Новая экономическая политика (Нэп)

В результате мировой и гражданской войн в Европе складывается новая геополитическая ситуация. Ломается традиционная схема регионального равновесия «2 + 1»: два континентальных центра силы (Франция против России, Австрии, Пруссии - конца ХVIII - начала XIX вв.; Германия против Франции, России - начало XX в., и годы Первой мировой войны и т.д.) и Великобритания в роли арбитра, препятствующего чрезмерному усилению одного из них. Стратегическая ориентация новых российских лидеров на «всемирную пролетарскую революцию» и стимулирование ими в этой связи деятельности Коммунистического Интернационала усложнило систему равновесия. Место схемы «2 + 1» занимает другая: «2 (Франция против Германии) + (Великобритания) + 1 (СССР, стоявший как бы вне системы «цивилизованных» государств). Фактором, дестабилизирующим международное равновесие на Востоке, явилось усиление Японии, в кратчайшие сроки создавшей современные отрасли промышленности, но «обделенной» колониями. Однако, несмотря на враждебность мировых держав и СССР, противоречивость их геополитических, экономических интересов препятствовала созданию действенной антисоветской коалиции.

Большевистские лидеры после неудачной попытки «революционизирования штыком Европы» советско-польскую войну и спада революционной волны в Европе вырабатывают новую модель поведения «социалистического государства в капиталистическом окружении», покоившуюся на двух противоречивых основаниях: основополагающем принципе «пролетарского интернационализма», в соответствии с которым СССР поддерживал коммунистическое, национально-освободительное движение в мире, и прагматической концепции мирного сосуществования государств с различным общественным строем, подразумевавшей нормализацию межгосударственных отношений с западными странами (с теми самыми, внутриполитическую стабильность которых был призван подорвать Коминтерн). В советской внешней политике 1920-х гг. идеологические императивы постепенно уступали место прагматическому курсу. В результате СССР в основном сумел преодолеть состояние дипломатической изоляции, хотя и продолжал рассматриваться мировым сообществом как инородное, а отчасти, и враждебное в нем тело.

Внешний фактор развития Советских Республик (в 1922 г. объединившихся в СССР) оказывал значительно влияние на формирование большевистского внутриполитического курса. Исчерпание надежд на скорое свершение мировой революции и материально-техническую помощь западного пролетариата побудило большевистский режим к проведению более гибкой линии в отношении отечественного крестьянства, что, в конечном счете, привело к замене «военно-коммунистической» модели перехода к социализму нэповской.

К тому же толкали и внутренние обстоятельства. К 1921 г. население России (по сравнению с осенью 1917 г.) уменьшилось на 10,9 млн. чел., промышленное производство сократилось в 7 раз, а валовая продукция сельского хозяйства в 1920 г. составила две трети довоенного уровня. Попытка найти выход из кризиса на основе эскалации государственного принуждения (решения IX съезда РКП(б), весна 1920 г.) вызвала массовые крестьянские восстания («антоновщина», повстанческое движение на Украине, в Среднем Поволжье, на Дону, Кубани, в Туркестане, в Западной Сибири), волнения в Петрограде, восстание в Кронштадте в марте 1921 г. В этой ситуации Ленин делает вывод: «только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию в России, пока не наступила революция в других странах».

На X съезде РКП(б) (март 1921 г.) принимается решение о замене продразверстки продовольственным налогом - первый шаг к НЭПу. Отныне предполагалось не забирать у крестьянина все «излишки» выращенных им продуктов, лишая всякого стимула к расширению производства, а установить твердый налог - процентное отчисление от урожая. Место голого принуждения занимал материальный интерес. Первоначально торговля оставшимися у крестьян после сдачи продналога продуктами разрешалась только «в пределах местного оборота» – неподалеку от места жительства крестьян. Главным направлением «смычки» промышленности и сельского хозяйства определялся товарообмен через аппарат Народного комиссариата продовольствия и кооперацию. Жизнь показала утопичность этой политики. К тому же страну поразил жестокий голод. В 1921-1922 гг. от голода и болезней погибло 3,3-5 млн. чел. Советское руководство в августе - сентябре 1921 г. вынуждено пойти на отмену государственного товарообмена, разрешить свободную торговлю хлебом, встать на путь раскрепощения товарно-денежных отношений. Вывод о широком использовании рыночных отношений в переходный от капитализма к социализму период - это то новое, что отличало большевистские плены социалистического строительства осени 1921 г. от планов весны 1918 и весны 1921 г. Сложившийся с переходом к новой экономической политике в стране строй Ленин охарактеризовал как «госкапитализм в пролетарском государстве».

Существовали две основные точки зрения на НЭП. «Сменовеховцы» (представители идейного течения в интеллигенции, от названия сборника статей авторов кадетской ориентации «Смена вех». Прага, 1921) и меньшевики считали, что большевики, несмотря на утопичность своих социалистических целей, реально открыли дорогу эволюции российского общества к капитализму, поэтому их следующим шагом должно стать дополнение экономической либерализации политической - установление демократической республики (за это выступали и все другие партии).

Первоначально большевистские теоретики рассматривали переход к нэпу как исключительно тактический ход, временное отступление, вызванное неблагоприятным соотношением сил. Но в дальнейшем они постепенно, с трудом начали склоняться к пониманию нэпа как одного из возможных путей к социализму: не прямого – через фронтальную борьбу с несоциалистическими укладами, быструю замену рынка планом (считалось, что этот путь будет характерен для развитых капиталистических стран); а опосредованного - через относительно длительное сосуществование социалистического и несоциалистического укладов, постепенное - при опоре на «командные высоты» в политике, экономике, идеологии - вытеснение несоциалистических хозяйственных форм.

В отличие от теоретиков II Интернационала, «сменовеховцев», считавших, что если Россия не достигла такой высоты развития культуры, производительных сил, при которой возможен социализм, то не надо его и строить, Ленин полагал, что социализм можно постепенно построить, опираясь на государство диктатуры пролетариата. Главное, что в результате воздействия мировой войны, нерешенности аграрного вопроса в России удалось осуществить «союз «крестьянской войны» с рабочим движением и революционная марксистская партия пришла к власти. В результате произошло «завоевание … не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации» [21], как бы обратный порядок создания предпосылок для социализма. Не так, как в классическом марксизме: сначала накопление в рамках капитализма всех материальных предпосылок нового общества, а потом (через социалистическую революцию и относительно кратковременный период диктатуры пролетариата) создание соответствующей надстройки, а наоборот. Поскольку российское общество отличалось многоукладностью (в нем сосуществовал социализм, госкапитализм, капитализм, мелкотоварный и патриархально-крестьянский уклады) возрастала относительная самостоятельность государства, поэтому революционный режим, при условии дисциплинированности, монолитности политического авангарда - партии, отнюдь не был обречен на перерождение. Опираясь на минимум материальных, социокультурных предпосылок нового общества, он мог сам, «сверху», ускоренно подтянуть отсталые технологические, социально-экономические структуры («на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя двинуться догонять другие народы»), создав тем самым недостающие предпосылки социализма. Следовательно, надо не «размягчать» режим диктатуры пролетариата, а всемерно его укреплять. Поэтому Ленин не соглашался с мерами политической либерализации. Более того, в мае 1922 г. он предлагает «расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)… ко всем видам деятельности меньшевиков, с.-р. и т.п....)». Уже в первой половине 1920-х гг. остатки многопартийности в СССР были насильственно ликвидированы.

В целом модель нэповской организации общества, разработанная большевистским руководством и осуществленная на практике, включала в себя жесткий однопартийный режим и административно-рыночную систему хозяйства, с минимальной связью с мировой экономикой (сведенной в основном к внешней торговле на основе монополии), государственной собственностью на крупную, значительную часть средней промышленности, торговли, транспорт; расчетом в промышленности, действовавшем в ограниченном лишь на уровне находившихся в собственности государства трестов (объединений, предприятий), неэквивалентным обменом с деревней (безвозмездное отчуждение части ее продукции в форме продналога); торможением роста индивидуального крестьянского хозяйства в деревне.

В промышленности прирост продукции осуществлялся высокими темпами: 1921 г. – 42,1%, в 1922 г. - 30,7%, в 1923 г. - 52,9%, в 1924 г. - 14,4%; в 1925 г. - 66,1%, в 1926 г. - 43,2%, в 1927 г. - 14,2%. Однако это официальные, завышенные данные. Так, согласно им национальный доход СССР в 1928 г. по сравнению с дореволюционным временем вырос на 19%. По подсчетам же современных исследователей он оказался на 12-15% ниже уровня 1913 г. Причем, рост промышленного производстве в дореволюционной России продолжался не до 1913 г., а до 1916 г. Уровня 1916 г., даже по завышенным официальным данным, народное хозяйство СССР достигло по большинству показателей не в 1925 г., а лишь в 1927-1928 хозяйственном году. «Восстановительным эффектом» во многом и объяснялись высокие темпы экономического «роста» при нэпе: загружалось имевшееся оборудование, вводились в оборот старопахотные земли. Когда же к концу 1920-х гг. эти резервы иссякли, страна оказалась на пороге острейшего кризиса, в основе которого лежала нехватка капиталов для реконструкции промышленности. Известно, что в индустрии в 1928 г. создавалось прибыли на 20%, а на железнодорожном транспорте в 4 раза меньше, чем до войны, в обеих отраслях - в 2 раза меньше.

Высокими темпами (особенно в первой половине 1920-х гг.) развивалось и сельское хозяйство. В 1925 г. валовой сбор зерновых на 20,7% превысил среднегодовой сбор в 1909-1913 гг., в последующие годы производство зерна постепенно уменьшалось за счет роста производства технических культур. К 1927 г. был достигнут довоенный уровень в животноводстве. По некоторым оценкам, потребление пищевых продуктов в 1927 г. превысило уровень дореволюционной России.

Однако рост крупного товарного крестьянского хозяйства сдерживала налоговая политика: 1922/23 гг. было освобождено от сельхозналога 3%, в 1923/24 - 14%, в 1925-26 – 25%, в 1927 – 35% беднейших крестьянских хозяйств. Зажиточные крестьяне, составившие в 1923/24 г. 9,6% крестьянских дворов, выплатили 29,2% суммы налога. В дальнейшем удельный вес этой группы в налогообложении еще больше возрос. В результате темпы дробления крестьянских хозяйств были в 1920-е гг. в 2 раза выше, чем до революции (со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями для товарности крестьянского хозяйства). Разделяя дворы, зажиточные слои деревни пытались ускользнуть из-под налогового пресса.

Низкая товарность крестьянского производства приводила к заниженным объемам экспорта сельскохозяйственных продуктов, а, следовательно, и импорта, столь необходимого для модернизации страны оборудования. По сравнению с 1909-1913 гг. в 1925 г. их экспорт составил 21,7%, в 1926 г. - 27,1%. В 1928 г. из-за небольших объемов экспорта СССР смог ввезти лишь половину импорта оборудования дореволюционной России (при этом пришлось пожертвовать импортом предметов потребления, который сократился по сравнению с 1913 г. в 10 раз).

Итак, хотя, на первый взгляд, в 1920-е гг. социально-экономическое развитие страны осуществлялось успешно, в нем обнаружились тревожные явления. Низкая товарность аграрного сектора отрицательно сказывалась на экспорте, а значит, и импорте оборудования, что замедляло темпы технологического обновления советской индустрии, не позволяло наверстывать технико-экономическое отставание от стран-лидеров, т.е. реализовать стержневую идею ленинского замысла: «на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя двинуться догонять другие народы»; обостряло проблему безработицы (количество безработных в 1927 г. составило 12% от числа занятых в народном хозяйстве рабочих и служащих; если в 1922 г. на биржах труда зарегистрировалось 160 тыс. безработных, то на 1 апреля 1927 г. их насчитывалось уже 478 тыс. чел.).

Эти и другие социально-экономические проблемы, переплетаясь с борьбой за власть, лежали в основе внутрипартийных дискуссий, сотрясавших партию и страну в период нэпа.

Авторитарный политический режим 1920-х гг., как и любой режим данного типа, мог быть эффективным лишь при безусловном авторитете вышестоящих инстанций по отношению к нижестоящим. Авторитет достигался последовательностью, четкостью, непротиворечивостью спускаемых сверху указаний. Между тем, в 1920-е гг. народное хозяйство в своей основе оставалось рыночным, подверженным колебаниям. Импульсы от кризисных сбоев в работе экономического механизма цепи: «экономика - госсектор - государство – партия» приводили к появлению в партийном руководстве различных оценок причин хозяйственных затруднений, предложений о путях их преодоления. Это вело к возникновению в партии группировок, борьба которых способна была парализовать авторитарный режим. Объективно возникало противоречие между императивами политического авторитаризма и плюралистической экономики.

Противоречие снималось присутствием на вершине партийно-государственной пирамиды харизматического лидера - Ленина, перед которым склоняли голову самые амбициозные большевистские руководители. Вождь служил своеобразным компенсатором отсутствия демократического механизма принятий решений, учета прав меньшинства. Опираясь на свой непререкаемый авторитет, Ленин добивался согласия противоборствующих сторон, интегрировал различные точки зрения, имел возможность проводить последовательный политический курс. Положение резко изменилось после его смерти: сложилась парадоксальная ситуация - авторитарный режим без авторитарного вождя.

Объективно возможно было двоякое развитие событий. Либо выдвижение нового вождя, либо переход к социал-демократической модели партии (сосуществование фракций, платформ в партии), к плюралистической общественной модели. Учитывая, что большевизм как политическое течение сформировался в непримиримой борьбе с российским вариантом социал-демократии - меньшевизмом, переход его лидеров на социал-демократические позиции был немыслим. Выдвинуть же нового вождя мешали политические амбиции большевистских олигархов, их неспособность договориться между собой о преемнике Ленина.

В сложившихся условиях реальная власть в партии и государстве принадлежала группировке, контролировавшей партийный аппарат. Следовательно, та или иная объективно возникавшая «фракция» для того, чтобы утвердить свою позицию должна была, в свою очередь, овладеть партаппаратом, т.е. бороться за власть. Это придавало внутрипартийным дискуссиям крайнюю ожесточенность. С другой стороны, в условиях переплетения партийной, государственной, хозяйственной властей борьба претендентов на лидерство неизбежно принимала форму соперничества конкурирующих социально-экономических программ. После каждого раунда внутрипартийной дискуссии (1923-1924 гг. - борьба с «троцкистами», 1925 г. - борьба с новой оппозицией - сторонниками Каменева - Зиновьева, 1926-1927 гг. - борьба с объединенной «троцкистско-зиновьевской» оппозицией) число потенциальных «наследников Ленина» уменьшалось. Все четче вырисовывались контуры нового вождя - Сталина. Он начал целенаправленную и изощренную борьбу за власть, и, в частности, за оттеснение Троцкого еще до смерти Ленина и уже в 1925 г. завоевал положение не только официального, но и «неформального» (хотя и далеко не единственного) вождя.

По мере завершения восстановительного периода обострялись присущие нэпу противоречия.

В экономике: загрузка производственных мощностей требовала значительных инвестиций для обновления машинного парка, создания новых производств. Причем, речь шла о капиталоемких отраслях тяжелой индустрии с длительным сроком оборота капитала. Однако жесткая политика большевиков в вопросах уплаты дореволюционных долгов, компенсаций за национализированную собственность препятствовали притоку капиталов извне. Перелив же внутренних частнокапиталистических накоплений блокировался законодательным путем. Индустриальный рост требовал увеличения товарности крестьянского хозяйства (чтобы накормить растущие города, обеспечить сырьем промышленность, форсировать агроэкспорт с целью импорта оборудования), однако в деревне тормозилось развитие индивидуальных крупнотоварных хозяйств.

В социально-политической сфере: усиливалось противоречие между многообразием социальных интересов и большевистским авторитаризмом. Хозяйственно возрождающаяся деревня, крепнущий частнопредпринимательский сектор стремились обеспечить политические гарантии своих экономических интересов (требования «Крестьянского союза», политической либерализации и т.д.), что в условиях однопартийной системы создавало почву для усиления фракционной борьбы в ВКП(б).

Нарастал антагонизм между политикой и экономикой. В городе партию в основном пополняли «рабочие от станка», не питавшие особых симпатий к «нэпманам». В деревне важным источником пополнения рядов партийно-советского аппарата являлись «жертвы рынка» - разорявшиеся крестьяне. Эти противоречия, в конечном счете, привели нэп к гибели.

 

Литература

Валентинов Н.В. (Вольский Н.) Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина [Текст] / Н.В. Валентинов. - М.: Современник, 1991.

Верт Н. История Советского государства. 1900-1991 [Текст] / Н. Верт. - М.: Прогресс, 1992.

Гимпельсон Е.Г. Политическая система и НЭП: неадекватность реформ [Текст] / Е.Г. Гимпельсон // Отечественная история. - 1993. - № 2.

Горинов М.М. НЭП: Поиски путей развития [Текст] / М.М. Горинов. - М.: Знание, 1990.

Горинов М.М., Цакунов С.В. 20-е годы: становление и развитие новой экономической политики [Текст] / М.М. Горинов, С.В. Цакунов // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. - М.: Политиздат, 1991.

Карр Э. История Советской России. Большевистская революция. 1917-1923 [Текст] / Э. Карр. - М.: Прогресс, 1990.