Неосуществимость решения и есть то, что создаёт проблему

У.Г.: В Древней Индии, поскольку они не могли контролировать огонь, они поклонялись огню, превратили в бога. И ветру, и дождю – всему поклонялись. Солнцепоклонники возникли, потому что без солнца нам не выжить. Если солнца не будет несколько дней, то это конец. Если Земля перестанет вращаться, то нам всем придёт конец. И поэтому вы естественно превращаете эту «Мать-Землю» во что-то великое. И солнце является важнейшим фактором; само наше выживание зависит от солнца, и поэтому не удивительно, что они поклонялись солнцу и создавали храмы.

 

Мысли очень медленны. Нам кажется, что они очень быстрые, но это не так. Есть временной промежуток между узнаванием (recognition) и восприятием органов чувств. Даже это утверждение не может быть нашим переживанием. Тот факт, что стимул и реакция являются единым движением… Для нас невозможно пережить этот факт, как факт, как реальность. Что происходит… У вас нет никакой возможности посмотреть на что-либо; вы ни на что не смотрите. Очень опасно смотреть на что-то без вмешательства знаний, потому что это разрушает непрерывность. Ты не знаешь, на что ты смотришь.

 

Каждая наша проблема… На самом деле нет никаких проблем вовсе. Именно решение, неосуществимость решения и есть то, что создаёт проблему. Мы вовсе не готовы это признать. Это – не решение. Но к сожалению, у нас остаётся невероятная вера и привязанность (investment) к человеку, который говорит, что это решение. Оно не работает! Оно должно работать. И тогда вы становитесь сентиментальны, боитесь и живёте в надежде, что вам как-нибудь удастся сделать так, чтобы оно сработало. Нет. Так что здесь нет проблемы; проблемой является то. Мы не готовы признать это.

 

Вы вовлечены или пойманы в сфере «правильного и неправильного», «хорошего и плохого». Но если вам «повезло» (это подходящее слово) и вы не вовлечены в эту борьбу, двойственность «хорошего и плохого», «правильного и неправильного», то вы не сможете поступить неправильно. Вы не можете сделать что-то неправильно, потому что это единственное действие, которое для вас возможно в этой ситуации. Если всё общество, весь мир говорит, что «это неправильно», то вы платите за это. Без какой либо борьбы, без чего-либо. Вот и всё, неумышленно (inadvertently). Но это не может быть неправильно, вы никогда не сделаете что-то неправильно.

 

Если вы не обсуждаете и не беспокоитесь по поводу идеальных, гармоничных взаимоотношений (это отнимает невероятное количество энергии), то вы разберётесь с этой проблемой, почему здесь нет гармонии. Именно это создаёт дисгармонию (вот и всё, что я говорю), эта идея, что гармоничные взаимоотношения основываются на или зависят от определённых шаблонов поведения, наших действий. Но если нет этой идеи идеальных, гармоничных взаимоотношений, то вы посмотрите на эту проблему: Что создаёт здесь проблему? Вот и всё, что я говорю. Это мешает вам посмотреть на это! Вы не можете посмотреть на этот [стул] до тех пор, пока вы слушаете чью-то идею, что этот стул должен стоять там. А вы считаете, что этот стул должен быть где-то ещё. (Я привожу это в качестве примера.) И поэтому вы не смотрите на этот стул. Может быть это и есть идеальное место для этого стула, мы не знаем! Если мы с вами спорим, что ему место там, или ему место вон там, то вы даже не смотрите на него. Оба иногда уходят [или исчезают - прим. пер.]. И это может быть и есть идеальное место для этого стула, и со всем этим покончено.

 

Так что мы не смотрим на это. Мы смотрим только исходя из идеи, что это должно быть там, или другой идеи.

 

Весь наш опыт не может нам помочь. Мы полагаемся на опыт, переживания. Это очень странно. Но они не являются правильными или лучшими ориентирами для наших действий в будущем. Мы так сильно полагаемся на них. Нет другого пути. Я не говорю, что есть какой-то таинственный, чудесный способ действовать, отличный от того, как мы действовали. Но наш опыт – это не ориентир.

 

Собеседница: Решение – это оставаться пассивным?

У.Г.: Я не использовал слово «пассивный».

Собеседница: Нет, но я его использую. Я говорю, является ли решением… Вы говорите…

У.Г.: Ты становишься очень активным, не пассивным. «Пассивность», о которой вы говорите, является результатом бездействия; вы не хотите действовать. Снова страх, что такое действие приведёт к тому, с чем вы не хотите столкнуться.

Собеседница: Решение – это не действовать, просто быть овощем?

У.Г.: Разве я овощ? Вы называете меня «овощем»?

Собеседница: Нет. (Смеётся.)

У.Г.: Я не овощ.

 

Нью-Йорк, апрель 1990-ого года.

Незадолго до смерти

.Г.: Почему ты хочешь подражать какому-то подонку?

 

Махеш: Это всё, что мы можем делать.

 

У.Г.: Это всё, во что тебя убеждают верить, и что просят делать. Всё это дерьмо, которым они тебя наполнили, это – ты! Всё это дерьмо, которое туда поместили эти мерзкие негодяи. И оно не может быть выброшено из системы ни через какое усилие или волевой акт.

 

Махеш: И всё, что они говорят тебе, это быть идеальной имитацией.

 

У.Г.: Им удалось? Ответь честно.

 

Махеш: Нет.

 

У.Г.: Не рассказывай мне всю эту чепуху. Ты можешь верить во всё это дерьмо.

 

Махеш: Какая из твоих ног сломана?

 

У.Г.: Не сломана.

 

Махеш: Извини, повреждена. Эта?

 

У.Г.: Эта.

 

Махеш: Ты не можешь ходить? Ты ведь можешь.

 

У.Г.: Могу.

 

Махеш: Я видел, как ты играл в футбол на фотографии. Это всё заснято, как Пеле́…

 

У.Г. умер в Валлекрозии 22-ого марта 2007

Свобода от жадности

У.Г.: Вы даже не узнаете, что это желание, потому что это нечто живое. Жадность. Ты проповедуешь против жадности. Извини, что я указываю тебе на это, потому что ты разглагольствуешь, читаешь проповеди о том, как освободиться от жадности… Ты свободен от жадности?

 

Собеседник: Нет.

 

У.Г.: Нет. Ты хочешь быть свободным от жадности?

 

Собеседник: Нет.

 

У.Г.: Нет. (Смеётся.) Так какого чёрта ты просишь меня… Прости, что я делаю это центром внимания и помещаю тебя в центр внимания (spotlight).

 

Собеседник: В трудное положение (tight spot).

 

У.Г.: Скажи мне. Я не знаю, есть ли нечто вроде жадности. Если есть жадность, то она действует здесь, в данную минуту в тебе. (Мне не нравится использовать слово «мерзавец».) Ты являешься самым жадным мерзавцем в данный момент. Я использую это только для того, чтобы донести до тебя… (Смеётся.) Мой гуру…

 

Собеседник: Он следит за тобой. (Смеётся.)

 

У.Г.: Ты думаешь, что у меня есть что-то, что ты хочешь [заполучить]. Если есть деньги, то ты можешь меня ограбить и забрать деньги. Но в данном случае, [речь идёт] о твоём предположении, что у меня что-то есть, что я функционирую по-другому, что я то, сё, пятое, десятое. Ты хочешь быть таким как я. Если это не жадность, то что это тогда? И если ты хочешь по каким-то причинам… Она смеётся.

 

Собеседник: Она знает, что я жадный. (Смеётся.)

 

У.Г.: Когда же ты освободишься от жадности? Я – самый жадный человек. Верно?

 

Собеседник: Нет, это я. (Смеётся.)

 

У.Г.: Когда же ты освободишься от жадности? Скажи мне, когда? Она действует здесь. Решение этой [проблемы] жадности, – если тебя вообще интересует освобождение от жадности, – это позволить этой жадности наполнить всё твоё существо. Каждая клетка в твоём теле, всё в этом теле должно дрожать от жадности. Желание освободиться от жадности (если ты по каким-то причинам хочешь освободиться от жадности) как раз и есть то, что разрушает возможность освободиться от жадности. И через жадность ты освободишься от жадности. Ты готов признать это? Именно эгоизм освободит тебя от эгоизма, а вовсе не проповедь или практика самоотверженности.

 

Гштаад, 1998.

О трусости, или "можно ли смотреть на вещи реально?"

Вопрос: Можно ли смотреть на вещи реально? Вы сказали, что мы смотрим сквозь призму собственных знаний. Но можно ли это как-то убрать?

 

У.Г.: Нет. Вы задаёте мне этот вопрос… Это очень просто. Вы хотите освободиться от знаний. Допустим, что вы хотите от них освободиться. Но вы хотите знать, как освободиться от знаний. Это значит, что вы добавляете всё больше и больше к этим знаниям, и у вас нет никакой возможности освободиться до тех пор, пока вы ждёте [ответа] от себя или от кого-то другого, чтобы узнать, как освободиться от знаний. Слово «как» подразумевает, что вы хотите знать, и через это знание, движение знаний набирает силу. Такова его природа: узнавать всё больше и больше… Поэтому через знание вам не удастся решить проблему. Дополнительные знания вам не помогут. Того, что вы уже знаете, достаточно, чтобы помочь вам решить вашу проблему. Например, вы сами сказали, что вы трус. Так вот, вы останетесь трусом до тех пор, пока вы спрашиваете кого-то: «Как мне освободиться от трусости?» То есть, вы хотите узнать, как освободиться от трусости, вместо того, чтобы что-то сделать! Действие вас не интересует вовсе.

 

Вам даже не придётся тогда действовать, вам не надо ничего с ней делать, потому что там её нет. Вы знаете, что вы трус. Понимаете, что я хочу сказать? Вам кажется, что вы знаете, что вы трус. Это во-первых. Во-вторых, по каким-то причинам вы хотите освободиться от этого, и хотите, чтобы я помог вам освободиться от трусости. То есть, вы хотите только знать, как освободиться. Во-первых, вы знаете… Это вовсе не трусость! Понимаете? Вы не трус. По какой-то причине, вы не способны действовать, сделать то, что вы хотите сделать, и вы говорите, что вы трус. Вы это так назвали. Назвали «трусостью» эту ситуацию, т.е. вашу неспособность что-то сделать. Хорошо, оставьте это. И вы сами уже ответили на собственный вопрос: вы вовсе не собираетесь ничего делать. Поэтому вы хотите, чтобы я помог вам освободиться от этой трусости. Но если вы узнаете ещё больше об этом, то вы всё равно не станете ничего делать. Ваш интерес не в том, чтобы что-то сделать!

 

Вы ничего не делаете, чтобы освободиться от того, от чего вы хотите освободиться. Вы хотите узнать какой-то новый метод или способ освободиться от трусости, и это значит, что вы вовсе не собираетесь ничего делать. Именно вы должны что-то сделать. Имейте смелость, имейте мужество! Я могу вам это говорить до конца жизни, но вы всё равно ничего не сделаете. Даже если я ненадолго дам вам смелость, результат этого будет крайне плачевным для вас, поскольку вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. «Я послушала этого человека и приобрела смелость, которой на самом деле вовсе не было, чтобы совершить этот глупый, идиотский поступок!» Вы будете винить меня и себя после этого. Но если это ваш собственный поступок, то вы никогда не будете жалеть! И никогда не будете оглядываться назад и говорить: «Я должна была поступить иначе.» Всё это отсутствует. (Пауза). Так что, это пустая трата времени. Как вы сказали, и сказали очень правильно, это развлечение.

 

Собеседница: Значит как-то называть вещи, – это всё в cфере идей, и препятствует действию. Но вы говорите о действии, которое является результатом моей собственной смелости.

 

У.Г.: Нет, нет. Оно не может быть актом смелости. Нет. Скорее наоборот, скорее наоборот.

 

Собеседница: Но вы можете объяснить ещё раз, что это за действие?

 

У.Г.: Там нет никакого действия вовсе, никакой активности.

 

Собеседница: Это ясно.

 

У.Г.: Активность это только думание.

 

Собеседница: Это ясно.

 

У.Г.: Ты больше не думаешь о том, что тебе делать. Этого там больше нет.

 

Собеседница: Нет.

 

У.Г.: Нет, оно там!

 

Собеседница: Да, но о каком действии вы говорите?

 

У.Г.: Это и есть действие. Это единственное действие. Я использую слово «действие», потому что с проблемой покончено. Это не «несколько проблем по очереди»; нет десяти разных проблем.

 

Собеседница: Когда с проблемой покончено?

 

У.Г.: Вы даже не узнаете об этом. Даже не узнаете, что же произошло. (Смеётся.) Это не какая-то таинственная ситуация. Вы даже не узнаете, что там произошло.

 

Собеседница: Расскажите об этом подробнее.

 

У.Г.: Вы не скажете себе, что вы больше не трус. Эта ситуация и есть «храбрость», поскольку что-то произошло и освободило вас от всего этого. (…)

Вы пытались, и всё, что вы делали до сих пор, вам не помогло, и не освободило вас от того, от чего вы хотите освободиться.

 

Собеседница: Я знаю!

 

У.Г.: И вы дали этому название…

 

Собеседница: И это препятствует действию?

 

У.Г.: Да. Называть это «трусостью» препятствует действию. Что это за действие, я не знаю, и вы не узнаете. Нет!

 

Собеседница: Мы можете сказать что-нибудь ещё об этом?

 

У.Г.: Нет, я не могу говорить об этом. Вы хотите знать, что произойдёт, когда вы освободитесь от трусости. Я не знаю! Не говорите о «смелости», не говорите о том, сём, пятом, десятом.

 

Собеседница: Всё, я больше ничего не скажу.

 

У.Г.: У вас будет достаточно энергии, чтобы разобраться с проблемой. (Нет необходимости, чтобы я давал вам энергию.) Вся энергия, которую вы тратите, чтобы разобраться с этой проблемой, освободится! Тогда ничего уже не будет вам мешать делать то, что вы хотите делать. Вам просто не хватает энергии, а не смелости. Вы только думаете об этом, тратите всю эту энергию. Это не таинственная, духовная, божественная энергия, а физическая, животная энергия (это всё, о чём я говорю), которая является проявлением жизни! У вас её нет потому, что вы всё время думаете о том, что делать. До тех пор пока вы думаете обо всех этих вещах или просите кого-то помочь вам («что делать», – вы хотите знать), вся энергия, которая необходима, чтобы функционировать в этой ситуации, поглощается ненужными размышлениями, которые вам не помогут. Так что речь не идёт о каком-то одном, отдельном действии. Если вы свободны от иллюзий, то вы свободны от всего. Я вынужден использовать это слово «свободны от», но вы даже не узнаете, что у вас больше нет иллюзий! Это опасная ситуация, и вы не хотите этого. Вы хотите и того, и другого, но вам не удастся. Вы хотите иметь всё это, и рай в придачу. Мечта о рае на этой земле и есть то, что превратило её в ад!

Реинкарнация, убеждения, вопросы и ответы

У.Г. Кришнамурти: Если вы не верите в реинкарнацию, то нет никакой реинкарнации. Другими словами, реинкарнация существует для тех, кто верит в реинкарнацию, но реинкарнации нет для тех, кто в неё не верит.

 

Рамола Баччан: То есть это просто выдумка человека?

 

У.Г.: Это вера, поскольку вы не хотите чтобы всему, что вы сделали за всю свою жизнь, всем вашим достижениям, всем вашим переживаниям пришёл конец. Вы не можете смириться с тем фактом, что всему, что вы сделали в жизни, придёт конец. Поэтому должно быть нечто, что продолжит жить после вашей смерти.

 

Рамола Баччан: А во что верите лично вы?

 

У.Г.: Я вовсе не верю в реинкарнацию по той простой причине, что мой подход к этой проблеме… Если кто-то действительно жаждет узнать ответ на этот вопрос («Есть ли нечто вроде реинкарнации?»), то они должны выяснить, что там есть сейчас, что будет реинкарнироваться. Вас удивит, что если вы направите все ваши силы на решение этой основной проблемы… Но это не является настоящей проблемой для большинства людей; они либо верят, либо не верят.

 

Вы удивитесь, [если я вам расскажу], что совсем недавно одна дама пришла ко мне и сказала: «Я была Айседорой Дункан в своей прошлой жизни». «Я очень рад за вас, но к сожалению вы выглядите как самый гадкий утёнок, каких я только видел за всю свою жизнь». Она конечно была очень расстроена, хоть я и не сказал это такой форме. И вы можете верить во что угодно.

 

Рамола Баччан: Человек может верить во что угодно о самом себе?

 

У.Г.: В то, во что он хочет верить.

 

Рамола Баччан: Вы согласны, что можно стать великим человеком, если ты сам веришь в то, что ты великий человек?

 

У.Г.: Требуется время. Мой ответ на все эти вопросы очень прост. Вы упомянули, что человек останется эгоистичным существом. На протяжении столетий мы пытались освободиться от эгоизма, и вот так вы освободитесь от эгоизма. Ответ содержится в эгоизме, а вовсе не в самоотверженности. (Вы не готовы согласится с этим.) Вы станете самоотверженным человеком завтра, послезавтра, в следующем году, через десять лет, и наконец в вашей следующей жизни. Но до этого вы будете оставаться эгоистичным человеком. И что вы будете делать с этим эгоизмом? Мы с вами являемся двумя эгоистичными существами, и мы должны иметь дело с эгоизмом, разобраться с ним. А тот, кто говорит, что он является самоотверженным, неэгоистичным человеком всего лишь пытается быть им и дурачит себя.

 

Рамола Баччан: Нет, я не могу с этим согласиться, при всём уважении к вам, У.Г. Люди иногда действительно совершают неэгоистичные и благородные поступки ради других людей.

 

У.Г.: Это всего лишь кайф благодетеля.

 

Рамола Баччан: Мать совершает самоотверженные поступки ради своих детей.

 

У.Г.: Ради самой себя. Я говорю, что «все матери – монстры, и нет ни одного исключения». Это может прозвучать очень…

 

Рамола Баччан: Вы сейчас разговариваете с матерью. Мне кажется, что я делала многое в своей жизни для своих детей…

 

У.Г.: Отцов же можно вовсе не принимать во внимание, и дети – тоже не ангелы.

 

Рамола Баччан: (Смеётся.) Скажите мне, У.Г., я хочу задать вам такой вопрос. Говорят, или вы сами однажды сказали, что вы умерли, когда вам было 49 лет…

 

У.Г.: То, что осталось после исчезновения того вопроса это что-то, чего я никогда не узнаю. Я не могу сказать себе, что я живой человек…

 

Рамола Баччан: Но вы питаетесь, спите, вы передвигаетесь, вы пришли на эту передачу.

 

У.Г.: Это вы говорите, что я жив, что я отвечаю, но я не способен сказать себе, что я – живое существо, поскольку это нечто, что никогда не сможет стать частью моего переживания. Если вы спросите меня, жив ли я, то я конечно отвечу, что я вполне жив, как любой другой человек. Но я не могу ощутить или пережить тот факт, что я жив. Если я хочу пережить то, что мы называем активностью живого индивида, то это возможно лишь благодаря знаниям, которые нам передали физиологи, врачи.

 

Рамола Баччан: Вы испытываете какие-то чувства? Ощущаете ли вы иногда гнев, страсть в связи с чем-либо? У вас есть чувства?

 

У.Г.: О каких чувствах вы говорите? Я действительно не знаю…

 

Рамола Баччан: Вы испытываете гнев в связи с чем-то, вас когда-нибудь что-то волнует, захватывает?

 

У.Г.: Я вынужден ответить «нет». Понимаете, нечто живое никогда не задаёт подобных вопросов. Живое существо никогда не будет спрашивать: «Есть ли у жизни какой-то смысл или цель?» Это слишком нелепо, слишком абсурдно задавать такой вопрос. Только мёртвую структуру это может интересовать, и она придумала все эти вещи типа «смысла жизни» и «цели жизни», и хочет знать (он, она или оно хочет знать) смысл и цель жизни. Если и есть какая-то цель, то она уже присутствует, если есть какой-то смысл, то он уже присутствует…

 

Рамола Баччан: Верите ли вы тогда в карму?

 

У.Г.: Вы задаёте мне стандартные вопросы, и мой ответ на каждый из них – это «нет», «нет», «нет».

 

Рамола Баччан: Тогда позвольте спросить вас, во что же вы верите?

 

У.Г.: Это очень сложно, поскольку мне не нужно во что-либо верить. Зачем мне верить? Проблема для нас в том, что мы отделяем веру от того, что вы называете «я». Я же настаиваю, что там нет никакого «верящего» или «верующего», но там есть лишь вера. И вера это то, что туда привнесла культура. Поэтому вы не можете существовать без веры или убеждений, и вы естественно будете заменять одни убеждения другими. Это всё, что вы можете делать. Но что такое убеждение, и является ли оно чем-то отдельным от вас самих? Я задаю этот вопрос. Там нет никакого «верящего».

 

Рамола Баччан: Получается, что вы не даёте никаких ответов, но сами задаёте вопросы.

 

У.Г.: Я не задаю вопросов, но спрашиваю вас, почему вы их задаёте. На самом деле, вы вовсе не хотите никаких ответов на ваши вопросы. Единственное что вас (точнее, тех людей, которые задают все эти вопросы) интересует это подтверждение. Всё, что они хотят знать, это подтверждаю ли я те ответы, которые у них уже есть. Если я не подтверждаю, то они отвергают. Это всё, что они могут делать. Они либо принимают то, что я говорю, поскольку это вписывается в рамки тех ответов, которые у них уже есть; либо отвергают, потому что это не вписывается в те ответы, которые у них уже есть. Поэтому они вынуждены либо принимать, либо отвергать. Но я говорю им, что в вашем положении вы не можете принимать или отвергать, поскольку вы ничего не слушаете, вы не хотите никаких ответов на ваши вопросы.

 

Если есть какой-то ответ на какой-либо вопрос, то этот вопрос должен исчезнуть. Поскольку вопросы рождаются из тех ответов, которые у вас уже есть, то эти ответы тоже уйдут. Но вы сами и есть эти ответы, поэтому если ответы уйдут, то вы, каким вы себя знаете и каким вы себя воспринимаете, тоже уйдёте вместе с ними. То, что останется [после этого] это что-то, что вы никогда не узнаете, и никогда не сможете выразить.

 

Так что то, что произошло со мной, не находится в сфере переживающей структруы (experiencing structure), и поэтому я не могу с кем-то поделиться этим. Всё, что я говорю тем людям, которые ко мне приходят, это одну простую вещь: «Вам не нужны эти костыли, выбросьте их; вы способны ходить.» У меня есть эта уверенность. Я уверяю вас и могу вас заверить, что эти костыли вам не нужны вовсе! Пожалуйста, ради всего святого, выбросьте эти костыли! Но не просите меня заменить их на какие-то другие костыли, не интересуйтесь какими-то усовершенстованными костылями. Даже если вы упадёте, я знаю, что вы встанете и продолжите идти.

 

Рамола Баччан: Есть ли какая-то одна известная вам культура, которая подошла ближе всего к тому идеалу, который вы бы хотели видеть?

 

У.Г.: Всё зависит от того, что именно вы подразумеваете под словом «культура», и какое опеределение вы даёте. Когда я использую слово «культура», я говорю что это ваш образ жизни и образ мышления.

 

Рамола Баччан: Есть ли какая-то группа людей, которая на ваш взгляд максимально приблизилась к вашему идеалу, к тому какой вы бы хотели видеть человеческую жизнь.

 

У.Г.: Нет, я не хочу, чтобы кто-либо был чем-то другим, отличным от того, чем они являются в действительности.

 

Интервью с У.Г. Кришнамурти в программе «Лицом к лицу». Лондон, 1993-ий год.

Вернуться в первоначальное состояние…

Собеседник: Все хотят вернуться в это первоначальное состояние.

 

У.Г.: Какое первоначальное состояние?

 

Собеседник: Не знаю.

 

У.Г.: Оно уже там есть. Вам не нужно ничего делать, чтобы вернуться в первоначальное состояние.

 

Собеседник: Но нам всем кажется, что мы должны что-то сделать, чтобы вернуться в первоначальное состояние.

 

У.Г.: Потому что то, что вы делаете, чтобы вернуться в первоначальное состояние, которое уже есть, как раз и является тем, что разрушает первоначальное состояние. Оно выражается необыкновенно разумным образом! Приобретённый интеллект не сравнится с той разумностью, которая там присутствует.

 

Собеседник: Но почему-то мы всё же утратили связь с этим.

 

У.Г.: «Почему-то». Это культурное влияние. Культура дала нам образец совершенного существа. В то время как природа ничего не имитирует, не использует ничего в качестве образца.

 

***

 

Собеседник: Значит я не могу знать, что я вижу на самом деле?

 

У.Г.: Вы никогда не видите, никогда. Когда физический глаз смотрит на вещи, он не видит. Невозможно отделить себя от того, на что ты смотришь. У нас есть лишь восприятие органов чувств. Эти органы чувств не говорят ничего об этом; не говорят, что это видеокамера, например. Как только вы узнаёте, распознаёте это как видеокамеру, как камеру «Сони», как последнюю новинку на рынке, то вы уже отделили себя от этого. То есть вы переводите восприятие органов чувств в рамках ваших знаний об этом. Поэтому мы никогда ни на что не смотрим. Слишком опасно смотреть на это, поскольку если смотреть, то это разрушает непрерывность этих мыслей. И именно к этому мы не готовы. Мы проецируем наши знания об этом, то что нам сказали, на тот объект, на который мы смотрим. Даже если вы скажете, что это «объект», даже если вы не называете это камерой… Это годится для студентов философии, которым интересно безконца обсуждать эти вещи: «выделить объект», «отделить слово от вещи», и т.д. и т.п. Но на самом деле, если вы говорите, что это объект, то вы уже отделили себя от этого. Даже если вы никак это не назовёте, то всё равно тем, что вы распознаёте это как что-то, вы уже отделили себя.

 

Знания об этом уже есть, уже «в компьютере». Мы не осознаём того, что вся эта информация уже находится где-то в нас. Неожиданно она выходит, и мы думаем, что это нечто свежее, нам кажется, что мы впервые в жизни смотрим на это. Но вы не смотрите на это впервые в жизни. Допустим кто-то говорит вам, что это что-то новое. То что происходит внутри вас [в этот момент] это попытка соотнести то, что он называет новым, со структурой старых знаний, которые у вас уже есть. Если информации нет, то вы не можете ничего видеть. Есть лишь отражение объекта на сетчатке. И даже это утверждение, которое нам передали исследователи, не может быть фактом нашего собственного восприятия или переживания. Потому что раздражитель и реакция являются одним единым движением. Как только вы отделили себя, вы создали проблему. Вы можете говорить о «единстве жизни» и прочей подобной чепухе и ерунде, но вы не сможете создать это единое движение никакими усилиями.

 

Если кто-то действительно заинтересован выяснить, в чём дело, выяснить это воочию и самостоятельно, то наблюдайте как происходит это разделение, как вы отделяете себя от того, что происходит вокруг вас, и от того, что происходит внутри вас. Нет разницы между «внутри» и «снаружи». Это мысль создаёт границы и говорит, что это «внутри». Если вы говорите себе, что вы счастливы, что вы несчастны, что вам скучно, то вы уже отделили себя от этого ощущения, которое присутствует в вас.

 

Собеседник: Значит тем, что мы кто-то называем наши ощущения…

 

У.Г.: Мы поддерживаем разделение, несуществующую личность/индивидуальность (identity). И поэтому вы вынуждены постоянно использовать память, нейроны.

 

Отрывки из беседы с У.Г. Кришнамурти с друзьями в Амстердаме 1990-ого года.

О смысле жизни и неясности

У.Г.: Мы не понимаем одной простой вещи: вы хотите узнать о цели или смысле жизни потому, что вы не видите никакого смысла в вашей жизни. И это является результатом вашего требования узнать о цели или смысле жизни. Вот и всё, что я говорю. Именно оно превратило вот это в бессмысленное существование. Требование найти ответ. Эти умники сказали нам, что есть смысл, есть цель. Из-за вашего поиска смысла и цели жизни вы чувствуете, что это бессмысленно. Если это всё, что есть… Это всё, что есть. Это скука, ужасная скука. Вы пытались заполнить эту скуку. Это перестанет быть скукой. Это превращается в скуку потому, что вам кажется, что есть нечто, обладающее большим смыслом, большим содержанием, чем эта жизнь. Это всё, что есть.

 

Вы вовсе не можете это определить! Я говорю это журналистам, которые ко мне приходят: «Это демонстрирует ваш недостаток интеллекта, поскольку вы называете меня либо «гуру», либо «не-гуру», «просветлённым человеком», «богочеловеком», тем, сем, пятым, десятым…» Помоги мне!

 

Боб Карр: Ладно. Сегодня утром я подумал, что как только я начинаю говорить с кем-то, я сразу же оказываюсь в затруднении. Поскольку я обнаруживаю, что то, что интересует меня, или того, с кем я говорю, это лишь глупая болтовня, бессмыслица.

 

У.Г.: Нет, вас обоих интересует одно и то же, и поэтому возникает конфлкит, борьба.

 

Боб Карр: Хорошо. Но я отталкиваю людей от себя не меньше, чем это делал Терри.

 

У.Г.: Его больше нет.

 

Боб Карр: Я должен держать язык за зубами, иначе я рискую уничтожить всё вокруг себя.

 

У.Г.: Даже если ты будешь держать язык за зубами, то это всё равно продолжается внутри тебя.

 

Боб Карр: И когда я разговариваю с тобой, то что я понимаю или слышу, кажется вполне разумным.

 

У.Г.: Как это может быть разумным?

 

Боб Карр: Потому что это возвращает меня к самому себе.

 

У.Г.: Я не понимаю. Возвращает тебя? Вы можете мне помочь?

 

Нараяна Мурти: Допустим, что это кажется разумным, что из этого следует?

 

У.Г.: Допустим, что это кажется разумным.

 

Нараяна Мурти: Что вы хотите спросить?

 

Боб Карр: Я хочу сказать, что я всё ещё пытаюсь поместить его в категорию, согласно которой существует ясный, рациональный человек.

 

У.Г.: Это иррационально и нелогично. С этой точки зрения.

 

Боб Карр: Я знаю это. Но это всё лишь слова.

 

У.Г.: Нет. Мы не можем не использовать слова. Если слов не будет, то нашему разговору придёт конец. Я не вижу ничего кроме слов. Вот и всё, что я говорю; нет ничего кроме слов. Нам кажется, что есть что-то помимо слов, вы создаёте невероятные образы вокруг этих слов. В действительности это лишь слова. Слово – это вещь. Вы не можете сказать, что «слово это не вещь». Если слово это не вещь, то что же это тогда, чёрт дери! Я хочу знать.

 

Боб Карр: Ну, там есть что-то, что всё время пытается ухватить что-то.

 

У.Г.: Что это?

 

Боб Карр: Это неспособность встретится лицом к лицу с тем, что есть, с этой реальностью.

 

У.Г.: Нет, проблема (назовём это так) в том, что там нет ничего, что пытается что-то схватить. Это одна, а не две вещи…

Мне это тогда не приходило в голову. Вот на что я пытаюсь указать.

 

Собеседник: Мне кажется, что проблемой является неясность.

 

У.Г.: Нет, нет.

 

Собеседник: Нет? Почему же?

 

У.Г.: Я не знаю, что вы подразумеваете под «неясностью». Я не знаю.

 

Собеседник: Почему это так сложно? Неясность…

 

У.Г.: По поводу чего? Просветления?

 

Собеседник: По поводу чего угодно.

 

У.Г.: Нет, я не понимаю. О чём именно вы хотите спросить? Ваш вопрос мне не совсем ясен. Вы говорите, что вы в замешательстве.

 

Собеседник: Да.

 

У.Г.: В то же время вы говорите, что вы не знаете. Так? Значит это не факт для вас, что вы не знаете.

 

Собеседник: Нет, тогда я попытаться изменить…

 

У.Г.: Поскольку вы повторяете этот вопрос о просветлении, я отвечаю, что нет никакого просветления вовсе. В моём случае, я действительно не знаю ничего о просветлении, поскольку я не могу сказать себе, что я просветлённый, я не могу посмотреть на себя.

 

Собеседник: Но у вас по крайней мере есть уверенность в том, что его нет вовсе.

 

У.Г.: Нет, это ответ на ваш вопрос о просветлении. Но если вы примите мой ответ, что просветления нет, или примите чей-то другой ответ, то это и есть та неясность, о которой вы говорите. Почему же вы говорите, что вы не знаете? В вашем случае, вы действительно не знаете! Это всё, что я говорю: вы не знаете ничего о…

 

Собеседник: Но из этого не следует, что…

 

У.Г.: Вы даже об этом не знаете! (Стучит по столу.)

 

Собеседник: Хорошо.

 

У.Г.: Всё, что я знаю, это то, что мне сказали об этом столе и всё такое. Точно также все ваши знания о просветлении являются причиной вашего замешательства. Я вовсе не говорю вам, что вы должны поверить мне, и отбросить остальное.

 

Собеседник: Наверное я честно могу сказать, что я не знаю…

 

У.Г.: Нет, остановитесь на этом! Вы действительно не знаете. (Я хочу выразить это. Предложите мне другую формулировку.) Я не знаю.

 

Собеседник: Хорошо, я говорю, что я не знаю, и оно не прекращается.

 

У.Г.: Я не знаю.

 

Собеседник: Не останавливается.

 

У.Г.: Значит это не правда. Это не факт. Здесь это факт! Я повторяю, что просветления нет вовсе, чтобы подчеркнуть и указать на абсурдность этого вопроса, и всё. Я действительно не знаю.

 

Собеседник: Тогда почему оно не прекращается?

 

У.Г.: (Смеётся.) Вы хотите узнать у меня?

 

Собеседник: Я хочу узнать у кого угодно.

 

У.Г.: Вот и всё! Вы хотите узнать у кого-то, и так оно набирает скорость. Вы говорите, что не знаете. «Я не знаю» останавливается прямо здесь и не требует ничего знать.

 

Боб Карр: Но очень трудно на самом деле сказать: «Я не знаю».

 

У.Г.: Вы даже этого не скажете. Вы даже не скажете, что я не знаю.

 

Собеседник 2: В нашей культуре, в наше время это очень сложно.

 

У.Г.: Оно не говорит этого. Понимаете, я повторяю то, что вы говорите («я не знаю»), но я сам этого никогда не скажу.

 

Собеседник 3: Вы не говорите этого, но он говорит.

 

У.Г.: Он говорит это, и значит это не правда. Он знает, и хочет узнать больше либо от меня, либо от кого-то другого.

 

Калифорния, 1991-ый год.

"Вы не серьёзны"

У.Г.: Ваши знания обо мне вы проецируете на это (чем бы оно ни было). То, что я – пёс, или свинья, или кот, или мужчина, или женщина… Зачем вам надо постоянно говорить себе это? В этом нет необходимости.

 

Собеседник 1: Но это настолько естественно для меня.

 

У.Г.: Вы говорите, что это естественно! Радуйтесь этому! Не пытайтесь ничего сделать…

 

Собеседник 1: Значит вы – неестественный человек.

 

У.Г.: Как я могу быть естественным человеком? Ответьте. Это ваша проблема, являюсь ли я естественным человеком, или нет. Это не моя проблема.

 

Собеседник 1: Для всех происходит что-то одно, а для вас происходит что-то другое.

 

У.Г.: Ничего не происходит; всё то же самое.

 

Собеседник 2: Никаких отличий?

 

У.Г.: Никаких отличий. Единственным отличием является ваше повторение той чепухи, которой вас научили. Даже я вынужден использовать определённые слова.

 

Собеседник 1: Вы говорите, что «приходит конец». Но мне не приходит конец.

 

У.Г.: Вы не хотите этого. Вы хотите быть там… Вы хотите иметь всё это и рай в придачу.

 

Собеседник 1: Да, сэр.

 

У.Г.: Нет. Пожалуйста, идите и наслаждайтесь этим.

 

Собеседник 1: Почему вы не хотите «рая в придачу».

 

У.Г.: Не хочу. Я не в конфликте с вами. Я хочу знать, почему вы хотите рая.

 

Собеседник 1: Это так естественно для меня.

 

У.Г.: Не естественно. Вам сказали эти негодяи.

 

Собеседник 1: Но то, что вы говорите, это тоже ещё одно…

 

У.Г.: Это всё, что вы можете.

 

Собеседник 1: Что мне тогда делать?

 

У.Г.: Ничего. Встать и уйти прочь.

 

Собеседник 1: Это ваш выход…

 

У.Г.: Это единственный выход.

 

Собеседник 1: Уйти куда?

 

У.Г.: Идите, куда хотите.

 

Собеседник 1: [не слышно]

 

У.Г.: Вы не серьёзны.

 

Собеседник 2: А вы были серьёзны?

 

У.Г.: Не говорите в прошедшем времни. Я очень серьёзен.

 

Собеседник 1: Я ничего не выполнял, как вы говорите.

 

У.Г.: Вы ничего не выполняли. Ничего. Так что вы не можете…

 

Собеседник 1: Полностью согласен. Я здесь.

 

У.Г.: Сначала попробуйте, помедитируйте. И сойдите с ума. Вы не медитировали. Так почему вы тогда защищаете медитацию, я хочу знать? Вы не медитировали. Если бы вы по-настоящему её практиковали, вы бы сейчас были в психбольнице, я вам гарантирую.

 

Собеседник 2: Не слышно.

 

У.Г.: Нет, он пока лишь на грани. Но станет пациен