Пао-шу поворачивается спиной

Чжао-чжу пришел навестить Пао-шу, а тот, заметив его, повернулся к нему спиной. Чжао-чжу расстелил принесенную с собой циновку, чтобы преклонить колена перед Пао-шу, но в то же мгновение Пао-шу встал и ушел в свою комнату. Чжао-чжу свернул циновку и ушел.

НЕГЭН: Монах в Индии имел верхнюю одежду, нижнюю одежду и подстилку (коврик, циновку), которую он ночью использует в качестве одеяла или днем в качестве подстилки. Хотя такой циновки для индийского и цейлонского климата было достаточно, в холодном северном Китае она стала для монахов формальным символом, Дзэн Пао-шу был утонченным. Он подобен прозрачному шару, у которого нет ни зада, ни переда. Чжао-чжу признал это и приготовил выразить ему свое почтение, но в этот момент Пао-шу вышел, ибо незачем было соблюдать внешние приличия при таком глубоком и взаимном понимании душ. И тогда Чжао-чжу ушел.
Когда Хай-шань принимал монаха из другого монастыря, он спросил: «Откуда ты?» Монах назвал свой монастырь. «Чему вы там учитесь?» «Медитации», — ответил монах. «Покажи мне, как ты медитируешь», — потребовал Хай-шань. Монах в ответ сел, скрестив ноги в позе Будды. Хай-шань закричал на него:
«Эй, болван! Убирайся, у нас в храме хватает каменных изваяний Будды».
У этого монаха различные лицо и изнанка (перед и зад). Когда он медитирует, он выглядит Буддой из камня, но когда он ест, он похож на Прету, а иногда может напоминать Ашуну. Неудивительно, что Хай-шань не захотел, чтобы он оставался в монастыре.

Но, — спросите вы, — разве не попросил учитель монаха, чтобы тот показал ему, как он медитирует? Монах, который действительно медитирует, никогда не ложится, никогда не стоит и никогда не говорит.
Тогда как же правильно показать медитацию?
Но вы ведь не должны подражать Пао-шу или Чжао-чжу.

 

Цзю-фень отвергает монаха

Монах пришел к Цзю-феню и церемонно поклонился ему. Цзю-фень больно ударил монаха палкой. Монах спросил: «В чем моя вина?» Отвесив ему еще пять ударов, мастер крикнул, чтобы монах убирался.

ФУГАИ: Он использует первый урок для детей.
НЕГЭН: Считает ли он монаха начинающим или он полагает, что встреча формально началось?
ФУГАИ: Здесь коан вспыхивает.
ФУГАИ: Ты не знаешь своего собственного благодетеля.
ФУГАИ: Излишняя доброта портит дитя.
НЕГЭН: Китайских детей на первых порах обучают на простейшей фразе, которая звучит так: «У великого святого древности Кон-фуцзы было три тысячи учеников, среди них было семьдесят хороших. Вам, мальчикам, от восьми до девяти лет следовало бы научиться быть вежливыми друг с другом». Это как «а, в, с» для англичан.
Начнем с того, что монах был очень вежлив, но Фугаи увидел в нем новичка в дзэне, как это следует из его комментариев. Те, кто уже обучаются давно, также обязаны кланяться, когда они впервые встречают своего учителя. Вина монаха состояла лишь в том, что он испытал на мгновение нечто вроде страха, как если бы он вышел на сцену, что заслуживает удара. Если бы он понял это, он не стал бы спрашивать, в чем его вина.
Конечно, он не знал, что истинный благодетель стоит прямо перед его носом. Он должен был поклониться снова, прежде чем Цзю-фень выгнал его.
ГЭНРО: Последний выкрик Цзю-феня ничего не стоит.
ФУГАИ: Цзю-фень пытался вставить квадратную палку в круглое отверстие.
НЕГЭН: Я не верю в то, что Цзю-фень вообще кричал. Тот, кто рассказывал ему эту историю, был просто незнаком с разговорным китайским языком. В современном китайском языке последнее предложение коана следует читать, не придавая значения слову «убирался», хотя последователи Линь-цзи как будто бы считают это выражение совершенно необходимым.
ГЭНРО:
Дзэн Цзю-феня, как материнская доброта.
Он пометил борт корабля, чтобы найти потерянный меч.
Подобно тому, как это было в старой истории о Линь-цзи,
Который трижды ткнул Та-ю в ребра.
НЕГЭН: Глупый человек однажды уронил свой меч за борт и тщательно пометил борт, чтобы показать капитану, где следует искать, не понимая, что корабль движется.
Профессора, которые читают лекции по древней философии, не принимая во внимание прогресса, которого достигло с тех пор человечество, подобны глупцу, пытающемуся найти меч с помощью отметины на борту.
Линь-цзи спросил Хуань-по о значении буддизма и заработал вместо ответа удар палкой. Еще дважды приходил Линь-цзи с тем же вопросом и получал тот же ответ. Уже готовый отказаться от своих поисков, он пошел к Та-ю, который сказал: «Хуань-по был даже чересчур добр, а ты, дурак, этого не видишь». Прежде, чем Та-ю закончил, к Линь-цзи пришло осознание. Он трижды ткнул Та-ю пальцем под ребро.
Это стихотворение — та же помета на борту. Неудивительно, что когда последняя строчка была прочитана, Фугаи сказал: «Невозможно поймать кролика дважды в одной норе».

Избрание основателя монастыря

Когда Ки-шуань изучая дзэн под руководством Пай-чуаня, он работал поваром в монастыре.

ФУГАИ: Мирная семья дзэн.

Шу-ма Той-то пришел в монастырь и сказал Пай-чуаню, что он нашел хорошее место для монастыря в горах Таке-шань и послал избрать нового мастера, прежде чем монастырь будет заложен.

ФУГАИ: Кто не мог быть жильцом?

Пай-чуань спросил: «Как насчет меня?»

ФУГАИ: Не шути.

Шу-ма Той-то ответил: «Эта гора предназначена для процветающего монастыря. Вы рождены для бедности, поэтому вы будете там жить, у вас будет всего пятьсот монахов».

ФУГАИ: Откуда вы знаете?

В этом монастыре должно быть более тысячи монахов.

ФУГАИ: Это все?

Не могли бы вы найти подходящего человека среди ваших монахов?»

ФУГАИ: Где у вас тот глаз, что определит, кто годится для этого?

Шу-ма Той-то продолжал: «Я думаю, Ки-шуань, повар, подойдет».

ФУГАИ: Чепуха!

Пай-чуань тогда позвал Ки-шуаня и сказал, что тот должен идти и основать монастырь.

ФУГАИ: Лучше идти налегке.

Главный монах услыхал разговор и бросился к своему учителю со словами: «Никто не может утверждать, что повар лучше главного монаха».

ФУГАИ: Вы не знаете сами.

Пай-чуань затем созвал монахов, объяснил им ситуацию и сказал, что тот, кто правильно ответит на его вопрос, будет кандидатом.

ФУГАИ: Честный судья.

Пай-чуань указал тогда на кувшин с водой, стоявший на полу, и спросил: «Не называя его, скажите мне, что это».

ФУГАИ: Я так и вижу горящие глаза учителя.

Главный монах сказал: «Нельзя же назвать это деревянным башмаком».

ФУГАИ: Ну и главный монах!

Поскольку никто больше не отвечал, Пай-чуань повернулся к Ки-шуаню. Ки-шуань вышел вперед, поддел кувшин ногой и вышел из комнаты.

ФУГАИ: Ничего нового.

Пай-чуань улыбнулся: «Главный монах отпал».

ФУГАИ: Честный судья.

Ки-шуань стал главой нового монастыря, где он жил много лет, обучая более чем тысячу монахов дзэну.

ФУГАИ: Не только тысячу монахов, но всех Будд в настоящем, прошлом и будущем, всех Бодхисаттв из десяти сторон.
ГЭНРО: К счастью, Пай-чуань поставил кувшин так, что монах смог опрокинуть его.
Предположим, я указываю на южную гору и говорю: «Не называйте ее южной, — тогда как вы ее назовете?» Если вы не можете назвать ее деревянным башмаком, вы ничем не лучше главного монаха. Вы не можете перевернуть ее так, как Ки-шуань кувшин. Что же делать? Любой из вас, кто имеет настоящий дзэн, ответит мне.
ФУГАИ: Я ударю учителя ногой. Даже если бы все монахи были глупыми, никто из них не сказал бы «деревянный башмак», глядя на гору.
НЕГЭН: Когда Фугаи сказал: «Я лягну учителя», — он, вероятно, имел ввиду обоих — и Пай-чуаня и Гэнро.
Если бы я был на месте Гэнро, я указал бы на бамбуковую метлу, стоящую за дверью, и попросил монахов назвать ее, не называя ее метлой. Вы не можете назвать ее мусорным ящиком и не можете лягнуть ее. Если бы я был на месте Фугаи, я взял бы метлу и подмел двор.
ГЭНРО: Только подними кувшин и измерь, короткий он или длинный.
(ФУГАИ: Что вы собираетесь с ним делать?)
Он не имеет меры. (Как можно сказать, короткий он или длинный?).
Таким образом, обходя измерение, представить внутреннее содержание.
(Именно это я и говорю).
Смотри, что может сделать одна нога?
Один удар ногой и монастырь основан Ки-шуанем.
(Эта нога должна перемолоть пустоту в пыль).

Монах в медитации

Библиотекарь смотрел на монаха, уже долго сидевшего в медитации в его библиотеке.

ФУГАИ: Он не монах?

Библиотекарь спросил: «Почему вы не читаете сутру?»

ФУГАИ: Я бы сказал монаху: Уверены ли вы в том, что выбрали правильное место (сидите в нужном месте)? А еще я спросил бы библиотекаря, какую сутру он имеет ввиду?

Монах ответил: «Я не умею читать».

ФУГАИ: Неграмотный невежда.

«Отчего вы не попросите того, кто умеет?» Монах встал и вежливо спросил: «Кто это?»

ФУГАИ: Мореный дуб.

Библиотекарь молчал.

ФУГАИ: Хорошее подражание.
ГЭНРО: Монах стоял и библиотекарь молчал. Разве это не прекрасный отрывок из сутры? Не нужен специальный свет, чтобы прочесть эту сутру.
ФУГАИ: К счастью, света достаточно, чтобы рассеять тьму.

Каждый характер (личность) хорошо освещен.
Стоя и не касаясь книги,
Зачем брать то, что уже имеешь?
Пять тысяч сутр прочитаны в единый миг.
Какую сутру никто не может прочесть?
Мой учитель запоздал с этим замечанием.

Пион Ти-чуаня

Ти-чуань вместе с двумя своими старшими монахами Пао-фу и Чуань-чинем предприняли путешествие с целью взглянуть на знаменитую картину, изображающую пион.

ФУГАИ: Вам следует снять пелену с глаз.

Пао-фу сказал: «Прекрасный пион!»

ФУГАИ: Не позволяй глазам своим обманывать себя.

Чуачь-чинь сказал: «Не слишком доверяй своим чувствам».

ФУГАИ: Я бы сказал — не очень доверяй своему слуху.

Ти-чуань сказал: «Картина уже испорчена».

ФУГАИ: Рот — причина всех бед.
НЕГЭН: Не дело для монаха — рассматривать картины, но уж если он смотрит на нее, он должен видеть сквозь холст.
Многие годы тому назад Сото, мастер дзэн, поехал в Чикаго, где он был приглашен своим другом осмотреть скотобойни. Он рассказал мне об этом случае, когда вернулся в Сан-Франциско, и я заметил, что монаху не следовало бы ходить в такое место, но уж если он туда попадает, он должен видеть все до конца. Очень ему не понравилось мое замечание, поскольку он считал себя очень добросердечным и, будучи аббатом большого храма в Японии, не очень прислушивался к словам какого-то никому не известного американского монаха.
ГЭНРО: Пао-фу наслаждался, рассматривая картину. Чуань-чинь лишился возможности получить удовольствие от картины, поскольку думал о другом. Когда Ти-чуань сказал: «Это ужасно, но картина уже испорчена», — хотел он присоединиться к Пао-фу или осудить Чуань-чиня?
(ФУГАИ: Чао-чуань искусно изобразил короля цветов. Картина нуждается в шлифовке разума). Цветовая гамма помогает почувствовать запах цветка? (Едкий запах неприятен). Пчелы и бабочки с удовольствием вьются вокруг цветка.
(Люди — это те же насекомые, привлеченные цветами).
О каком цветке говорили монахи — живом или нарисованном.
(Смотри на знак: «Не прикасаться».)

Совет Тунь-шаня

Тунь-шань, сказал своим монахам: «Вам, монахам, следовало бы знать, что в буддизме есть высшее».

ФУГАИ: Когда пытаются узнать высшее, падают ниже.

Один монах вышел вперед и спросил: «Что представляет собой высший буддизм?»

ФУГАИ: Монах был обманут Буддой и патриархами.

Тунь-шань ответил: «Это не Будда».

ФУГАИ: Продавая кашицу под видом первоклассной говядины.
НЕГЭН: Дзэнский монах пытается изо всех сил добраться до чего-то превосходящего обычное буддийское знание. Он подобен лошади, привязанной к столбу и скачущей от него галопом за прикрепленным к ее уздечке клочком сена перед ее носом. Единственный выход для лошади состоит в том, чтобы перестать скакать, дать соскользнуть узде и съесть сено.
Тунь-шань просто хотел поощрить новичков ответом: «Это не Будда». Здесь Будда означает просветление, а не лицо, которое достигло просветления в Индии 25 веков тому назад.
ГЭНРО: Тунь-шань так добр. Он подобен дедушке и бабушке, забывающих о своем возрасте, играя с детьми, и не обращающих внимания на зрителей. Последователя его учения должны помнить это и отвечать благодарностью на его доброту.

ФУГАИ: Когда пытаешься отплатить, сам влезаешь в крупные долги.
НЭГЭН: Тунь-шань был одним из основателей школы Сото. После Фугаи не было более крупного учителя. Школа Риндзая, возможно, отнеслась бы с презрением к ответу Тунь-шаня, считая, что монах заслуживал удара. Это подобно холодной зиме по сравнению с весенним ветерком. Американцы могут избрать любую школу в соответствии со своим вкусом.

Юн-чу посылает нижнее белье

Юн-чу, мастер большого монастыря, послал нижнее белье монаху, живущему в одиночестве неподалеку от монастыря. Он прослышал, что монах долгие часы просиживает в медитации, не имея чем прикрыть свои ноги.

ФУГАИ: Удача для худого человека. Это нижнее белье, вероятно, унаследовано от Бодхидхармы.
НЕГЭН: Процветающий монастырь называют «толстым», а бедный — «худым». Это идея материалистическая, в ней не достает духа дзэна. Когда я впервые стал монахом, я решил не жить в «толстом» храме, а найти себе маленькую хижину, как монах в этом рассказе.

Монах отказался от подарка со словами: «Я родился в собственной рубашке».

ФУГАИ: Хороший монах. Ели у вас это есть, я дам вам это. Если у вас этого нет, я у вас заберу.

Юн-чу послал ему письмо, вопрошающее: «Что вы носили перед тем, как родились?»

ФУГАИ: Юн-чу посылает новое белье.

Монах не мог ответить.

ФУГАИ: Где ваши ноги?

Позднее монах умер. После его кремации в золе нашли сариры[35] и принесли их Юн-чу, который сказал: «Даже если бы он оставил 84 бушеля сариров, они не стоили бы ответа, который он мне так и не сумел дать.

ФУГАИ: Приказано не волноваться.

Никто не может обманывать настоящего мастера».

ГЭНРО: Я отвечу Юн-чу вместо монаха: «Я вам мог бы показать, что, но оно так велико, что у вас, пожалуй, не найдется где его разместить».
ФУГАИ: Хорошие слова, но маловероятно, чтобы так думал монах.
НЕГЭН: Некоторые японцы, обучающиеся дзэн, считают, что медитирующий монах был приперт к стене словами Юн-чу и поэтому молчал. Что плохого в его молчании? Я считаю это достойным ответом Чачнем с того, что он не жаловался. Он был удовлетворен и выказывать ему сочувствие, как это сделал Юн-чу, было все равно что наступить на змею.
Сариры, сверкающие драгоценные камни, которые, как говорят, были найдены в пепле после его сожжения, ни что иное, как результат китайских легендарных суеверий. Юн-чу не видел их в действительности, но лишь дал работу языкам и пищу слухам. Он жалкий рассказчик. После хорошей кремации остается лишь пепел и от монахов и от королей, и от великих мастеров дзэна.
ГЭНРО: 84 бушеля сариров
(ФУГАИ: Плохой запах!)
Не стоят больше одного слова, вместившего вселенную.
(Западная семья посылает соболезнования восточному дому).
Материнские одеяния — какая жалость!
(Вы неблагодарны по отношению к своей матери).
Оно не может прикрыть нынешнее уродство.
(Сын миллионера совершенно голый).

Последнее учение Тэ-шуаня

Цзю-фень спросил Тэ-шуаня: «Могу ли я также стать причастным к последнему учению, которое было достигнуто древним патриархом?»

ФУГАИ: У него все еще склонность к клептомании.

Тэ-шуань ударил его палкой и сколол: «О чем ты говоришь?»

ФУГАИ: Он добрая старая бабушка.

Цзю-фень не понял, что имеет в виду Тэ-шуань, и повторил свой вопрос.

ФУГАИ: Разве одной головы недостаточно?

Тэ-шуань ответил: «Дзэн не имеет слов, точно так же он не имеет, что дать».

ФУГАИ: Жалкое утверждение.

Ен-ту слышал диалог и сказал: «У Тэ-шуаня твердый характер, но своими мягкими словами он портит дзэн».

ФУГАИ: Одни играют на флейте, а другие танцуют.
НЕГЭН: Ен-ту был старшим обучающимся у Тэ-шуаня, в то время, как Цзю-фень обучался в монастыре.
ГЭНРО: Тэ-шуань украл овцу и Ен-ту подтвердил это. Какой отец! Какой сын! Прекрасное сочетание.
НЕГЭН: Некто из благородных рассказал Конфуцию о честном подданном, который доказывал суду, что его отец украл овцу. Гэнро взял это замечание из «Соблюдающий закон». Живущий по закону человек должен соблюдать его независимо от человеческих чувств. Хороший учитель никогда не пощадит хорошего студента.
ГЭНРО: Голова дракона и хвост змеи
(ФУГАИ: Ну и чудовище!)
Игрушка заставляет умолкнуть плачущего младенца,
Свидетель может видеть, Все из верности Дхарме.
(Только десятина и была выплачена).

Па-цзяо не учит

Монах спросил Па-цзяо: «Если есть человек, не избегающий (присутствовать) при рождении и смерти и не понимающий нирваны, — станете ли вы учить такого человека?»

ФУГАИ: О чем вы говорите?

Па-цзяо ответил: «Я не стану учить его».

ФУГАИ: Хороший учитель не тратит лишних слов.

Монах спросил: «Почему вы не будете учить его?»
«Этот старый монах знает, что хорошо и что плохо», — ответил Па-цзяо.

ФУГАИ: Старикан утратил свои слова.

Этот диалог между Па-цзяо и монахом был передан в другие монастыри и однажды Дянь-тунь сказал: «Па'цзяо, возможно, знает, что хорошо и что плохо, но не сумел забрать у фермера быка и у голодного хлеб. Если бы монах задал мне этот вопрос, то прежде, чем он его закончил бы, я ударил бы его. Почему? Потому что мне нет дела до того, что хорошо и что плохо».

ФУГАИ: Чья бы корова мычала. (Котелок зовет чайник черным).
НЕГЭН: Па-цзяо был мастером дзэна в Китае, известный под именем Чи-чэ. Монах взял свободного от иллюзий человека и хотел выяснить, существует ли высшее учение, которое могло бы просветить этого человека. Фугаи увидел нелепость такого предположения и предупредил монаха.
«Я не стану его учить», — сказал Па-цзяо, используя слово монаха «учить» и не тратя своих собственных. Поскольку монах не сумел этого понять и спросил, почему он не станет учить его, он и получил ответ Па-цзяо, свидетельствующий о том, что последний может отличить человека нуждающегося в учении от человека, который в нем не нуждается.
Ответ Фугаи, что Па-цзяо потерял свои слова, — является похвалой этому безвредному ответу.
Упомянутый Дянь-тунь был поэтом, который сочинял свои стихотворения на книгу Единодушие. Его настоящее имя было Хунь-чи. Упоминание о быке и пище — самый быстрый способ избавить обучающегося от иллюзий. Вот почему он ударил монаха, не обсуждая вопроса о том, что хорошо и что плохо.
Оскорбительное замечание Фугаи сделано им в похвалу Па-цзяо и Хунь-чи.
ГЭНРО: Па-цзяо еще пользуется постепенным методом, в то время как Дянь-тунь практикует метод мгновенного озарения. Метод Дянь — Туня легко может быть понят, но не многие способны ясно понять работу Па-цзяо.
ФУГАИ: Что скажу я о вашей работе?
ГЭНРО: Существует много разных лекарств, чтобы излечить болезнь.
(ФУГАИ: Воры в мирное время).
Арестовать человека без наручников.
(Герой в военное время).
Военное ремесло и медицина должны быть тщательно изучены.
(Рай не нуждается в таком искусстве).
Тюльпаны весной, хризантемы осенью.
(Изумительно прекрасные цветы создают тесноту в парке).

Као-гинь бьет монаха

Монах пришел от Чи-шуаня и поклонился. Као-гинь немедленно ударил его.

ФУГАИ: Коан здесь становится ярким (живым).

Монах сказал: «Я пришел специально к вам и выразил свое почтение поклоном, за что же вы меня ударили?»

ФУГАИ: О чем ты говоришь, почему не кланяешься вновь?

Као-гинь снова ударил монаха и выгнал его из монастыря.

ФУГАИ: Чистое золото имеет золотой блеск.

Монах возвратился к своему учителю и рассказал, что с ним произошло.

ФУГАИ: Хорошо, когда есть с кем поговорить.

«Ты понял или нет?» — спросил Чи-шуань.

ФУГАИ: Что можно сделать с мертвой змеей?

«Нет, я не понял», — ответил монах. «Как хорошо, что ты не понял, — ответил Чи-шуань, — иначе, если бы понял, я бы онемел».

ФУГАИ: Хороший контраст по отношению к действиям Као-гиня.
НЕГЭН: Гэнро добавляет свое обычное замечание, но его не стоит переводить.
ГЭНРО: Монах кланяется, Као-гинь бьет.
(ФУГАИ: Что бы вы сделали, если бы монах не поклонился и вы не ударили бы его?)
Новый этикет для монастыря независимо от договора.
Рот закрыт не у одного Чи-шуаня.
(Двойная гарантия).
НЕГЭН: Американский дзэн обходит стороной писание книг, чтение лекций, обращение к теологии, философии и т. д. и т. п. Кто-то должен встать и разметать все в пух и прах, прежде чем истинная Дхарма воцарится в этой стране свободы и справедливости.

Янь-шуань чертит линию

Цю-шуань сказал своему ученику Янь-шуаню: «Весь день мы с тобой говорим о дзэне.

ФУГАИ: У вас обоих есть языки?

Чего мы в конце концов достигли?»

ФУГАИ: Бесформенных слов.

Янь-шуань прочертил пальцами линию в воздухе.

ФУГАИ: Зачем так беспокоиться?

Цю-шуань продолжал: «Это было хорошо, то, что мы делали с тобой. Ты можешь обмануть кого-нибудь другого».

ФУГАИ: Учитель проиграл игру.
ГЭНРО: Существует сотни и тысячи Самадхи и бесчисленные предписания буддизма, но все они включают линию Янь-шуаня. Если кто-либо желает знать что-нибудь вне этих Самадхи или тщательно исследовать лучшие предписания, смотрите сюда на то, что я делаю.
ФУГАИ: Плохой подражатель.
ГЭНРО: Чудо этих двух монахов превосходит чудо Магеллана.
(ФУГАИ: Оба чуда — галлюцинации).
Весь день свирепствует притворная битва
(Буря в стакане воды).
Чего они достигли в конце концов?
(Ни слов, ни мыслей).
Разгоняют пальцем облака,
(Палец тычется в пустоту, стремясь проделать в ней дыру).
Когда облака уходят, небо становится беспредельным.
НЕГЭН: Однажды, когда Цю-шуань лег соснуть, к нему пришел Янь-шуань и поздоровался. Сонныйй Цю-шуань отвернулся к стене. Янь-шуань спросил: «Почему ты так сделал?» «Мне как раз снился сон, — ответил Цю-шуань, — не мог ты разъяснить его мне?» Янь-шуань вышел из комнаты и через несколько мгновений возвратился с тазиком холодной воды, чтобы учитель мог омыть лицо.
Вскоре Цзянь-ен тоже пришел приветствовать своего учителя и тогда Цю-шуань сказал: «Вот брат-монах только что дал толкование моему сну. Каково будет твое толкование?» Цзянь-ен вышел из комнаты и возвратился с чашкой чая для учителя.
Цю-шуань заметил: «Вы оба сотворили чудо подобно Магеллану, по предположению совершавшему чудеса, но должен поздравить Будду Шакьямуни с тем, что У него есть такие хорошие ученики в Китае почти через тысячу лет после его смерти».

Одна дорога Цзянь-феня

Монах спросил Цзянь-феня: «Одна дороги Нирваны ведет во все десять сторон страны Будды. Где Она начинается?» Цзянь-фень поднял свой посох и прочертил в воздухе горизонтальную линию: «Здесь».

ФУГАИ: Белое облако затуманивает дорогу.

Этот монах позже задал Юань-мэю тот же вопрос.

ФУГАИ: Вы снова растеряны.

Юань-мэй поднял свой веер и сказал: «Этот веер подпрыгивает до тридцать третьего неба и кусает восседающее там божество за нос, затем спускается, погружается в восточное море и кусает священного карпа. Карп становится драконом и приносит ливень».

ФУГАИ: Пустомеля, создает бурю в голубом небе (из мухи делает слона).
НЕГЭН: Цзянь-фень показывает дорогу дзэн, в то время как Юань-мэй преувеличивает его действие.
У китайцев иногда обнаруживается склонность к преувеличению. Сфера микроскопа тоже показывает землю Будды. Почему бы не начать с дороги амебы? Если бы мне задали глупый вопрос, подобный этому, я сказал бы: «Смотри, куда идешь».
ГЭНРО: Ответ Цзянь-феня напрасно провоцирует наивных людей. Юань-мэй трещит как горошина в пустой коробке. Если бы этот вопрос был задан мне, я бы сказал: «Ты что, не видишь, слепой дурак?»
ФУГАИ: Я бы сказал монаху: «Я уважаю тебя за то, что ты преодолел такое расстояние».
ГЭНРО: Сотня цветов следует за первым.
(ФУГАИ: Для кого?)
Они украсят гирляндами любое поле и сад.
(Давайте устроим хижины).
Восточный ветер овевает цветы,
Каждая ветвь имеет прекрасное время года — цвет весны.
(Чудная картина волшебной страны).

Железная лодка Цзюань-ша

Когда Цзюань-ша изучал дзэн под руководством Цзю-феня, брат-монах по имени Ку-ань сказал: «Если ты чего достигнешь в дзэн, я сделаю железную лодку и мы поплывем в высшие моря.

ФУГАИ: Логичное заявление.

Много лет спустя Цзюань-ша стал мастером дзэна. Ку-ань служил у него помощником. Однажды Цзюань-ша спросил: «Ты построил свою железную лодку?»

ФУГАИ: Вы пытаетесь ее потопить?

Ку-ань промолчал.

ФУГАИ: Лодка хорошо держится на воде.
НЕГЭН: Цзюань-ша постригся в монахи, когда ему было 30 лет. До этого он был простым рыбаком. Кое-кто из монахов презрительно называл его «невозможным монахом».
Замечание Ку-аня было вызвано тем, что железные корабли строить в то время не умели, причем думали, что построить железный корабль невозможно. Его замечание заставило Цзюань-ша медитировать, в этом отношении Цзюань-ша обязан Ку-аню. Когда Цзюань-ша закончил учение, Ку-ань пришел в его монастырь и служил ему.
Я восхищаюсь скромностью и сдержанностью Ку-аня и не верю, что Цзюань-ша задал свой вопрос в отместку, используя эти слова как символ постижения. Это был разговор двух очень близких людей.
ГЭНРО: На месте Ку-аня я бы спросил: Вы получили свой дзэн?
Железная лодка вмерзла в море.
(ФУГАИ: Я бы не поплыл на ней).
Коан из прошлого завершен.
(Не упоминайте о прошлом, живите настоящим, Не говорите, что Ку-ань промолчал).

Янь-шуань сидит в медитации

Когда Янь-шуань сидел в медитации, к нему бесшумно подошел монах и стал рядом с ним.

ФУГАИ: Этот фокус не пройдет.

Янь-шуань узнал монаха и начертил в пыли круг, а затем посмотрел на монаха.

ФУГАИ: Что это еще за колдовство! Монах не смог ответить.
НЕГЭН: Отношение Янь-шуаня напоминает отношение человека, который, стоя на берегу, спокойно наблюдает, как плещутся волны у его ног. Будь я на месте монаха, я изобразил бы Янь-шуаня, приподнял бы платье, чтобы его не замочить, и вышел из воды или столкнул Янь-шуаня с сиденья, на котором он медитировал, сказав: «Волны! Волны!»
ГЭНРО: Этот монах совершил мелкую кражу и не сумел даже вовремя удрать. Янь-шуань готов был зажечь свечу в любое время. Увы! Возможность упущена.
Слово «вода» не может утолить жажду
(ФУГАИ: Но я вижу, как вздымается огромная волна).
Так же, как изображение пирога не насытит голодного.
(Вот вам полное блюдо пирогов).
Действие Янь-шуаня нельзя поставить ему в заслугу
(Это истинный дзэн).
Почему он не дал монаху большую палку?
(Большая палка уже сломана).