Об интеллекте, реальности и отношении к миру.

У.Г.: Пытаться понять ограничения – это как раз то, что ограничивает это. А я говорю, что нет ничего, что нужно понять. Знаете, это было и моей проблемой тоже. Где-то по ходу дела я осознал, что этот инструмент – интеллект, который мы развили за многие годы путём обучения, не является чем-то, что может помочь мне понять. Он не может помочь мне понять. Он очень полезен для меня в этом мире. Иначе для меня было бы невозможно жить здраво и разумно в этом мире; он очень полезен для меня, очень полезен – этот инструмент. Но другие приходят и говорят вам, что есть другой способ понять: через интуицию, через то, сё, пятое, десятое. Я всех их отверг, потому что я обнаружил, что это было тем же самым, что и это, но по-другому. Но это не инструмент, и нет другого инструмента. Я не сказал тогда, что нет ничего, что нужно понять. Это закончилось.

 

Но моё утверждение, что» это не инструмент, и нет другого инструмента, и тогда нет ничего, что нужно понять», является утверждением, которое вводит в заблуждение. Вы не можете сказать, что нет ничего, что нужно понять. Вы можете повторить [это], однако движение всё ещё пытается понять. Поэтому ваше утверждение, что нет ничего, что нужно понять, не имеет смысла. Я не знаю, ясно ли я выражаюсь.

 

Собеседник: Я думаю, что в той мере, в которой это можно выразить словами…

 

У.Г.: Вы никогда не скажете себе, что нет ничего, что нужно понять. Если это действительно так там, то нет дальнейшего движения, чтобы что-то понять.

 

Единственный способ, с помощью которого они устанавливают контакт с жизнью вокруг них – это прикосновение. Они прикасаются к вам – дети. И удивительно, что это последнее, что… Это начинается с чувства осязания и заканчивается чувством осязания. Это единственный способ, с помощью которого они устанавливают контакт с миром вовне. (Он не вовне.) Увидеть, что ты не являешься полностью отделённым от жизни вокруг. Это действительно проблема.

 

Вы не можете ни на что смотреть, не зная, на что вы смотрите. Вы можете себя заставить… Или слушать что-либо, не зная, что вы слушаете. И суть не в том, что это нечто необычайное – смотреть на вещи, не зная, на что вы смотрите. Вы можете создать философию, говорить об этом часами – об «искусстве смотрения», «искусстве видения», «искусстве учения»… Да о чём, чёрт возьми, они говорят! Понимаете? «Отучиваться» – это ещё одна ерунда. Отучиваться – это процесс обучения. Цель является самой важной для нас вещью; достичь цели. [Они] выдумали «отрицательный подход», но интересом «отрицательного подхода» является достижение цели. Он положительный, [но] мы называем его «отрицательным».

 

«Реальность без пути» – это ерунда. Как вы можете говорить, что это «реальность без пути»? Реальность – это ваша цель. Понимаете? Независимо от того, используете ли вы этот путь, тот путь, или любой другой путь, это всё равно остаётся вашей целью – «реальность». Нет вовсе никакой «реальности». Даже для учёных; они говорят о реальности. Они ни черта не знают о реальности. Ничего. Даже то, что мы считаем само собой разумеющимся, является сомнительным.

 

И сегодня они говорят, что вам не нужно знать, на что вы смотрите, но сам физический взгляд, – когда глаза на что-то смотрят, без знания о том, на что вы смотрите, – влияет на то, на что вы смотрите. Так что нет способа убедиться в реальности чего-либо. Даже это влияет и меняет – физический взгляд. И вы можете пытаться не смотреть на вещи, смотреть на них, не зная, на что вы смотрите, это ничего не значит. Итак, нет никакой реальности вовсе. Вы тратите всю жизнь на то, чтобы обнаружить реальность чего-то, что вас интересует, являетесь ли вы учёным, философом, или духовным человеком. Нет! Это полнейшая потеря времени – искать реальность чего-либо.

 

У меня нет намерения менять вас; у меня нет намерения освобождать вас от чего-либо, потому что я знаю, что там нет ничего, от чего нужно было бы освобождаться (если говорить обо мне). И что не так с этим миром? Я не вижу, чтобы что-то было не так с этим миром. А вам кажется, что всё с этим миром не так, и вы хотите изменить мир, чтобы вам было комфортно в вашем мире. В противном случае, это не может быть каким-то другим. Это рай (не хочу использовать это слово). Природа предоставила каждой форме жизни на этой планете то, что нам нужно. Но человеческий род – это худший род. Это из-за того, что культурный вклад разрушил человеческий род.

 

Что вы хотите? Всё, что происходит там, в вашей голове…

 

Собеседник: У.Г., я обещаю, что до вашего отъезда я скажу вам.

 

У.Г.: Нет, сейчас. Если вы не знаете, что вы хотите сейчас…

 

Собеседник: Я буду не спать ночами и говорить: «Что же я хочу от У.Г.?» Через два дня…

 

У.Г.: Не от У.Г., забудьте об У.Г.! Что вы хотите? Это мой единственный вопрос.

 

Собеседник: Знать, чем я являюсь, например.

 

У.Г.: Нет. Вы знаете, чем вы являетесь, кем вы, чёрт возьми, являетесь. Это идиотский вопрос… Вы не ответили на мой вопрос: «Что вы хотите?»

 

Собеседник: У.Г., я знаю, что я хочу, но если я скажу вам, что я хочу, то вы скажете, что это нелепый вопрос.

 

У.Г.: Почему это «нелепый вопрос»?

 

Собеседник: Я хочу понять вещи, которые есть в мире, панораму…

 

У.Г.: Неужели вас действительно волнует мир и человечество? Почему?

 

Собеседник: Конечно. Потому что я нахожусь в этом мире, я должен жить в этом мире.

 

У.Г.: Что с ним не так?

 

Собеседник: Я хочу понять хорошее и плохое…

 

У.Г.: Нет, только плохое.

 

Собеседник: Нет, и хорошее тоже. Извините, У.Г. Вы… Вы…

 

У.Г.: Вы извиняетесь? Нет, я не вижу ничего, что было бы не так. Всё прекрасно в этом мире. Почему вы хотите изменить мир? Почему вам кажется, что что-то не так, почему вы хотите изменить этот мир?

 

Собеседник: У.Г., в устремлениях такого колоссального числа людей должен быть какой-то смысл. Вы не можете сказать…

 

У.Г.: Должен что?

 

Собеседник: Быть смысл. В поиске миллионов людей, [чтобы найти] судьбу, понимание, красоту…

 

У.Г.: Судьбу, смысл, понимание, красоту – никакого смысла вовсе. Пять с половиной миллиардов [человек] должны получить возможность удовлетворить первичные потребности.

 

Гштад, 1998 г.

Об изменении общества, о власти, и о жизни на других планетах.

У.Г.: Нет другого способа изменить экономическую структуру. В конечном итоге, именно экономическая структура является тем, что вы хотите изменить, а не что-то другое. Политическая структура – это часть того, что поддерживает статус-кво. Ваши политические институты, политические идеологии, политические системы существуют лишь для того, чтобы поддерживать статус-кво. Независимо от того, идёт ли речь о коммунистическом обществе или о так называемом «свободном» обществе, – это совсем не важно.

 

Терри: Мне кажется, что большинство реформаторов надеется, что если удастся изменить экономику и освободить людей в достаточной степени, освободить их от мышиной возни, так сказать, то тогда они смогут измениться самостоятельно. Без того, чтобы я их менял, или Бог…

 

У.Г.: Они кормили нас подобной чушью на протяжении веков: «Возлюби ближнего, как самого себя». И эта ерунда привела к разрушению жизни. По сравнению с людьми, которые были жестоко убиты во времена допросов… Как они называются?

 

Терри: Но если оглянуться на историю, то она не состоит сплошь из войн, убийства людей…

 

У.Г.: Что же там есть кроме этого?

 

Терри: Девяносто процентов истории человека это история сотрудничества.

 

У.Г.: Где?

 

Терри: По всему миру. В примитивных племёнах, в средневековой Европе…

 

У.Г.: Сотрудничество, возникшее из страха. Конечно!

 

Терри: Нет, из взаимной нужды, взаимопомощи. Понимания человека, что необходимо сотрудничать, чтобы выжить.

 

У.Г.: Тогда бы вы создали совсем другую экономическую структуру.

 

Терри: Ну, существовала другая структура вплоть до последних пяти тысяч лет.

 

У.Г.: Где?

 

Собеседник: Но ведь это тоже страх. Взаимная нужда – это страх перед внешними источниками [угрозы]: животными…

 

Терри: Ну, наверное в некотором смысле это действительно основано на страхе.

 

У.Г.: В любом случае, что такое история в конце концов?

 

Собеседник: Но что же тогда делать?

 

У.Г.: Что вы делаете, в любом случае? Просто сидите здесь и говорите? Об изменении мира?

 

Собеседник: Что делать, если ты понимаешь…

 

У.Г.: Террорист что-то делает. Я не поддерживаю террориста. Он что-то делает, есть какое-то действие. А здесь вы просто сидите и говорите о том, какому плану должен соответствовать мир.

 

Собеседник: Но это террористическое действие приближает разрушение мира.

 

У.Г.: Изменение. И всё. Это то, о чём вы говорите. Вы хотите, чтобы что-то изменилось. Без кровопролития, без войны, без резни, без силы, – покажите мне хоть один пример из истории человечества, когда изменения удалось осуществить без использования силы. Они не собираются ни от чего вежливо отказываться. И тем инструментам, которые они используют, чтобы вас подавить, можно противостоять таким же образом. Как только вы скажете что-то, что представляет угрозу для той структуры общества, какой она является сегодня, они сделают всё возможное: будут использовать рациональность, логику, силу, убеждение, будут говорить о любви и так далее, и попытаются вас уничтожить.

 

Терри: Так было всегда.

 

У.Г.: Так было всегда. И как только вы окажетесь в центре власти, вы будете делать в точности то же самое.

 

Собеседник: Ну вот, в двух словах.

 

У.Г.: И чтобы оказаться в центре власти, сколько у вас должно быть энергии! Ничего страшного, мы с вами можем посидеть и поговорить. (Смеётся.) Замечательно. Он записывает это. Интересно.

 

Собеседник: А что если у тебя нет желания оказаться в центре власти?

 

У.Г.: У вас есть власть в вашем собственном семействе. Не забывайте об этом. (Смеётся.) Вы господствуете либо над одним, либо над другим, навязываете ваши идеи, ваш образ жизни.

 

Терри: Да, но когда вы так говорите, вы помещаете всех на один и тот же уровень. Какого-нибудь безобидного парня, живущего в глуши в Африке, воспитывающего своих троих детей, занимающегося своим делом, пытающегося выжить. У него нет власти помимо этого, силы повлиять…

 

У.Г.: У него есть власть над своими детьми, над своими соседями, над своей группой, сектой. Она есть. В Африке всегда были эти люди. (Как их называют?) Вожди племени.

 

Собеседник: Шаманы.

 

Терри: Но при этом вы не являетесь сторонником…

 

У.Г.: Нет необходимости в изменении.

 

Терри:…некой философии миролюбия, согласно которой мир мог бы существовать без власти.

 

У.Г.: Нет.

 

Терри: В мире должна быть власть, чтобы он вообще мог функционировать.

 

Собеседник: Значит нет необходимости в изменении?

 

У.Г.: Я не вижу необходимости в изменении. Вы хотите, чтобы что-то изменилось, потому что вы хотите создать мир, в котором вы были бы счастливы, в котором всё было бы по-вашему. Вот и всё. Вот что вас интересует. Я не в конфликте с обществом. Я не вижу, что с обществом что-то не так. Будучи такими, какие вы есть, что же вы ожидали? До тех пор, пока в мире есть голод, идея мира без войны – это лишь миф.

 

Терри: Не то чтобы вы не видели, что в обществе что-то не так, потому что вы тратите много вашего времени…

 

У.Г.: Это причиняет мне боль, но нет возможности это изменить. Всё заканчивается полем боя: моя система, моя идеология поможет найти решение проблемы голода в этом мире, а у вас есть свой способ, и вы разрабатываете ядерное оружие, чтобы поддерживать и навязывать ваш образ жизни другим, ваш образ мышления. Так что они оба оказываются на поле боя. Вот и всё. Вьетнам тому пример. А если не Вьетнам, то найдётся какая-то другая страна. Это всё, что вы делаете. Сто один миллиард долларов вы [потратили], пятьдесят тысяч американцев умерло, и наверное в десять раз больше (я не знаю) вьетнамцев.

 

(Молчание.)

 

Собеседник: Вы говорили о жизни, существующей по всей вселенной.

 

У.Г.: Я не знаю, что именно вы подразумеваете под «жизнью».

 

Собеседник: Я не знаю, но я спрашиваю вас, потому что вы это утверждали. Вы сказали, что жизнь есть во всей нашей солнечной системе, но не в нашей форме.

 

У.Г.: Я не знаю, что именно вы подразумеваете под «жизнью».

 

Собеседник: Это то, о чём я пытаюсь вас спросить. Что вы подразумевали под «жизнью», что вы хотели сказать этим утверждением?

 

У.Г.: Вы хотите, чтобы я дал вам определение? То что они подразумевают под «жизнью», то что учёные подразумевают под словом «жизнь», когда они говорят о «жизни» на Марсе, на этой планете или на той планете.

 

Собеседник: Верно. Вы сказали, что там есть жизнь, но не в той форме, в которой мы сможем её узнать. Что-то в этом роде.

 

У.Г.: Нет. Условия там не пригодны для такой жизни, какая существует на этой планете. Это всё, что они говорят. Что они подразумевают под «жизнью»… Жизнь есть везде.

 

Собеседник: Итак, если развить эту мысль, что «жизнь есть везде», [можно сказать], что жизнь – это материя, энергия. Верно?

 

У.Г.: Жизнь – это энергия.

 

Собеседник: И поэтому эта планета, будучи физической материей, будучи уплотнением энергии…

 

У.Г.: Та же энергия есть там. Вероятно, есть потенциальная возможность на той планете создать живую структуру, подобную этой. Я не знаю. Всё, что я скажу, будет в сфере предположений. Я не достаточно квалифицирован, что бы что-либо говорить. Я просто говорю то, что они говорят. Но если вы хотите верить не смотря на научные открытия и знания, которые у них есть, то это потому, что вы верите: «Там должна быть [жизнь].» Из-за мифологии и этих НЛО (бог знает что), марсиан и тому подобного. Ходят слухи. И вы хотите верить в подобные вещи, но при чём здесь эта вера? Вы всегда будете заменять одну веру на другую. Так что, вера – это вы. Если вере придёт конец, то вам конец.

 

Калифорния, 1986 г

О мировом уме

У.Г.: Вы говорите себе, что вам скучно, что вы счастливы, что вы несчастны. Там есть лишь скука, но нет никого, кому скучно! Вот и всё, что я говорю. Скука! Это диван, это женщина, это мужчина, это микрофон, это телекамера. Точно также вы говорите, что вы счастливы, вы несчастны, вы печальны, вы ненасытны, вы то, сё, пятое, десятое. Всё это привносится культурой. Единственное, что является истинным (valid) и живым – это естественная ярость, похоть, которая необходима для выживания… Эти две вещи там присутствуют как часть биологического функционирования живого организма. Всё остальное накладывается на это: жадность, ревность, зависть… Вся культурная чепуха, все человеческие ценности накладываются на это. Они там ничего не затронули.

 

Есть нечто вроде «мирового ума» – совокупности мыслей, чувств, и переживаний человека, которые передаются нам из поколения в поколение. Вы должны использовать это, чтобы ощутить (experience) себя как сущность. То, что вы называете собой, невозможно ощутить без помощи этих знаний. Поэтому само наше существование как индивидуума, наше существование как сущности (entity), зависит от этого. Как же вы можете отделить себя от этого и сказать: «Это я»? В этом смысле я говорю, что у вас нет свободы действия. Когда я говорю это, я не имею в виду, что есть нечто вроде рока и тому подобного. У вас есть свобода действия, если вы хотите сюда приходить, или не хотите сюда приходить. И всё. И даже в этом, я не знаю, насколько вы свободы. В этом тоже присутствует конфликт.

 

 

Нараяна Мурти: То есть вы фактически ставите под вопрос саму идею существования чего-то вроде ума, который что-то проецирует. Это тот ответ, который он даёт на то, что вы сказали.

 

У.Г.: Да.

 

Нараяна Мурти: Вот эту мысль, на мой взгляд, он пытается донести.

 

Собеседник: Но, У.Г, вы ведь не говорите, что Мурти, например, является плодом моего воображения? Верно?

 

У.Г.: Понимаете, он существует только в том случае, если существуете вы.

 

Собеседник: Это верно.

 

У.Г.: Я не отрицаю [существование] мира. Пожалуйста, поймите меня правильно. Я не говорю, что мир – это иллюзия. Это полнейший вздор – говорить, что мир [является иллюзией]. Но любое ваше переживание (experience) мира является нереальным. Я говорю, что у вас нет никакой возможности пережить реальность чего-либо, кроме как с помощью этих знаний. И даже то, что мы считаем само собой разумеющейся реальностью, является сомнительным, поэтому не заморачивайтесь на «окончательной реальности». Эта реальность – то, что это является мягким, а это – твёрдым, – это нечто, что не может переживаться вами, кроме как через имеющиеся у вас знания. И что это за знания? Это память. «Что такое человек?», – кто-то спросил меня. Это всего лишь воспоминание. Это память говорит вам… Извините.

 

Собеседник: Проявление этого знания? Всё вокруг нас является проявлением этого знания?

 

У.Г.: Не используйте философскую терминологию; мы можем использовать простой английский. Мы не хотим использовать эти философские [термины] – «проявление»…

 

Собеседник: Этого знания. И это знание является вечным…

 

У.Г.: Когда я использую слово «знание», я подразумеваю очень простую вещь: знание, что вы мужчина, а не женщина; знание, что вы счастливы, что вы свободны, или не свободны. Именно об этом знании я говорю, и для меня нет никакого другого знания.

 

Собеседник: Осознание (realization) того, что я мужчина, а не женщина; осознание, что я счастлив. Я должен осознать это. Это осознание человека.

 

У.Г.: Да. Но есть ли кто-либо, кто счастлив?

 

Калифорния, 1986 г.