Красота любви ведёт к гармонии душ

 

 

У солнца есть один недостаток: оно не может видеть самого себя.

 

Сердце моё вспыхивает, как клок соломы, когда речь идёт о чём-либо прекрасном и добром. Понятия красоты и добра я соединил в одном слове: калокагафия.

 

С каждым новым днём надо приветствовать не только солнце, но и красоту.

 

Когда войдёт тебе в кровь познание, что красота есть добро, а добро – красота, когда в сердце твоём и мозгу то и другая сольются воедино, в калокагафию, тогда ты поймёшь, что надо делать.

 

Красота – недолговечное царство. Красота – это царица, которая правит очень недолго.

 

Когда женщины и мужчины любят тебя за внешность – это тягостно, а часто даже противно!

 

Молодым людям следует почаще смотреться в зеркало: красивым, чтобы не срамить своей красоты, безобразным – чтобы воспитанием скрасить безобразие.

 

Красота человечности в том, что есть в ней изъяны; не будь их, она была бы скучной.

 

Не люблю я пышности и щегольства ни в одежде, ни в обуви, ни в других жизненных потребностях.

 

В одежде старайся быть изящным, но не щёголем; признак изящества – приличие, а признак щегольства – излишество.

 

Одно из средств нравиться состоит в том, чтобы иметь идущий к лицу фасон причёски и одежды.

 

Мужчине душиться благовониями нет надобности, потому что для мужчин он не станет этого делать, а женщины, которые сами душатся, желают, чтобы мужчина был сильным от гимнастических упражнений, а не надушенным; надушиться может и раб, а упражняться в гимнасии может только свободный.

 

Высшая красота в высшей степени привлекательна.

 

Человек создан так замечательно, что являет собою великое творение некоего мудрого и доброго мастера.

 

Если человек сам следит за своим здоровьем, то трудно найти врача, который знал бы лучше полезное для его здоровья, чем он сам.

 

Со здоровьем не шутят, неустанно заботься о своём здоровье: учись, чем возможно, у специалистов и сам следи за собою всю жизнь, какая пища, какой напиток, какой труд тебе полезны и как употреблять всё это, чтобы оставаться всегда возможно более здоровым. Трудно найти врача, который знал бы лучше, чем сам человек, с таким вниманием относящийся к себе, что полезно ему для здоровья.

 

Пекусь не только о душе, но и о теле. Я и сам не оставляю тело без заботы и тех, кто не заботится о нём, не хвалю. Я осуждаю тех, которые чрезмерно наедаются и потом чрезмерно работают, а нахожу полезным есть столько, сколько душа принимает с удовольствием, чтобы переваривать пищу удовлетворительно: такой распорядок я считаю и довольно здоровым и не мешающим заботиться о душе.

 

Лучшая приправа к пище – голод.

 

Можно ли вообразить себе кулинарное искусство, дороже обходящееся или больше портящее кушанья, чем то, которое придумывает себе тот, кто сразу берёт в рот всевозможные приправы? Он смешивает разные вещества в большем числе, чем повара, и тем делает кушанья дороже; а кто смешивает такие вещества, которых они не смешивают, как не подходящие одно к другому, тот делает ошибку, если они поступают правильно, и уничтожает их искусство. Но, если в повара берут лучших знатоков такого дела, то не смешно ли, что он, не имея ни малейшего призвания к знанию этого искусства, переделывает их работу?

 

Кроме того, кто привык есть с хлебом зараз несколько кушаний, с тем бывает ещё такой случай: когда нет нескольких блюд, ему будет казаться, что он терпит недостаток, потому что ему будет скучно без того, к чему он привык. Напротив, кто привык одному куску хлеба давать в провожатые одно кушанье, того и при отсутствии нескольких блюд не огорчит, что у него только одно.

 

Избегай таких кушаний, которые соблазняют человека есть, не чувствуя голода.

 

Ты всем изжаловался, что ешь без аппетита? Но ведь есть хорошее лекарство от этого недуга! Перестань есть – и когда перестанешь, жизнь будет и приятнее, и дешевле, и здоровее.

 

Гораздо больше способствует удовольствию, когда подносишь ко рту пищу, дождавшись аппетита, чем когда употребляешь дорогие продукты, не чувствуя голода, а только потому, что они попались под руку.

 

Мы живём не для того, чтобы есть, а едим для того, чтобы жить.*

 

* Другой существующий вариант русского текста: «Мы не для того живём, чтобы есть, а едим для того, чтобы жить».

 

 

Ты жалуешься, что питьевая вода у тебя слишком тепла. Вот и прекрасно: ведь зато, когда ты захочешь помыться тёплой водой, она для тебя уже будет готова. Ах, для мытья она холодна? Так что же? и слугам твоим не нравится пить её и мыться ею? Ах, напротив, ты удивляешься, с каким это удовольствием они употребляют её и в том и в другом случае. Так, имей в виду, ты, пожалуй, уж чересчур привередлив: больше всякого слуги и больного!

 

Кому есть хочется, тому очень мало надобности в лакомых блюдах, и кому пить хочется, тот чувствует очень мало потребности в напитке, которого нет у него.

 

Пищи употребляй столько, сколько можешь съесть с аппетитом, а к еде приступай с такой подготовкой, чтобы голод служил тебе приправой. И питьё всякое тебе будет вкусно, если ты не будешь пить, когда не чувствуешь жажды.

 

Огромному большинству людей очень трудно уберечься от чрезмерного пресыщения на званом обеде. Но тем, кто не могут уберечься, я советую избегать таких блюд, которые искушают человека есть и тогда, когда он не чувствует голода, и пить, когда не чувствует жажды: это вредит желудку, голове и душе. Должно быть, и Кирка* [Цирцея] превращала людей в свиней, угощая их такими вещами в изобилии; а Одиссей, благодаря наставлению Гермеса и собственной умеренности, удержался от чрезмерного употребления таких яств и оттого не превратился в свинью.

 

 

* Кирка (у римлян Цирцея) и Одиссей (у римлян Улисс) – персонажи поэмы Гомера «Одиссея». Кирка – волшебница с острова Эя, превратившая в свиней спутников Одиссея. В переносном смысле Цирцея – коварная обольстительница. (Й.Р.)

 

 

Нужно есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.*

 

* Другой вариант текста: «Иные люди живут, чтобы есть, а я ем, чтобы жить».

 

 

Свобода и счастье заключаются в деятельной жизни, а не в том, чтобы только есть и спать и ничего не делать.

 

Говорю вам, дорогие мои: любить – не недуг; недуг – не любить. И нет большего наслаждения, чем любить и быть любимым.

 

Любовь – прекраснейшее в мире безумие.

 

Любовь – ни Бог, ни смертный, но великий демон [Великий Дух], управляющий всеобщей любовью.

 

Любовь – это стремление к наслаждению и к добру. Если отсутствует второе – значит это не любовь. Великий, хотя и маленький, бог Эрот,* дитя и столетний старец в одном лице, желает, чтоб божественное безумие, которое он пробуждает в сердцах людей, проявлялось в красоте любви, ведущей к гармонии душ.

 

* Эрóт (Эрóс), у римлян Амур или Амор, в древнегреческой мифологии бог любви. Согласно Гесиоду, особое мировое божество стихийного созидающего жизненного начала в природе, порождение Хаоса. По более поздним понятиям, сын Афродиты и Арея (у римлян – Венеры и Марса). Изображался красивым юношей с крыльями, в руках у него была либо лира, либо лук, за плечами – колчан со стрелами любви. (Й.Р.)

 

 

Неоспоримо превосходство любви духовной перед любовью плотской.

 

Для человека, любящего тело больше души, любовная связь ещё и унизительна.

 

Вожделеющий тела, конечно, будет ходить около него, как нищий: да, он всегда следует за ним, просит милостыню, всегда ему нужен ещё или поцелуй, или другое какое прикосновение.

 

Я называю порочным человеком того пошлого любовника, который любит тело больше души. Любовь всюду в природе, приглашающей нас упражнять способности нашего ума; её находят даже в движении звёзд. Любовь украшает природу богатыми коврами; она разукрашивает себя и избирает себе жилищем те места, где находит цветы и аромат. Всё та же любовь даёт мир людям, спокойствие морям, тишину ветрам и облегчение страданию.

 

В делах любви что может быть хуже насилия?

 

До чего неразумны женщины, воображая, будто мужчинам нравится в них только наружность.

 

Жена должна быть не просто самкой, но и другом мужа, с которым тот мог бы говорить обо всём, как с мужчинами.

 

Понастоящему прекрасная женщина обладает и той красотой, которую годы не портят, но делают ещё совершеннее.

 

Распаляется пламя ветром, а влечение – близостью.

 

Женская природа нисколько не ниже мужской, только ей не хватает силы и крепости. Поэтому у кого из вас есть жена, тот пусть учит её смело тем знаниям, которые он желал бы в ней видеть.

 

Зачатие есть божественное деяние, и любовь – жажда бессмертия, и она же – бессмертный дух.

 

Клянусь Зевсом, люди, производящие детей, должны быть не только хорошими, но и находиться в цветущем возрасте. Или ты думаешь, что семя человека в цветущем возрасте похоже на семя того, кто ещё не достиг этого возраста или уже перешёл его?

 

Какая кара может быть тяжелее для тех, кто рождает детей, как рождение дурных детей?

 

Ты не думаешь, что это рискованный поступок – поцеловать красавицу?! О, несчастный! Как ты думаешь, что с тобою может быть после этого поцелуя? Разве не станешь ты сейчас же рабом из свободного человека? Разве не станешь разоряться на вредные удовольствия? Разве будет у тебя время позаботиться о чём прекрасном? Разве не будешь ты вынужден усердно заниматься такими вещами, какими не станет заниматься и сумасшедший?

 

Для любви нет подтопки опасней, чем поцелуй: он ненасытен и подаёт какие-то сладкие надежды. Вот почему я утверждаю, что тот, кто хочет сохранить самообладание, должен воздерживаться от поцелуев с красавицами.

 

Любви женщины следует более бояться, чем ненависти мужчины. Это – яд, тем более опасный, что он приятен.

 

Кто кого должен больше благодарить: мы ли красавицу за то, что она показала нам свою красоту, или она нас за то, что мы на неё смотрели? Не правда ли, если ей полезнее показывать себя, то она должна быть нам благодарна, а если нам полезнее смотреть, то мы ей?

 

Мне гораздо приятнее слушать о высоких качествах живой женщины, чем если бы Зевксис* показал мне портрет красавицы.

 

* Зевксис (конец V – начало IV вв. до н.э.) – знаменитый древнегреческий живописец; его работы, разумеется, не сохранились. По свидетельствам современников, в числе лучших его картин были портреты Елены и Пенелопы, в которых воплотился античный образец женской красоты. (Й.Р.)

 

 

Наружность жены, когда она, по сравнению с служанкой, и опрятнее и одета более к лицу, бывает привлекательной, особенно когда к этому присоединяется желание угодить мужу, а не служить ему поневоле. А эти сидящие сиднем с важностью дамы* подают повод сравнивать их с разряженными обманщицами.

 

* Имеются ввиду продажные женщины. (ред.)

 

 

Тот, кто за деньги продаёт свою красоту, за что будет любить покупателя больше, чем торговец на рынке?

 

Человек, обращающий внимание только на наружность, мне кажется, похож на арендатора земельного участка: он заботится не о том, чтобы возвысить его ценность, а о том, чтобы самому собрать с него как можно больший урожай. А кто жаждет дружбы, скорее похож на собственника именья: он отовсюду приносит, что может, и возвышает ценность своего любимца.

 

Если присмотреться, то найдёшь, что от тех, кого любят за нравственные качества, не исходит никакого зла, а от бесстыдной связи бывает много преступлений.

 

Относительно любовных увлечений я держусь того мнения, что люди, не чувствующие себя гарантированными от них, должны направлять их на такие объекты, которых, без особенно большой потребности тела, душа не примет и которые, при потребности его, хлопот не доставят.

 

Так вооружись против извращённых любовных увлечений, чтобы тебе легче было держаться в отдалении от самых цветущих красавиц и красавцев, чем другим от самых отцветших уродов и уродин.

 

За что это ты наказываешь своего слугу, да ещё так жестоко? Ах, за то, что он большой сладкоежка и вместе с тем нерадив, чрезвычайно жаден до денег и вместе с тем ужасный лентяй. А думал ли ты когда, кого из вас больше бить надо, – тебя или слугу?

 

Усвоив себе умеренность относительно пищи, питья и любовных наслаждений, ты поймёшь, что удовольствия ты испытываешь достаточно, во всяком случае нисколько не меньше, чем те, которые об этом много хлопочут, а печали испытываешь гораздо меньше.

 

Досуг превыше обладания девушкою.

 

Кто находится под властью чувственных наслаждений и из-за них не может поступать наилучшим образом, тот никоим образом не свободен.

 

Если я не раб чрева, сна, сладострастия, то, очевидно, не существует для этого какой-нибудь другой более важной причины, чем та, что у меня есть иные, более интересные удовольствия, которые доставляют отраду не только в миг пользования ими, но и тем, что подают надежду на постоянную пользу от них в будущем.

 

Человек, стремящийся к нравственному совершенству, приносит пользу друзьям и словом, и делом, воспитывает в себе воздержание – это драгоценное благо для человека – и удерживает себя от хвастовства.

 

Желание развивать в себе умеренность в еде, питье, сладострастии, сне и выносливость в перенесении холода, жара, труда и горя – это, думается мне, прекраснейшее из желаний.

 

Вы хорошо видите то, что я и хотел бы, чтобы вы видели, – опасность! Бороться же с этой опасностью могут лишь те, кто знает её и хочет с ней бороться.

 

Самое скверное рабство – рабство у скверных господ, а какие господа могут быть сквернее тех, в рабстве у которых находятся люди невоздержные?

 

Множества людей – рабы, и притом рабы очень суровых господ: у одних это – любовь вкусно поесть, у других – сладострастие, у иных – пьянство, у других – какое-нибудь глупое и разорительное тщеславие; эти господа властвуют над людьми, которыми овладеют, очень сурово: пока люди молоды и в силах работать, они заставляют их платить дань и расходовать весь заработок на свои страсти; когда же заметят, что они работать не в силах от старости, то оставляют их на жертву лихой старости и стараются ещё других сделать своими рабами. Нет, друг мой, с этими врагами надо вести не менее решительную борьбу за свободу, чем с теми, которые стараются поработить нас силой оружия. Но неприятели, если они – люди благородные, поработивши какой-нибудь народ, многих образумят, принудят исправиться и дадут им возможность остальную жизнь прожить легче; а такие госпожи, пока властвуют над людьми, никогда не перестают мучить тело и душу и разорять их хозяйство.

 

Женишься ты или нет – всё равно раскаешься.

 

Женитьба для человека то же, что сеть для рыбы. Будь осторожен, чтобы с тобой не произошло того же, что стало с рыбами и сетью: те, что были внутри сети, стремились покинуть её, те, что были вне её, жаждали попасть внутрь.

 

Брак, если уж говорить правду, – зло, но необходимое зло.

 

Женись, несмотря ни на что. Если попадётся хорошая жена, будешь исключением, а если плохая – станешь философом.

 

Сварливая жена для тебя – то же, что норовистые кони для наездников. Как они, одолев норовистых, легко справляются с остальными, так и ты на такой жене учишься обхождению с другими людьми.