Комментарий к грузинскому переводу «источника знания» иоанна дамаскина

I. К ПЕРВОЙ ЧАСТИ («ФИЛОСОФСКИЕ ГЛАВЫ»,

ИЛИ «ДИАЛЕКТИКА», ИЗЛОЖЕННАЯ В ПЯТИДЕСЯТИ

ГЛАВАХ)

[Положения] об определений философии, о соедине­нии ипостаси и о сущности и случайности исходят из светских книг и философских учений, перевод которых на наш язык необходим... Переводу книги [Дамаскина]

отдельными выдержками и ее искажению я цредпочел меньший труд и вас, читателей и переписчиков, молю о том же: не обходить эти главы из-за их глубокомыс­лия и трудности понимания.

Хвалю правило переводчиков пророческих книг, из которых хотя и немногое доступно несведущим и даже некоторым ученым, но каждое слово в них соответ­ствует греческому [подлиннику]... [Также в моем пере­воде] каждое слово соответствует надлежащим образом греческому [тексту].

О постижении смысла слова будем просить бога, дабы обрести уверенность. А коль будем неутомимы в последовательном чтении, то непременно откроются нам врата познания. Если же не все будет постигнуто нами [в этих главах], то примем во внимание, что таково фи­лософское учение, внедренное св. Иоанном Дамаскином для обязательного применения [в спорах с противни­ками], дабы посредством него противостояли сыны церкви светским философам и поражали их их же соб­ственной стрелой. Помимо этого учения, невозможно опровержение противников, когда светские [философы] спорят об ипостаси, которая есть тело, и о природе. Для всего этого привлек св. Иоанн Дамаскин эти [фи­лософские главы] и их терном оградил прелесть плодов собственного виноградника. Но, вступая в глубины это­го виноградника и желая отведать благодать гроздьев его, следует прежде знать содержание этих [глав] (стр. 183-184).

II. КО ВТОРОЙ ЧАСТИ («ТОЧНОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ

ПРАВОСЛАВНОЙ ВЕРЫ», ПРЕДСТАВЛЕННОЕ

В СТА ГЛАВАХ)

Перед вами сто глав церковного учения, огражден­ных пятьюдесятью философскими главами. Эти главы [церковного учения] несовершенны без них, [философ­ских], так же как те — без этих (стр. 187).

ПЕТРИЦИ

Иоанэ Петрици (XI—XII вв.) — крупнейший грузинский философ, представитель самого значительного в средневековой Грузии философского течения — неоплатонизма. В начале своей деятельности Петрици жил в Константинополе, где

принимал активное участие в движении, возглавляемом Иоанном Италом. После осуждения Итала (1082) и преследования его учеников и приверженцев Петрици переехал в грузинский Петрицонский монастырь, находившийся на территории Бол­гарии. Деятельность Петрици закончилась в Грузии, в Гелат-ской академии, куда он был приглашен грузинским царем Давидом Строителем (занимал престол в 1089—1125 гг.), отли­чавшимся редкой для того времени терпимостью в религиоз­ных вопросах.

В своих философских воззрениях Петрици исходил из основного положения неоплатонизма, согласно которому выс­шее и абсолютное начало — единое — посредством эманации порождает многоступенчатый мир бытия. Как наивысшее добро и красота, единое составляет и высшую цель познания. Основные ступени эманации единого таковы: первый предел и первая беспредельность; божественные монады; действи­тельно сущее; разум; душа; природа; небо; четыре стихии чувственной природы (земля, вода, воздух и огонь).

Петрици высказывал характерное для неоплатонизма пан­теистическое положение о вечности мира, враждебное основной догме христианского вероучения. Он развивал и неоплатонов­ский взгляд на познание как на обратный эманации процесс восхождения к единому. Петрици отличает при этом размыш­ление как опосредствованное знание от мышления как интуи­тивного постижения единого.

Нам известны четыре работы Петрици: утраченные пере­воды «Топики» и «Об истолковании» Аристотеля и дошедшие до нас переводы «О природе человека» Номесия Эмесского и «Первооснов теологии» Прокла.

Среди наследия Петрици особое место занимает его «Рас­смотрение Прокла диадоха и платоновской философии», со­стоящее из трех частей: предисловия, комментариев ко всем 211 параграфам «Первооснов теологии» Прокла и послесловия.

Предлагаемый читателю теист представляет сокращенный перевод предисловия, выполненный по изданию: «Труды Иоанна Петрици», т. II. Тбилиси, 1937, стр. 3—9. Полный русский перевод сочинения Петрици см. Иоанн Петрици. Рас­смотрение платоновской философии и Прокла диадоха. Перевод с грузинского и исследование И. Д. Панцхава. Тбилиси, 1942 (предисловие, стр. 83—87).

РАССМОТРЕНИЕ ПРОКЛА ДИАДОХА И ПЛАТОНОВСКОЙ ФИЛОСОФИИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Смысл этой книги в следующем: выявить прежде всего единое, если оно [действительно] единое, доказать многопрославляемое единое с силлогистической необхо-

димостью и тем избежать того, чтобы не-единое мысли­ли и называли единым. Многое из сущего, не будучи единым, притязает на то, чтобы быть единым. Поэтому [Прокл] исследует [вопрос] по законам логики и находит чистоту безупречного единого. Привлечение примеров сделает сказанное более ясным: что бы ни сказать и ни предложить мышлению, например небо, душа, разум и даже само действительно сущее, которое я называю первой сущностью и первой сложностью, ни одно из них не есть единое; ведь налицо оно, и его природа, и части, из которых оно составлено, и [поэтому] оно не есть безупречное и чистое единое, как говорил Парме-иид Сократу, называя эти сложные и составленные из частей [предметы] дремучим лесом и соблазном [для философа], а самого философа — сучкой лаконской... [Многое из сущего] связано с природой и со сложен­ностью, само же безупречное и непритязательное еди­ное не связано ни с сущностью, ни со сложенностью, а превыше всех их. И доказывает [Прокл] единое, при­водя в пример множество и единицу как начало числа, и по законам «Органона» показывает нам, что единица прежде всякого числа.

Доказав и закрепив это с твердостью, которую ни один заблудившийся спорщик поколебать не может, бе­рет он доказанное и неопровержимое положение и до­казывает последующее, проделывая это последовательно над всем: ранее доказанное кладет в основу последую­щих доказательств и завершает [их] таким образом, чтобы [все они], будучи составленными из частей, по­лучили свою целостность подобно человеческому телу...

Насколько было возможно, [Прокл] постарался по­знать из сущего желаемое и вожделенное, разъяснил подлинное и скрытое в диалогах Платона и возжег огонь содержащейся в них веками мудрости и возник­шего вместе с ней убеждения и [показал], как жаждет в них Платон [постигнуть] не охватываемое воображе­нием единое и весь разумный и сверхразумный миропо­рядок. Далее, спаянные законами [логики] слова пери-патетиков-аристотеликов, теснящих [противника] и по­добно пламени размножившихся, обратил он против

них же. И разъяснил, и лишил основания правду, при­тязающую на самим Аристотелем открытые законы ло­гики, [посредством] которой перипатетики опровергали Платона...

И ко всему этому присовокупил чистоту и ясность доказательств и с высоты своего созерцания сделал ее источником толкований, за что снискал среди потомков имя диадоха, что значит преемник Платона...

И еще больше необходимо знать, что потенция и акт души и [потенция и акт] разума различны. И каждое из них имеет собственное, соответствующее своей сущ­ности название на ясном как солнце эллинском языке... И слушай, [читатель], далее, что [потенция и акт] души называются [на эллинском языке] дианойя, а разума — поэма; умопостигаемое же и вышележащее [называются] ноэтон. Поясню каждое из них в отдельности.

Прежде всего о [потенции и акте] души, что то же, что и дианойя. Дианойя не простая и несоставная мысль, а размышление; душа имеет силу мышления в опосредствовании и в отличие от [потенции] разума сложна, а не проста. Замышляя что-то, [душа] сопостав­ляет «есть» и «не есть», подобно тому как, захотев что-то, говорю: делать или не делать, а затем уже устремляю мысль на что-то [одно] и желаю либо «есть», либо «не есть». Поэтому и имеет она подобающее на­звание — размышление, или раздумье. Размышление души, говорит Порфирий, похоже на то, когда человек идет шагом, и не просто движется туда, куда направ­ляется, а завершает пройденное шаг за шагом. Подобно этому и душа приступает постепенно от одного к дру­гому, пока не придаст каждому форму, не объемлет мыслимое и не сделает [его], чем бы оно ни было, себе подобным.

А разум охватывает умопостигаемое непосредствен­но, подобно тому как с восходом солнца его лучи по­крывают все сразу вне времени и движения; появляют­ся лучи не постепенно, а с появлением диска солнца. То же самое ты усмотришь и в отношении разума; если есть разум, есть и мышление; ведь мышление воз­никает вместе с разумом, так же как с солнцем — лучи.

А что [сказать] о ноэтон! То, что ноэтон выше всего того, в отношении чего он есть ноэтон. Понимаешь, что такое ноэтон? Мыслимое или умопостигаемое.

И слушай дальше: размышление, как мы доказали, когда говорили о душе, отлично от мышления, как мы и это доказали, когда говорили о разуме.. Теперь нам следует знать, что такое ноэтон: это мыслимое или умопостигаемое; а каждое мыслимое превосходнее мыс­лящего, так как мыслимое выше мыслящего. Поясним это примерами.

Разум выше души, и сущность его одно, а сущность души — другое, и душа [здесь] мыслящая, а разум мыс­лимое. Далее, сущность действительно сущего выше разума, и разум [здесь] мыслящее, а действительно сущее мыслимое. Выше действительно сущего — боже­ственные и единичные числа; они и сущность действи­тельно сущего различны, и мыслящее здесь уже дей­ствительно сущее, а мыслимое — сверхсущностное чи­сло. Далее, мыслящее — [это] божественные и сверх-сущные монады, мыслимое для них — первый предел и первая беспредельность. И далее, мыслящее — первый предел и первая беспредельность, а мыслимое — наи­высшее, непознаваемое единое и благо, которое, желая почтить его, назвали также отцом. Итак, все [перечис­ленное] есть, сообразно порядку каждого, и разум, и умопостигаемое. Следует уяснить себе, что мыслимое превосходнее мыслящего как более божественное.

И кроме этого необходимо знать [следующее]. Знай, что каждую сущность и субстанцию мы мыслим из последующего, и то, что следует из сущностей, — это их потенции и акты; а каков акт, такова и потенция, и какова потенция, такова и сущность. И необходимо, далее, знать, что первые по природе становятся в по­знании познающего последними, а последние по при­роде — первыми, как сущность и акт каждого [в от­дельности]. Сущность по природе первична, и, когда мы нечто познаем, мы познаем из последующих, то есть из потенции и акта; а по тому, каковы потенция и акт, мы понимаем, сущности; ведь всякая потенция и всякий акт суть потенция и акт сущности. И если акт кого-то или чего-то прост или несложен, то проста и

несложна его сущность; а если акт его не прост, то и сущность его не проста, как [это видно на примере] души и разума; сложно мышление души, которое есть акт, и [поэтому] не проста ее сущность; акт разума прост, и сущность его, как это было доказано выше, проста.

Знай, далее, что в разном смысле говорим мы о потен­ции и акте души, разума, единого и единиц. О [потен­ции и акте] души мы говорим, обращаясь как к при­меру к передвижению и постепенному прибавлению, когда акт или приобретается, или нет. И [называем ее] лишь потенцией, как у детей и невежд, которые, как это доказал Аристотель, суть лишь потенции, непри­частные к акту. Ведь нефилософствующую душу он называет лишь потенциальной душой, а не актуальной; только за философствующими он признает их душу и разум актуальными.

Другое — потенция и акт разума, так же как и сущ­ность [его], ибо [разум] обладает актом как чем-то со­путствующим и вечным вместе с сущностью, а сущно­стью [обладает] вместе с актом. И как у солнца лучи всегда [даны] вместе с диском, так и разум [дан] вместе с умопостигаемым, ибо разум не что иное, как вечное мышление. И он отличен от души, которая достигает успеха постепенно и присоединяет к себе мыслимое, двигаясь от этого мыслимого к другому; разум и его умопостигаемое даны в одно и то же время.

Но в отношении единого мы не можем говорить об умопостижении, ибо всякое мыслящее связано с незна­нием и стремлением к познанию того, чего оно не по­знало, и к знанию того, чего оно не знает. Но наивыс­шее единое выше знания и постижения. И что же ему познать, когда нет ничего, чего бы оно не знало? И что же постигать ему, создавшему и украсившему сущ­ность разума?

И далее, разум мыслит все в отдельности и множе­ство как множество, единое же мыслит и все, и отдель­ное в единстве и нераздельно, как [это] доказано выше, когда утверждалось, что всякое мыслящее действует сообразно со своей сущностью. А акт единого един и в соответствии с ним, как наивысшим, превыше всего,

РУСТАВЕЛИ

Руставели Шота (XII в.) — великий грузинский поэт и мыслитель-гуманист. Свои философские воззрения он выразил в знаменитой поэме «Витязь в тигровой шкуре». Эти воззрения навеяны пантеистическими тенденциями Ареопагитик и нео-платоновским по своей сути учением И. Петрици о сущем. Основа природного единства неба и земли — бог, понимаемый как «полнота всего сущего». В этическом плане бог для Руставели — абсолютное добро. Активное стремление к нему человека — основная цель его деятельности. В своих эстети­ческих воззрениях Руставели исходит из того, что идеал прекрасного заключен в реальной жизни. Главные признаки красоты — гармония, мощь и целесообразность. Как гуманист, Руставели прекрасное в человеке усматривает в любви и дружбе, считая их высшими моральными ценностями.

Представленные строфы из поэмы Руставели отобраны по изданию: Шота Руставели. Витязь в тигровой шкуре. Пер. с грузинского Ш. Нуцубидзе. Тбилиси, 1966, — и расположены тематически.

ВИТЯЗЬ В ТИГРОВОЙ ШКУРЕ

12. Стихотворство изначально — отрасль мудрости

одна, — В ней божественных напевов сладость

внемлющим дана,

Но и здесь способный слушать насладится им

сполна;

Длинный сказ поведать кратко — этим песня нам

ценна.

13. Скакуна проверить может путь широкий без

преград,

В мяч играющих — арена, где ясны и взмах и

взгляд,

А поэта — стих протяжный, где б он мог пойти

назад, Если сила слов иссякнет и в стихах ослабнет лад.

14. Полюбуйтесь стихотворцем и его шаири ¹ строем В миг, как речь родную спутав, стих слагает с

перебоем,

Не сомнет он хода мысли, а отступит только с

боем

И, взмахнув чоганом ² ловко, вновь сумеет стать

героем!

15. Кто лишь раз иль два случайно рифму сплел,

тот не поэт.

Пусть не мнит себя поэтом! С мастерством тут

сходства нет.

Строки раз-другой он свяжет, а стиха в них нет

примет.

Все ж кричит с упорством мула: «Вот поэзии

расцвет!»

16. Есть другие стихотворцы: куцый стих — вот их

отличье.

Грудь пронзить нас совершенством не позволит

их обычай.

Я сравнил бы их с юнцами, что погнались за

добычей И, не сбив большого зверя, все ж гордятся

мелкой дичью.

17. Третий вид стихов пригоден для веселых

песнопений, Для пиров, забав любовных и шутливых

поношений, Нас развлечь и это может, только в ясном

изложеньи.

Но поэт лишь тот, кто пишет в неизбывном

вдохновеньи.

18. Перлы творчества поэту рассыпать не надо зря. Возлюбить одну он должен, лишь ее боготворя, Петь о ней со всем искусством, для нее одной

горя, Никакой не ждать награды, словом музыку творя.

19. Знайте все, одной и той же гимн пою я

неизменно. Этим я горжусь, но тайны не расславил

откровенно.

Хоть нещадна, как тигрица, все же чувство к

ней нетленно, Ниже вновь ее я песней славословлю сокровенно.

20. О любви об изначальной, в высь к идеям

восходящей,

Не сказать словами. Слово здесь приводит к

скорби вящей.

Хоть любовь и одаряет страстью, 'выспренне

парящей, Не снести ее страданий и душе страстотерпящей.

21. Той любви постигнуть тайну мудрецов бессилен

гений,

Истощается здесь слово, не хватает песнопений. Я воспел лишь плоть земную, красоту ее

влечений, Не распутных, а томящих жаждой высших

вожделений.

22. Кто миджнур ³ — так он — безумец, смысл таков

арабов слова, Ведь безумствует влюбленный, разлучась

с любимой снова. Но одни в порывах тщетных ищут божьего

покрова,

А иным — красоток ласки всей земной любви

основа.

23. Но лишь тот миджнур, кто с виду блещет

солнечной красой,

Чей удел довольства жизни, мудрость, щедрость

и покой, Одарен умом и словом, мощных мощно кличет

бой. Кто лишен всех этих качеств, ни к чему

миджнур такой.

24. В чем краса миджнуров чувства, нам с трудом

познать дано:

Ведь оно необычайно и распутству не равно. Это чувство от распутства рубежом отделено. Пусть не путают их, помня, что здесь мной

изречено.

25. Кто миджнур, тот постоянен, презирает он порок. С тяжким вздохом покидает он возлюбленной

порог.

Лишь одной он предан сердцем, как бы ни был

грозен рок.

Я брезглив к любви без чувства, где слышны

лишь чмок да чмок.

26. Заблуждается, кто скажет, будто с тем миджнуры

схожи, Для кого сегодня, завтра, та иль эта — все

пригожи.

Развлекаться так — похоже на прокази

молодежи. Тот миджнур хорош, который муки мира

превозможет.

27. Первый долг миджнура — тайна и в страстях

души покой.

Образ милой вспомнив, должен он исполниться

тоской, В исступленьи от разлуки пламенеть, гореть

душой,

Вынося и гнев любимой, претерпеть сердечный

зной.

28. Долг его — не открываться и в страданьях

никогда,

Не вздыхать при всех, чтоб милой не коснулась

тень стыда,

Не давать никак заметить чувств безумных и

следа

И гореть для той, с которой стала б радостью

беда.

29. Как же верить тем, кто может оглашать любви

обет,

Кто, вредя своей любимой, и себе приносит вред? Если тайна разгласится, от стыда спасенья нет. Долг миджнура в том, чтоб дева от любви не

знала бед.

30. Я дивлюсь, когда влюбленный о любви кричит

своей

И позорит ту, в ком чувство смертоносных ран

сильней.

А не любишь, для чего же говорить тогда о ней? Злое слово больше жизни почитает лишь злодей.

31. Пусть влюбленный о любимой плачет — ведь он,

плача, прав!

В одиночестве прекрасном, как отшельник средь

дубрав,

Лик возлюбленной он помнит, путы малых дел

порвав.

А в среде людской он должен обуздать миджнура

нрав.

1. Кто создателем Вселенной был

всесильно-всемогущим

И с небес дыханье жизни даровал всем тварям

сущим, Одарил земным нас миром, многообразно

цветущим, — От него ж цари с их ликом, одному ему

присущим.

2. Образ тел во всей Вселенной создал ты, единый

бог,

Будь защитой мне, чтоб мощью сатану попрать

я мог!

Дай туда провесть миджнуров, где их смерти

ждет порог, Облегчи грехи, чтоб с ними я в пути не занемог.

800. Стал молиться: «Бог всевышний, тверди неба

вседержитель, «То ввергающий в страданья, то добра

уготовитель, «Непостижный, несказанный, права правого

зиждитель, «Дай мне силы над страстями, вожделений

повелитель!

801. «Боже, боже, выси, долу ты владыка и покров. «Создал ты законы сердца, породив для нас

любовь. «Вдаль от лучшего светила мир меня уводит

вновь. «Не губи любви посева, что растит любимой

кровь.

802. «Боже, боже, упованья мне другого не найти, «Дай мне помощь умоляю, где бы ни был я

в пути, «Силу вражью, бурю в море, духов мрака

отвести! «Коль спасусь, тебе я жертву обязуюсь

принести».

1238. Автандила речи к богу благодарностью звучали: «Будь же ты прославлен, — молвит, —

утешающий в печали,

 

«Вывший, сущий, несказанный, непостижный

в высшей дали

«И небесной благодати отверзающий скрижали». 906. Говорит Асмат: «Всевышний, в словесах

неизреченный, «Совершенен мир, тобою светом солнца

освещенный. «Мне ль вознесть тебе хваленья,

в беспредельность облаченный? «Славься ты, не давший смерти мне, страданьям

обреченной!»

826. Молвит: «Солнце — в изреченьях образ

солнечный ты ночи,

«Ты вне времени причастно одного единой мощи, «В йоту мига снизить звезды у тебя хватило б

мочи, «Не меняй ты мне судьбины, дай узреть

любимой очи!

827. «Ты, кого, как образ бога, знали мудрые дней

прежних, «Облегчи мою неволю, я в тисках цепей

железных!

«Я искал хрусталь-бадахши, но лучей лишился

нежных. «Там страдал вблизи любимой, здесь в тоске

путей безбрежных».

1478. Мудрый Дивное открывает дела скрытого исток: Лишь добро являет миру, а не зло рождает бог, Злу отводит он мгновенье, а добру —

пространный срок, Ввысь подъяв его истоки, где сверхблагости

порог.

112. Отвечает дева: «Смело я скажу тебе, родитель, «Недостоин бог упрека, всей судьбы

распорядитель,

«Непричастен к жизни горькой тварей щедрый

покровитель.

«Зло творить зачем же будет тот, кто есть добра

зиждитель?»

1348. Автандил в ответ: «Не бойся, все правдиво здесь

и цельно,

«Горе горькое умчалось, и веселье неподдельно, «Мрак развеян, и величье света стало

нераздельно, «Зло сразив, добро пребудет в этом мире

беспредельно».

1421. А Фатьму при виде девы словно жажда обожгла. Руки, ноги целовала и за шею обняла. Молвит: «Богу благодарна! Озарилась светом

мгла,

«Вечен свет добра, познала кратковременность

я зла».

1495. Царь спешит верхом навстречу, с ним вся знать

и все войска. Кто прослышал, все явились, как на зов,

издалека.

Прославляется повсюду бога вышнего рука, Молвят: «Зло недолговечно, а добро живет века».

940. О зачем ты, мир коварный, ввергнул нас

в круговорот?

Кто тебе, как я, отдался, непрестанно слезы льет. Нас отколь куда кидаешь, где сметаешь жизни

всход? Но к отверженным тобою преисполнен бог забот.

941. Автандил в разлуке плачет, слышен вопль до

небокрая,

Молвит: «Я теперь, как прежде, плачу, кровью

истекая. «Как была трудна мне встреча, так тяжка

разлука злая.

«Не равны на свете люди — между ними грань

большая».

942. Насыщали зверя в поле с кровью пролитые

слезы.

Автандил не мог, сгорая, отвратить огня угрозы, Тинатин⁴ он вспоминает, и печалят душу грозы, И сияет блеск хрустальный сквозь узоры алой

розы.

943. Отцвела, завянув, роза, тополь-стан поник от

бури, Хрусталя и дала⁵ грани отражают цвет лазури,

4 675

Но сдержал он натиск смерти, сердца в скорби не

понурив.

Говорит: «Покинув солнце, не дивлюсь, что день

мой хмурый».

944. Солнцу молвит: «Ты ведь отблеск Тинатин моей

ланит.

«Освещает дол и горы ваш соцветно схожий вид. «От того-то мне, безумцу, образ твой покой дарит. «Но зачем ты отвернулось? Эт.о грудь мне

леденит.

945. «Лишь на месяц удаляясь, солнце шлет нам

стужу зим,

«Как не стыть мне, коль два солнца бросил я,

тоской томим?

«Но утес не знает боли и тоской непобедим, «Ран ведь нож не исцеляет, только боль несет

он им».

946. Путник к небу плач возносит, солнцу молвит,

говоря: «Ты над властью власть, о боже, вот к тебе

взываю я. «Ты, кто малых ввысь возносишь, дав

счастливым трон царя,

«Дай узреть любимой очи, в полночь день не

претворя.

947. «Плачем плач и горем горе увеличь, Зуал⁶,

мне ты

«И покрой мне сердце мраком, ввергни в бездну

темноты, «Бремя мук, как ношу мулу, ниспошли мне

с высоты «И скажи моей любимой: «Он слезой сменил

мечты».

948. «Я к тебе, Муштар⁷, взываю, дай правдивый

приговор, «Разреши нам справедливо сердца с сердцем

нежный спор.

«Не бери греха на душу, омрачив правдивца взор, «Прав я, знай, не мучь, вскрывая в сердце раны

давних пор.

949. «Вот Марих⁸, я умоляю, грудь пронзи мне без

пощады

«И потоком алой крови обагри мои ты латы. «Ты возлюбленной поведай, как я стражду от

утраты,

«Ведь ты знаешь, как лишился в этой жизни

я отрады.

950. «Помоги ты мне, Аспирос ⁹! Грудь мне та зажгла

пожаром,

«Кто столь дивно цепь жемчужин губ объяла

жаром.

«Ты сама ведь одаряешь всех красавиц этим

даром,

«Чтоб такой, как я, бедняга погибал в безумье

яром.

951. «Отарид ^|0, с твоим лишь можно мне сравнить

свой жалкий рок.

«В плен забрав, меня сжигает солнца огненный

клубок.

«Опиши мои страданья, вот чернила—слез поток,. «Я свой стан, как волос тонкий, быть пером

твоим обрек.

952. «Сжалься, Месяц, надо мною, гасну я, как ты, —

иссох. «То, как ты, я полон солнцем, то опять без

солнца плох.

«Расскажи моей любимой, как я страстью взят

врасплох,

«Пусть запомнит: испускаю для нее последний

вздох.

953. «Страсть мою поют светила голосами всей

седмицы, «Отарид, Муштар и Солнце все с Зуалом

бледнолицы,

«А Луна, Марих, Аспирос опустили вниз зеницы «Возвестить моей любимой, что страданьям нет

границы».

954. Говорит он сердцу: «Ныне слезы льешь

неиссушимо.

«Жизнь сгубив, со злом сдружиться разве так

неотвратимо?

«Знаю, что черны, как ворон, волоса моей

любимой. «Если горя мы не стерпим, счастье чем же

нестерпимо?

955. «Лучше буду жить я, даже жизнь сомненью

подвергая!

«Коль могу я видеть солнце, ни к чему тоска

такая!»

Затянул он песню сладко, слез потоки низвергая. Соловья с совой равняет звуком дивным песнь

такая.

956. Отовсюду вышли звери слушать звуки

песнопенья, Наслаждаться дивной песней над водой

взнеслись каменья И, внимая плачу, плачут, внемля в чарах

удивленья. Он в слезах поет и видит всюду слезы сожаленья.

865. «Коль ты мудр, то знать ты должен, в чем же

мудрость-то сама! «Муж, способный плакать тихо, добродетелен

весьма.

«Тверже скал держаться надо, хоть страданий

будет тьма, «Все несчастье человека — это горе от ума.

866. «Ты мудрец, но не научен мудрецов понять

сужденья. «Как, среди зверей рыдая, ты насытишь

вожделенья?

«Отвернувшись от Вселенной, как поймешь свои

томленья?

«Для чего повязка здравым? Для чего вскрывать

раненья? 776. «И меня в разлуке помня, ты крепи ко мне

любовь,

«В жизни я рабом не буду, не страшусь своих

врагов.

«Храбрый, горести отвергнув, с храбрым сердцем

в бой готов. «Жалок тот, кто в дни невзгоды не сумел

воспрянуть вновь,

297. «Ты, служа царю, стремился отыскать меня

скорей.

«Волей бога я нашелся, к цели шел ты всех

храбрей.

«Но про жизнь мою кто скажет, отчего я средь

зверей. «Если сам скажу тебе я, — стану пеплом от

огней».

893. «Что за польза от томленья? Что несет нам

слез поток?

«Ведь никто не умирает, коль того не хочет рок. «Розе цвет хранить без солнца точный дан

трехдневный срок, «Рок — борьба, и с ней победа, коль того

желает бог».

779. Сел писать он завещанье, о тоске души сказать: «Царь, того, кого я жажду, тайно я ушел искать. «Без него, по ком сгораю, тяжела мне жизни

кладь.

«Призови, простив, мне в помощь сил небесных

благодать!

780. «Знаю, ты мое решенье не отвергнешь под конец. «Друга, спаянный любовью, не предаст врагам

мудрец.

«Я дерзну слова Платона привести, как образец: «Вслед за плотью тленен духом как двуличный,

так и лжец.

781. «Ложь — источник всех несчастий и спокойствия

утрата.

«Как предам того, кто в жизни для меня дороже

брата?

«Если действовать не будешь, ни к чему ума

палата.

«Цель познанья в том, чтоб влиться в стройность

высшего уклада.

782. «Ведь апостолов писанья о любви известны вам, «Как глаголят, как возносят! Будь соцветен их

словам!

«Гимн «Любовь нас возвышает» бубном взносят

к небесам.

Θ7Θ

«Коль их ты не понимаешь, как понять их

простецам?

783. «Кто родил меня и дал мне над врагами

торжество,

«Кто незримой силой дарит все земное естество, «Кто, найдя предел пределам, обессмертил

божество,

«Тот мгновенно претворяет сто в одно, одно же

в сто.

784. «Не бывает то, что воле всеблагого неугодно. «Без лучей небесных розы увядают ежегодно. «Красота нетленным видом возвышает

благородно. «Разве, с другом разлучившись, жить могу я

беззаботно?

785. «Но прости, как ты ни гневен, что я дерзко

непослушен.

«Я не мог снести страданий, мир мне, пленнику,

стал душен. «Чтоб погас огонь горенья, мне отъезд, как

лекарь, нужен. «Кто обрел свободу воли, тот к несчастьям

равнодушен.

786. «Бесполезны воздыханья и обильный слезомет. «Не свершившись, не проходит то, что небо

людям шлет. «Сносит стойко все несчастья храбрецов

отважный род,

«Не менять земным созданьям бытия извечный

ход.

787. «Все, чему дано от бога совершиться надо мной, «Пусть свершится! Все исполнив, возвращусь

к себе домой, «Вновь увижу величавых, вас, увенчанных

судьбой.

«Быть полезным Тариэлю — это весь прибыток

мой.

788. «Если мысль мою осудят, царь, предай меня ты

казни. «Неужель в моем отъезде повод есть для

неприязни?

«Не предам я Тариэля, я не раб людской

боязни,

«Не могу, чтоб он мне бросил в небесах упрек

непраздный.

789. «Не забыть про горе друга — это клад, никак не

малый!

«Презираю человека, если он изменник шалый, «Не солгу владыке солнца, что в лучах сияет,

алый! «Ни к чему храбрец кичливый и вояка

запоздалый.

790. «Хуже нет, когда со страхом воин в бой идет

кровавый, «Ужасаясь, весь трепещет и дрожит пред

смертью, здравый. «Чем же лучше хилой пряхи воин слабый и

лукавый? «Всех богатств добытых лучше добыванье

доброй славы.

791. «Не задержат смерть теснины, ни скалистая

вершина. «Храбрецов и малодушных перед ней равна

судьбина. «Под конец юнцов и старых примет вечности

долина, «Недостойной жизни лучше достославная

кончина.

792. «Повелитель, не дерзну ли доложить тебе со

страхом:

«Тот не прав, кто забывает хоть на миг, что

станет прахом. «Уж грядет, кто днем и ночью все одним

сметает взмахом. «Знай, коль я с тобой не свижусь, взят я

времени размахом.

793. «Если буду я низвергнут разрушающим все

миром

«И умру один, не слыша плача тех, чьим был

кумиром, «Не одет рукой питомцев и святым не мазан

миром,

68J

«Пусть твое благое сердце эту весть приемлет

с миром.

794. «Не измерить всех сокровищ, что хранил я по

дворцам,

«Одари ты неимущих и свободу дай рабам. «Раздавай богатство щедро бесприютным

беднякам, «Память добрую за это обрету средь них я сам.

795. «Что найдешь из тех сокровищ для храненья

непригодным,

«Часть отдай мосты построить, часть — домам

богоугодным. «Не считай моих убытков, действуй, как

найдешь удобным. «Чтоб меня утешить, кто же может быть тебе

подобным?

796. «Уж тогда с моим посланьем не придет к тебе

гонец!

«О душе своей пишу я, как проситель, но не

льстец.

«Лесть бесплодна; в добром деле делу дьявола

конец. «Ты прости великодушно! Чем воздаст тебе

мертвец?

797. «Как за лучшего из верных, я прошу за

Шермадина ", «Без конца ему страданья шлет текущая

година.

«Приласкай его — ведь к ласкам он привык у

господина,

«Чтоб сквозь очи не прорвалась слез кровавая

плотина.

798. «Завещание закончив, приложил к нему я руку. «Воспитатель, меркнет разум, не снеся с тобой

разлуку!

«Не носить по мне вам траур, одолейте сердца

муку, «Пусть пред царственным величьем страх

объемлет всю округу».

799. Шермадину дал письмо он, кончив рукопись на

этом.

«Что с тобой — сказал — решили, все дерзни

сказать с приветом.

«Кто же, как не ты, умеет верным быть моим

заветам?» Обнял он его, и слезы полились кровавым

цветом.

АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Одним из выдающихся представителей азербайджанской общественно-политической и философской мысли в эпоху средневековья был поэт и мыслитель Ильяс Юсиф-оглы Низами (литературный псевдоним Гянджави) (1141—1209).

Он родился в г. Гянджа (ныне Кировабад, Азерб. ССР) в семье ремесленника. Биографические сведения о Низами очень скудны, единственным источником служат произведения самого поэта. В Гянджинском медресе (высшее духовное учи­лище) Низами изучал Коран, мусульманское право, этику, арабскую схоластику, математику, астрономию, медицину и другие науки того времени. В совершенстве овладев арабским и персидским языками, он много занимался гуманитарными науками — историей, философией, литературой, читал произве­дения Платона, Аристотеля и других философов — античных и мусульманских.

Основные произведения Низами: «Сокровищница тайн», «Хосров и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь красавиц», «Искендер-намэ» («Книга об Александре Македонском»). В по­следнем произведении Низами наиболее полно изложил свои философские и общественно-политические воззрения, особенно в таких главах, как «Беседа индийского мудреца с Искенде-ром», «Тайное собеседование Искендера с семью мудрецами», «Послание Аристотеля о мудрости», «Послание Платона о муд­рости», «Послание Сократа о мудрости», а также в последних главах, посвященных описанию кончины древнегреческих мыслителей. Вторая часть поэмы «Искендер-намэ», в частности рассказ «Прибытие Искендера в северные пределы», где изло­жена социальная утопия поэта, имеет важное значение для характеристики общественно-политических взглядов Низами. Ниже приведены отрывки из поэмы «Искендер-намэ» в пере­воде (с фарси) К. Липскерова (М., 1953). Подбор отрывков, вступительный текст и примечания Ш. Ф. Мамедова.

ИСКЕНДЕР-НАМЭ

БЕСЕДА ИНДИЙСКОГО МУДРЕЦА С ИСКЕНДЕРОМ

«Я — индийцев глава. Хоть годами я стар,

Но во мне не угас размышления жар.

И о тайнах узнать преисполнен я жажды.

Эти темные тайны раскроет не каждый.

Но тебе, говорят, ясность мысли дана,

О которой мечтали во все времена.

Ты — великий учитель! Твой блещущий разум

Все узлы темной тайны распутает разом.

Ты — властитель венцов. Твой возвышен престол,

Под счастливой звездою ты к знанью пришел.

Если ты озаришь меня светом ответа,

Отвернусь я от солнца — источника света.

Если ж ты не захочешь мне свет ниспослать, —

На осла я навьючу дорожную кладь.

Но не общей беседы сегодня мне надо.

Лишь с тобой говорить мне была бы отрада!

Я вопросы задам, а ответишь лишь ты.

Озаряющим пламенем светишь лишь ты».

Молвил царь: «Не томи же себя в промедленье.

Говори мне о каждом неясном явленье».

Пал индиец пред лучшим в подлунном краю.

Как индийский клинок, речь вознес он свою.

Вновь прославив того, чья священна порфира,

Он спросил у царя о создателе мира:

«Как земные пожитки мне наземь сложить?

Как дорогу к создателю мне проложить?

Он — един. Но приду ли я к господу богу?

Где его я найду, если тронусь в дорогу?

Всюду божьи следы. Но меж звездных морей

Он укрыт. Где же ключ от закрытых дверей?

В чем его существо? Все ль он будет безвестным?

Он спустился в наш мир иль остался небесным?

Сердцем встречу его или взором своим?

Спросят люди, где он? Что я вымолвлю им?

Он вверху иль внизу? Как ответить неложно?

Вопросившим являть доказательство должно!»

Произнес Искендер: «Можно краткую речь

Или множество слов для ответа привлечь.

От себя отвернувшись, найдешь понемногу

Ты прямую дорогу к единому богу.

Где же место творца? Есть один лишь ответ:

У создателя мест — места, ведаем, нет.

Кто промолвит: все тайны его перечисли!

Не находят его наши смертные мысли.

Только то, что мы взором смогли воспринять,

Наши мысли земные сумели познать.

В мыслях бога искать предоставь нерадивым.