Уровни проявленности глобальных проблем

Общепланетный (глобальный)

Межрегиональный и региональный

Локальный

Схема 1.

 

Тем не менее, необходимо понимать то обстоятельство, в соответствии с которым именно глобальный уровень взаимодействий (мировая экономика и финансы, глобальные политические и правовые институты, всемирная паутина и средства связи, массовая культура и спорт) является доминирующим и за счет этого, опосредующим все остальные уровни социоприродного целого.

Кроме того, можно говорить о том, что между глобальными проблемами существует т.н. «горизонтальный» уровень взаимосвязи. Заметим, что уже у академика В.И.Вернадского есть прямое указание на структурно-смысловую сопряженность проблем войны и мира, масштабов и качества связи (экономического обмена) между странами, новой энергетики, социального равенства и благосостояния людей, образования и науки, характерных для нашей эпохи, которую он считал предноосферной. С развитием знания о глобальных проблемах, отложившегося в докладах Римского клуба, была убедительно доказана фактическая согласованность каждой из них – друг с другом. В современной глобалистике этот аспект рассмотрения конкретизируется в свете представлений о типах цивилизационного развития, и в частности, инновационно-техногенного развития, характерного для технологической цивилизации Запада[41]. Несколько забегая вперед, укажем: такой тип развития вообще группирует все подсистемы общества вокруг эгоистически и властно настроенного индивида, стремящегося – за счет поиска и применения новых технологий – управлять природным и социальным окружением в своих текучих и умножающихся интересах, плюс, амбициозных и не соотнесенных с реальными возможностями Земли, целях. Парадоксально, но в определенный момент сами технологические силы становятся ключевым (управляющим) фактором социоприродной эволюции и начинают репрессировать их создателя. Адекватный выход из этого тупика пока не найден.

В таком случае, «горизонтальные» связи между отдельными проблемами нужно воспринимать исходя из общего устройства общества, его мировоззренческих универсалий (образов космоса, природы, пространства, времени, человека, свободы, счастья, справедливости и т.д.), а также состояния его политической, экономической и культурной подсистем. Поясним эту мысль доводами американского социолога Д.Белла: «Каждое общество стремится установить набор смысловых значений, посредством которых люди могут определять своё отношение к миру. Эти значения ограничивают цели деятельности, подобно мифу и ритуалу дают объяснение характеру доступного опыта или рассматривают изменения в природе сквозь призму наших способностей действовать магически или технически. Они (чаще всего) воплощаются в религии, культуре и труде»[42]. Изменения в трех названных областях меняют правила жизни обществ, подвигая их к эволюционному или революционному руслу развития.

Сам Д.Белл исходил из того, что в ходе исторической динамики сложились и драматическим образом сосуществуют (находясь в одном мировом пространстве и времени) доиндустриальные, индустриальные и постиндустриальные общества. Отсюда следует, что общества, построенные на различных мировоззренческих базисах и имеющих различную «социальную арматуру» (Е.С.Ляпин) могут соприкасаться как в плане отрицания культурных завоеваний друг друга, так и в плане тесных контактов (на почве заимствований и взаимообогащения).

В общемировом контексте эти «горизонтальные связи» выглядят более понятными с учетом поправок, связанных с каждым конкретным обществом (его политической системой – авторитарной или демократической, моделью экономики – плановой или рыночной, превалирующими культурными ценностями – материальными и/или духовными), а также его экологической нишей, демографическими показателями. Так, можно с уверенностью говорить о корреляции (лат. correlatio – соответствие, взаимосвязь, взаимозависимость предметов, явлений или понятий) между душевым потреблением продуктов питания (ккал в день) и уровнем политической стабильности в стране. Социологические исследования показали, что в тех условиях, когда потребление не превышает 1850 ккал в день, возможны различные социальные потрясения (революции, гражданские войны, протестные акции и т.п.). На этом основании объясняются гражданские войны в Мозамбике (1982), Эфиопии (1991), Сомали (1991 – 1992), Демократической Республике Конго (2000)[43]. Подобная корреляция отмечена исследователями между ликвидацией неграмотности и снижением рождаемости, при развитии демократических институтов в исламском мире (Саудовская Аравия, Пакистан, Иран)[44].

Кроме того, «горизонтальные связи» могут быть адекватно восприняты, если взять в расчет контакты интересующего нас общества с другими обществами (степень развитости транспортной инфраструктуры, энергетических коридоров, средств связи, торговли, законодательства, туризма, культурных контактов и т.д.), как правило, находящихся на разных этапах социоисторической эволюции.

Но прежде чем перейти к социальной анатомии современных обществ, а затем, к прояснению общей их конфигурации в рамках глобальной ойкумены, необходимо зафиксировать рабочее определение понятия глобальных проблем.

Итак, под глобальными проблемами следует понимать совокупность конфликтогенных проблем развития обществ современного типа, которые затрагивают формы, способы, цели и ценности жизни всей миросистемы (человечества как целого и его природного окружения), каждого конкретного человека, а также возможность жизневоспроизводства как такового, и требуют неотложных коллективных мер по их регулированию и преодолению.

Поскольку в данном определении намеренно акцентируется конфликтогенная сторона рассматриваемых проблем, то будет уместно задаться вопросом об их общем источнике. Для этого нам понадобиться обратиться к всемирной истории и подвергнуть анализу сам ход развития человечества, внутри которого возникли, вызрели, оформились и резонансно проявились интересующие нас проблемы. Смыл обращения к истории – через ретроспекцию и герменевтику её основных этапов – состоит в установлении той социокультурной диспозиции, которая явилась порождающей и обновляющей глобальную динамику и её проблемных сателлитов. Иначе говоря, история человечества должна нам дать подсказку о месте, времени, но главное, о субъекте, своими действиями генерировавшем глобальные проблемы.

 

2. Социокультурная эволюция человечества: от локальных цивилизаций к общепланетарному сообществу (глобальному Граду).

Для понимания генезиса и общего базиса развертывания глобальных проблем, а также их вероятностной динамики, следует прибегнуть к услугам одной из важнейших философских дисциплин – философии истории. В отличие от историографии или эмпирической истории она обладает значительным эвристическим потенциалом, содержащихся в её абстрактных принципах, схемах и категориях. Одна из задач, стоящих перед этой формой теоретического знания – «представить структурированный образ истории, осуществить хронологическое и процессуальное членение исторической жизни»[45]. Само это представление нуждается в общей форме, «фигуре» или адекватной модели социокультурной эволюции человечества.

На сегодняшний день в глобалистике, социальной философии, макросоциологии и в тех науках, которые имеют дело с предметом всемирной истории, сложились два основных подхода в понимании логики её, истории, развертывания (структурирования) и направленности. Также можно говорить о наличии двух устоявшихся моделях исторического процесса, по-разному аксиоматизирующих, вскрывающих и описывающих исторические структуры и движущие силы, наконец, устанавливающих смысл и направленность происходящих свершений. Во-первых, нужно назвать унитарно-стадиальную версию понимания истории, во-вторых, плюрально-циклическую версию её истолкования. Первая имеет линеарно-стадиальную и глобально-стадиальную модели, в которых либо постулируется единство и поступательность, либо они эмпирически фиксируются и рационально доказываются. Вторая отстаивает локально-релятивистский взгляд на исторические дела, опровергая наличие общих (т.е. всемирно-исторических) для всех субъектов процесса стадий, этапов, ступеней развития. Нужно заметить, что также существуют попытки согласования двух фокусов, объединения двух перспектив в описании хода общеисторической драмы. Так, американский историк У.Мак-Нил, настаивая на периодической смене «лидирующих» в мировой истории цивилизаций: средиземноморских эллинистических (500 г. до н.э. – 200 г. н.э.), Индии (200 – 600 гг.), реинтегрированного исламом Среднего Востока (600 – 1000 гг.), Китая (1000 – 1500 гг.), Запада (1500 – 2000 гг.), пытался доказать правомерность синтетической точки зрения[46].

Однако для уяснения реальных предпосылок и причин возникновения глобальных проблем следует остановиться на первых двух классических моделях всемирной истории.

Итак, унитарно-стадиальная модель истории исходит из представления о том, что история имеет исключительно позитивный вектор развития (от архаики – наивысшим и оптимальным сферам социального устроения), чему соответствует весьма определенная ступенчатая форма восхождения. Такая версия характерна для большинства философско-исторических концепций эпохи Модерна – философии просвещения (М.Ж.А.Н.Кондорсе, А.Р.Ж.Тюрго), немецкой классической философии (И.Г.Фихте, Г.В.Ф.Гегель) позитивизма (О.Конт), марксизма (К.Маркс и Ф.Энгельс). Но она же представлена в работах классиков макросоциологии ХХ века – У.Ростоу, Д.Белла, О.Тоффлера и др.

В методическом плане здесь целесообразно обратиться к концепции К.Маркса, поскольку его взгляды оказали и продолжают оказывать решающее влияние на формирование представлений о всемирной истории как унитарно-стадиальном процессе. Причем в таком процессе, который порождает новые формы социальности, и наряду с этим, имплицирует глобальные проблемы[47].

Уяснение позиции К.Маркса нужно начать с ранних констатаций им структуры исторического процесса, которые могут рассматриваться в качестве эскизов, предваряющих зрелую модель истории. В работе «К критике гегелевской философии права», на основании дихотомии: гражданское общество – государство, он разграничил древность, средние века, Новое время и демократию будущего. В «Экономическо-философских рукописях 1844 года», опираясь на идею отчужденного труда, он зафиксировал доклассовое, классовое и бесклассовое (коммунистическое) общество. В «Немецкой идеологии» К.Маркс и Ф.Энгельс, введя критерий форм собственности, выделили и описали племенную, античную (общинную и государственную), феодальную и буржуазную её разновидности. Кроме того, у Маркса имеется мысль, в соответствии с которой история может быть структурирована по признаку выделения форм социальности с акцентом на морфологию, порождаемую социально-производственными факторами. Так он выделяет первичную формацию, к которой принадлежат все аграрные общества; вторичную формацию, соотносящуюся с обществами индустриального типа; и т.н. третичную формацию, внутри которой должен быть реализован коммунистический проект социального обустройства.

Но главной версией понимания истории суждено было стать той, которая максимально учитывала конкретно-исторические типы устройства общества, т.е. брала в расчет любое реальное общество с присущими ему объективными положительными и отрицательными системными характеристиками. Так, при помощи критерия способа производства (куда включены производственные отношения и исторические типы собственности на средства производства) он предложил следующее: «В общих чертах азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи общественно-экономической формации»[48]. Проще говоря, исторический процесс имеет пятичастную ступенчатую структуру[49], предполагающую завершающий, – шестой элемент, в виде коммунистической общественно-экономической формации. В таком виде история имеет свои истоки, внутреннюю (социально-экономическую, классовую) интригу и вполне счастливый финал. По сути дела речь идет о монолинейном и последовательно европоцентрическом [50] понимании хода всемирной истории, главные фазы которой призваны пройти практически все участники этого марафона.

Данный вариант унитарно-стадиального подхода, тем не менее, подразумевает место и время рождения глобального мира, как он подразумевает учет реальных общечеловеческих, острых всепланетарных проблем. На основании текстов Маркса и Энгельса можно заключить, что генезис единого глобального пространства приходится на время упадка феодального способа производства и рождения капиталистического производства (XVI – XVII вв.), а его становление и оформление связывалось с фазой зрелого монополистического капитализма (XVIII – XIX вв.) в Европе. Действительно, цепочка внешних событий: великие географические открытия – создание колониальной системы – подъем промышленности за счет научной революции – развитие международной конкуренции – возникновение экономических монополий – образование структуры мирового рынка, отображает логику перехода западной цивилизации на более высокую ступень исторического развития[51]. Именно функционирование мирового рынка, согласно Марксу, порождает глобальный мир, в котором относительно свободно циркулируют материальные и духовные ценности, наблюдается политическая централизация и урбанизация, растет эксплуатация природы, слабых народов и в особенности, пролетариата. В связи с этим К.Маркс справедливо акцентирует внимание на капиталистической форме собственности как категории, помимо её политэкономического смысла, призванной проиллюстрировать разрыв и отчуждение человека и природы, человека и его трудовой деятельности, но главное, человека и человека.

Но перечисленных элементов явно недостаточно для того, чтобы воспроизвести глубинную связь между новым типом (буржуазно-капиталистического) общества и теми проблемами, которые оно методично порождает и проецирует на весь мир.

Дело в том, что экономическая составляющая, несколько усиленная политической (классовая теория и происхождение буржуазных революций) не охватывает внутренней сути перехода и образования сверхпроблемной мироцелостности. Правда у самого К.Маркса содержится интуиция о производительных силах, о технике и технологиях как детерминирующем социальное развитие факторе. В «Нищете философии» читаем: «Общественные отношения тесно связаны с производительными силами. Приобретая новые производительные силы, люди меняют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, – они изменяют свои общественные отношения. Ручная мельница даёт нам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом»[52]. Последнее замечание наиболее абстрактно, поскольку не даёт возможности установить реальный характер (способ и масштаб воздействия) базиса западного буржуазного общества на свою собственную надстройку (право, политику, мораль, искусство), а также на природу и своё социальное окружение.

Как показал Х.Уайт, концепция истории К.Маркса – двухуровневая: на уровне базиса «нет ничего, кроме последовательной смены различных средств производства и способов их взаимоотношений, которая управляется строгими причинными законами, подобными тем, что встречаются в природе»; на уровне надстройки «настоящий progress существует, эволюция способов отношений человека к человеку»[53]. Согласование двух линий прогресса происходит на иррациональном уровне: взаимоотношения между механистическим и органическим уровнем, в конце концов, трансформируются в новое, сверхорганическое качество с оптимальными социоприродными условиями. Но какова логика данного перехода (от механического – к органическому и сверхорганическому), – остается загадкой. Здесь кроется главное противоречие марксова подхода. Несмотря на это, нужно признать удачными наблюдения классиков марксизма над динамикой концентрации мирового капитала, социально-политическими и правовыми изменениями, в частности, умалением роли национальных государств при функционировании мирового рынка, а также состоянием буржуазной семьи, безработицей и нищетой в ведущих государствах ХIХ ст. – Англии, Франции, США и Германии.

Экономический детерминизм (от лат. determination – определять), который присущ концепции Маркса, давал развернутое понимание рождающегося глобального мира и заключенной в нём политико-экономической интриги. Во-первых, оно касалось экспорта капитала из промышленно-и-торгово развитых стран на периферию; во-вторых, гипертрофии системы колониальных отношений исключительно в пользу метрополий; в-третьих, жесткой эксплуатации монополистами (промышленными группами) ресурсов любых национальных государств, а также пролетариев своих собственных стран. Тем не менее, данные доводы подверг сомнению австрийский экономист Й.А.Шумпетер: «Отношение капиталистических групп к политике своих стран более приспособленческое, чем причинное... Кроме того, удивляет, какой мерой эти группы зависят от расчетов на короткое время, одинаково далеких от любых долгосрочных планов»[54].

Вместе с тем, в основные понятия марксовой политэкономии и социологии – «объект труда» и «предмет труда» в полной мере не включена экологическая компонента, на которую обращал внимание Маркса украинский ученый-естественник, социолог и экономист С.А.Подолинский. Более того, переход к новой общественно-экономической формации – коммунистической, должен быть обеспечен не только социальной революцией, но и технологическим рывком, определяющим будущую социоструктуру. На этот счет существует весьма любопытное мнение, согласно которому в суммарные капиталистические издержки производства у Маркса (С – стоимость сырья и оборудования; V – цена рабочей силы) не заложены издержки на природу[55]. Но их амортизация также не закладывалась (!) в формулу наиболее гармоничного – социалистического (коммунистического) производства, которое, как и капиталистическое, но уже в ХХ веке, причинило невиданный ущерб Земле. Можно сказать, что этот недостаток экономической теории К.Маркса является иллюстрацией концептуальной неполноты описываемого хода истории, скрытых в её структурах фундаментальных противоречий и проблем.

Заметим, что в современной науке также проявлен интерес к унитарно-стадиальному моделированию истории. Так, известный ученый-востоковед И.М.Дьяконов в работе «Пути истории» обрисовал структуру исторического процесса, складывающуюся из восьми последовательных фаз: первобытной, первобытнообщинной, ранней древности, имперской древности, средневековья, стабильно-абсолютистского постсредневековья, капитализма и посткапитализма[56]. Разумеется, такая точка зрения имеет право на существование, но линейное (аристотелевское) мышление, которое порождает подобные схемы никак не соответствует структурно-динамиченой сложности мира, в котором мы живем. Тем более, его нельзя применить к истории, которая не знает прямых линий, т.е. фигур классической (эвклидовой) геометрии[57]. Скорее её картина будет складываться из множества фокусов, перспектив понимания и оценки, а её палитра будет всегда расцвечена играющим спектром солнечного протуберанца.

Именно такое положение дел зафиксировано плюрально-циклической моделью истории, поскольку она, при описании исторического процесса опирается на принципы стадиальности, полилинейности и цивилизационной дискретности (уникальности каждого крупного общества)[58]. Но прежде чем назвать основные преимущества этой модели в понимании исторической динамики, ещё раз обратимся к унитарно-стадиальному видению истории, а именно, к глобально-стадиальной его разновидности.

В первой теме мы упоминали мир-системную парадигму в качестве одного из инструментов анализа глобального мира. Лидер этого направления – современный американский социолог И.Валлерстайн как раз начал свою деятельность как критик линейно-стадиальной концепции У.Ростоу. Последний изображал[59] историю в виде следующих стадий: 1) традиционного общества; 2) общества, находящегося на стадии создания предпосылок для подъема (сдвига); 3) общества, находящегося на стадии подъема (сдвига) в экономическом росте[60]; 4) быстро созревающего и зрелого общества; 5) общества, вступившего в «век» высокого массового потребления; 6) общества, функционирующего «по ту сторону потребления». Экономический рост 3-ей и 4-ой стадий объяснялся развитием международного рынка в рамках Европы, свободной конкуренцией, исчерпанием стандартных энергетических ресурсов. Но главное, социальная динамика объясняется причинным воздействием новых техники и технологий в сферах производства (1780 г.), а затем и потребления.

У И.Валлерстайна хронологические, структурные и смысловые акценты расставлены иначе: а) после кризиса феодализма и климатических изменений в Европе, последовала естественная географическая экспансия с последующим расширением зон трудового приложения сил (1450 – 1640); б) на смену «миру-империи» Габсбургов приходит «европейский мир-экономика», консолидировавшийся вокруг экономического спада на юге Европы с явным выделением нового центра активности – Великобритании, «мастерской мира» (1650 – 1730); в) окончательное расширение этого «мира-экономики» до пределов земли и относительная структурно-функциональная стабилизация всей мир-системы (1760 – 1917); г) развертывание и консолидация «мироэкономики промышленного капитализма» и его оппонирование со стороны социалистической полупериферии – СССР и страны соцлагеря, Китай[61] (1917 -?). Помимо этого И.Валлерстайн настаивает на том, что миросистему периодически сотрясают кризисы (1618 – 1648, 1792 – 1815, 1914 – 1945), связанные с борьбой за гегемонию в ней.

Современная же миросистема, жизнь которой, похоже, подходит к своему финалу[62], характеризуется такими чертами: непрерывным накоплением капитала; осевым разделением труда (по линии: «центр» – «периферия»); сочетанием наёмных и ненаемных форм труда; пространственно-государственной очерченностью границ миросистемы, возникшей в XVI веке и охватившей посредством серии «включений» весь мир; наличием государств-гегемонов и аутсайдеров; присутствием в идеологическом ландшафте мир-системы расизма и его модификаций; последовательной флуктуацией антисистемных движений[63]. Тем не менее, её скорая гибель, предопределённая самой природой капитализма, выдвинет на арену истории какую-то новую миросистему с иной идеологией жизни и конфигурацией сил. И здесь альтернативность логично связать с не-западными цивилизационными системами, в социокультурных кодах[64] которых содержаться принципиально иные маршруты движения и формы истории.

Проще говоря, для понимания архитектоники мировой истории, в т.ч. её нынешнего этапа важно понять принцип несовпадения экономических и политических союзов, организаций и блоков с культурно-цивилизационной организацией человечества.

Итак, реальную многоукладность и вариативность исторического процесса фиксирует цивилизационный подход в продуцируемых его представителями плюрально-циклических моделях истории. Остановимся на них подробнее, поскольку основной тезис, который отстаивают представители этого подхода, заключается в утверждении: мир истории, как и её общее пространство, порождается из отдельных локальных зон активностью цивилизаций как субъектов истории. В этом случае история не получает линейно-стадиальной или ступенчатой формы, напротив, она разворачивается как драма с неопределенной интригой за счет n-го количества переменных, содержащихся в глубинах каждого цивилизационного кода. Тем самым история видится полицентрической, полилинейной, разнообразной как в плане морфологии, так и телеологии. У Н.Я.Данилевского данное положение возведено в мировоззренческий принцип: «прогресс... состоит не в том, чтобы идти всё в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить всё поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях»[65].

Таким образом, у основоположника данного подхода, русского ученого Н.Я.Данилевского выделены и описаны (в качестве самостоятельных деятелей исторического процесса) следующие культурно-исторические типы: 1) египетский; 2) китайский; 3) ассирийско-вавилоно-финикийский (халдейский или древне-семитический); 4) индийский; 5) иранский; 6) еврейский; 7) греческий; 8) римский; 9) ново-семитический или аравийский; 10) германо-романский или европейский; и потенциально возможный: 11) славянский. Немецкий философ О.Шпенглер зафиксировал и подверг тщательному анализу: 1) египетскую; 2) индийскую; 3) вавилонскую; 4) китайскую; 5) «аполлонновскую» (греко-римскую); 6) «магическую» (византийско-арабскую); 7) «фаустовскую» (западноевропейскую и американскую) 8) культуру майя; и потенциально 9) русско-сибирскую культуры. Британский историк А.Дж.Тойнби разработал взгляд, в соответствии с которым мировая история есть грандиозная панорама становления сверхсложных обществ, которыми и являются цивилизации: 1) египетская; 2) андская; 3) древнекитайская; 4) минойская; 5) шумерская; 6) майянская; 7) юкатанская; 8) мексиканская (центрально-американская); 9) хеттская; 10) сирийская; 11) вавилонская; 12) иранская; 13) арабская; 14) дальневосточная; 15) японская; 16) индская; 17) индусская; 18) эллинская; 19) православно-христианская (византийская); 20) православно-христианская (русская); 21) западная.

В указанных моделях мы видим общества, расположенные в разных временных и пространственных интервалах. Циклы жизни цивилизаций во многом сходны, поскольку они списаны с жизни организмов (растений или человека). Н.Я.Данилевский: длинная этнографическая фаза и короткая фаза цивилизации; О.Шпенглер: рождение, детство, юность, возмужалость, старость, смерть. У А.Дж.Тойнби, попытавшегося уйти от органицизма в сторону метафизики, в цикле цивилизационного развития формализованы такие фазы: генезис, развитие, надлом, распад или регенерация[66]. При этом срок жизни каждой цивилизации, прошедший полный цикл своего становления[67], регистрируется практически всеми цивилизационщиками на уровне величины в 1000 – 1200 лет.

Тем не менее, общая схема истории для всех предложенных вариантов может выглядеть как трехчастная, поскольку она включает: а) этап ранних цивилизаций (10 000 г. до Р.Х. – 500 г. до Р.Х.); б) этап традиционных цивилизаций (500 г. до Р.Х. – 1500 г по Р.Х.); в) этап современных цивилизаций (1500 г. – наше время). При этом непосредственный интерес для нас представляет этап жизни современных цивилизаций, поскольку именно в их бытии нужно искать ответ на вопрос о природе глобальных проблем. Представляется, что нешуточная борьба цивилизаций третьей генерации за право владеть «осью» истории, методично имплицирует искомую диспозицию. Именно в такой перспективе будет понятен феномен глобализации и фактура неотступно сопровождающих развитие человечества глобальных проблем.

Если обратиться к современным теоретикам, то наиболее популярной здесь является концепция американского политолога С.Хантингтона. Автор концепции столкновения цивилизаций достаточно убедительно показал[68], что современный мир представляет собой подвижную конфигурацию из восьми цивилизаций: японской, синской (конфуцианской), индуистской, исламской, православной (евразийской), западной, латиноамериканской и потенциально, африканской [69]. Одной из важнейших характеристик цивилизаций является их политическая структура. Её вид вариативен от цивилизации к цивилизации: японская цивилизация бесструктурна из-за совпадения территории государства и цивилизации; синтская цивилизация имеет стержневую страну – Китай с сателлитами – Гонконгом и Тайванем, и ряд «стран-участниц» – Таиланд, Вьетнам, Малайзия, Индонезия, Филиппины, Северная и Южная Кореи; индусская включает в себя Индию в качестве «твердого ядра» и несколько стран её культурной радиации – Шри-Ланку, Цейлон, Непал, Тибет, Бутан, Бирму; исламская цивилизация не имеет стержневой страны из-за своей лоскутковой формы (Ближний Восток – Центральная Азия – Юго-Восточная Азия), хотя на эту роль претендуют Иран, Пакистан и Саудовская Аравия; у православной цивилизации «твердым ядром» выступает Россия, «внутренним кольцом» – Беларусь, Молдова, Казахстан и Армения, двумя «промежуточными» странами с «сильным чувством национальной идентичности» – Грузия и Украина, наконец, «внешним кольцом» – Болгария, Греция, Сербия, Кипр, ряд мусульманских республик бывшего СССР и Румыния; западная имеет США плюс франко-германский «стержень» и дополнительный центр власти – Великобританию, а также страны, населенные выходцами из Европы – Австралию и Новую Зеландию; латиноамериканская и африканская цивилизации также не имеют четкой стержневой основы. Причем, каждая из названных цивилизаций, за исключением западной, отличаются относительно стабильными геополитическими нишами[70].

Такая полицивилизационная модель находит как эмпирическое подтверждение, и с некоторыми методологическими оговорками и корректурой согласуется с теоретическими построениями других современных теоретиков – Ф.Броделя, Б.С.Ерасова, В.Каволиса, Э.Калло, М.Мелко, Дж.Хорда, Ш.Эйзенштадта[71].

Говоря о цивилизации в интересующем нас контексте нужно ограничиться рабочим её определением: цивилизация – это макросоциальная (макроэтническая) общность, которая объективирует себя в проекте построения духовного и материального порядков существования, отличается собственными универсалиями организации и регуляции социокультурного процесса, полагает себя как субъекта истории гео- и хроноисторически, при этом стремится закрепить за собой определенную идентичность. Тем самым, каждая их существующих цивилизаций могут быть проанализированы на предмет их проектов обустройства мира, организации своего природного и социального окружения, формирования определённого антропологического типа под который и созданы соответствующие цивилизационные и политико-экономические институты.

Современная цивилология уже прояснила то обстоятельство, что всякая цивилизация имеет инвариантную структуру самопроизводства как универсальной социокультурной целостности. Эту структуру составляют: 1) цивилизационный лидер и священный текст; 2) фундаментальные цивилизационные институты – церковь, семья, школа, искусство, наука; 3) политические и экономические институты; 4) «цивилизационная масса» и превалирующий образ жизни людей [72]. К примеру, синская (конфуцианская) цивилизация в своей исторической практике опирается на твердое (более чем трех с половиной тысяч лет) духовное основание в виде принципов т.н. китайского пятикнижья («Ши-цзин», «Шу-цзин», «И-цзин», «Ли-цзин», «Чжунь-цю»); идейного наследия «шести школ» философии (конфуцианства, даосизма, легизма, моизма, натурфилософии и школы имен), синтезированного в современном неоконфуцианстве. Именно неоконфуцианство смогло дать ответы на нерешенные в ХХ веке консервативными националистами (Гоминьдан) и коммунистами (Мао Цзедун) вопросы. Более того, оно актуализировало грандиозную социальную реформу (после прихода к власти Дэн Сяопина в 1976 г.), благодаря которой Китай осуществил стремительную модернизацию, увлекши за собой остальных членов своей цивилизационной семьи и ставший достаточно сильным оппонентом современного Запада.

Не входя в детализацию духовного комплекса китайской цивилизации отметим, что космологические, экологические, политико-хозяйственные и антропологические аспекты жизни здесь поставлены в жесткую связь с этико-правовой регламентацией[73]. Своеобразным идеалом социального развития здесь выступает такое общество, где личность, за счет «техники сердца», достигает человеколюбия, семейные отношения отрегулированы добродетелями, хаос государства упорядочен ритуалом, преступность отсутствует, насилие, как правило, излишне, а общая атмосфера – это атмосфера спокойствия и умиротворения. Эта идея «общества сяокан», уходящая своими корнями в «Книгу песен», «Книгу ритуалов», «Книгу истории» и трактаты Конфуция, востребована (на уровне теории и практики) в интерьере новой исторической эпохи[74]. Обладая таким потенциалом Китай сейчас стремиться консолидировать экономические и политические силы не только в Азии, но и в Австралии, Африке[75]. Для этого в 2007 году съезд Коммунистической партии Китая принял новую стратегию «активного выхода во внешний мир», по сути провозгласив китайский глобальный проект. Естественно, что он натолкнется на иные цивилизационные проекты, и, прежде всего глобалистский проект западной цивилизации, который предусматривает тотальный контроль над мировыми процессами. Рассуждая в таком ключе, С.Хантингтон и вывел свой сценарий «столкновения цивилизаций», как наиболее правдоподобный для ХХI века.

В свете этого уточнения в сообществе современных цивилизаций выделяются западная, и, пожалуй, китайская цивилизации как те субъекты истории, которые претендуют на глобальную экспансию и лидерство в мировых делах.

Такой ракурс рассмотрения ещё раз заставляет нас обратиться к плюрально-циклической модели истории и посмотреть, даёт ли она ответ на вопрос о цивилизациях-лидерах и цивилизациях-аутсайдерах, коль скоро взаимодействие цивилизаций может приобретать конфликтную форму. В этом отношении, в современной школе российского циклизма (А.И.Агеев, В.И.Гуляев, Б.Н.Кузык, Б.В.Куроедов, О.И.Маликова, Ю.В.Яковец и др.) разработана концепция, в соответствии с которой мировой исторический процесс – это сложная диалектика мировых и локальных цивилизаций. К мировым цивилизациям, под которыми понимаются «этапы в истории человечества, характеризующиеся определенным уровнем потребностей, способностей, знаний, навыков и интересов человека, технологическим и экономическим способами производства, строем политических и общественных отношений, уровнем развития духовного воспроизводства», отнесены: неолитическая (VIII – IV тыс. до н.э.), раннеклассическая (конец IV – нач. I тыс. до н.э.), античная (нач. I тыс. до н.э. – сер. I тыс. н.э.), средневековая (VI – XV вв.), раннеиндустриальная (XVI – XVIII вв.), индустриальная (кон. XVIII – кон. XX вв.), постиндустриальная (нач. XXI – предположительно конец XXII вв.)[76]. В свою очередь к локальным цивилизациям четвертого поколения, под которыми понимаются «культурно-исторические, этнические, религиозные, экономико-географические особенности отдельной страны, группы стран, этносов, связанных общей судьбой, отражающих и преломляющих ритм общеисторического процесса, то оказываясь в эпицентре, то удаляясь от него», отнесены: материнская-западноевропейская и дочерняя-североамериканская, латиноамериканская и океаническая; дальневосточная (в составе китайской, японской и буддийской); индийская и мусульманская; евразийская, восточноевропейская и африканская [77]. Используя эту стереоскопическую модель истории, необходимо выяснить: какая из локальных цивилизаций, потенциально живущая в двух логиках – локальной и общемировой, – сохраняет тождество с собой как локальным миром, и одновременно реально способна формировать (представлять) основное русло истории?

Ответ на этот вопрос содержится в работах современных специалистов по всемирной истории – Дж.Бентли, В.Грина, Э.Геллнера, Р.Коллинза, У. Мак-Нила, Т.Холла и др., который можно свести к утверждению о завоевании западной цивилизацией лидирующих позиций в мировой истории в период XV – XX ст., и вместе с тем, самосохранении себя как уникального цивилизац