Форсированное строительство социализма

В СССР

 

Международное положение. В 1929-1933 гг. разразился крупнейший за всю историю капитализма экономический кризис. Объем промышленного производства в развитых капиталистических странах сократился в среднем на 38%, сельского хозяйства - на треть, мировой торговли – на две трети. Обнаружившаяся «узость» мирового рынка вызвала тенденцию к закреплению его отдельных «кусков» (сегментов) за мировыми державами: создаются межнациональные торгово-валютные блоки на базе их колониальных сфер влияния. Кризис ускорил структурную перестройку капиталистической экономики и привел к усилению вмешательства государств в экономику, в общественную жизнь. При этом существовала взаимозависимость между наличием (или отсутствием) у той или иной державы «своего» сегмента мирового рынка и «болезненностью» и формой ее перехода к регулируемому рыночному хозяйству. Перекачка ресурсов из колониальных стран в имперские центры позволяла постепенно реформировать экономику и не доводить до критической точки кипения в «социальном котле» (Англия, Франция). В более тяжелом положении оказались Германия и США.

В богатых и имевших демократические традиции США в 1933 г. президент Рузвельт Ф.Д. провозгласил политику «Нового курса» - социально ориентированный, «мягкий» вариант перехода к перехода к регулируемому рыночному хозяйству. Он включал в себя принудительное картелирование промышленности, контроль государства за финансовыми операциями, льготное кредитование мелких фермеров, регулирование минимума зарплаты и продолжительности рабочего дня, организацию общественных работ для безработных в условиях сохранения и развития политической демократии.

В Германии после прихода в 1933 г. к власти национал-социалистов во главе с А. Гитлером процессы этатизации экономики развертывались параллельно с формированием тоталитарного фашистского режима («жесткий вариант»). Необходимость структурной перестройки экономики при отсутствии колониальных «резервов», несоответствие экономического потенциала и внешних сфер влияния, возобладание националистического духа толкали лидеров Германии на всемерную мобилизацию внутренних накоплений для ускоренной милитаризации страны и последующей борьбы за передел мира. Это вело к ужесточению политического режима.

Лидеры Коминтерна проводили прямую аналогию между мировым кризисом и ситуацией, сложившейся в Европе к концу I Мировой войны. Им казалось, что грядет новый тур пролетарских революций. Поэтому главным врагом пролетариев в данный момент они считали реформистов, затуманивших их сознание. Тем самым был углублен раскол рабочего движения на коммунистическое и социал-демократическое. Когда же на VII конгрессе Коминтерна (1935 г.) был взят курс на создание широких народных фронтов, было уже поздно: возникло два очага агрессии: фашистская Германия на Западе, милитаристская Япония на Востоке.

Европейская внешняя политика СССР прошла в 1930-е гг. три этапа: до прихода к власти в Германии нацистов наблюдалась преимущественно прогерманская ориентация; с 1933 по 1939 гг. преобладала «продемократическая» линия: ориентация на союз с Англией и Францией, попытки создания системы коллективной безопасности; с 1939 по 1941 гг. вновь возобладала прогерманская линия, которая привлекала Сталина возможностью существенно расширить территорию СССР за счет раздела Европы на «сферы влияния».

Мировые процессы оказывали воздействие на внутреннее развитие СССР. Необходимость преодоления технико-экономической отсталости при отсутствии внешних источников накопления, сегментации мирового рынка (затруднявших использование преимуществ международного разделения труда), потенциальной угрозе новой мировой войны, а также «доктринальное нетерпение» подталкивали советских лидеров к всемерной мобилизации внутренних ресурсов для ускоренной индустриализации, создания развитого военно-промышленного комплекса. Это, в свою очередь, способствовало резкому увеличению «перекачки средств» из сельского хозяйства в промышленность, проведению политики «затягивания поясов» в социальной сфере и «закручивания гаек» в политике.

Зимой 1927/28 гг. разразился острый кризис хлебозаготовок. Под угрозой голода оказались города и армия, провалился экспортно-импортный план. Руководство страны прибегло к насильственным «чрезвычайным» методам изъятия зерна. Хлебный дефицит был ликвидирован, но крестьяне стали сокращать невыгодное теперь им производство. Зимой 1928/1929 гг. вновь разразился хлебозаготовительный кризис, и вновь последовали «чрезвычайные» меры. Анализ причин кризиса, путей выхода из него привел к формированию в партии двух основных точек зрения.

Сталин считал кризис структурным: недостаточный темп развития индустрии порождает товарный голод, что не дает возможности получить у крестьян хлеб экономическим путем - через обмен на промтовары; мелкокрестьянское хозяйство не способно обеспечить потребности растущей промышленности. Подчеркивался классовый аспект: эксплуататор - кулак саботирует хлебозаготовки. Сталин предлагал концентрировать все силы на магистральном направлении - в тяжелой индустрии (за счет напряжения всей хозяйственной системы и перераспределения средств из других отраслей), а затем, на индустриальной основе перевооружить все народное хозяйство. В деревне предлагалось ускоренно создать крупнотоварные коллективные хозяйства, обеспечивавшие надежный канал «перекачки» средств и отвечавшие социалистическому идеалу.

В представлении Бухарина кризис был вызван в основном субъективными причинами: не был создан резервный фонд промтоваров, рост денежных доходов деревни не был сбалансирован налогами, что обострило товарный голод, уменьшило предложение хлеба крестьянами не рынке; было установлено невыгодное (для хлеба) соотношение закупочных цен. На первый план Бухарин выдвинул нормализацию рынка: повышение закупочных цен на хлеб, покупку хлеба за границей, повышение налогов на деревенские «верхи». Он выступал за сбалансированное развитие тяжелой и легкой промышленности, индустриального и аграрного сектора («американский вариант»); предусматривал развертывание крупных коллективных хозяйств в зерновых районах, индустриализацию сельского хозяйства в других областях (создание небольших предприятий по переработке сельхозпродукции в деревне), но основой аграрного сектора, по его мнению, еще долго должны были оставаться индивидуальные крестьянские хозяйства.

Исход дискуссии решили контроль Сталиным партаппарата, а также радикальность, доступность и «коммунистическая привлекательность» его курса для партии, отчасти рабочего класса и бедного крестьянства, недовольных НЭПом и его «гримасами». Но и с научной точки зрения «модель Бухарина» была труднореализуемой в тех условиях. В России отсутствовал один из важнейших элементов «американской модели», позволившей индустриализировать США без значительной перекачки ресурсов из сельского хозяйства: массированный приток иностранного капитала (в 1896 г. в 5 из 9 главных железных дорог США большая часть акций принадлежала иностранцам). Не предлагал Бухарин стимулировать и частнокапиталистическое накопление. Наоборот, именно он в конце 1927 г. призвал к «форсированному наступлению» на кулака и нэпмана. Где же, в таком случае, можно было взять средства для сбалансированного развития и тяжелой, и легкой промышленности. Что же касается цен на хлеб, то возможности маневра были ограничены; в середине 1920-х гг. соотношение закупочных цен было в пользу хлеба, что привело к падению производства технических культур, когда на них подняли цены - упало производство хлеба.

Любой вариант перехода к индустриальной системе осуществляется болезненно и сопровождается возрастанием доли накопления, (т.е. того, что идет на расширение производства и в запасы) примерно, с 5-10 до 20-30% национального дохода, (за счет уменьшения доли потребления). В СССР проблему обостряло отсутствие притока капитала извне (из колоний, за счет займов, инвестиций). К тому же в советской модели индустриализации акцент делался не на постепенном замещении импорта все более сложных изделий (это требовало устойчивой интеграции в мировое «капиталистическое хозяйство»), а на развитии самых передовых в ту эпоху, чрезвычайно капиталоемких отраслей: энергетики, металлургии, химической промышленности, машиностроении. Причем, была принята установка на максимальные темпы индустриализации: из двух вариантов пятилетнего плана (на 1928/29-1932/33 гг.), разработанных Госпланом СССР, оптимального и отправного. XVI партконференция одобрила оптимальный вариант, задания по которому были на 20% выше. Начиная с ноября 1929 г. и вплоть до середины 1932 г, они неоднократно повышались. Стремительно росшее городское население, необходимость огромного импорта оборудования (удельный вес СССР в мировом импорте машин в 1931 г. составлял 30, в 1932 г. - почти 50%) требовали увеличения товарной сельскохозяйственной продукции. В деревне же во второй половине 1920-х гг. наблюдалась стагнация сельхозпроизводства. Если ежегодный прирост городского населения составил в 1927 г. 4,8%, в 1928 г. - 5%, в 1929 г. - 5,2%, то соответствующие показатели по сельхозпроизводству: 2,5; 2,5; - 2,4%, по валовым сборам зерна: - 5,9; 1,2; -2,5%.

В этой ситуации берется курс на сплошную коллективизацию, которая, по представлению Сталина и его окружения, позволяла наладить бесперебойные поставки продовольствия и сырья в города по номинальным ценам (десятки тысяч колхозов и совхозов, товарность которых в 1920-е гг. была в 2-3 раза выше, чем у индивидуалов, было проще поставить под административный контроль, чем миллионы крестьянских хозяйств); обеспечивала, по сути, бесплатной рабочей силой. Насильственная коллективизация началась зимой 1929/1930 гг.; в течение нескольких лет было «обобществлено» подавляющее большинство крестьянских хозяйств. Число «раскулаченных» составило, по оценкам, от 3,5 до 15 млн. чел. В ходе варварской ломки векового уклада жизни большинства населения страны зимой 1932/1933 г. разразилась еще одна страшная трагедия - голод, охвативший сельские районы Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, Украины, Казахстана и унесший огромное число жизней (называют цифры от 3-5 до 8 и более млн. чел.).

Воздействие сплошной коллективизации на развитие аграрного сектора было катастрофическим: за 1929-1932 гг. поголовье крупного рогатого скота сократилось на 1/3, лошадей на 1/3, свиней в 2, овец в 2,5 раза. Но в сталинской стратегии форсированного развития требовался не только рост сельхозпроизводства, сколько подчинение аграрного сектора императивам ускоренной индустриализации: уменьшение числа занятых в сельском хозяйстве пропорционально спросу на рабочую силу в промышленности; поддержание при меньшем числе занятых производством продовольствия на уровне, не допускающем длительного голода; обеспечение промышленности незаменяемым техническим сырьем. Это было достигнуто. В 1935 г. в городах отменили введенную в конце 1928 г. карточную систему. В течение 1930-х гг. из сельского хозяйства высвободилось 15-20 млн. чел., что позволило увеличить численность рабочего класса с 9 до 24 млн. чел. Страна обрела хлопковую независимость. Накануне коллективизации (население 150-155 млн. чел.) ежегодно производилось 72-73 млн. т. зерна, более 5 млн. т. мяса, свыше 30 млн. т молока. В конце 1930-х - начале 1940-х гг. (население 170-200 млн. чел.) - 75-80 млн. т. зерна, 4,5 млн. т. мяса и 30 млн. т. молока. Но в конце нэпа эту продукцию производили 50-55 млн. крестьян-единоличников, в предвоенные же годы – 30-35 млн. колхозников, т.е. меньше на 1/3.

Главным результатом коллективизации стал осуществленный, хотя и с громадными издержками, индустриальный скачок. Темпы роста тяжелой промышленности в первые пятилетки (1928-1940 гг.) были в 2-3 раза выше, чем за 13 лет развития России перед первой мировой войной (1900-1913 гг.). По абсолютным объемам промышленного производства СССР в конце 1930-х гг. вышел на 2 место в мире после США (1913 г. – 5 место). Сократилось отставание от развитых стран по производству промышленной продукции на душу населения: если в 20-е гг. разрыв был в 5-10 раз, то в конце 1930-х гг. в 1,5-4 раза. По последним оценкам, среднегодовые темпы промышленного роста составили не 17% (по официальным данным), а 10%, но это также высокие показатели.

По ряду направлений было преодолено качественное отставание советской промышленности. В 1930-е гг. СССР стал одной из трех-четырех стран, способных производить любой вид промышленной продукции, доступной в то время человечеству. Созданный в 1930-е гг. мощный экономический потенциал лежал в основе победы в Великой Отечественной войне: если в Первую мировую войну России противостояли от 1/3 до 1/2 войск центральных держав, и она не смогла добиться решительного успеха, то во Вторую мировую войну против СССР было брошено 2/3-3/4 вооруженных сил фашистской Германии и ее сателлитов и они были разбиты.

Но скачок в развитии тяжелой индустрии был куплен ценой отставания в легкой промышленности, стагнации аграрного сектора, сверхцентрализации экономической жизни и окончательного слома механизма саморегуляции экономики, в конечном счете, – ценой формирования целостной административно-командной системы. Административно-командная система была достаточно эффективна при решении тех задач, которые тогда перед ней ставились: вполне возможно было проконтролировать из центра строительство и работу сравнительно незначительного количества ключевых объектов, централизованно внедрить в них апробированные мировым опытом достижения научно-технического прогресса, мобилизовать людские и материальные ресурсы. Это была «чрезвычайная система» общественной организации, отвечавшая чрезвычайной ситуации (а отчасти ее же порождавшая).

Форсированный индустриальный рост в условиях острой нехватки капиталов лимитировал возможности материального стимулирования труда, вел к разрыву экономических и социальных аспектов развития, к падению жизненного уровня, что способствовало росту психологического напряжения в обществе. Ускоренная индустриализация, сплошная коллективизация вели к усилению миграционных процессов, крутой ломке образа жизни, ценностных ориентаций огромных масс людей («великий перелом»). Собрать избыточную социально-психологическую энергию народа, направить ее на решение ключевых проблем развития, компенсировать в какой-то мере слабость материального стимулирования был призван мощный политико-идеологический прессинг. В 1930-е гг. окончательно уничтожаются остатки гражданских свобод, и формируется тоталитарный режим. Вся экономика огосударствляется, партия окончательно сливается с государством, государство идеологизируется.

Каждый член общества вовлекается в иерархическую систему идеологизированных организаций: в партию, комсомол, Советы, профсоюзы, ДОСААФ и др., представлявшие собой как бы «приводные ремни» от партийно-государственного руководства к массам. Население поддерживалось в состоянии повышенной мобилизационной готовности при помощи сменявших друг друга массированных пропагандистских кампаний, волн массового террора, показательных судебных процессов над «врагами народа». Небывало жесткий политический режим 1930-х гг., одни из элементов которого - периодические массовые репрессии, перетряхивания кадров партократии, был генетически связан не только с личностью ее вождя, беспощадной борьбой за власть, но и с выбранной моделью индустриализации, с возникшей в процессе ее реализации целостной административно-командной системой, при которой постоянное оперативное руководство производством осуществляется из центра. Система могла быть эффективной лишь при четком неукоснительном выполнении плановых директив и команд центра. Кроме того, сверхцентрализация ресурсов на одних направлениях подразумевала сверхущемление других секторов, что постоянно создавало опасность социального протеста «пасынков» экономического роста, на ограблении которых базировалась вся стратегия развития. Чтобы в корне пресечь недовольство, уничтожить возможность любой, даже потенциальной оппозиции создается разветвленная карательно-осведомительная система. По официальным данным, в 1930-1953 гг. по обвинению в контрреволюционных, государственных преступлениях судебными и внесудебными органами были вынесены приговоры и постановления в отношении 3778234 чел., из них 786098 чел. расстреляно. По другим, не подтвержденным пока документально данным в 1935-1941 гг. было репрессировано до 20 млн. «врагов народа». Количество заключенных в лагерях и колониях с 1934 г. по 1939 г. возросло с 510 тыс. до 672 тыс. В тюрьмах в 1939 г. содержалось еще 351 тыс.чел.

В СССР к концу 1930-х гг. сложилась целостная общественная система. В качестве ее определения можно предложить термин «государственный социализм». Социализм, т.к. произошло обобществление производства, упразднение частной собственности. Государственный, т.к. обобществление было не реальным, а иллюзорным: функции по распоряжению собственностью и политическая власть оказались отчужденными от большинства социума и осуществлялись партийно-государственным аппаратом и лично Сталиным. Главной исторической задачей, которую объективно решало (и ценой колоссальных жертв решило) «строительство социализма» и сам социализм в России, был форсированный завершающий рывок от «аграрного» общества к индустриальному.

Советское общество 1930-х гг. в основе своей являлось закономерным результатом реализации идей Маркса - Ленина о бестоварном социализме, осуществляемом через революцию и диктатуру пролетариата. Предполагавшееся «классиками» упразднение товарного либерализма, в т.ч. правового государства, парламентской демократии, политического плюрализма (это в особенности было характерно для Ленина) на практике не могло обернуться ничем иным, как лишением экономической и политической свободы всех членов общества. Вместе с тем невиданная степень жестокости политического режима была обусловлена и результатами внутрипартийной борьбы, завершившейся победой Сталина и несла на себе отпечаток его личности. Однако, построенное в СССР общество, представляло собой не только «материализованную идеологию», но и иной, альтернативный капиталистическому способ перехода и форму развития индустриального общества.

В широком историческом контексте формирование в СССР тоталитарного режима вписывалось в переживавшийся миром болезненный, переломный этап глобальной структурной перестройки, представляя собой один из «крайних», экстремальных вариантов общемирового общественного развития, а именно – ультралевый (в отличие от ультраправого – фашистского и в противоположность неолиберальному – американскому и западноевропейскому). На выбор Россией наиболее жесткого варианта социально-политического развития повлияли не только конкретная обстановка в стране и в мире в 1920-1930-х гг., но также революционные (особенно военно-коммунистические) и многовековые российские традиции, связанные с гипертрофированной ролью государства, несформированностью гражданского общества, сложившимся «антилиберализмом» массового общественного сознания и преобладанием в нем уравнительно-коллективистских начал. По существу, на новом витке развития были воспроизведены характерные черты «самодержавно-государственно-крепостнического» типа феодализма (деспотическая власть, опирающаяся на бюрократию, определяющая роль государства в общественных отношениях, господство идеологии, выполняющей функции религии).

 

Литература

Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия [Текст]. - М.: РОССПЭН, 1995.

Геллер М.Я., Некрич А.М. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 года до наших дней [Текст] / М.Я. Геллер, А.М. Некрич. - М.: МИК, 1995. Кн. 1.

Горинов М.М., Дощенко Е.Н. 30-е годы [Текст] / М.М. Горинов, Е.Н. Дощенко // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. - М.: Политиздат, 1991.

Лельчук В.С. Индустриализация СССР: история, опыт, проблемы [Текст] / В.С. Лельчук. - М.: Политиздат, 1984.

Реабилитация: Политические процессы 30-50-х годов / Под общ. ред. А.Н. Яковлева [Текст]. - М.: Политиздат, 1991.

Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал [Текст]. - М.: РГГУ, 1997. В 2-т.