Проект модерна и его социально-исторические ценности.

Итак, сметая на своём пути премодерн (период от античности до 1500 г.) в его различных вариациях и формах, западная цивилизация перешла к организации своей социальной жизни на иных основаниях и преследуя ранее неизвестные цели. Сам этот переход сопровождался возрастанием субъектности, а с ней и технологических возможностей овладения материей истории в её пространственно-временных и субстратных формах. В этом смысле целесообразно говорить о том, что внутри западного социума возникает т.н. социальное проектирование или конструирование некоторой группой лиц или организацией самого действия, направленного на достижение социально-значимой цели и локализованного по месту, времени и ресурсам [402]. Как тут не вспомнить «Утопию» (1516), принадлежащую перу британского мыслителя Т.Мора, где, в частности, прорисована федерация городов числом 54, сконструированы новые учреждения и законы, обозначены принципы хозяйства и торговли, указаны формы труда и досуга, но главное, преследуются гуманные цели жизни[403]. Однако речь всё же идет о более широком и фундаментальном процессе рационального охвата мира, с последующим изменением структуры и функций входящих в него подсистем – природы, социума, человека, да и самой истории. Точнее, придания истории такой формации, которая бы отвечала рационально-сконструированным, но эмоционально оправданным чаяниям человека Нового времени. Несомненно, что в центре этого процесса стоит Французская революция с её Liberte – Egalite - Fraternite, подготовленная всем ходом Просвещения, но сама ставшая эталоном последующих социальных преобразований на основе разума. В таком случае именно проективное видение путей развития цивилизации модерна, становится важнейшей чертой наступающей эпохи[404].

Итак, попытаемся воспроизвести черты новой эпохи, обычно называемой модерном или эпохой современности[405]. Его хронологические рамки очерчены началом XVI – серединой XIX вв., а апогей приходится на конец XIX – начало ХХ вв. Любопытно, что уже основатель социологии О.Конт разглядел в общем интерьере эпохи наступающий социокультурный порядок. Так, он отметил следующие аспекты этого порядка: а) концентрацию рабочей силы в городах; б) установку сознания на получение прибыли; в) использование в производстве достижений науки и техники; г) возникновение антагонизма между хозяевами и наемными работниками; е) усиление социального неравенства; ж) формирование экономической системы, которая основывается на предпринимательстве и конкуренции; з) возникновение качественно новых социальных институтов, в т.ч., законодательных органов, буржуазной семьи и т.д.[406].

Следующий шаг, связанный с конкретизацией проекта модерна и складывающейся под его воздействием эпохи, предприняли К.Маркс и М.Вебер. Будучи теоретическими антагонистами, они высказали взгляды, которые не отрицают, а дополняют друг друга. У Маркса эпоха характеризуется: 1) классовой дифференциацией капиталистического общества, в основе которой лежит форма собственности на средства производства; 2) противоречием между трудом и капиталом; 3) прогрессивной тенденцией роста промышленного производства; 4) «эластичными потенциями капитала», которые могут привести к формированию мировых рынков; 5) властью как экономическим отношением; 6) ростом науки и политической культуры; 7) наличием «превращенных форм» в социальном развитии; 8) отчуждением от процесса труда больших масс людей; 9) неспособностью людей раскрыть свои сущностные силы. В свою очередь у Вебера: 1) наличием частной собственности на средства производства и их концентрацией у предпринимателей; 2) механизацией труда как технологией, позволяющей точно рассчитывать и контролировать капитал; 3) свободным статусом труда; 4) рынком как организующим принципом распределения и потребления; 5) бюрократическим аппаратом и законами; 6) неограниченным приобретательством как конечной мотивацией экономического поведения; 7) рационализацией мира и разрушением прежних мировоззренческих иллюзий. Данные акценты говорят о системных изменениях в социуме и культуре, об удалении вектора развития в сторону от традиционного общества и его социокультурного уклада.

Соображения своих предшественников, в т.ч. с применением метода сравнения домодерного и модернового обществ, конкретизировал и развил американский социолог Т.Парсонс. У него мы находим идею «типовых переменных», присущих их структуре и функциям. Так, в традиционном обществе социальная структура характеризуется диффузностью, в модерновом – спецификацией или специализацией ролей при четком разделении труда; нормативное поле традиционного общества складывается из предписаний, в модерновом – оно зиждется на идее достижения, т.е. отнесения к статусам, ролям, группам; способ вовлечения, рекрутирования людей в традиционном обществе зависит от партикулярных способностей кандидатов, в то время как в модерновом определяется универсализмом; критерий оценки социальных действий коллективистский – в традиционном обществе, и индивидуалистский – в обществе модерна; социальная жизнь и её атмосфера задаются эмоциональными всплесками – в традиционном обществе расширяющейся рациональностью, которая заглушает эмоциональную сферу – в модерновом[407]. Такие указания, между прочим, опираются на системное видение социальных процессов, точнее, на фокусировке внимания на «внутренних» системных механизмах, обеспечивающих стабильность (равновесие) социума, его подсистем и элементов. Разумеется, такой взгляд был шагом вперед, но наблюдателям социокультурной динамики также потребовалось уяснить сам процесс противоречивого перехода с доиндустриальной ступени – на индустриальную. Чаще всего он обозначается термином модернизация, под которым понимают процесс движения доиндустриальных обществ, основанных на традиционной культуре и коммунитарных по своему содержанию ценностей, к новой экономической и политической системе, где культура обеспечивает последовательную дифференциацию социальной жизни, порождает плюрализацию общественного сознания и способствует утверждению индивида. Но поскольку Запад первым вошел в новое измерение социального бытия, то можно сказать, что западное и не-западные общества пребывают в различных временных циклах, хотя и в одном пространстве истории.

Причем, здесь нужно различать первичную (соответствующую истории западной цивилизации) и вторичную (соотносимую с Россией, со странами Азии, Африки и Латинской Америки, пожелавших в той или иной форме имитировать Запад) модернизации. Но данное различие важно постольку, поскольку опыт западной цивилизации вполне уникален в виду радикального «снятия» оснований и структуры традиционной социальности. Рассматривая реалии современного мира в этом ключе, нужно заметить, что «вызов» Запада, как «вызов» современного общества – всем традиционным или отсталым, породил ряд позиций в осмыслении феномена модернизации. Они могут быть сведены к двум основным моделям: вестернизации и догоняющего развития. Первая модель основана на прямом переносе структур, технологий и образа жизни западного сообщества в социокультурное пространство не-западных цивилизаций. По этому пути пошла Индия и в некотором отношении Япония. Вторая модель акцентирована на индустриализации и создании индустриальной культуры, но без утраты политического строя, социальной составляющей и национальных корней. Тут характерен пример России, Турции и Мексики. В свою очередь нужно заметить, что теории и практике модернизации противостояла концепция зависимости, реализованная в марксистском и немарксистском вариантах. Здесь общим знаменателем служит идея перестройки структурных параметров всей миросистемы, поскольку существующие страны находятся в неравном отношении друг к другу, а само развитие предполагает не «подтягивание» слабых к сильным, а «зависимое развитие» всех регионов на основе единой стратегии. Как правило, некапиталистической.

Но вряд ли проект модерна может быть понят без дифференциации на несколько вариантов, причем, в зависимости от конструирующей современность идеологиии, а также мотивирующей и направляющей социальные преобразования её, идеологии, целевых и ценностных показателей. Иначе говоря, модерн есть эпоха реализации больших исторических проектов, созданных западной цивилизацией и обращенных одновременно внутрь и вовне. Речь идет о либерализме (левом и правом), коммунизме (марксизме, социализме и социал-демократии) и фашизме (национал-социализме, национал-синдикализме и т.д.). Не секрет, что именно либерализму суждено было одолеть своего главного конкурента – коммунизм, возникшего и оформившегося в качестве первой негативно-позитивной реакции на сбои либерализма, а также фашизма, хотя и претендовавшего на роль контр-модерновой идеологии, но своим духом выражавшим главную установку модерна – овладение миром. Каждый из них видел модерн как «идеальный тип» (М.Вебер), т.е. совокупность ценностных представлений наивысшего порядка. Все они, тем не менее, отличались централизованной системой насилия, в либерализме относительно мягкой, в коммунизме – достаточно жесткой, а в фашизме – предельно жестокой, антигуманной. Далее имеет смысл кратко охарактеризовать идеосферу победителя в конкурсе проектов модерна.

Либерализм как идеология и социально-экономическая практика основывался на:

- понимании индивида как «меры всех вещей»

- убежденности в священном характере частной собственности;

- утверждении равенства возможностей как морального закона общества;

- постулирование договорной основы всех социально-политических институтов;

- упразднении всех авторитетов, претендующих на «общеобязательную истину»;

- разделении властей и создании общественных систем контроля над любыми властными инстанциями;

- создании «гражданского общества» без сословий, наций и религий вместо традиционных государств;

- главенстве рыночных отношений над всеми остальными;

- убеждении, что западный путь – суть универсальная модель развития для всего мира [408].

В качестве контраста нужно зафиксировать, что антипод либерализма – коммунизм, исходил из:

- социально-классовой природы человека;

- свободы как социального явления, которая выражается в творческом труде;

- обобществления имущества;

- справедливого распределения благ («от каждого по способностям, – каждому по труду», и «от каждого по труду, – каждому по потребностям»);

- интернациональных отношений, в которые должны быть вовлечены трудящиеся всего мира.

Схватка этих идеологий длилась два столетия, причем, инициатива переходила к каждой из сторон, вплоть до последнего времени, когда либерализм, похоже, одержал планетарную победу.

Разумеется, оставить без внимания фашизм было бы не правильно. Он в различных вариациях (итальянский фашизм, национал-социализм в Германии, венгерские «скрещенные стрелы», румынская «железная гвардия», хорватские усташи, испанские фалангисты и национал-синдикалисты и проч.) вел борьбу с либерализмом и коммунизмом за право организации и маршрутизации исторического процесса. Изначально фашизм (от ит. fasсia – пучок, связка прутьев) – объединение граждан в союз, т.е. республиканские, синдикалистские и социалистические объединения, противопоставившие себя традиционным для Европы буржуазным или коммунистическим партиям. Если быть более точным, то фашизм позиционировал себя в качестве единого национального организма, в противовес либерально-демократическому партийному принципу и марксистской классовой борьбе. Форма его существования – естественная демократия, корпоративное государство, или государство, растущее снизу вверх на основе производственно-профессиональной общности людей. Характерными чертами фашизма являются:

- идеология, включающая в себя националистические и расовые моменты, которые отрицают коммунизм и либерализм, и в таком виде выступает в роли проекта антимодерна;

- иерархическая организация, увенчанная фигурой вождя – «фюрера»;

- специфический стиль в политике, подразумевающий практику расового, национального и идеологического насилия[409];

- национал-центрированная экономика;

- национал-центрированная антропология [410].

Переходя от заявленных аналитических позиций к общему знаменателю, хочу обратиться к категории «социально-исторические ценности модерна». Последняя даёт ту сеть значений (смыслов), на которую были сориентированы общества, так или иначе поддержавшие проект модерна, как проект приведения жизненных реалий к зрелому виду. Сферный взгляд на этот процесс говорит нам следующее: в сфере экономики наблюдается привлечение новых технологий, основанных на использовании капитала и научного знания; широкое освоение природных ресурсов без оглядки на их амортизацию; формирование рынков товаров, капиталов и труда. В сфере политики можно регистрировать формирование централизованных национальных государств, в рамках которых организуются движения и группы, методично отстаивающие свои интересы. В социальной сфере имеет место ослабление традиционных (аскриптивных) вариантов формирования социальности, взамен которым приходит целерациональность с её профессиональными и рыночными критериями, а также осуществляется основанная на труде и капитале социальная стратификация. В культурной сфере происходит явный технологический сдвиг, который обеспечен ростом просвещения и образованности, созданием относительно паритетных конфигураций между практикой, моралью и искусством.

Содержательная сторона дела, тем не менее, оборачивается определенными ценностными установками и целевыми программами, среди которых нужно назвать:

- просвещение [411];

- свободу (экономическую, гражданскую и политическую)[412];

- равенство (равные права людей на счастье, свободу и будущее);

- братство (постулированное некоторыми просветителями, но оставшееся декларацией о намерениях!);

- прогрессивное развитие [413];

- социальную мобильность [414].

Тем не менее, названные ценностные доминанты не перекрыли, да и не могли перекрыть негативной стороны развернувшегося процесса. К примеру, состоявшийся «фаустовский сговор с опасными технологиями» (Э.Ласло), дал массу тех глобальных проблем, которые входят во все три классификационные группы. Или, скажем, западный индивидуализм[415], который составлял основу экономического и политического поведения в эпоху модерна, вообще обернулся чудовищной аберрацией – «человеком-массой» (Х.Ортега-и-Гассет)[416]. Или, скажем, казавшаяся незыблемой вера в прогресс резко пошатнулась из-за мировых войн, экономических спадов и социальных потрясений, что позволило такому сциентисту как Б.Рассел заявить: «в сравнении с эпохой средневековья наше общество значительно менее устойчиво»[417]. Или, наконец, зафиксированный М.Хайдеггером «европейский нигилизм» как феномен, который путем радикального отрицания ценностей прежней эпохи прокладывает дорогу «для нового порядка», и одновременно, питаясь «волей у власти», открывает невиданные ранее возможности бытия[418]. Но они, как оказываются, становятся непосильной ношей не только для западной части человечества, но и всего целого.

Но этих содержательных линий всё же недостаточно для того, чтобы уловить пафос модерна, его, если можно так выразиться, историческую интригу. Своеобразной подсказкой в её понимании будет тезис о том, что сам модерн исходит из мифа, пропитан мифом и функционирует как мифологическая конструкция[419]. Но этот миф имеет своего носителя, т.е. проводника и реализатора мифолого-социального задания. Здесь хотелось бы обратить внимание на буржуа, как фигуру, соответствующую либеральному проекту модерна, на пролетария как фигуру коммунистического проекта модерна, как представителя рабочего класса и рабочего, как выразителя фашистской идеологии.

Портрет первого прорисован через постулаты его активного жизнеотношения, в число которых попали следующие:

1) «время-деньги»;

2) богатство – суть праведность;

3) усердие и трудолюбие;

4) профессиональный долг;

5) расчет, планирование;

6) сбережение денег и бережливость;

7) чистота и опрятность[420].

Портрет второго, т.е. пролетария, выглядит как совокупность социокультурных черт: он – бывший крестьянин, т.е. представитель традиционного общества с собственным местом на низших этажах социальной иерархии[421]; он носитель, как правило, технического логоса, т.е. необходимого условия осуществления модернизации[422]; он – отчужденное существо, из-за своего социально-экономического положения; он максимально политизированный объект, который при определенных условиях может составлять авангард исторического процесса, освободить труд и тем самым обеспечить социальную гармонию; он носитель мессианского сознания[423]; он в своих социальных ориентациях коллективист (в труде, в быту); его жизненные ценности, тем не менее, являются калькой экзистенциальных ценностей буржуа[424].

Наконец, портрет третьего мифологического персонажа, т.е. рабочего, необходимо обрисовать с опорой на работу Э.Юнгера. В ней немецкий философ и литератор заявляет, что рабочий – это представитель четвертого сословия, которое должно водвориться после неудавшегося «великого спектакля демократии» и его актера – буржуа. Его сознание и его социальные качества, в т.ч. экономические, кардинально отличны от буржуазных (бюргерских), в том числе потому, что рабочий, во-первых, «неизвестный солдат, гибнущий на бранных полях работы», а с другой, «господин и распорядитель мира»[425]. Он носитель подлинной свободы, власти и теургического труда. Всё это обеспечивает машинная техника как сфера особого космогонического ритуала. В этом смысле, сверхчеловеческая функция рабочего распространяется на весь мир с целью организации нового порядка бытия.

Нетрудно увидеть, что все три варианта в своих характеристиках – в той или иной степени – коррелируются с образом Фауста, который, напомню, архетипичен западной культуре модерна и её социальности. Этот архетип воспроизводит неуемное стремление к властному обладанию миром, в т.ч., прибегая к нравственному компромиссу или сделке с силами зла и разрушения. Если прибегнуть к гетевской конкретизации этого образа, то все трое, наверное, могли бы подписаться под этими строками:

Твоя земля таит без пользы тьму

Сокровищ, не известных никому.

Мысль самого высокого полета

Не может охватить богатств без счета.

Восторженный мечтатель и фантаст

Понятья иногда о них не даст,

Но дальновидный риска не боится

И в безграничность верит без границы[426].

Всё сказанное дает лишний повод к конкретизации того типа общества, которое было порождено в ходе реализации проекта модерна, и которое составляет фундамент современных обществ.