Но я всегда буду любить тебя.

Я ложусь на бок, а лист бумаги медленно падает к с кровати куда-то на пол. Я никогда не смогу сказать Джеймсу, что чувствую — если только не пойму, как отсюда выбраться. Но каждая секунда напоминает мне, как мало времени осталось. Никто за мной не придет. Только хирург.

Глава 5

— Расскажи мне о своем последнем воспоминании про дом у озера, до того, как за вами пришли обработчики, — говорит доктор Беккетт. Он снова сидит в кожаном кремле, а я сижу на стуле напротив него, и руки у меня не связаны. От лекарств, которые доктор дал мне, чтобы я успокоилась, в голове у меня тяжело, они разливаются по всему телу, и от них я чувствую спокойствие.

— Я была с Джеймсом, — говорю я, улыбнувшись, — мне снился сон про нас, и я рассказывала этот сон ему, а потом мы услышали, как внизу кричит Даллас. Потом побежали в лес.

Я закрываю глаза и рассказываю ему о погоне. О том, как Артура ударили шокером, а Даллас воткнула нож в Роджера. Он внимательно слушает и не перебивает.. Но когда я замолкаю, облизывает губы, как будто ждал этого, чтобы задать вопрос.

— А где был Майкл Риэлм в это время? Казанова был там, но Майкла на ферме не было. Не знаешь, куда он пошел?

— Может, покончил с собой, — говорю я мрачно. Когда в ответ на эти слова я слышу тишину, сразу же жалею о том, что сказала. Я не хочу, чтобы Риэлм умер. Я хочу, чтобы он сказал, что доктор все это время обманывал меня. И привел меня к Джеймсу.

— Я полностью уверен, что Майкл до сих пор жив, — говорит доктор. — Но не волнуйся: как только мы найдем его, ты с ним сполна расплатишься. Ну, когда ты его видела в последний раз?

— В доме. Они с Касом поссорились и вышли наружу. Потом мы с Джеймсом пошли наверх, и...

Я смотрю на доктора Беккетта, вспомнив, что я не должна знать, что Джеймс на свободе.

— Как там Джеймс? — озабоченно спрашиваю я.

Доктор улыбается.

— С ним все в порядке, Слоан. Он находится в одной из больниц Программы и, насколько я знаю, охотно идет на сотрудничество. Тебе больше не нужно о нем волноваться. Лучше позаботься о себе.

— Не делайте ему больно.

Доктор Беккетт сам попался на лжи и даже этого не знает.Я быстро моргаю, как будто сдерживая слезы.

— Пожалуйста, не делайте ему больно.

Доктор сжимает губы, как будто его мучает совесть.

— Я сообщу, что ты просила за него. Хорошо?

Я киваю, притворившись, что благодарна. Откидываюсь на спинку стула и сосредотачиваюсь на последних днях в фермерском доме. На моем разговоре с Джеймсом про детей, на деталях, которые, скорее всего, не помогут Беккетту никогго найти, не говоря уж о моем парне.

Беккетт что-то записывает у себя, он явно взволнован. Я напоминаю себе, что мне осталось только шесть дней до того, как мне сделают лоботомию, если я не выиграю больше времени. Так мне сказал Аса.

— Может... — начинаю я говорить, не зная, что сказать, но понимая, что нужно что-то делать.

— Может, я о чем-то забыла, — говорю я, — что навело бы на мысль, где Риэлм. Может, он сказал мне что-то, а я не помню.

Доктор смотрит на меня, снимает очки и кладет их на стол.

— Существуют лекарства, которые могут сделать воспоминания более отчетливыми, — говорит он, — мы их попробуем в следующий раз.

Он не верит мне, и, наверное, раздумывает про себя, отчего я вдруг стала идеальным пациентом. Я быстро предлагаю объяснение.

— Если вы найдете его, — говорю я, кажется, храбрее, чем есть на самом деле, — я хочу поговорить с ним до того, как вы, — я машу рукой, — сделаете с ним то, что планируете сделать. А потом я хочу домой.

Доктор Беккетт снисходительно кивает.

— Конечно, дорогая. Тебе еще нужно будет пройти Программу, но после этого ты можешь идти.

— Договорились.

Доктор ничего не говорит о лоботомии, да я и не думала, что станет говорить. Но, может, я немного надеялась, что он хотя бы намекнет. Но опять же, если бы не было этой деликатности, каждый день стал бы настоящей пыткой. Я видела Лейси, Артура. И знаю, что будет. Может, лучше жить, отрицая все, пока есть возможность.

* * *

До того, как я выхожу из офиса, доктор Беккетт заставляет меня принять блестящую красную таблетку. Увидев, что Аса меня не ждет, я удивлена, но мне уже хочется спать, так что я быстро иду по коридору. У двери в маленькую комнату отдыха я останавливаюсь.

Лейси сидит там, смотрит в окно и медленно раскачивается. Кажется, ей немного лучше, чем в другие разы, когда я ее видела. До того, как зайти, я смотрю по сторонам, и когда вижу, что на горизонте нет Келл, вхожу внутрь.

— Мне нравятся твои волосы, — говорю я, и это — самое невинное и миролюбивое начало разговора в моей жизни. Лейси смотрит на меня, растягивает губы в улыбке.

— Спасибо.

Она не приглашает меня сесть, но поза ее тела говорит мне, что она не возражает. Я не помню, какой Лейси была до программы — видимо, плохой девчонкой. Интересно, вернется ли когда-нибудь к ней эта ее сторона.

Я сажусь на жесткие подушки дивана, лицом к ней, и она слегка поворачивается ко мне, как будто ей интересно, что я скажу дальше. Об этом я еще не думала.

— Я — Слоан, — говорю я.

Она едва заметно улыбается, смотрит на меня, широко открыв глаза. Я не вижу в них узнавания, но они не мертвы. Не совсем. Я наклоняюсь к ней и снова проверяю, не наблюдают ли за нами.

— Тебя зовут Лейси, — шепчу я, — Ты — Лейси Кламат, и ты из Орегона.

Ее улыбка блекнет, а брови сдвигаются вместе, она пытается понять, что я имею в виду. Она не знает, кто она такая — свсем не знает — но ее личность нетронута. Она не построена только на ее воспоминаниях. И она остается Лейси. Несмотря на панику, которая поднимается во мне при мысли, что она никогда не вернется, я пытаюсь убедить себя, что она — все еще Лейси.

— Если бы я моглы вытащить нас отсюда, — тихо говорю я, — ты бы пошла со мной?

Лейси смотрит мимо меня, и чья-то рука хватает меня за плечо, из за чего я едва не подскакиваю на месте. Поворачиваюсь и вижу, что рядом стоит Аса, крепко сжав зубы от злости.

— Вы, должно быть, устали, мисс Барслоу, — говорит он сухо. — Давайте я отведу вас в палату, чтобы вы отдохнули.

Он прав: помимо этого выброса адреналина, я чувствую тяжесть в теле от лекарств и вот-вот упаду.

Я еще раз смотрю на Лейси, но она уже отвернулась от меня и снова стала раскачиваться и смотреть в окно.

Я тихо прощаюсь с ней и иду за Асой. Он выводит меня из комнаты, обращаясь со мной скорее как с нашалившим ребенком, а не с мятежником, который пытается выбраться из больницы, где промывают мозги. Когда мы выходим в коридор, Аса резко поворачивается ко мне, и я испуганно отшатываюсь.

— Что, мать твою, ты вытворяешь? — спрашивает он полушепотом. От него все еще пахнет сигаретами, а под глазами — темные круги. Что-то его беспокоит.

— Уточни, что ты имеешь в виду, — говорит он, и его взгляд прожигает меня насквозь.

— Хочешь попасть на лоботомию? Я пытаюсь спасти тебе жизнь, Слоан. И спрашивать Лейси о побеге... Боже!

Он сжимает руку в кулак, как будто хочет что-то ударить. Отходит на шаг назад и потом возвращается. Он явно недоволен.

— Слушай, — говрит он, — мне нужно, чтобы ты вела себя умнее. Даллас не слушает меня, и ее уже записали на операцию.

— Что? Когда?

Они собираются превратить ее в одну из этих людей. Собираются отключить ее.

— Ты должен остановить их!

— Не могу, — говорит он, а его лицо совсем близко от моего. — Завтра ее везут на операцию. Я не могу скомпрометировать себя, или я кончу так же, как она и Артур Притчард.

— Тогда что нам делать? Я не позволю, чтобы это произошло. Я должна спасти ее.

— Слоан, — отчаянно говорит он, — ты должна спасти саму себя. Я ей сейчас помочь не могу, и ты не можешь. Просто подыгрывай. Риэлм делает все возможное, чтобы спасти тебя, честное слово.

И снова, услышав имя Риэлма, я испытываю смешанные чувства, которые быстро исчезают, благодаря лекарствам. Они накрывают меня, и через несколько секунд мысли у меня начинают путаться. Аса чертыхается и потом берет меня под руку, чтобы отвезти в палату.

— Это все красная таблетка. В ней есть успокоительное, которое действует, пока стираются твои воспоминания, — говорит он, все время оглядываясь.

— Что они сотрут? — спрашиваю я, хотя к концу этой фразы у меня уже заплетается язык.

— Не знаю. Зависит от того, что ты им рассказала.

— Они хотят найти Риэлма, — говорю я, когда Аса заводит меня в палату. — Хотят знать, почему его не было в фермерском доме, когда они пришли за нами.

Аса помогает мне забраться в постель и смотрит на меня.

— И что ты им рассказала?

— Правду.

Я моргаю все медленнее, и Аса то появляется перед глазами, то исчезает, но все реже.

— Сказала, что не знаю.

Аса улыюается, и я окончательно закрываю глаза.

— Молодец.

* * *

Я сижу в кабинете доктора Беккетта, и мне так одиноко, как никогда раньше. Не могу поверить, что я действительно согласилась принять эту таблетку — таблетку, которая прикрепится к моим воспоминаниям, прояснит их, а потом превратит в то, что подлежит стиранию. Никогда не думала, что я добровольно смогу согласиться на подобное, но сейчас — это мой единственный шанс выиграть побольше времени. У меня осталось пять, а может, четыре дня. Не думая больше ни о чем, я проглатываю желтую таблетку и закрываю глаза, ожидая, пока лекарство не начнет действовать.

— Напроттив меня скрипит кресло — доктор Беккетт усаживается поудобнее, настраиваясь на долгий сеанс. Меня на секунду охватывает паника, из-за того, что мое подсознание, может, и правда знает, где Риэлм, но я не думаю об этом. Я уже приняла таблетку — в моей голове болье нет потайных мест. Может, какая-то часть меня думает, что он заслуживает того, чтобы его поймали.

Через пять минут я широко распахиваю глаза. Чувствую себя спокойно, но, в отличие от спокойствия, вызванного успокоительным, сознание у меня не затуманено. Оно ясное и спокойное. Я целую минуту смотрю на доктора Беккетта, прежде чем он замечает это. Он что-то записывает у себя в блокноте, быстро пролистывая страницы. На нем нет обручального кольца; одет он в мягкий коричневый блейзер, под которым надета футболка — как будто звезда с телевидения, которая пришла на церемонию награждения. Он всегда выглядит так неофициально? Или это — всего лишь часть имиджа, который он пытается создать? Сегодня он побрился и из-за этого кажется моложе. Ему, должно быть, лет сорок, но без бороды он может сойти за двадцатилетнего. Я думаю, что он — ходячая ложь, фальшивый облик во всей полноте.

Он смотрит на меня.

— А-а, вижу, что лекарство подействовало.

Я киваю и устраиваюсь на стуле. Сейчас мне удобнее, чем раньше, или, быть может, я действительно готова сотрудничать.

— О чем вы пишете? — спрашиваю я.

Он улыбается, похоже, смутившись оттого, что я наблюдала за ним.

— Нужно принимать решения, — говорит он. — Некоторым пациентам уже нельзя помочь, Слоан. И я — тот, кто должен принимать нелегкие решения. Мне жаль сообщать тебе это, — он сжимает губы и отворачивается, — но Даллас не справится. Ее записали на операцию.

Я вздрагиваю — в моей груди взрывается комок злости и горя, а потом все приглушает лекарство.

— Что с ней будет? Это жестоко, даже для Программы.

— Уверяю тебя, что это не так ужасно, как ты думаешь — не для такого человека, как она. Мы усовершенствовали технику лоботомии. Теперь она проводится не так, как в первые дни, когда она была популярна. Лоботомию делали у психически болных преступников. Ее целью и не было излечение пациента — наоборот, ее делали, чтобы лучше управлять им. А у нас есть цель. Лобная доля головного мозга Даллас будет отсоединена от нервов, которые посылают ей инфицированные сигналы.

Он складывает перед собой руки натренированным движением доктора.

— Мы вставим ей металлический стержень под глазом и перережем нервные волокна. Когда все закончится, шрамов у Даллас не останется, но она больше не будет хотеть покончить с собой.

— А еще она больше не сможет думать, — резко говорю я.

Неправда. Мы же не отрезаем части ее мозга, мы только... переключаем провода. В результате она станет спокойным, не таким жестоким человеком. Она не будет помнить тех ужасных вещей, через которые прошла. Ее долговременная память пропадет. Даллас пройдет интенсивную физическую и речевосстановительную терапию, и через три или шесть месяцев сможет снова наслаждаться жизнью.

— Это — то, что случится со мной? — спрашиваю я слабым голосом.

— Зависит от того, будешь ли ты нам помогать, Слоан. Расскажи, где Майкл Риэлм?

Его рот лжет, а глаза говорят мне все, что мне нужно знать. В этом учреждении по-другому и не лечат. Я кончу так же, как остальные.

— Я не знаю, где Майкл Риэлм, — говорю я.

— Что он говорил тебе в последний раз? — спрашивает он. — О чем был ваш последний разговор?

Лекарство разливается по венам, находит это воспоминание, и я не могу сопротивляться и отвечаю.

— За день до того, как пришли обработчики, мы стояли на мосту. Риэлм сказал, что все понимает насчет меня и Джеймса — что я всегда предпочту Джеймса, а не его. И обещал, что несмотря на все... он предпочтет меня. Но я этого не хотела.

Доктор Беккетт кивает.

— Ты надеешься увидеть Майкла снова?

Я вздыхаю, пытаюсь удержать слова, но не могу.

— Да. Я жду, что он спасет меня.

Беккетт смеется.

— Правда? Уверяю, это никак не возможно. Но то, что ты в это веришь... Это говорит об очень многом. Слоан, ты любишь Майкла Риэлма?

— Сейчас я его ненавижу.

— Но если все забыть — то, что он лгал тебе, предал тебя... ты любишь Майкла Риэлма?

В моих глазах стоят слезы, нижняя губа немного дрожит.

— Да, — шепчу я, — да, люблю.

— Тогда нам не придется искать его, — говорит доктор, закрыв папку. — Он придет за тобой. А мы будем ждать.

Глава 6

Когда я просыпаюсь на следующее утро, в голосе у меня тяжело от лекарств. Я не жду, пока их действие пройдет, и, тут же вскочив с постели, надеваю чистую пижаму. На столике у кровати стоит поднос с завтраком, но на еду нет времени. Сегодня Даллас сделают лоботомию. И до того, как это сделают, я должна найти ее — и спасти. Я быстро выхожу в коридор, а у меня перед глазами все плывет, и несколько раз, пока я пытаюсь удержаться на ногах, я натыкаюсь на стену. Мне нужно вспомнить, как дойти до карцера, но все вокруг как будто в тумане.

— Слоан?

Я оборачиваюсь и вижу, что по соседнему коридору идет Аса.

— Что это ты вышла из палаты?

— Мне нужно найти Даллас, — говорю я. — Ты должен помочь мне спасти ее.

Аса беспокойно оглядывает пустой коридор, подбегает ко мне и хватает за руку, а потом разворачивается и тащит обратно в палату. Я пытаюсь вырваться, но он сжимает руку еще крепче.

— Пусти, — вскрикиваю я, а он идет еще быстрее. — Мне больно.

Когда мы заходим ко мне в палату, он с силой толкает меня внутрь, и я спотыкаюсь о кровать. Он еще раз оглядывает коридор и закрывает дверь.

— Ты совсем рехнулась? — кричит он и снова оглядывается на дверь. Меньше всего Асе хочется привлекать внимание медсестер или других обработчиков, и я снова кидаюсь к двери, проверяя его реакцию. Он хватает меня, прижимает к себе. Не смотрит на меня, только наклоняет голову и глядит прямо вперед.

— Если сделаешь это, Слоан, с тобой покончено. Без разрешения доктора Беккетта выйти из карцера нельзя.

Его карие глаза смотрят в мои.

— И, думаю, тебе это не понравится.

— Я не могу позволить, чтобы ей сделали лоботомию. Ты должен помочь мне, Аса.

Он как будто бы думает над моими слвоами, но в итоге только пожимает плечами.

— Не могу, — шепчет он, — даже если бы и хотел, не могу. Или я скомпрометирую себя.

— И что теперь? — спрашиваю я. — Мне-то что делать? После Даллас придет мой черед. Ты тогда тоже будешь ждать?

— Нет, я обещал Риэлму.

— Почему? — спрашиваю я, всплеснув руками. — Что ты ему должен, что это стоит таких усилий?

Аса отводит глаза, его щеки краснеют.

— Однажды Майкл Риэлм спас мне жизнь, и я обязан ему.

— Может, он и тебя обманывал.

В ответ Аса улыбается и поворачивается ко мне.

— Так и есть. Он точно обманывал меня, но это не значит, что я не благодарен. Я бы покончил с собой — мне хотелось этого, это уж точно. Риэлм был моим единственным другом. Настоящим или нет, но он спас меня. И вот так я благодарю его. Он любит тебя, Слоан. Со всеми своими недостатками, он любит тебя.

— Как жаль, что я не чувствую того же, — отвечаю я. — Обязательно передай ему это.

Аса вздрагивает — его телефон начинает вибрировать. Он вытаскивает его, читает сообщение и отходит от меня.

— Мне нужно идти, — говорит он. — Но мне нужно, чтобы ты держалась подальше от Даллас. У тебя четыре дня — и ты не можешь допустить, чтобы до этого срока тебя отвели к хирургу. Ты меня поняла?

— Как будто я могу прекратить это.

— Делай, что можешь, — предлагает он. Потом выходит за дверь, но я еще успеваю заметить, какой он бледный и как напряжен. Несмотря на предостережение Асы, я не могу это так оставить. Я просто не могу оставить Даллас одну, чтобы они просунули железный стержень ей под глазом и перерезали ей жизнь. Ведь что-то я могу сделать.

Меня охватывает безумная мысль, дыхание учащается, в теле пульсирует адреналин. Может, я смогу прорваться наружу с боем.

Я оглядываю палату в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как оружие. Все, что вижу — накрытые тарелки с едой и пластиковая ложка, которая лежит на краю подноса с завтраком. Жаль, что сестра Келл не оставила вязальные спицы, чего-нибудь острого. Мне нужен ключ-карта, и очевидно, что Аса просто так не даст его.

Тикают стрелки часов, и все, о чем я могу думать — Даллас, жизнь которой будет безвозвратно изменена. Никто ей не поможет. Я — единственный человек, который может ее спасти. Я подхожу к столику, убираю в сторону еду и беру в руки плоский железный поднос. Я достану ключ-карту.

Я приоткрываю дверь и осторожно выглядываю наружу, надеясь, что увижу медсестру, которая идет в мою сторону — но в коридоре пусто. Поднос в руках холодный, а в ушах стучит кровь. Мне нужно кого-то ударить и, даже хотя я в бешенстве, мне все равно не хочется этого делать. Но разве мне оставили выбор? Мне нужно добраться до Даллас, вытащить ее из карцера, а потом мы совершим побег. Все мое будущее висит на волоске — лишь бы не поймали.

Я медленно выдыхаю воздух и думаю, может, сейчас-то я и лишилась разума. Потом выглядываю за дверь и начинаю громко свистеть. Слышу тишину в ответ и снова насвистываю, а потом слышу звук шагов. Чертыхаюсь — мой план вдруг вызывает сомнения — но закрываю дверь и прячусь за ней. Шаги слышатся все ближе, и я поднимаю поднос над головой, собираясь с силами, чтобы опустить его на голову того, кто окажется за дверью.

Когда я вижу, как поворачивается дверная рукчка, все вдруг замедляет движение — я чувствую покалывание в руке, едва дышу. И потом вижу лицо, а за ним — затылок с короткими рыжими волосами. Изо всех сил, какие у меня есть, бью подносом. С громким стуком металл ударяется о кости черепа, и по руке проходит вибрация. Я вижу, как изогнулся поднос и поднимаю его, чтобы ударить снова, но тело уже падает передо мной.

Это сестра Келл. Я беспомощно, виновато опускаю руки по бокам. В одно ужасное мгновение мне кажется, что она мертва, но потом я слышу хрип и тихий стон. У меня совсем мало времени. Мне нужно найти Даллас.

Я наклоняюсь и хватаю ключ-карту из бокового кармана Келл, а потом, все еще с подносом в руках, выбегаю из палаты. Несусь по коридору и набегу смотрю то в одну, то в другую сторону в поисках нужных мне двойных дверей. Жду, что засигналит тревога, что обработчики наводнят коридор, но ничего не происходит. Пока что — ничего.

Впереди — медсестринский пост. Я останавливаюсь и прижимаюсь к стене, вне поля их видимости. Не знаю, как пройти мимо них с подносом в руках и при это не выглядеть чокнутой. Я ставлю свое оружие на белый пол и иду вперед. Лечение. Может, я иду на сеанс лечения.

Когда я прохожу мимо молодого темноволосого санитара, он кидает на меня взгляд. Я киваю ему, и он снова утывается в компьютер, а я заворачиваю направо как раз перед докторским отделением. Именно сюда Аса и отвел меня, когда я приходила к Даллас. Не знаю, тут ли она еще, но сейчас и выясню.

Быстро оглядевшись по сторонам, я открываю дверь карточкой сестры Келл и осторожно захожу внутрь. Передо мной — несколько дверей в палаты. Не помню, в какой из них Даллас, но очевидно, что она тут — единсвенный пациент, потому что все двери открыты, кроме одной. Я проглатываю комок в горле, мне страшно, что ее уже нет там — что, может быть, я опоздала. Я провожу ключом-картой в замке и распахиваю дверь, а в животе все сжалось в комок.

Приглушенный свет неярко освещает комнату, и я не сразу различаю внутри человека в серой одежде. И как раз тогда Даллас поднимает голову и, когда замечает меня, широко распахивает глаза.

— Слоан? — спрашивает она слабым голосом.

— Слава Богу, — говорю я и быстро иду к ней, чтобы забрать ее. Под глазами у Даллас — темные круги, которые изменили форму ее век, они набухли. Она провела тут всего несколько дней, но выглядит больной и даже более худой, чем раньше. Думаю, так на ней сказалась изоляция.

— Нам нужно убираться отсюда, — говорю я. — Они хотят сделать тебе лоботомию.

Я помогаю Даллас подняться на ноги, и она, шатаясь, стоит рядом со мной, едва не падая, как будто с тех пор, как она ходила, прошло много времени.

— Что? — спрашивает она меня. — Лоботомия?

Она произносит это слово, как будто ни разу в жизни его не слышала. Не знаю, в какой она стадии психоза, но мне нужно увести нас отсюда.

— Мы убегаем, — говорю я, — а если не получится, нам обоим сделают лоботомию. Они уже сделали ее у Лейси, а мы следующие. Ну, шевели задом!

Я подталкиваю ее к дверям, пижимаясь к стене и оглядываясь назад. Все жду, когда наверху зазвучит сигнал тревоги, засверкают огни, но кругом тихо. Когда я думаю о том, нашел ли кто-нибудь сестру Келл, мне становится ужасно стыдно.

Когда мы подходим к двойным дверям, я замираю, держа руку на ручке.

— Даллас, — говорю я, привлекая ее полусонный взгляд. — надо бежать к лестнице, поняла? Не останавливайся, ни за что. Даже из-за меня.

Проходит секунда, но я вижу, как жизнь возвращается в глаза Даллас. Внезапно она обнимает меня, быстро прижимает к себе, потом отпускает и кивает на дверь. Я провожу в замке ключом-картой и мы выходим наружу и идем к лестнице, как раз напротив поста медсестер.

Но у нас не получается. Не знаю, сколько шагов я прошла до того, как почувствовать укол, резкую боль, судорогу, которая скручивает все тело. Мир замирает на месте, и я падаю на пол как подкошенная. Все тело трясется, из глаз текут слезы, изо рта течет слюна. Глаза закатываются и, когда я наконец фокусирую взгляд, вижу обработчика в белом халате, с шокером в руках.

Внезпано появляется кто-то еще, хватает меня за плечи, волочит по коридору, на открытое место, и переворачивает на спину. Я вижу Асу, который смотрит на меня сухим взглядом

— не разочарованным, не злым, просто пустым. Я слышу, как вдалеке кричит Даллас, зовет меня. Но сейчас помочь ей я не могу.

— Я привезу кресло-каталку, — говрприт Аса, — и отвезу тебя в карцер.

Он оглядывает коридор, видимо, кого-то ждет. Я хочу спросить, как там Келл, но все еще так трясусь, что не могу говорить — челюсти у меня свело, а мышцы сокращаются в судорогах.

Привозят кресло, и Аса с еще одним обработчиком подниают меня и усаживают. Я сижу криво, свесившись на бок, но никто не предлагает помочь, не спрашивает, все ли со мной в порядке. Думаю, на этот раз они меня точно убьют. Я слишком часто переступала черту. Я жду, что меня повезут к доктору Беккетту, но вместо этого они разворачиваются и везут туда, откуда я пришла. Они вытаскивают меня и кидают на кровать в палате рядом с палатой Даллас. Потом привязывают меня и уходят, а Аса даже не оборачивается вслед.

* * *

Я слышу легкое постукивание — сначала оно совсем тихое, но, по мере того, как я просыпаюсь, оно становится громче. Я открываю глаза и сначала пугаюсь из-за того, что нахожусь в незнакомом помещении, но потом вспоминаю, что я в больнице, в Программе. И жду, что мне сделают лоботомию. Постукивание прекращается. Я поворачиваюсь направо и так ошеломлена, что даже не знаю, как отреагировать.

— Привет, Слоан, — говорит Роджер, — думаю, нам надо немного поболтать.

Я открываю рот, хочу закричать, но Роджер в два прыжка пересекает комнату и зажимает мне рот рукой.

— Ну же, — говорит он, — не заставляй меня перерезать тебе горло.

Я все равно вырываюсь, мотая головой из стороны в сторону. Роджер отходит назад, морщась от боли и потирая бок, там, где его ударила ножом Даллас. Как только его ладонь перестает зажимать мне рот, а мой крик прорезает палату, он тут же хватает меня за шею, заставив меня замолчать. Я задыхаюсь, воздуха мне не хватает, глаза широко распахнуты.

— Давай попробуем снова, — рявкает он, а в груди у меня все жжет. Пытаюсь набрать воздуха, но не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Я убью твоего приятеля, — говорит он, — но сначала мне нужно найти его. Где Майкл Риэлм?

— Не знаю, — выдавливаю я из себя, пытаюсь вырваться, но тщетно. Роджер слишком тяжелый, и намного сильнее меня. Он просто ломает мне кости. Сейчас точно убьет.

— Вот в чем штука, Слоан, — говорит непринужденно Роджер, а у меня в уголках глаза начинают плыть маленькие черные точки. Я вот-вот потеряю сознание.

— У Риэлма есть кое-что, что принадлежит мне. Я хочу поторговаться, но сначала мне нужно найти его. А теперь помоги мне, или я уничтожу Даллас.

Роджер наклоняет голову, пока его лицо не оказывается рядом с моим. Я снова пытаюсь вдохнуть — снова безуспешно. Роджер приветливо улыбается.

— Я сломаю ее, Слоан. Она пожалеет, что не умерла.

Его угроз достаточно, чтобы во мне проснулись свежие силы, и изо всей мочи я бью его коленом. Попадаю в бедро, сбиваю с ног, и он падает на пол. Начинаю кричать, умолять о помощи, но горло так болит, что я только хриплю. Я задыхаюсь от воздуха, который пытаюсь протолкнуть в легкие. Беспомощно наблюдаю, как Роджер, шатаясь, поднимается на ноги, хватается за грудь. Наверное, его рана все еще не зажила, и во мне просыпается безумная надежда, что рана вновь откроется и он истечет кровью и умрет.

— Я найду его, — говорит Роджер, показывая на меня пальцем, и идет к двери. — Майкл Риэлм — покойник, и ты ничего не сможешь поделать.

— Помогите! — пытаюсь крикнуть я, но все, что выходит — шепот, а потом начинается очередной приступ кашля. Роджер выходит за дверь, а я плачу, дергаюсь из стороны в сторону, чтобы освободиться, разрываю кожу на едва заживших запястьях.

— Помогите! — снова кричу я и боюсь, что он повредил мне дыхательное горло и я никогда не обрету голос.

Раздается звук шагов, и я поднимаю голову. Распахивается дверь, и внутрь заглядывает Аса. Как только он видит меня, хватается за рацию и называет код. Я пытаюсь рассказать ему о Роджере: он убьет Риэлма, сделает с Даллас что-то ужасное, но он успокаивает меня и одновременно лихорадочно пытается развязать.

Прибегает еще кто-то, но мне не дают сказать ни слова. Меня привязывают к носилкам, вокруг меня кружат белые халаты, а я все еще пытаюсь восстановить дыхание. Я ищу лицо Роджера, но его нет. Он исчез, как призрак, который пришел, чтобы напугать меня, так что мне вдруг кажется, что все это мне померещилось. Но уже в конце коридора, как раз перед тем, как они завозят меня в лечебное отделение, чтобы сделать рентген, я слышу, как одна из сестер говорит:

— О, Боже. Что это с ее шеей?

И я понимаю, что Роджер все-таки был здесь.

* * *

Меня сразу же развязывают и, в окружении обработчиков, мы ждем доктора Беккетта в медпункте.

— Это был Роджер, — хриплым голосом сообщаю я Асе, а горло у меня все еще болит. Он кивает. Плечи у него напряжены, как и все тело.

— Да, он пробежал мимо, я видел. Думал, что он выбежал из палаты Даллас, но потом услышал, как ты кричишь.

Он опускает виноватые глаза, и я, протянув руку, касаюсь его предплечья. Он тут же отшатывается, как будто я обожгла его. Я нарушила его доверие, пошла за Даллас. Не думаю, что он снова поможет мне.

Доктор заходит в помещение, но, прежде чем он заговаривает со мной, Аса быстро подходит к нему, чтобы сказать пару слов. Я жду — мне не терпится рассказать доктору Беккетту, что произошло, чтобы он не дал Роджеру ничего сделать с Даллас или найти Риэлма.

Доктор достает телефон и говорит, бросая на меня беспокойные взгляды. Он что, звонит Роджеру? Разве Программа допустит вмешательства полиции? Немного погодя доктор Беккетт вешает трубку, отходит от Асы и подходит ко мне. Я равнодушно касаюсь шеи.

В его улыбке — извинение, но и тепло.

— Оставьте нас ненадолго, — говррит он другим обработчикам и снова смотрит на них. Они обмениваются взглядами, но уходят — Аса в том числе. Сейчас в маленькой белой палате останемся только мы с доктором. Я начинаю паниковать — боюсь, что доктор сделает мне больно, как Роджер. Я так уязвима. И напугана.

— Должен признаться..., — начинает доктор, — я пришел сюда, ожидая увидеть Майкла Риэлма. И разочарован, что он не пришел за тобой. Наверное, он все-таки тебя не любит.

От его колкости мне больно, но я стараюсь не обращать на нее внимания, сосредотачиваюсь на том, что действительно важно.

— Вы не можете допустить, чтобы Роджер вот так легко отделался, — говорю я после продолжительной паузы. Голос у меня слабый, тихий. — Он — психопат, и он собирается убить Даллас и Риэлма. Понимаю, конечно, что вы тут все свои, но даже у вас должна быть какая-то грань.

— Мы уже принимаем меры.

Я смеюсь, но потом хватаюсь за шею, чтобы приглушить жжение. Именно врачи и есть те, кто сошел с ума. Не мы. Не пациенты.

— Он снова вйдет сухим из воды, — говорю я, — как в прошлый раз.

Я смотрю ему прямо в глаза.

— Он шантажировал пациенток, хотел, чтобы они спали с ним в обмен за воспоминания.

У доктора Беккетта вытягивается лицо.

— Это что, слухи? Откуда ты знаешь?

— Я же была пациентом, помните? — я делаю паузу. — Я была жертвой.

— Ты сохранила воспоминания?

— Вы что, не понимаете, о чем я говорю? Он насилует несовершеннолетних девочек, Беккетт. Кого волнует, если он разрешит им сохранить одно ничего не значащее воспоминание? Теряют они намного больше. И это все должно быть задокументировано, — добавляю я. — Он был уволен, пока я лечилась.

И снова доктор Беккетт выглядит растерянно. Не могу в это поверить.

— Доктор Уоррен все знала об этом, — говорю я. — Риэлм сломал Роджеру руку, они уволили его, выпроводили. Почему его снова наняли в Программу?

— Мы и не нанимали. Роджер больше не работает на Программу — по крайней мере, официально. И, раз уж на то пошло, и доктор Уоррен тоже. После того, как ты ударилась в бега, она была уволена.

Беккетт вздыхает. Он выглядит усталым.

— Слоан, мы должны поговорить о сестре Келл.

Я чувствую угрызения совести.

— Как она?

Доктор Беккетт мотает головой.

— Неважно, это уж точно. Чтобы обработать рану на ее голове, понадобилось наложить несколько швов. Такова твоя благодарность тому, кто пытался помочь тебе? И ты до сих пор думаешь, что не больна?

— Я не хотела сделать ей больно, — виновато говорю я. — Просто хотелось увидеть Даллас. Я беспокоилась о ней. То, что вы делаете — неправильно. Вы же не можете просто превратить нас в зомби.

— Да нет же, — насмешливо говорит доктор Беккетт. — Ты же видела Лейси — все пациенты в полном порядке. Они просто... менее жестокие. И менее склонны к суициду. Ты что, и правда не видишь этого?

Мне никогда не удастся заставить его понять. Думаю, он и сам верит всему этому дерьму.

— Ну, тогда оставьте меня в покое, — говорю я. — Я не знаю, где Риэлм, а и знала бы, все равно бы не рассказала. Может, он меня и предал, но он-то уж точно не чмо, страдающее бредовыми идеями.

Сначала доктор Беккетт не шевелится, но потом на его лице появляется широкая ухмылка чеширского кота.

— Бедняжка, — с сочувствием говорит он, — ты и правда — пропащая душа.

Он наклоняется и ласково проводит рукой мне по щеке.

— Спи спокойно, Слоан, — шепчет он, — я сделаю все, чтобы помочь Даллас.

И, словно по команде, открывается дверь и заходят двое обработчиков, которые о чем-то шепчутся. Доктор Беккетт смотрит на меня в последний раз, немного задумчиво, но тем не менее обеспокоенно.

Прочешите тут все и вызовите подмогу, чтобы обыскать окрестности, — говорит он обработчикам. — И усильте охрану карцера, пока завтра не поступит вызов от хирурга.

Обработчики, как послушные роботы, отправляются выполнять команду.

— И это — все? — окликаю я Беккетта, когда он встает, чтобы уйти. — Вы просто удалите наши воспоминания и притворитесь, что нас никогда не было?

— Поверь мне, Слоан — говорит он, хотел бы я, чтобы это было все. Ты и представить не можешь, как вы с твоим парнем ославили нас в прессе. Но мы переживем. Программа переживет это. Подростки все равно продолжают кончать с собой, а мы продолжаем спасать их. Это — новый порядок. А я просто рад тому, что нахожусь по ту сторону баррикад.

— Это не так.

— Ну да, тебе-то откуда знать? — говорит он, и недовольство проглядывает на его спокойном лице. — Ты в депрессии. И бредишь. Тут всем плевать на твое мнение.

Он замолкает, явно пытается успокоиться.

— Увидимся на той стороне, Слоан. Думаю, тогда общаться с тобой будет намного приятнее.

И с этими словами доктор Беккетт оставляет меня в палате с мягкими стенами и идет работать на Программу дальше.

Глава 7

— Джеймс, — шепчу я пустоте вокруг моей кровати, и мне так хочется, чтобы звук его имени мог бы перенести его сюда. Но я могу только представлять его лицо, его ярко-голубые глаза, звук его голоса. Джеймса тут нет. И никогда не будет. Я одна в палате, руки привязаны, и я нахожусь в месте, которое вызывает приступ клаустрофобии, как никакое другое в мире.

Я сижу в тишине и чувствую, что потихоньку схожу с ума. Сколько прошло времени с того момента, когда я напала на сестру Келл, я не знаю — несколько часов? День? Узнать никак нельзя. Окон нет. Ничего нет. Дважды приходила медсестра, женщина, чтобы отвести меня в туалет. В последний раз, когда она была тут, она переодела меня в грубо сшитую серую пижаму, но не разговаривала со мной. На самом деле, я чувствовала, что она меня ненавидит. Может, они с Келл были подругами. Один раз я едва не спросила ее о своей прежней медсестре, но потом передумала. У меня нет права спрашивать. Я — чокнутая, которая ударила ее.

И вот теперь я привязана к кровати, зову своего парня и правда жду, что он мне ответит. Время идет, и потом я слышу за дверью звуки... тяжелые шаги, а не легкую, неслышную поступь сестры. Я слышу шум еще раз, как будто там несколько человек. Сердце у меня бьется чаще, и я улыбаюсь. Они пришли за мной. Джеймс с Риэлмом наконец-то пришли за мной.

Я напрягаю шею и приподнимаю голову, чтобы посмотреть на дверь. Сейчас я выйду отсюда. В голове у меня крутятся, сталкиваются друг с другом беспорядочные мысли. Я не пытаюсь сосредоточиться. Наоборот, начинаю кричать.

— Джеймс! — кричу я им. — Я здесь!

Я кашляю — после нападения Роджера горло у меня еще саднит, но мне плевать. Не хочу, чтобы они прошли мимо. Я слышу, как в замке проводят ключом-картой, слышу гудок сигнализации. Я почти на свободе.

Распахивается дверь, и я не сразу понимаю, кто стоит передо мной. Это не Джеймс, и даже не Риэлм. Это — мужчина в белом халате, с гладко зачесанными волосами. Позади него стоят еще двое, похожие на него почти как две капли воды. Улыбка слетает у меня с лица. Бабочки в животе вспыхивают и превращаются в пепел, наполняя меня отчаянием.

— Нет, — говорю я, медленно качая головой. — Нет.

Обработчик заходит в палату, на его лице — никаких эмоций. Он начинает развязывать ремни, уверенно, но не болезненно.

— Мы сейчас пойдем в одно место, мисс Барслоу, — говорит он так, как будто я не могу понять его слова. — Я помогу вам встать, а потом вы просто пойдете с нами, хорошо?

— Куда мы пойдем? — спрашиваю я.

— Вас хочет видеть доктор.