Юнь-мень пирует в китайском храме

Предисловие

Перевод «Тэттэки Тосуи», или «Железной Флейты» был начат в июне 1939 г. Негэном Сэндзаки, который использовал эти истории и комментарии к ним в качестве лекций для своих учеников. Он предпочитал диктовать истории и комментарии одному из изучающих, который затем давал рукопись другим изучающим для размножения и использования. Встретившись с мистером Сэндзаки, я начала собирать и компилировать разрозненные части рукописи, и вскоре мы вместе с ним работали над новым переводом.
В 1942 г. Негэн Сэндзаки покинул Калифорнию, но продолжал посылать мне переводы и комментарии для «шлифовки». Когда он вернулся в 1945 г, его ученики собрались вокруг него и он прочел им свои лекции. По мере приближения к концу курса, он, считая, что ученики уже достаточно знакомы с путями дзэн, изменил характер перевода. Уделяя намного меньше места своим комментариям, он более свободно использовал комментарии Гэнро и Фугаи. В последних коанах также появляются иногда комментарии одного из учеников Негэна.
Дзен является путем дисциплины и развития, уникальным в области религии и философии. Человеку, незнакомому с его положениями, приведенные здесь диалоги могут показаться по меньшей мере несколько неясными, если не просто запутанными. Может также показаться, что каждый шаг на пути к пониманию умышленно пресекается учителем, который старается скорее утаить суть учения, чем прояснить его — причем часто даже путем причинения физической боли как средством дисциплины.
Рут Страут Мак-Кендлис.

 

ВВЕДЕНИЕ

Первоначальный текст настоящей работы был написан и опубликован в 1783 г. Гэнро, мастером дзэна школы Сото в Японии. Каждая история представляет собой коан, снабженный комментарием автора и его стихотворением. По ходу текста Фугаи, последователь Гэнро, сделал свои замечания к книге учителя. Я буду переводить истории или их основные темы, а также в большинстве случаев комментарии Гэнро и добавления Фугаи. Иногда для поощрения изучения будут переведены стихотворения. Так как многие толкования Гэнро и Фугаи связаны с древними историями и обычаями, которые на Западе не известны, я буду объяснять их в своих комментариях.
За исключением нескольких индийских историй, основную массу составляют китайские эпохи династий Тан (620–906 г. н. э.) и Сук (930-1278), Золотого Века дзэн.
«Тэттэки Тосуи» — название первоначального текста. «Гэттэки» означает «железная флейта». Обычно флейта делается из бамбука с мундштуком и несколькими отверстиями для пальцев; эта же флейта представляет собой сплошной железный стержень, на котором нет ни мундштука, ни отверстий для пальцев. «Тосуи» означает «играть, повернув другим концом». Обычный музыкант, с трудом бредущий по строчкам нотной грамоты, никогда не сможет играть на этом инструменте дзэн, но тот, кто играет на арфе без струн, может также играть на этой флейте без мундштука.

Луна проплывает над соснами,
И ночная веранда холодна,
Когда древний, прозрачный звук сходит с пальцев.
Слезы появляются у тех, кто слышит эту старинную мелодию,
Но музыка дзэна чужда сентиментальности,
И никогда не начинай играть, пока тебя
Не будет сопровождать
Великий Звук Лао-Цзы.

 

Сюэ-Тоу (980-1052), китайский мастер дзэн

Лао-Цзы сказал: «Много времени нужно, чтобы изготовить великой красоты посуду. Великие характеры не создаются за несколько лет. Великий звук — это звук, превосходящий обычные звуки».
Теперь вы знаете, почему книга называется «Тэттэки Тосуи», или «Игра на сплошной железной флейте, перевернутой другим концом». Это книга — «звука одной ладони». Это и есть повседневная жизнь дзэн.

Негэн Сэндзаки

О Негеэне Сэндзаки

Негэн Сэндзаки оставил этот мир 5 мая 1958 г. Вот его последние слова:

«Друзья во Дхарме[1], довольствуйтесь своей головой. Не приставляйте фальшивых поверх собственной. И еще: минута за минутой внимательно следите за каждым своим шагом. Это вам — мое последнее слово».

Негэн Сэндзаки и его Дзэн-до Бодхисаттвы

Это место было выбрано кем-то из японских друзей вначале в качестве прибежища для буддийских монахов. Я представляю себе идеальным такое положение, когда буддийский монах не имеет постоянного пристанища, но переходит с места на место, подобно одиноко и свободно плывущему в небе облаку.
Хоть я и оставался здесь в течение двух лет и пяти месяцев, я всегда считал себя странником, ежедневно делающим остановки в пути; меня не тревожит завтрашний день; Я живу сегодня и благодарен за это.
Что толку сожалеть о том, что было вчера? Если я должен отправиться в длительное странствие, другой монах или монахи могут поселиться в моем убежище, временно, как и я.
Пока практикуется принцип Аникки, принцип непостоянства, это убежище будет оставаться Буддийским домом.
Действительно, я ухожу каждый день. То, что вы видели вчера, вы никогда больше не увидите. Завтра вы встретите человека, похожего на Сэндзаки и говорящего, как он, но это не тот Сэндзаки, которого вы видите сегодня. До тех пор, пока вы живете в понимании Анатти принципа «отсутствия индивидуальности», наши отношения будут буддийскими.
Если кто-либо пожелает перенести зал для медитации в другое место из соображений удобства или удовольствия, он отдаст себя во власть иллюзий вовсе не буддийского характера. Истинные буддисты никогда не пытаются обратить в свою веру.
Я не прошу вас прийти сюда. Ваша собственная природа — Будда приведет вас. Если даже новое место и лучше и привлечет большее число людей, какая от них польза, если в нас самих нет буддийского духа. Иные могут сказать, что их устраивает и место и дом, и все же ради вновь прибывших мы должны сделать его более привлекательным.
Этот мир — ничто иное, как проявление неудовлетворенности. Куда бы вы ни пошли, вы столкнетесь с разного рода страданием. Это и есть принцип Дукхи — принцип страдания, который неоднократно подчеркивал Будда. Тот, кто приходит за удобствами и удовольствием, ничего не найдет в буддийском доме.
Этот дом — убежище для буддийских монахов и вы, наши благородные гости, не можете не следовать его принципам.
Если вы желаете медитировать, я присоединюсь к вам в медитации. Если хотите изучать священные книги, я вам помогу.
Если вы хотите дать клятву (обет) выполнять все предписания, я назову вас монахами, монахинями и буду мечтать о том, чтобы жить с вами буддийской жизнью.
Если вы хотите принести в дар что-либо материальное или нематериальное — монахи примут это от вас во имя Дана-Парамиты[2].
Вас не должно заботить, где взрастут посеянные вами благие семена. Лишь посейте их и забудьте об этом. Это и есть способ поддержать Сангху, группу практического буддизма. Ни один гость Буддийского дома не должен беспокоиться о распространении учения или поддержке движения. Его время должно быть использовано для медитации, постижения смысла священных книг и применения на практике того, чему он научился в своем собственном мире. Это и есть тот истинный дух, в котором учение Будды будет жить среди людей в его нужной форме.
Конечно, у меня нет возражений против того, чтобы вы положили начало своему собственному движению, вооруженные тем пониманием (постижением), которое у вас уже есть, но пока вы приходите в этот медитационный зал, я хочу, чтобы вы были моими «молчаливыми партнерами» по дзэн.
Откажитесь от мысли учить других, посвятите себя учению — существует 1700 коанов, которые вы должны изучить. Имеется 5 тысяч книг по буддизму, переведенных на европейские языки, которые вам необходимо прочесть. Что же касается реализации, то как только вам покажется, что вы чего-то достигли, вы обнаружите себя десятью футами ниже исходной точки и должны будете начинать с самого дна.
Я говорю с вами столь сурово, потому что хочу, чтобы вы достигли истинного буддийского просветления.
Много учений возникло на Востоке, но ни одно из них, кроме дзэн — буддизма, не приведет вас к истинному просветлению, подлинному освобождению. Они могут удовлетворить ваши мирские желания (называя это духовным постижением), но они не приведут вас к высочайшей ступени — Нирване.
Вы снова падете в мир грязи, ибо даже стрела, пущенная в небо, падает на землю. То, что говорю я — эхо мудрости моего учителя, а то, что говорит мне мой учитель — это мудрость его учителя. Мы можем проследить историю 79-ти поколений учителей вплоть до Будды Шакьямуни.
Я мог бы провести с вами более длительную беседу, но пока вы не готовы войти в Самадхи[3], чем больше вы слушаете теорий и рассуждений, тем большее бремя вам приходится нести на своих плечах. Я желаю вам всем пройти практику дзэн-буддизма, следуя за учениками дзэнских монахов, забывая при этом собственные ограничения и общественное мнение.

Сен-Сяку о Негэне Сэндзаки

Если Дэ Шуань обрушит на меня град ударов своей палки, я не испугаюсь. Если возглас Линь Цзи «кац!» прозвучит подобно грому над моей головой, я не удивлюсь. Если мудрость Сарипушты сверкает, как утренняя звезда, я не стану им завидовать.
Если вы соблюдаете предписания, освящаете свою жизнь, живете одни в горной хижине, едите раз в день, добиваетесь, чтобы тело ваше стало прозрачным, употребляя чистую пищу, выполняете буддийские ритуалы шесть раз в день, но не дали клятву спасти все существа, я не смогу заставить себя уважать вас. Моя мысль иллюстрируется в Саддхарма Пундарика Сутре[4] персонажем под именем «Бодхисаттва»[5].
Если в наши дни Бодхисаттва совершает акт самоотречения, используя свои руки только для добрых дел любви, как мать, заботясь о своем ребенке, идет по дороге жизни, чтобы служить ему, качает колыбель, чтобы успокоить его, и думает обо всех мальчиках и девочках как о собственных детях, то монах считает, что все работающие на различных стадиях в его сообществе, создают дом без жены и детей, собирают учителей, не различая, кто гость, кто хозяин, исповедуют гуманность, в каждом человеке чтя его Буддийскую природу.
Это вызывает во мне восхищение и заставляет проливать слезы сочувствия. Интересно, сколько таких монахов можно найти среди сотен тысяч посвятивших себя буддизму и Японии. Монах Негэн старается жить буддийской жизнью в соответствии с учением Будды, не быть сектантом и не иметь привязанности ни к храму, ни к дому. Он не накопляет собственного имущества, отказывается от положения в среде духовенства (от духовного сана) и скрывается от шума известности и славы.
Он дал четыре обета — более серьезных, чем вся амбиция в мире, обетов, по которым сокровища Дхармы ценятся выше любого положения, а любовь-милосердие — выше всех сокровищ храмов.
Он переходит из одного монастыря в другой, блуждает по свету, встречая молодых людей, общаясь с их семьями, занимаясь религией, образованием, этикой и культурой, чтобы идти дальше.
Он еще далек, от того, чтобы стать Бодхисаттвой, но я считаю его воином— крестоносцем в походе за возрождение мирной земли Будды для всего человечества и всех существ. Каждый последующий шаг означает успех в этой его огромной, бесконечной работе. Я в эту минуту приветствую его.

 

Манджушри входит в ворота

Однажды Манджушри стоял перед воротами, когда Будда воззвал к нему: «Манджушри, Манджушри, почему ты не входишь?»
— Я не вижу ничего по эту сторону ворот. Зачем мне входить? — отвечал Манджушри.

НЕГЭН: Дзэнские истории являются проблемами жизни, темами для медитации. Совсем необязательно, чтобы этот диалог происходил между Буддой и Манджушри. Предположим, что один из вас колеблется войти в этот дзэн-до, и я говорю: «Почему ты не входишь?» Если он бодрствует в этот момент, он может сказать: «Я не вижу ничего вне дзэн-до. Зачем мне входить?» Он, ничего не видит, отличного от дзэн-до; «в» и «вне» только термины сравнения. В сущности, он ничего не слышит, ничего не видит, ничего не ощущает, не чувствует ни запаха, ни вкуса, и ни о чем не думает, но с благодарностью идет на свое место и садится. Что я могу сделать еще, как не воздать хвалу такому совершенно свободному человеку?
Человек еще молод и глуп. Он обучается двойственности вместо единства, о котором учит религия. Из-за своих иллюзий человек часто строит ворота, и лишь затем рассматривает, что же находится снаружи их. Он слушает, обоняет, чувствует вкус, ощущает и думает, исходя из своей эгоистической точки зрения. Он рассуждает о всемирном братстве, но не представляет себе его принципов. Миру нужен Манджушри, а не мессия или пророк. Кто же он, Манджушри?
Манджушри символизирует мудрость Будды. Верхом на льве, он на полном скаку разрушает все иллюзии и своей острой саблей сносит все преграды на пути освобождения. Некоторые буддисты полагают, что Манджушри — это ученик Будды Шакь-ямуни; другие с удивительным знанием дела говорят о его прошлой и настоящей жизни. Пусть они предаются мечтам, как хотят. Изучающие дзэн должны встретить Манджушри в себе.
Аватамсака Сутра[6] упоминает четыре мира: мир материи, мир разума, мир гармонии материи и разума, и мир из гармонических элементов. Манджушри из нашей истории живет вне мира материи, в мире разума, но еще не научился достигать их гармонического сочетания.
Самантабхадра символизирует любящую доброту Будды. Он едет на слоне, терпеливо ведя его через джунгли, любя и уважая все живые существа. Он не будет провозглашать причину, но спокойно войдет в ворота. Его сердце — это сердце Будды, отвечающее, словно эхо, на призыв Будды.
Четвертый мир, упоминающийся в Аватамсака Сутре, иногда называется «Небесным Царством». Чтобы достичь этой стадии человечество должно научиться жить в мире гармонии разума и материи, а сперва оно должно жить в мире разума. Очень важно повстречать Манджушри лицом к лицу в наши дни. Он говорит: «Я не вижу ничего по эту сторону ворот. Зачем мне входить?» Ну, а где же эти ворота? И где вы сами — снаружи или внутри?

 

Вступительная речь Ло-шаня

Господин Мин-ван выстроил монастырь для Ло-шаня и попросил его произнести первую речь в лекционном зале. Как мастер монастыря, Ло-шань сел в кресло, но не сказал ничего, кроме слова «прощайте» перед уходом в свою комнату. Войдя к нему, господин Мин-ван сказал: «Учение самого Будды на горе Градхаркута было, должно быть, таким же, как Ваше сегодня». Ло-шань ответил: «Я думал, что вы чужды учению, но сейчас я понял, что вы имеете некоторое представление о дзэне».

НЕГЭН: Эти двое жили в Китае в восьмом веке, но они всегда будут служить примерами красоты незавершенности для тех, кто понимает внутренние ценности. В буддийском храме над алтарем обычно находится статуя Будды, в настоящем же дзэнском храме нет никаких изображений. Здесь мастер занимает место Будды, используя алтарь в качестве кафедры для проповеди; он приносит с собой одежду, которая перешла к нему от предшественника, надевает ее перед началом проповеди и снимает сразу же после окончания. Наш Ло-шань, должно быть, сделал то же самое. В китайском оригинале сказано: «Он занял свое место, облачился в одежды, снял их и сказал: «Прощайте». На этом его проповедь закончилась». Прекрасно! Но не допускайте, чтобы ваши простодушные монахи подражали вам! Это будет еще хуже, чем статуя Будды. Борьба против традиционных представлений, зародившаяся как реакция, замыкается тогда в башне из слоновой кости. Смысл же настоящей борьбы — в разрушении этой башни из слоновой кости. Если бы господин Мин-ван больше преуспел в дзэне, он выразил бы разочарование из-за того, что не услышал проповеди мастера, даже точно поняв молчаливый призыв Ло-шаня.
Монастырь растет медленно и незаметно, как и деревья и кустарники вокруг него. Мастер, монахи и человек, на средства которого построен монастырь, лишь бросают семена, но им никогда не доведется видеть плоды своих трудов. Так почему же им не наслаждаться, посвятив настоящее время медитации? Вот учение, которое Ло-шань унаследовал от Будды через много поколений его последователей.
Когда я впервые вошел в этот скромный дом, в дзэн-до[7] не было никаких изображений, никакой мебели, кроме стульчика для пианино. Я молча сел на этот стул, сложив руки ладонь к ладони. Это была моя первая проповедь этой дзэн-до, а все остальные были лишь разъяснениями первой. Если кто-нибудь из вас решит прочесть лекцию или написать очерки по дзэн, напомните себе эту историю и счастливо скажите себе: «Прощай».

 

Каменный Будда Нан-чжуаня

Однажды упасака[8] Лю-кен сказал Нан-чжуаню: «У меня дома есть камень, который сидит и лежит. Я собираюсь высечь из него Будду, Могу ли я это сделать?» Нан-чжуань ответил: «Да, можешь». «А могу я не делать этого?» — продолжал упасака Лю-кен. «Нет, ты не можешь сделать это», — ответил Нан-чжуань.

НЕГЭН: Этот мирянин хотел знать, может ли он стать Буддой. Если он не может, то он подобен камню. Он надеялся, что его учитель Нан-чжуань будет хвалить его за благие намерения, но тот только сказал: «Да, можешь». Когда Лю-кен сказал: «А могу я не делать этого?» — он хотел лишний раз удостовериться, ожидая, что Нан-чжуань придаст ему еще уверенности.
Дзэн Нан-чжуаня использует идеализм как введение. Тот, кто хочет высечь из камня изображение Будды, должен делать это сам, одобряют ли это другие или нет. Если он хоть немного сомневается, ему никогда не сделать этого. То, чем он является сейчас — это результат того, о чем он думал в прошлом, а от того, о чем он думает сейчас, зависит то, каким он будет в будущем. Ни мастер, ни не-мастер не может вмешаться в этот закон причинности. У Лю-кена был хороший камень, но его решимость не была прочной, если он был отметен Нан-чжуанем. Это напоминает древнюю историю о жаворонках и крестьянине. Они совсем не испугались, когда услышали, что крестьянин собирается косить пшеницу с помощью соседа; но когда они узнали, что крестьянин решил косить ее сам, без посторонней помощи, они оставили свое гнездо и улетели. Позже Лю-кен стал очень хорошим учеником.
ГЭНРО: Я видел камень, который мирянин принес в монастырь. Я видел также и другой камень, который Нан-чжуань хранил в зале для медитации. Всеми молотами Китая не удалось бы разрушить эти два камня.

 

Достижения Пай-лина

Пай-лин и Нан-юнь учились у Ма-цзу, преемника Нан-юэ. Однажды, когда они повстречались на дороге, Пай-лин заметил: «Наш дедушка по дзэну говорил: «Утверждая, что нечто является чем-то, человек теряет это всецело». Интересно, показывал ли он это кому-либо?» Упасака Нан-юнь ответил: «Да». «Кому?» — спросил монах. Мирянин указал пальцем на себя и сказал: «Вот этому человеку».
«Твои достижения, — сказал Пай-лин, — так прекрасны и глубоки, что даже Манджушри и Субхути не могут почтить тебя достойным образом».
Тогда мирянин сказал монаху: «Интересно, знает ли кто-нибудь, что имел в виду наш дедушка по дзэну». Монах не ответил, но надел свою соломенную шляпу и пошел прочь. «Постой!» — крикнул ему упасака Нан-юнь, но Пай-лин даже не повернул головы.

НЕГЭН: Изучающие дзэн стремятся постичь природу Будды. Они могут называть ее «сущность ума», Дхармакайя, Буддхакайя, или «свое истинное Я», но названия — это лишь тени, а не настоящие вещи. Как сказал — Нан-юэ, «Даже когда человек утверждает, что нечто является чем-то, он теряет это всецело».
Несомненно, что и монах, и мирянин достигли дзэна Нан-юэ. Однако, если последний носит еще следы достижения, то монах совершенно свободен.
Рэнне, настоятель Хонган-дзи, спросил Иккю, мастера дзэн и своего современника: «Я слышал, что Вы — просветленный человек. Так ли это?» — «Я никогда не совершал такого зла», — ответил Иккю. Может и бесполезно показывать настоятелю дзэн в таком блеске, но это иллюстрирует поведение Пай-лина в этой истории. Восточная пословица гласит: «Бесполезно показывать золото кошке». Не следует излагать дзэнские истории тем, кто чужд этому учению. Мирянин в этой истории продемонстрировал свой дзэн соученику, но он не делал бы этого в повседневной жизни.
Профессор Гронбах из Копенгагенского университета пишет: «Мистики всех времен выражают, в сущности, одни и те же мысли; фактически между ними так много общего, что они часто используют те же самые слова и иллюстрации. Одинаковые отрывки можно найти у индуса, жившего тысячи лет до нашей эры, и у европейского монаха позднего средневековья; даже современные поэты создают образы, которые возвращают мысли назад, к древним писаниям. Причина такой согласованности лежит в их общем опыте, который сам по себе так же ясен и точен, как и повседневные наблюдения людей в материальном мире. Здесь нет места мечтам и фантазиям. Мистик занимается экспериментом, управляющим всей его жизнью».
Коан — странная вещь. По мере работы над ним, он приводит вас в мир опыта. И чем больше этот опыт, тем ярче предстанет перед вами блеск природы Будды. Тогда, получив коан, вы будете отвечать на него так же естественно, как и на свое собственное имя.
ГЭНРО:

Тучи собрались у входа в пещеру,
Целый день предаваясь безделью.
Ночь напролет свет луны бороздил волны.
Но следов на воде не оставил.

Высказывание Шао-шаня

Однажды один монах спросил Шао-шаня: «Существует ли высказывание, которое не было бы ни истинным, ни ложным?» Шао-шань ответил: «В белом облаке не увидишь ни следа уродства». НЕГЭН: Шао-шань был преемником Чжа-паня, суровость которого была хорошо известна среди монастырей; но когда он прошел через суровость Чжа-паня, он научился выражать глубокое учение одним-единственным словом или одной короткой фразой.
В действительности монах спросил: «Что есть истинно: настоящая свобода или освобождение?» Большинство из нас ведет борьбу в противоречиях истинного и ложного, хорошего и плохого, приятного и отвратительного. Дзэн превосходит эти дуалистические мысли. Однако в тот момент, когда кто-либо говорит о своем дзэне, пары чудовищ возникают перед ним. Шао-шань не упомянул ни об абсолютности, но о единстве, ни о каком-либо другом религиозном понятии. Он оставил это тем, кто сделал религию своей профессией.
ГЭНРО:

Ни истина, ни ложь.
Я дал вам высказывание;
Храните его тридцать лет,
Но не показывайте никому.

Обед Тоу-цзу

Тоу-цзу был приглашен на обед в известную столичную буддийскую семью. Глава семьи поставил перед монахом полный поднос травы. Тоу-цзу приложил кулаки ко лбу и оттопырил большие пальцы наподобие рогов. Тогда ему принесли обычный обед. Позже один монах попросил Тоу-цзу объяснить ему значение его странного поступка. «Авалокитешвара Бодхисаттва»[9], — ответил Тоу-цзу.

НЕГЭН: Трудно сказать, почему глава семьи предложил Тоу-цзу траву. Может быть это объясняется поверьем, существовавшим в древнем Китае, что монах без реализации перевоплотится в быка. В настоящее время многие восточные монахи спят и едят как быки, но не работают так же усердно. Тоу-цзу, приняв на себя вину своих учеников, этим знаком быка приносит извинение перед всем миром. Дзэнские монахи обладают чувством юмора, и обычно веселы, доброжелательно воспринимая шутки и сарказмы. К тому времени, как Тоу-цзу наслаждался восточным угощением, он забыл инцидент с травой.
Монах, спросивший Тоу-цзу о его странном поступке, был собирателем забавных происшествий. На месте Тоу-цзу я не ответил бы монаху, но Тоу-цзу был очень добросердечен. «Авалокитешвара Бодхисаттва», — ответил он.
В Саддхарма-пундарика Сутре сказано, что Авалокитешвара проповедует во всевозможных формах. Некоторые буддисты боятся перевоплощения, думая только о себе и желая избежать его, но Боддхисатвы учения Махаяна[10] делают себя сотнями и тысячами проявлений для счастья других каждый день недели.

 

Наставление Юнь-чжу

У Юнь-чжу, китайского мастера дзэна школы Сото, было много учеников. Один монах, прибывший из Кореи, сказал ему: «Я реализовал в себе нечто такое, чего не могу описать словами». «Почему же так? — спросил Юнь-чжу, — это должно быть не трудно». «Тогда сделайте это за меня», — ответил монах. Юнь-чжу сказал: «Корея, Корея!» — и прервал разговор. Позже один учитель дзэн школы Окю так прокомментировал этот случай: «Юнь-чжу совершенно не мог понять монаха. Их разделяло великое море, хотя они и жили в одном монастыре».

НЕГЭН: Юнь-чжу жил в юго-восточной части Китая в IX веке н. э. Монах из Кореи прибыл к нему через Желтое Море и, возможно, также Восточно-Китайское море. Его энтузиазм был значительно больше, чем большинства странствующих монахов. Я могу представить, как он медитировал день и ночь, пока, наконец, не вошел в самадхи и не открыл свое истинное «Я», как будто пробудившись ото сна. В мире нет слов для описания того, что он достиг.
Сен Сяку однажды сказал: «Медитация — не трудное занятие. Это путь к давно потерянному вами дому». Юнь-чжу исходил из своего собственного опыта, когда он утверждал, что нетрудно выразить постигнутое. Монах находился в первом порыве реализации, поэтому он попросил учителя выразить это за него. Учитель сказал: «Корея! Корея!» — призывая его вернуться домой. Я ценю братскую любовь учителя, но я должен сказать, что он все же не описал то, что хотел монах. Ему следовало подождать немного и дать возможность монаху сказать это самому. Но и в этом случае восклицание не является описанием достигнутого. Как сказал мастер Нан-юэ: «Даже когда человек утверждает, что нечто является чем-то, он теряет это всецело». Монах просил о совершенно невозможном.
ГЭНРО: Монах Окю не мог понять Юнь-чжу. Хотя они и были современниками, между ними была огромная гора.

 

Нетрудно раскрыть рот;
Нетрудно описать что-либо.
Монах из Кореи был странствующим нищим,
Который еще не вернулся домой.

Суть Цзу-мина

Цзуй-ень, думая, что он уже достиг чего-то в дзэн, совсем молодым монахом оставил монастырь Цзу-мина и отправился странствовать по Китаю. Когда он через много лет посетил монастырь, его старый учитель спросил: «Скажи мне, в чем суть буддизма?» Цзуй-ень ответил: «Если облако не висит над горой, свет луны бороздит волны озера». Цзу-мин гневно взглянул на своего бывшего ученика: «Ты постарел. Твои волосы поседели, твои зубы поредели, а у тебя все еще такое представление о дзэн. Как можешь ты избежать рождения и смерти?» Слезы оросили лицо Цзуй-еня и он низко склонил голову. Через несколько минут он спросил: «Скажите мне пожалуйста, в чем суть буддизма?» «Если облако не висит над горой, — ответил учитель, — свет луны бороздит волны озера». Прежде, чем учитель кончил говорить, Цзуй-ень стал просветленным.

НЕГЭН: Ни на секунду не задумываясь о том, что действительность может отличаться от его воображения, Цзуй-ень годами дурачил себя ложными понятиями. Путешествуя, он, несомненно, свободно рассуждал о буддизме, заимствуя слова у других, и, в конце концов, он попытался ограничиться подделкой и в разговоре с учителем. Слова сами по себе были верны, насколько это возможно, но они не находили отзвука в глубине его сердца. Когда Цзу-мин гневно выбранил его, сердце Цзуй-еня впервые раскрылось, и он увидел свое собственное уродство. Со стыдом он склонил голову и спросил учителя о сути буддизма. «Если облако не висит над горой, свет луны бороздит волны озера», — был ответ. Это было не просто описанием прекрасного пейзажа, это было поистине посланием Будда-Дхармы. Если слушатель не постигнет истину в такой момент, то дзэн — самая бесполезная вещь в мире.
ГЭНРО: Цзуй-ень знал, как вести свою лодку по течению, но никогда не представлял себе, что кто-то может заставить его повернуть против течения.

Меха раздувают пылающий горн;
На наковальне куется меч.
Это та же сталь, что и в начале,
Но как изменился ее край!

Чжао-чжоу покрывает голову

Монах вышел в комнату Чжао-чжоу совершить сандзэн[14], и нашел его сидящим с головой, покрытой одеждой. Монах попятился. «Брат, — сказал Чжао-чжоу, — не говори, что я не получил твой сандзэн».

НЕГЭН: Сандзэн — это единение с дзэн. Вы становитесь дзэн, а дзэн становится вами. В школе Риндзая, когда ученик входит в комнату учителя для получения индивидуального наставления, это называется сандзэн в отличие от дзадзэн, который представляет собой медитацию в одиночестве или с другими. В школе Сото говорят, что сандзэн — это дзадзэн[15], т. е. посвящают себя медитации и весьма редко дают или получают наставления.
Это место не принадлежит ни к Риндзай, ни к Сото[16], а этот монах никогда не объявлял себя учителем. Когда вы приходите и искренне медитируете, я охотно присоединюсь к вам в дзэн-до. Если вы зададите мне вопрос по дзэн, я отвечу на него моим дзэн. Самое важное для вас это то, что вы становитесь дзэн, а дзэн становится вами. Сначала я никто, но я могу поддержать вашу медитацию или разрешить ваши сомнения. Не стремитесь прорабатывать один коан за другим, как вы решаете алгебраические задачи, но и не предавайтесь вялой медитации без поощрения индивидуальными наставлениями.
Вечер, вероятно, был холодным, и Чжао-чжоу накрыл голову одеждой, отяжелевшей от латок и заплат. Так как монах не мог входить в комнату учителя ни для чего, кроме дзэн, почему он заколебался и попятился? Фугаи сказал: «Монах был глупцом, думая, что мастер спит, как любой другой рассеянный человек. Но даже спящий тигр наводит сильную дрожь на окружающих. Монах походит на человека, проходящего через алмазные россыпи с пустыми руками. Обратите внимание на сияние любящей доброты Чжао-чжоу, когда он сказал: «Брат, не говори, что я не получил твой сандзэн». Монах должен был поклониться и получить в этот момент Дхарму. Очень жаль, что он был глух и слеп.
В Алмазной Сутре[17] Будда сказал: «Субхути, если человек заявляет, что Татхагата[18] — это кто-то, кто приходит или уходит, сидит или лежит, он не понимает смысла моего учения. Почему? Татхагата ниоткуда не приходит и никуда не уходит; поэтому он и называется Татхагата».
Этот монах, должно быть, часто слышал чтение Алмазной Сутры, но для него слова не имели смысла.
ГЭНРО:

Белое облако висит над вершиной
Зеленой горы за озером.
Кто бы ни смотрел и не восхищался этим видом,
Не должен тратить понапрасну слов.

Сан-шэнь встречает ученика

Однажды, разговаривая со своими монахами, Сан-шэнь сказал: «Когда приходит ученик, я выхожу навстречу без намерения помочь ему». Его брат — Синь-хуа, услышал это замечание и сказал: «Когда приходит ученик, я не всегда выхожу ему навстречу, но если я все же выйду, я обязательно помогу ему».

НЕГЭН: Линь-цзи, великий мастер дзэн династии Тан, оставил мир 10 января 867 г. Перед смертью он сказал: «После моего ухода не разрушайте мой дзэн. Храните учение между собой». Сан-шэнь, один из его учеников, спросил: «Кто же должен разрушить Ваш дзэн?» «Если кто-нибудь спросит тебя, что такое дзэн, — поинтересовался Линь-цзи, — что ты скажешь?» Сан-шэнь закричал: «Хей!» Учитель был удовлетворен ответом и заметил: «Кто бы мог подумать, что мой дзэн будет разрушен этим слепым ослом?» — с этими словами он умер.
Буддизм использует негативные слова для выражения реальности. Это единственный способ избежать путаницы в словах. Когда Линь-цзи попросил не разрушать его дзэн, он постулировал свой дзэн двойственно, поэтому Сан-шэнь присоединился к нему в этом способе выражения. И опять же, когда учитель пожелал воочию увидеть, как оно будет жить, Сан-шэнь наглядно показал ему это, и монахи, собравшиеся там, были свидетелями бессмертия их любимого мастера. Последние слова Линь-цзи были негативным выражением похвалы.
Дзэн — это не вещь, которая может быть дана учителем ученику. Ветер может задуть пламя свечи, но когда возникнут благоприятные условия, она снова запылает, давая такой же свет, как и прежде. Разве после этого оно не будет тем же самым непрерывным пламенем? Сан-шэнь не был единственным человеком, который получил дзэн Линь-цзи, но он оказался достаточно храбрым, чтобы продемонстрировать его перед умирающим учителем. И дзэн стал его.
Что касается коана этой истории, то мы знаем, что наилучшая помощь по дзэн это «не помогать». Многие секты различных религий ставят своей целью помочь людям, не понимая, что излишняя помощь мешает внутреннему росту как тех, кому «помогают», так и их собственному. Как солнечный свет наполняет сад, так и Сан-шэнь встретил ученика без всяких мыслей о помощи. Какое изумительное расположение духа спокойной любящей доброты!
Синь-хуа выразил свой дзэн позитивно, не в противоречии с дзэн Сан-шэня, но поддерживая его с противоположной точки зрения. Положительность без отрицательности может нести опасность. Отрицательность без положительности приводит к вялости. Синь-хуа, вероятно, намеревался удержать поводья контроля над «слепым ослом», но я говорю: «Здесь, брат, следи за каждым своим шагом. Ибо перед тобою пропасть!»
ГЭНРО: Один брат говорит «нет», другой говорит «да». Таким образом, они продолжают дело отца, улучшая и совершенствуя его.

Желтая река течет тысячи миль на север,
Затем поворачивает на восток и течет непрерывно.
Не важно, как она изгибается и поворачивает,
Ее воды выходят из источника на горе Кунь-лунь.

 

Бумажная ширма Чжиен-юаня

Чжиен-юань, мастер, сидел за бумажной ширмой. Монах вошел для сандзэна, поднял ширму и встретил учителя словами:
«Странно». Учитель пристально посмотрел на монаха и сказал: «Ты понимаешь?» «Нет, я не понимаю», — ответил монах. «До того, как в мире появились семь Будд[19], — сказал учитель, — было бы то же самое, что и сейчас. Почему ты не понимаешь?»
Позже монах упомянул об этом инциденте Ши-шуаню, учителю дзэна рода Дхармы, который похвалил Чжиен-юаня, сказав: «Брат Чжиен-юань подобен мастеру стрельбы из лука. Он никогда не выпускает стрелы, не поразив цель».

НЕГЭН: В Японии и Китае люди часто пользуются бумажными ширмами как в помещении, так и на открытом воздухе от сквозняков и для защиты от насекомых. Чжиен-юань, должно быть, приказал монахам приходить для сандзэна в то время, когда он пользовался этой ширмой. Когда я был в монастыре, мой учитель часто менял свое местонахождение в комнате, так что я должен был искать его взглядом. В тот момент, когда мой ум уставал от этого занятия, я обычно получал удар посохом. Я не могу обвинить монаха в этой истории за то, что он сказал «странно», но Чжиен-юань предоставил ему достаточно времени для того, чтобы отчетливо увидеть светильник Дхармы за ширмой. Чжиен-юань был очень добр, дав ему дальнейшие наставления.
Писание Хинаяны, Дигха Никая, упоминает о семи Буддах, бывших в мире в разные времена за бесчисленные века до Гаутамы Будды. Чжиен-юань вернулся на миллионы лет назад, когда сказал: «До того, как в мире появились семь Будд, было то же самое, что и сейчас». Если бы монах увидел свою собственную природу Будды, он знал бы основание своего собственного существования. Он не имел дзэн, несмотря на доброту своего учителя.
В свободном переводе «Синь-синь-минь», китайской дзэнской поэмы, который я сделал несколько лет назад, последний станс гласит: «Дзэн превосходит время и пространство. В конце концов, десять тысяч лет — это всего лишь мысль. Видимое вами есть то, чем вы обладаете в мире. Если ваша мысль превосходит время и пространство, вы будете знать, что самая маленькая вещь является большой, а самая большая вещь — маленькой, что бытие есть небытие и небытие есть бытие. Без такого опыта вы будете колебаться делать что-либо. Если вы понимаете, что единое является многим, а многое — единым, то ваш дзэн будет совершенным. Вера и сущность ума не отделимы друг от друга. Вы только увидите «не два». Это «не два» — это вера, и это «не два» — это сущность ума. Выразить это можно только молчанием, однако это молчание не является прошлым, это молчание не является настоящим, это молчание не является будущим.
ГЭНРО: Чжиен-юань сказал достаточно, когда он молча пристально посмотрел на монаха. Ши-шуань должен был бы уничтожить слова Чжиен-юаня, если он считался с добрым именем рода Дхармы.
НЕГЭН: Мы, монахи, всегда бездомны. Мы не должны иметь никакого рода Дхармы даже в учении. Ши-шуань похвалил Чжиен-юаня, но никто из них не мог учить монаха дзэну.
ГЭНРО:

Полуночный дождь под окном барабанит по листьям бананового дерева,
Бризы поздней весны играют с плакучей ивой на берегу реки.
Веяние вечности приходит здесь и там, ничего больше, ничего меньше.
Говорить о семи Буддах — это все равно, что готовить веревку, когда вор уже убежал.

Черное и белое Паи-юня