10 и 11) — задание починить оконные рамы, чтобы их можно было заново вставить в окна. Взрослые показывают, если умеют (а не умеют — учатся сами), как надо безопасно и эффективно пилить дрова, которые пойдут сейчас же в топку для варки пищи, и реально пилят их вместе с «учениками». Пусть это будет медленней. «Нам нужны вообще-то больше не дрова, а люди», — говорит взрослым членам общины Ай-ша. А вот мальчик, переведенный в пятый класс, ставит петли на дверцы шкафа... Нет, гвоздики — это чтобы временно повесить майки, а здесь надо стационарно, на шурупах, а для шурупов надо просверлить дрелью маленькие отверстия, а чтобы просверлить отверстия, надо дверцу зафиксировать зажимом на верстаке... И все это, чтобы старый добротный шкаф прослужил еще года четыре до следующего кампремонта. Здесь вообще не любят новые вещи, здесь любят старые вещи. На новые вещи может уйти жизнь, а ее можно посвятить людям, рождающимся, рожденным, развивающимся, зрелым и старым.

■ На Востоке, кстати, ценится старость, и поэтому здесь никто не комплексует по поводу своего возраста, хотя очень много детей.

Четырехлетка в ванночке, стоящей в саду, моет тряпкой картошку. А 12-, 13- и 14-летние заняты прополкой картошки, которую они будут есть зимой. Все на самом деле, а не понарошку. Я не видел, чтобы дети, прополовшие сотку картофельного поля и евшие выращенную ими картошку, кидались бы ею. Но видел, как прибывшие из города новички самозабвенно развлекались киданием картофелин друг в друга.

«Лего» и Барби

Зачем мы тратим так много пафоса на простые, казалось бы, мысли? А затем, что у людей, имеющих отношение, скажем, к детским игрушкам, мысль идет прямиком в противоположную сторону. «Лего» и другие красивенько разукрашенные конструкторы, Барби и другие омерзительно дорого разодетые куклы разовьют в детях не любовь к творчеству и к будущим их детям, а стремление к роскоши, на которую надо столько средств, что добыть их можно только воровством, разбоем или иными, замаскированными, способами насильственного отъема чужого труда. А если добыть не получается, то развивается чувство недоступности, зависть и комплекс неполноценности. Хотя комплекс этот по большому счету должен возникнуть у обладателей «Лего» и Барби и без недоступности. Ведь они ничему не научатся, кроме как собирать простенькие комбинации, запрограммированные устройством конструктора и картинкой-эталоном, или разбирать куклу, нет ли в ней чего-нибудь более интересного, потому что сама-то кукла жуть как неинтересна, и разбрасывать по полу ноги-руки (а то и голову с выколотыми глазами) в одну сторону, а туловище без рук — в другую. Лев Николаевич (Толстой) не одобрял фабричных кукол, в его доме у детей были в основном самодельные.

■ А лучший, на мой взгляд, конструктор — к о злы, которые еще надо смастерить, бревна на дворе, которые надо распилить на дрова, и двуручная пила (этот сложный, как оказывается, и даже каверзный для подростка инструмент).

Здесь столько простора для трудового воображения, сколько не найдется у сотни напомаженных «Лего». И если уж понадобится кукла, то пусть ребенок ее сделает из глины, палочек и соломы. Любой «психолого-педагог» скажет, что здесь больше эстетического и нравственного творчества, чем в распотрашивании и обезглавливании десятков Барби. В естественных конструкторах таится созидание, а не разрушение. Но нет, «старые русские», или просто русские, Толстой, Макаренко и Сухомлинский с их колониями для несовершеннолетних, с их деревнями и простым трудом не устраивают «новых русских», им нужны заграничные Барби и «Лего». Потому что при отсутствии естественного вкуса они стремятся к созданию искусственного спроса. А может быть, уже скажем дружно... Да так, чтоб и в рифму получилось, и с ритмом чтоб все оказалось в порядке. Поймем наконец, что и здесь мы наелись до расстройства желудка ихней упаковки с тошнотворным содержимым...

Но нет, нас «не поймаете на слове», мы «вовсе не против мещанского сословия». Русским по культуре людям нужен немец Бах, австрийский голландец Бетховен, итальянец Верди, француз Цезарь Франк... Мы — ЗА! За Рассела, за Роджерса, за Альберта Швейцера, за мать Терезу... Только вот и они не только не нужны «новым русским», а и вовсе терра инкогнита для них. А русским они нужны, они «Лего» и Барби не придумают, они с Толстым совместимы. Они, как и Пушкин, знают, что золото полито кровью, и, как и Пушкин, против этого. «Новые русские», вы помните («вы все, конечно, помни-ге»...), как скупой рыцарь говорит об этом... Между прочим, деятельность матери Терезы (и, наверное, многих неизвестных нам скромных служителей различных религий) как-то не похожа и на деятельность верхушки православной церкви. Мать — она все больше в горячих точках была, а наши святые отцы все больше на тепленьких местечках отсиживаются.

Прогулка по окрестностям

Когда все делается системно, как в «епархии» Айши — Арена, то любые попытки нравственного совершенствования личности ребенка быстро увенчиваются успехом. Я пригласил на автомобильную прогулку порученных мне четырех пацанов (помните: 9, 9, 10 и 11?) по окрестностям их деревни, и каждый из них готов был вступить в драку за право ехать на месте рядом со мной. В духе «не соревнование, а взаимопомощь» я провозгласил, что, раз возникла проблема, установим очередность, при этом каждый едущий справа-спереди сам сообщает, когда он захочет уступить место следующему. К моему удивлению, смена наступала достаточно быстро, а один из четверых заявил даже, что он вообще уступает свою очередь. Не все так идиллично: он уступил очередь тому, кого считал своим другом, и потребовалась дополнительная работа, чтобы он уступил свою очередь не по принципу дружбы. Да, у Айши и Арена все «схвачено»: учение-воспитание-жизнь в одном узле.

Эстетика и воспитание

В ценностную иерархию личности входят и эстетические ценности. Они не менее важны, тем более что не только в науке, но и в жизни эстетика идет в паре с этикой. Крылатая фраза Достоевского, что красота спасет мир, более глубока, чем красива. Конечно, все слишком нежестко связано. Гитлер любил Вагнера, Эйхман даже и играл на скрипке бетховенские вещи, а великий Шостакович поднятием руки в Верховном Совете санкционировал все, что надо было Политбюро. Но в целом «несовместны гений и злодейство». В целом даже дуэль Пушкина, может быть самое великое его произведение, — это призыв к благородству. В целом финал Девятой симфонии Бетховена — это вселенская любовь. В целом от «Пушкинских вальсов» Прокофьева хочется на износ работать для человечества... Какая же эстетика преподносится детям?

■ Начнем хотя бы с бесконечных гипсовых — белых, посеребренных, позолоченных, покрашенных коричневатым или цвета «детской неожиданности» суриком — Лениных с рукой, указующей в беспросветное будущее.

Все это в таком недалеком прошлом, что когда в очередном районном городке на 5000 жителей видишь сегодня очередного Ильича, то понимаешь, что Ленин не будет похоронен, даже если тело В. И. Ульянова будет покоиться рядом с его матерью. Если Ленина уважать, как уважаю его я, несмотря на то что он, именно он, пусть и не ведая, что творит, проложил дорогу Сталину и сталинизму, то за него становится обидно, — никакой враг с талантом Кукрыниксов не поиздевался над этой трагической личностью язвительнее, чем брежневские наполеоны Мценского уезда. Но Бог с ним. Дело, начало которому он положил, продолжает жить в виде такой вот карикатуры. Кто-то может сказать даже, что так ему и надо. Но дети-то при чем? Впрочем, нас больше волнует даже не это как символ распада несостоявшейся утопической системы. Хотелось бы, чтобы ребенок предпочитал слушать ту музыку, которую предпочитает исполнять Ростропович.

Этой образной фразой я хочу выразить, конечно, нечто более общее. Как только с людьми без музыкального или достаточного культурологического образования заводится разговор о классике, тут же начинается: если нам нравится шлягер и не нравится классика, то это дело вкуса, а о вкусах не спорят, и не надо насаждать классику. Беда, однако, именно в том, что насаждается как раз шлягер. И чем более низкого пошиба, тем больше он насаждается. Этот разговор легко завершить сразу, если сойтись на методе экспертов. Экспертами могут быть Ростропович, Спиваков, Светланов. Потому что они смогут сыграть по нотам любую шлягерную вещь. А Укупник или Киркоров вряд ли сыграют репертуар Спивакова или Рихтера. Так вот, мнения настоящих, квалифицированных экспертов уже собраны — они предпочитают играть классику. Так что будем ориентироваться на них в том, какую музыку преподносить детям. Опять же оговорка, песня под гитару, под фортепиано и под оркестр может, быть и со вкусом. Мы опять же — ЗА. За Высоцкого, за Окуджаву, за Веронику Долину, за Эдит Пи-аф, за Мирей Матье, за Шарля Азнавура, за «Битлз», за... Но и ПРО... Ну как можно петь такое (это о словах в данном случае): «ледяной горою айсберг из тумана выплывает»? Заглянем в словари. Айс — лед, берг — гора. Да это давно уже хороший художник Федотов высмеял в картине «Анкор, еще анкор!»... И навязывается эта безвкусица, а не Высоцкий. Навязывается Лариса Долина, а не Вероника Долина...

С другой стороны, довольно сложная задача — создать потребность в классике. Те, кто учится в музыкальных школах, слушают много хорошей музыки на «специальности», на сольфеджио, на муз-литературе, на академических и других концертах. И только такое слушательское трудолюбие обеспечивает слушательскую культуру. Ведь чтобы соль-минорная симфония Моцарта стала своей, ее надо прослушать раз десять, чтобы узнаваемой стала «Патетическая соната»

Бетховена, ее надо воспринять раз двадцать, чтобы начать наслаждаться Седьмой симфонией Малера, ее надо прокрутить раз тридцать, а Первый скрипичный концерт Шостаковича надо выдержать раз сорок. Но вместо этого — у всех в ушах торчат уши «Зайки моей». Уж пусть лучше бы в ушах были бананы.

В музыкальных школах учатся единицы, и то иногда лишь для того, чтобы получить минимальную музыкальную грамоту и уйти в доходный шоу-бизнес. Впрочем, в наших музыкальных школах, училищах и вузах качество музыкального обучения прекрасное. Когда-то партком в Московской консерватории решал, кто поедет за первой премией во Флоренцию в этом году (а то, что первая премия будет наша, и сомнений-то не было). Только это высокое качество для малого количества. И когда самоотверженный Спиваков ездит по городам и весям России — это капля в океане. В то же время загляните в музыкальные магазины — все есть на кассетах. Все симфонии Чайковского, все оперы Мусоргского, не говоря уже обо всех увертюрах Вагнера и всех концертах Бетховена, — все есть. Только это все не слушает Россия. А слушает навязанный низкопробный шлягер.

■ В Париже многие храмы превращены в концертные залы, где бесплатно дают концерты классической музыки, а у нас — о, у нас! — если, не дай Бог, нотная библиотека в бывшей церкви, то ее тут же надо выселить.

Пусть святые отцы построят новые храмы, что же выселять библиотеку нотную-то, ведь не казино же устроили. В Париже в каждом переходе подземки — скрипач или виолончелист, а то и арфа, а у нас в наших роскошных метровских дворцах это — лишь в порядке экзотики.

Не слушает Россия, потому что не услышала, а то бы услышала, расслушала и стала бы слушать. Не слушает, потому что не создана потребность. В школе, в школе надо прививать музыкальную слушательскую культуру. Небольшое насилие необходимо, даже чтобы ребенок окунулся в прохладную, неприятную сначала воду и понял бы, что она потом становится теплой. Так же и с музыкой. Лекции студентам я начинаю часто с одной части крупной музыкальной формы, заполняю ею и перерывы в качестве музыкальной паузы. И уже это дает свои результаты. А потом те же студенты записывают на аудиокассету, например, увертюру к «Эгмонту» Бетховена, «Форель» Шуберта, «Турецкий марш» Моцарта, и на вечерах для старшеклассников в качестве фона это все идет non stop. Час звучания — и юный народ живо интересуется: «А что это? Нельзя ли переписать?»

Аналогично обстоят дела с изобразительным искусством. Клиповые видеоряды заполонили телеэкраны. Какой там Леонардо да Винчи... в лучшем случае появится Джоконда в карточной колоде. В Третьяковке — мало народа. Зря Третьяков тратился, «новым» якобы русским все это собрание сокровищ интересно только как предмет коммерции, а учительницам с учениками на приобщение не хватает денег. Даже при удешевлении билетов. До Москвы еще надо и доехать... Ну, что ж, репродукция — не картина, но неплохие огоньков-ские репродукции дали представление о живописи многим из нас. Так вот, в качестве подспорья в деле эстетического воспитания мы применяем такой способ.

Войдя с лестничной клетки в коридор школьного клуба культуры общения, человек оказывается перед огромным (от пола до потолка и протяженностью 20 метров) коллажем, который составлен из репродукций живописных полотен гениальных художников всего мира. На коллаже они расположены хаотично.

■ Причем каждая репродукция представлена не прямоугольником или овалом, а обрезана по «неправильному» контуру, который взаимосвязан с контуром расположенной рядом картины, составляя с ней некое единство по сходству или контрасту содержания или формы.

Смешение всех времен и народов. Коллаж — это и очень красивые обои. Но главное его назначение — запечатление в психике детей образов картин. Нет названий и имен авторов. И не надо — много раз воспринятые, они запоминаются на бессознательном уровне. А потом уточнится, кто это и что это.

В какой-то мере лучше дело с литературой. Но еще классик советской психологии Выготский вслед за Толстым отмечал, что привить отвращение к литературе легко — надо начать ее преподавать в школе. Разумеется, смотря как преподавать. Маленький, старый, рыжеватый и лысоватый кандидат педагогических наук Семен Рувимович Богуславский не едет в «свой» Израиль, а ездит с детьми своей авторской школы в Орел, чтобы там знакомить ребят с Лесковым, Тургеневым, Леонидом Андреевым — и вообще со всей своей Россией. А когда его шестиклассники разбираются в «Парусе» Лермонтова, то чувствуешь, что и ты развиваешься вместе с ними. Конечно, Богуславские — редкость. Поэтому нужны поддающиеся описанию и воплощению конкретные методы. Но животворящие, а не мертвящие.

Мы для целей развития литературного вкуса используем такой же коллаж, что и для изобразительного искусства. На стенах коридора, ведущего в клуб, напротив живописного коллажа — в виде облаков белые листы со стихами, написанными разными шрифтами, причем размер шрифта увеличивается по мере удаления «облаков» вверх или вниз, чтобы все было «читабельно». Это целые стихотворения или фрагменты стихотворений и поэм, четверостишия, двустишия... одна строка... «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». А может быть, это прозаическая крылатая фраза... — «держава для народа, а не народ для державы». Только проникновенные и проникающие в ум слова. «Ичем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд». Их много. «Ее глаза, как два тумана...» Они витают в облаках. «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!» Они приковывают взор. «Двадцатый век... Еще бездомней, еще страшнее жизни мгла (еще чернее и огромней тень Люциферова крыла)». Они завораживают. «О красном вечере задумалась дорога...» Они поражают философской глубиной. «Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь». Они заставляют задуматься о тщете сущего. «Вот так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова». Они запоминаются. «Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв — и лейтенант хрипит. И значит, смерть проходит мимо». Они предупреждают. «Кто раз испил хмельной отравы гнева, тот станет палачом иль жертвой палача...»

Ради святых, не подумайте, что мы подумали, что коллажи и «навязчивая музыка» — это все. Это только примеры того, как, нестандартно мысля, можно изобрести способы, которые восполнят хотя бы отчасти черные дыры в эстетическом воспитании.

Разумеется, главное — в школьных программах. И придется, наверное, уточнить, что важнее для будущего гражданина: знать, что есть голосеменные и покрытосеменные или что Бетховен сначала посвятил свою Третью симфонию Наполеону, а когда узнал, что тот стал императором, разорвал посвящение и назвал симфонию Героической. И, помимо школьной программы, надо бы еще системно-бессистемно все по многу раз преподносить в разных формах, в разное время, в разных местах, как это делается в художественных и музыкальных школах.

Внутришкольный клуб

В наших психолого-педагогических исканиях мы пришли к тому, что многие проблемы, по крайней мере старшеклассников, можно решить с помощью внутришкольного клуба, который условно можно назвать клубом культуры общения. Действующая модель такого клуба создана нами все в той же школе № 1041 как филиал «Маленького принца», к опыту которой по ходу изложения мы неоднократно апелтируем. Эта школа получила благодаря воплощению наших идей статус школы-гимназии. Она была и остается экспериментальной базой факультета педагогики и психологии МГОПУ. Нам повезло с директором в этой школе. Маргарита Константиновна Мишина — человек далеко не спокойный. Может нашуметь на ученика или учителя. Но вот с педагогической совестью у нее все в порядке. Школа при тех же бюджетных средствах выгодно выделяется среди многих школ Москвы ухоженностью. Почему бы это? Директор очень восприимчива к новым идеям. Практически все, что нами замышлялось, воплощено благодаря ее директорской поддержке. В том числе и в первую очередь это — школьный клуб.

В связи с возрастными психологическими особенностями и условиями жизни у российских подростков и старшеклассников возникают трудноразрешимые микросоциальные проблемы. Среднестатистический старшеклассник, живущий со своей семьей в двух- или трехкомнатной малогабаритной родительской квартире, как правило, не имеет своей комнаты, а иногда и своего делового уголка. Он делит комнату с бабушкой или младшим братом (сестрой), с которыми у него много противоречий. Чтобы решать все свои проблемы развития в предметной деятельности и в межличностных отношениях со сверстниками, он вынужден встречаться с ними «на улице». Туда же его выпихивают и авторитарно-назидательные родители. Дружба и предательство, неутоленная жажда любви, пробудившаяся сексуальность (в этом возрасте гиперсексуальность) с ее неразрешимыми проблемами, давление со стороны старших сверстников — все это падает на неопытную душу и ломает ее или «закаляет» до ожесточения и жестокости. И в том, «уличном» мире, закрытом для гуманистически настроенных к подросткам и старшеклассникам взрослых, невозможны содействие их саморазвитию и коррекция отклонений в нем. Нет контакта...

Важна и другая сторона дела. В системе влияний более старших поколений можно выделить, пусть и очень условно, положительный и отрицательный полюсы.

■ Положительный — это, например, консерватория, театры, выставочные залы. Отрицательный — рэкетиры, проститутки, просто хулиганы...

Зададимся вопросом, какой полюс более притягателен? Парадоксально, но факт: аморфная, неорганизованная масса среднестатистических подростков и старшеклассников, как заряженные ионы, тянется к отрицательному полюсу. Почему? А потому что он, как это ни странно, теплее. В том числе и физически. В подвале теплее, чем на улице. А в консерватории этого подростка никто не ждет, и туда его никто не приглашает. Старший «мафиози» научит воровать, но и нальет чаю с водкой, и защитит. Так вот! Клуб с его самодеятельностью, творчеством, если он будет теплым, по-хорошему призывным, без назидательности и авторитарности близких взрослых (родителей и учителей), но также и без мафиозной авторитарности, без подвальной грязи (физической и нравственной), с красивыми интерьерами и неформальным уютом — играет роль того положительного полюса, к которому тянутся молодые люди.

Начинает оголяться отрицательный полюс. А он не может обойтись без «подданных». Акцентуированные (на полпути к психопатии) и психопатические личности подросткового и более старшего возраста тянутся в клуб. Акцентуированных мы принимаем с условием подчиняться общим правилам, которые они чаще всего выполняют, хотя требуется более жесткий контроль. Психопатический контингент мы пока не принимаем. Но при этом предполагается организовать с ним работу в малых группах, в которых вместе с психологом будет работать представитель «романтической» профессии (разведчик, каскадер, джигит, парашютист, мотогонщик). Добившись психокоррекционного эффекта, можно будет приобщать компенсированного психопата и к клубу.

Для того чтобы уяснить значение клуба в воспитательном процессе, надо разобраться в том,

Как работает клуб

Прежде всего, как он создается. Театр начинается с вешалки — вот и для воспитания важен интерьер, в котором оно происходит. Вся работа по созданию интерьера клуба велась в расчете не на спонсорство, которого трудно дождаться от наших предпринимателей, если речь не идет об акциях ради рекламы, а на самодеятельность с использованием подручного материала. Если угодно, все это методика создания из ничего, которая может быть легко воспроизведена практически в любых условиях. Гигантский абажур сконструирован школьниками и их родителями из тонких реечек и обтянут вымпелами от горнов (надо было еще удалить кичовую пионерскую символику), шестигранный стол под абажуром составлен из шести трапециевидных столиков с малышовской продленки. На стенах черные арабески, имитирующие железные решетки, которые перекликаются с реальными черными железными решетками (бывшими настенными вешалками). Решетки разделяют пространство комнаты на уютные уголки с пристенными столиками на двоих, контрастируя с желтыми репсовыми и белыми тюлевыми занавесями.

Коллаж как деталь интерьера и облака с гениальными поэтическими строфами мы уже описали. Общее впечатление от клубного дизайна — праздничность и теплота. А сделано все практически без затрат. Есть еще рекреация, которая расписана под фойе, где можно и танцевать. Есть еще «девичья» с тюлевыми занавесями в бело-голубых тонах и беленькими ходиками — нежность и лиричность, — здесь можно пошептаться о своем, о женском.

Мы так подробно остановились на интерьере потому, что он несет множество функций. Но он не только создан для учеников. Его создали сами старшеклассники своими руками (где-то и при участии по необходимости родителей и педколлектива), что имеет свой психолого-педагогический смысл и является частью нашей методики нравственно-психологического саморазвития. В процессе совместной дизайнерской работы завязывались разговоры об искусстве. Работая над коллажем, мы отталкивались от персонажей и сюжетов картин и старались вдохновить учеников на разговор о нравственных проблемах, о творчестве, о прекрасном. Перебрасывались мостики в поэзию. Наклеивая на стены панно со стихами, прочитывали их вслух, иногда ученик переписывал наново неудачный лист и благодаря этому вникал в строфу более глубоко. Тут же на стену между облаками стихов клеились портреты поэтов. Пушкин Кипренского. Автопортрет Тараса Шевченко... И опять по ассоциациям: переходили к Брюллову (учителю Шевченко), а через него снова к коллажу. Исподволь старались донести до подростков красоту, лаконизм поэтической строки, строфы. И это все опять же в свободной, неформальной, неурочной манере. Иногда мы перебрасывались фразами типа:

— А вот сюда, рядом с Шагалом, пойдет Эль Греко...

— О, «Лопухина» Боров