Ю-чуань изгоняет своего ученика (Из стихотворения Гэнро к. коану № 52)

Тан-ся пришел к Ю-чуаню, а тот в это время спал. «Дома ли ваш учитель?» — спросил Тан-ся у находившегося там ученика. «Да, дома, но он никого не хочет видеть», — ответил монах. «Вы глубоко проникли в его мысли», — сказал Тан-ся. — «Это неважно. Даже если явится сам Будда, мой учитель и его не захочет видеть». «Вы, конечно, хороший ученик. Ваш учитель может гордиться вами», — с этими словами похвалы Тан-ся покинул храм.
Когда Ю-чуань проснулся, монах повторил ему этот диалог. Учитель ударил монаха палкой и прогнал его из храма.

НЕГЭН: Дежурный монах демонстрировал свой недавно обретенный дзэн по первому представившемуся случаю вместо того, чтобы спрятать его. Тан-ся это сразу понял и его слова должны были пристыдить монаха, заставить его замолчать. А вместо этого он с гордостью повторил диалог своему учителю и тот выгнал его из храма.
Тот факт, что Тан-ся потом стал вслед за Ю-чуанем национальным учителем, доказывает, что нет безнадежных случаев, поскольку всякое разумное существо имеет в своей природе Будду.
Когда кто-либо думает, что он имеет дзэн, он его мгновенно теряет. Почему он не следует учению незаметно и бесшумно?
Когда Тан-ся впоследствии услыхал, как грубо обошелся Ю-чуань со своим учеником, он сказал, что Ю-чуань справедливо заслуживает быть названным национальным учителем.

Пища для Ен-ту

Когда Чин-шуань пришел к Ен-ту, жившему в тихом уединении, он спросил, всегда ли тот имеет что поесть дважды в день. «Четвертый сын из семьи Чу-аня поддерживает меня, я ему многим обязан», — сказал Ен-ту.
«Если ты недостаточно хорошо исполняешь свой долг, ты будешь рожден быком в следующей жизни и должен будешь возместить этому человеку все, что задолжал ему в этой», — предостерег Чин-шуань. Ен-ту приложил два пальца ко лбу и ничего не сказал.
«Если ты имеешь в виду рога, то ты должен был раздвинуть пальцы и приставить их к макушке». — Прежде чем Чин-шуань закончил фразу, Ен-ту вскричал: «Чин-шуань не понимает, что это значит!»
«Если ты знаешь больше, почему бы не объяснить этого мне?» — спросил Чин-шуань. Ен-ту нахмурился и затем сказал: «Ты, как и я, тридцать лет изучал буддизм и все еще блуждаешь вокруг да около. У меня нет с тобой ничего общего», — и с этими словами он захлопнул дверь перед носом Чин-шуаня.
В это время мимо проходил четвертый сын из семьи Чу-аня и, пожалев его, повел в свой дом, что находился неподалеку. «Тридцать лет назад мы были близкими друзьями, — сказав печально Чин-шуань, — но теперь он достиг большего по сравнению со мной и не хочет поделиться».
Этой ночью Чин-шуань долго не мог уснуть и. наконец, встал и пошел к дому Ен-ту: «Брат, будь добр, проповедуй Дхарму для меня». Ен-ту открыл дверь и объяснил учение. На следующее утро посетитель вернулся домой со счастливым постижением.

НЕГЭН: Чин-шуань никогда не называл себя учителем, но монахи собирались, чтобы его послушать, и он стал думать, что может учить других. Когда он услыхал о своем бывшем друге Ен-ту, живущем тихо в отдаленной части страны, он доехал проведать его и посмотреть, не было ли у него того, что ему было нужно.
В Китае тех времен старший сын получал львиную долю наследства и каждый последующий все меньшую и меньшую, так что четвертый сын не мог иметь много, даже если он дал Ен-ту пищу и кров. Монах, конечно, должен был чувствовать признательность, если бы он жил, как надо, своею дзэнской жизнью. Ен-ту скромно упомянул свой долг, но тело его было Дхармакайей[29] и он жил со всеми Буддами и Бодхисаттвами.
Чин-шуань не мог этого увидеть, поэтому он заговорил о суеверии, что монах, получающий даяния в этой жизни без посвящений, будет работать, как вол, в следующей, чтобы отплатить за все. Ен-ту показал ему реальную жизнь, которая никогда не была рождена и никогда не умрет, но пальцы и лоб не имеют ничего общего с истинно бесформенной формой, он просто показал это с помощью Дхармакайи. Бедный Чин-шуань не мог понять и привязался к иллюстрации легенды о перевоплощении, хотя она совершенно чужда учению Будды.
Благодаря своим собственным сожалениям и смущению он позже оказался в безвыходном положении. Когда же он вернулся к Ен-ту с чистым сердцем и пустыми руками, он был способен получить Дхарму. Что это было и как этого достичь, вы можете узнать только сами, своим собственным опытом.

Болван Му-чу

Когда Му-чу, идя по дороге, поравнялся с шедшим мимо него монахом, он окликнул его: «Почтенный господин!» Монах обернулся. «Болван», — заметил Му-чу, и каждый пошел своей дорогой.
Этот анекдот был записан несколькими монахами и много лет спустя подвергся критике со стороны некоего Цзю-ту, который говорил: «Глупый Му-чу был неправ. Разве монах не обернулся? С какой же стати он назвал его болваном?»
Позже Ю-тянь, комментируя эту критику, сказал так: «Глупый Цзю-ту ошибался. Разве монах не обернулся? Отчего же не назвать его болваном?»

НЕГЭН: В Китае монахи, обращаясь друг к другу говорят «брат». Не важно, каково приветствие, лишь бы оно было в духе дзэн и в нем светилась истинная природа говорящего. Монахи не могут тратить время на ненужные комплименты.
Когда говорил Му-чу, его мысль была его голосом и его голос был его мыслью. Если другой монах привязался к голосу, тогда он, вне всяких сомнений, болван.
Цзю-ту показал, что дзэн монаха проявился в действии, выразившемся в том, что он осудил Му-чу, но Ю-тянь боялся, что Цзю-ту может ввести в заблуждение других. Он искусно стер его слова из памяти.
Важная черта этого коана в доверии к читателю. Он мо; кет сказать, что молчание — лучший ответ, но даже молчание мо^кет оказаться слишком неуклюжим способом ответа на вопрос дзэн. Недостаточно восхищаться молчанием, нужно жить им. Если он им живет, он его не узнает.
Однажды Карлсйль сказал: «Глядя на шумное безумие окружающего мира…, слова, лишенные смысла, ничего не стоящие действия, приятно размышлять о великой Империи Молчания, что выше звезд и глубже, чем царство смерти. Одна она велика, все остальное — мелко». Красивые слова, но он слишком много говорит и тем самым нарушает Молчание.
Ву-цзы сказал: «Когда вы встречаете дзэнского мастера на дороге, вы не можете заговорить с ним и вы не можете встретить его молчанием. Что же делать?»
Вы можете встретить Му-чу молчанием, если вы от молчания свободны. Если вы имеете дзэн, то с кем бы вы ни встретились, кого бы вы ни увидели, он в любом случае будет вашим благородным и прекрасным другом.

Лю-цзы перед стеной

Когда монахи приходят получать инструкции по дзэн или приходят с вопросами к Лю-цзы, последний поворачивается к ним спиной и смотрит на стену. Нан-чань, его брат-монах, подверг этот метод критике: «Я говорю, чтобы монахи перенеслись во времена, когда Будда еще не был рожден в мире, но немногие из них по-настоящему понимают мой дзэн. Простое сидение лицом к стене не принесет монахам никакой пользы».

НЕГЭН: Дзэнские монахи — люди необычные. Если один из них говорит белое, другой скажет — черное. У них нет намерения противоречить друг другу. Их цель — показать бесцветность цвета.
Лю-цзы повернулся спиной к своим ученикам, лицом — к стене. Великолепная работа, но если делать это слишком часто, монахи могут начать подражать его действиям и передавать подделку в другие монастыри другим монахам.
Хотя Нан-чань и предупредил своих монахов о необходимости избегать столь однообразных методов, он также косвенно сам поддерживал Лю-цзы.
Лю-цзы не имел другой правды, кроме своего семейного сокровища — так отчего ему не демонстрировать его одним и тем же способом. Инструкции (указания) Нан-чаня тоже хороши и стоят больше, чем многие тысячи священных книг, но что толку держаться времени, которое не существует. Я думаю, что если бы Лю-цзы слышал эти слова, он повернулся бы к Нан-чаню спиной, а к стене лицом, как он это делает обычно.
ГЭНРО: Хотите встретить Лю-цзы? Взберитесь на высочайшую вершину до места, куда не ступала нога человека. Вы хотите встретить Нан-чаня? Наблюдайте за падающим листом. Чувствуйте приближение осени.

Священные места не далеки,
Но нет дорог, ведущих к ним.
Если идти, куда укажут вам,
Найдете скользкий,
Покрытый мхом мост.

Безымянный человек Линь-цзи

Линь-цзи однажды сказал своим монахам, что некий безымянный человек живет плотью и кровью, входя и выходя из людей через отверстия на их лицах. Тот, кто не был свидетелем этого, убедится в этом сию минуту.
Один из монахов встал и спросил. «Кто этот безымянный человек?» Линь-цзи вдруг вскочил со стула, схватил монаха за шиворот и воскликнул: «Говори, говори!» Монах на мгновение потерял дар речи и Линь-цзи ударил его: «Этот безымянный никуда не годится», — сказал он.

НЕГЭН: Этот безымянный человек не имеет пола, мужского или женского. Это — ни живое существо, ни мертвое. Он не богат и не беден. Он ни мудр, ни глуп. Он ни молод, ни стар Он ни сын Бога, ни дитя Сатаны.
Линь-цзи сказал, что безымянный живет плотью и кровью, но не давайте ввести себя в заблуждение. Этот безымянный и есть самое плоть и кровь, так что не предполагайте ничего иного
У нас пять отверстий (входов) на лице: глаза, уши, рот, нос и кожа. Мы видим форму и цвет глазами, запахи обоняем носом, вкус ощущаем ртом, и испытываем ощущения кожей. Мы считаем, что существует пять миров, видимый, слышимый, обоняемый, вкусовой и осязаемый, и передаем впечатления, полученные от каждого из них, используя множество названий.
Дзэн встречает безымянного лицом к лицу. Те, кто встретил его однажды, никогда его не забудут. Они примут истинность утверждения Линь-цзи без малейших колебаний.
Линь-цзи вызвал безымянного монаху, который о нем спрашивал, но дзэн монаха еще не созрел. Другие монахи, наблюдавшие безымянного в этой пьеске, оценили это по достоинству. А те, кто не сумел, остались мучениками в истории учения, но мы можем воскресить их в любое время. Лампа Дхармы горит вечно во всех десяти сторонах.

Статуя Авалокитешвары

Однажды корейцы попросили одного художника в Ше-Кьяе (Китай) сделать деревянную статую Авалокитешвары в полный рост.
Работа была закончена, статуя перевезена в гавань для погрузки на корабль, и тут она как будто приросла к берегу и сдвинуть ее с места было выше человеческих сил. После переговоров между корейцами и китайцами было решено оставить статую в Китае. Тогда статуя приобрела свой нормальный вес и позднее была освящена в храме Мин-чинь.
Какой-то человек пришел засвидетельствовать свое поклонение статуе и сказал: «В сутре мы читаем, что Авалокитеш-вара обладает чудесной силой и во всех землях десяти сторон нет места, где бы он не явил себя. Почему же священная статуя отказалась плыть в Корею?»

НЕГЭН: Очевидно, художник создал такую прекрасную статую, что китайцы не захотели с ней расставаться. Суеверия и массовая психология довершили остальное.
Авалокитешвара символизирует любовь, доброту и мудрость. Художнику удалось отразить отсвет этого в статуе. Всякий монах может выразить это любыми другими средствами. Корейцам следовало использовать собственную культуру для создания собственного символа.
ГЭНРО: Любое место — земля, где он явил себя, тогда почему же он должен был отправиться именно в Корею?
НЕГЭН: Существует такая поговорка в дзэн: «Тысяча озер отражают тысячу лун. Если нет лун, небеса расширяются безгранично». Многие корейцы постигли дзэн и создали образ Авалокитешвары, использовав собственные символы.
ГЭНРО:

Тот, кто прячет глаза,
Никогда не увидит Авалокитешвару.
Почему просит он иностранца
Вырезать статую из дерева?
Неподвижная статуя на берегу —
Это не Авалокитешвара,
Святыня в храме не Авалокитешвара.
Пустым вернулся корабль в Корею.
Но человек, открывший глаза,
Разве не он — Авалокитешвара?

Причуды By-неба

Ву-неб, (национальный) учитель, сказал: «Если кто воображает, что знает что-либо о святых или посредственностях, то хоть эти фантазии — материя тонкая и деликатная, она достаточно прочна, чтобы затащить его вниз, на уровень животного».

НЕГЭН: Ву-неб, один из последователей Ма-цзы[30], был какое-то время учителем императора. Его настоящее имя было Та-та, но по книгам он известен как Ву-неб, под именем, данным ему императором и означающим «не карма».
Когда к нему приходили за тем, чтобы получить персональные указания, он обычно говорил: «Не взращивайте фантазий, ни плохих, ни хороших, ни о святых, ни о посредственностях. Если перед самой смертью вы не сумеете разорвать тонкую ткань ваших фантазий, вы будете рождены ослом или лошадью в следующей вашей жизни».
Гэнро не понравилось это замечание насчет перевоплощения и он изменил его слова так, как мы читаем их сейчас.
В дзэн нет представления о душе, пересекающей грань между этой жизнью и следующей или жизнью человеческой или жизнью животного. Вы можете умереть в любую минуту. Когда вы погружаетесь в свои фантазии, вы, вполне вероятно, можете не успеть всплыть. В тот момент, когда море вашего ума волнуется, спокойствие потревожено и мир нарушен. Если вы бросаете монету в спокойную и гладкую воду, круги, идущие по ней, усиливают друг друга, и неважно, была монета золотой или медной.
Ву-неб, возможно, имел представление о «не карме», но это был только каменный Будда, изваянный и неподвижный.
ФУГАИ: Почему вы отвергаете идею о делении на святых и посредственностей? Почему вы боитесь, что вас затащит на более низкую ступень? Хороший актер никогда не выбирает свою роль. А плохой всегда на свою роль жалуется.
ГЭНРО: Если вы хотите уточнить идею о святых и посредственностях, вы должны сделаться ослом или лошадью. Не испытывайте ненависти к врагу, если хотите одолеть его.

Святые и посредственности,
Ослы и лошади,
Все они тащат вас вниз.
Когда на голове вашей
Не останется и тени волоска
Будь добр, монах,
Живи одной жизнью,
Свободный от дуалистической инерции.
Старые мастера знают твою болезнь
И льют о тебе слезы.

Деревянный подлокотник

Однажды в монастыре Или-чуань повар-монах принимал у себя в гостях монаха-садовника. Когда они сидели за столом, раздалось птичье пение. Только оно смолкло, садовник постучал пальцем по ручке кресла. Птица запела снова, но скоро замолчала. Садовник постучал еще — пение не возобновлялось. «Понял?» — спросил монах. «Нет, — ответил повар, — не понял». Садовник в третий раз постучал по креслу.

НЕГЭН: Садовник в монастыре выращивает для кухни, т. е. для повара, овощи. У этих двух людей сами собой складываются близкие дружеские отношения.
Естественно для птицы петь, вот она и пела. Садовник изучил повадки этой обитательницы гор, вот почему в ответ на его особый стук птица запела снова, но к тому времени, когда стук раздался во второй раз, птичка уже улетела.
Повар живет в мире желаний. Ему приходится думать о ртах и желудках других монахов.
Когда садовник постучал в третий раз, передавая послания природы, повар оказался к нему глух.
ГЭНРО: Птица просто пела. Садовник просто принимал ее. А затем птица улетела. Вот и все. Почему же повар не понял? Потому, что у него на уме что-то было.

Священные плоды Юань-меня

Жил когда-то Юань-мень в храме, который люди называли часовней священных (святых) деревьев. Как-то утром пришел к нему чиновник (из департамента), вызвал его и спросил:

«Ну, как? Священные плоды уже созрели?» «Ни один из этих плодов никем, никогда и ни разу не был назван зеленым», — ответил Юань-мень.
НЕГЭН: Персиковые деревья начинают плодоносить через три года, священные через восемь. Священные деревья скорее могли вырасти во дворе храма, чем в любом другом месте. Китайский чиновник знал, конечно, что речь идет о плодах мудрости и хотел увидеть дзэн Юань-меня в действии — и не через 3 или 8 лет, а сразу.
В ответе Юань-меня плод дзэн показывает себя. Познание приходит постепенно по мере того, как человек наблюдает за созреванием плода, но реализация дзэн происходит позднее, когда плод наливается и краснеет.
ГЭНРО: Его дзэн не созрел. Его слова бесцветны.
ФУГАИ: Я люблю этот зеленый плод.
НЕГЭН: В этом дзэн-до, судя по его названию, был дзэн. Когда спрашивают, какой дзэн здесь можно получить, как ответить на этот вопрос? Мы не привозим свой дзэн, когда въезжаем в новое жилище, мы не оставляем его в прежнем. Мы не делим его на части, запихивая по кусочку в свой карман. Когда мы зажигаем лампаду и воскуряем фимиам, наш дзэн вспыхивает, заливает наше жилище от пола до потолка, насыщая собою каждый уголок. Отдай должное вопрошающему или пожми ему руку. Умный он задал вопрос или глупый — совершенно неважно. Он тоже имел дзэн, который никто не называет зеленым.
ГЭНРО:

На дереве священном (святом)
Плоды священные (святые) растут.
Их сколько? Один, два, три.
Они еще незрелы, но и не зелены.
Возьми, сорви их.
Тверды они, как пушечные ядра.
Когда китайский чиновник
Пытался откусить от плода
С дерева Юань-меня в священной часовне,
Он сломал зубы.
Не знал он, что размеры плода таковы,
Что он вмещает небо и землю и все живое на ней.

Хижина Нань-шуаня

Однажды к Нань-шуаню, который жил в горах в маленькой хижине, пришел незнакомец. Нань-шуань как раз собирался идти работать в поле. Нань-шуань поздоровался с ним и сказал:
«Входи и чувствуй себя, как дома. Приготовь себе что-нибудь поесть и принеси, что останется, мне в поле».
Нань-шуань работал, не жалея сил, до самого вечера и возвратился домой усталый и голодный. Пришелец приготовил еду, поел и все, что осталось в хижине съедобного, выбросил и перебил всю кухонную утварь. Нань-шуань застал его мирно спящим в пустой хижине, по когда он лег рядом с незнакомцем, вытянув усталые члены, тот вскочил и ушел.
Много лет спустя, рассказывая этот анекдот своим ученикам, Нань-шуань сказал: «Хороший это был монах, и я теперь скучаю по нем».

НЕГЭН: Нань-шуань радовался своему одиночеству, которое помогало ему формировать его дзэн.
Монах хотел освободить его от всяких формирующих идей, но знал, что его аргументы никогда не убедят Нань-шуаня.
Нань-шуань понял, что пытался ему показать монах, уснувший в пустой хижине. Пустота — это не истинное жилище дзэнского монаха. Незнакомец ушел, оставив Нань-шуаня в повой атмосфере творчества.
Дзэн отнимает пищу у голодного, меч — у воина. Все, к чему наиболее сильно привязывается человек, является истинной причиной его страданий. Странный монах ничего не хотел давать Нань-шуаню, кроме истинной свободы.
Позднее, когда Нань-шуань рассказывал своим ученикам, как он скучает по этому старому, он, должно быть, черпал подлинную свободу в непроходящем чувстве благодарности к своему безымянному учителю.

Урок Е-шуаня

Некоторое время Е-шуань не проводил занятий (не читал лекций) со своими учениками. Наконец, к нему пришел старший монах и сказал: «Монахи скучают без ваших лекций». «Тогда звони в колокольчик» — сказал Е-шуань.
Когда все монахи собрались в лекционном зале, Е-шуань, не произнеся ни слова, вернулся в свою комнату. Старший монах пошел вслед за ним: «Вы же сказали, что будет лекция. Почему же вы не проводите ее?» «Лекции по сутре должны читать специалисты по сутре, лекции по шастре[31] — специалисты по шастре. О чем тревожится этот монах?» — был ответ.

НЕГЭН: Дзэнский учитель приводит пример того, чему учит сутра и шастра, комментарий к сутре. Если некто имеет желание жить, как учит Будда, сутра и шастра ничего для него не значат.
Е-шуань дал урок новичкам, своим нетерпением попавшим пальцем в небо, ибо с утра до поздней ночи и с ночи и до утра его жизнь была постоянным для них уроком. Этот урок и был настоящим. Если кто-то из монахов не сумел разглядеть это безмолвное учение, он не годится для дзэн. Старший монах заслуживает 30-ти ударов.
Когда Тэ-шуань сумел заглянуть в истину дзэна, он тотчас же взял свой комментарий к «Алмазной сутре», который некогда считал неоценимым и совершенно необходимым, и бросил его в огонь. Когда манускрипт превратился в горстку золы, он сказал:

«Каким бы глубоким ни было ваше знание абсолютной философии, оно подобно волоску в безбрежности пространства. И каким бы значительным ни был ваш жизненный опыт, он подобен капле воды, упавшей в бездну».

Кооен Имакита, учитель Сен Сяку, сказал: «Даже миллион томов священных книг по сравнению с подлинным опытом просветления — это язычок пламени свечи по сравнению с солнечным сиянием».
Я не намерен расхолаживать вас в желании изучать буддизм по книгам. В настоящее время Запад нуждается в изучающих сутры и шастры и в постоянных учителях дзэн, подобных Е-шуаню.

Дзен Е-шуаня — как полная луна,
Чей бледный свет проникает сквозь тысячи миль.
Глупец закрывает глаза и не видит истины.
Звонок сзывает монахов,
Старый учитель уходит к себе.
Какая прекрасная картина дзэн!
Какой глубокий урок дзэн!

Большая палка Чинь-чуаня

Чинь-чуань опросил вновь прибывшего монаха, откуда он пришел. Монах ответил: «Из монастыря, что у Трех Гор». Чинь-чуань спросил тогда: «Где было место твоего последнего уединения?» «У Пяти Гор», — ответил монах.
«Ты получишь тридцать ударов палкой», — сказал Чинь-чуань. «Чем я их заслужил?» — спросил монах. «Тем, что ушел из одного монастыря в другой».

НЕГЭН: Kогдa новый монах предстает перед монастырским учителем, последний обычно задает ему вопрос о том, откуда он. Монах, о котором идет речь, считал, что на этот вопрос он вправе отвечать так, как если бы, кроме него самого, это никого не касалось. Его ответ: «У Трех Гор», «У Пяти Гор» не был названием определенных мест.
Монах должен оставаться в монастыре с 15 апреля по 15 июля, npeдаваясь медитации. В период между 15 июля по 15 октября он имеет право переходить куда угодно в поисках места своего следующего уединения, которое продолжается с 15 октября по 15 января нового года. После чего он снова свободен и может перейти в любое другое место по своему выбору — вплоть до 15 апреля.
Этот монах был добросовестным и, вне всяких сомнений, соблюдал все эти правила. Он считал себя свободным в своих перемещениях в рамках существующих предписаний, но при всем этом он был монахом, а не бродягой.
Наши имена служат для того, чтобы дать нам возможность отличить нас друг от друга, и уж если кто-то называет себя каким-то именем он должен его придерживаться. Не существует безымянных лиц, как не существует безымянных мест, если такие вещи можно сравнивать.
Не цеплялся ли монах за воображаемую свободу?
Хотя целью Бодхисаттвы является достижение абсолютного освобождения, он очень суров по отношению к своим ученикам.

Самое удивительное

К Пай-чуаню пришел монах и спросил: «Что в мире удивительней всего?» «Я сижу на вершине горы», — ответил Пай-чуань. Монах почтительно сложил ладони рук и в этот момент Пай-чуань ударил его своей палкой.

НЕГЭН: Монах явился к Пай-чуаню в надежде услышать необычное или видеть какое-либо чудесное явление, но Пай-чуань принял его в пустой комнате. Неужто случайное замечание: «Я сижу на вершине горы» — и есть самое удивительное в мире?
В Седзо-ка или «Песне свершения» Иоки-Гийси говорит: «Когда попадают в сферу бесформенного, спрашивают Татасату (Татхагату?)».
Монах склонился перед новым Буддой, молитвенно сложив ладони, и в этот момент Пай-чуань ударил его, чтобы разрушить образ.
С вершины горы идут слова: не вожделеет мысль о покое и беспокойстве, поскольку просветленный чужд симпатий и антипатий. Все формы дуализма выдуманы невеждами. Они подобны призрачным цветам, тающим в воздухе. Зачем причинять себе беспокойство, пытаясь охватить их. Приобретение и утрата, правильное и ложное — долой это раз и навсегда. Поздравляю вас!

Величайшая глубина Тао-ву

Тао-ву сидел на высокой скамье, погруженный в медитацию, когда к нему подошел монах и спросил: «В чем величайшая глубина учения?» Тао-ву поднялся со скамеечки для медитации и стал на колени со словами: «Вы пришли сюда издалека, но боюсь, я ничего не смогу вам ответить».

ФУГАИ: Осторожно, брат! Ты подвергаешься опасности утонуть в морской пучине.
НЕГЭН: Да, это правда. Этот монах не понимает, что ему грозит опасность, хоть он вот-вот уйдет под воду.
Сама атмосфера монастыря Тао-ву заключает в себе величайшую глубину дзэна, но монах эти вещи разделяет. Почему он не присоединился к группе медитирующих? Сперва он, возможно, ничего бы и не увидел, но постепенно туман иллюзий растаял бы в теплых лучах солнца.
Учитель добр, но поскольку нет в учении ни высшего, ни низшего, нет ни поверхности, ни дна, он ничего не мог показать монаху.
ГЭНРО: Я бы сказал, что Тао-ву носит величайшую глубину дзэна.
ФУГАИ: Мне хотелось бы сказать, что мой учитель знает глубину дзэна Тао-ву.
НЕГЭН: Такие сплетни заставляют меня краснеть. Мне хотелось бы чтобы с самого начала никто ничего не говорил.
ГЭНРО:

Глубокое и безбрежное море,
Нет ему границ.
Когда Тао-ву сходит со своей великой скамьи,
Нет глубины, нет воды.

ФУГАИ:

Это вне высшего и малого,
Это выше мелкого и глубокого.
Я боюсь, что моему возлюбленному учителю
Грозит опасность утонуть,
Потому что у него большое сердце
И он любит все существа.

Три дня Юань-мэня

Юань-мэнь сказал однажды своим монахам: «Существует поговорка: три дня могут сделать другого человека. А что вы можете сказать о себе?» Прежде, чем кто-либо сумел ответить, он тихо промолвил: «Тысяча».

НЕГЭН: Эта поговорка была популярной среди китайской интеллигенции в III веке. Авторство ее приписывается военному офицеру, имевшего чрезвычайно глупого и тупого адъютанта. Офицер предложил ему побольше читать. Вскоре он отбыл по делам службы и по приезде обнаружил, что его адъютант не только не глуп, но широко образован и имеет собственное мнение по всем вопросам. Эти перемены произошли за время его отсутствия, длившегося три дня. Офицер был очень обрадован и похвалил своего адъютанта: «Три дня сделали тебя другим человеком».
Однажды знаменитый пианист Падеревский сказал: «Если я не играю день, я чувствую разницу, если не играю два дня, разницу замечают критики, если не играю три дня, разницу видят все».

Количество дней не имеет отношения к смыслу коана. К моменту, о котором идет речь, некоторые из монахов Юань-мэня, возможно, исполнились гордости за свои успехи в дзэн, которых они достигли во время малого, несмотря на годы, проведенные с Юань-мэнем.
Когда Юань-мэнь сказал «тысяча», — он не имел ввиду ни время, ни количество. Он был ученым, придерживавшимся философского убеждения, что минута содержит тысячи лет и что тысячи лет — ни что иное, как минута. Его ответ можно считать скорее назидательным, чем поощрительным.
ФУГАИ: Если бы мне довелось быть в то время там, я дал бы Юань-мэню пощечину: ни три дня, ни вдох или выдох, не могут изменить человека. (Однако, после Юань-мэневой «тысячи» у него осталось то же старческое лицо).
НЕГЭН: Если бы я был там в это время, я бы встал, поклонился Юань-мэню и пожелал бы старому учителю долгих лет жизни.
ГЭНРО: Юань-мэнь стал торговать и купил себя, так что не было ни потери, ни приобретения. Никто не может оценить его слова. Я сказал бы так: «В его время это было так, а теперь — иначе. Разве нельзя увидеть по-другому, как три дня меняют человека?»
НЕГЭН: Школьный учитель всегда рад своим бывшим ученикам, независимо от того, стали ли они крупными учеными или преуспевающими дельцами. С самого начала ему известно, что его ученики не являются его соперниками, но что впоследствии они воздадут ему должное за ту роль, которую он сыграл в их обучении. Учителям дзэн, дискредитирующим своих бывших коллег в старых монастырях, следовало бы медитировать снова и снова по этому коану.

 

Правительственный чиновник

Цзянь-чжао, чиновник департамента, поднимался по лестнице в сопровождении своих сослуживцев, когда один из них, увидев на дороге группу людей, спросил: «Это странствующие монахи?» Цзянь-чжао ответил: «Нет». «Откуда вы знаете?» — спросил его коллега. «Давайте проверим», — ответил Цзянь-чжао и закричал: «Эй, монах!» На звук его голоса все они, как один, обернулись и посмотрели на окно. «Ну, — сказал Цзянь-чжао, — я же говорил!»

НЕГЭН: Цзянь-чжао был не только высокопоставленным чиновником, он был еще и старшим «студентом», в то время как его подчиненные были новичками в дзэн. Он хотел дать им урок дзэн и потому довел диалог до конца. Скорее всего описываемый случай произошел не в служебном помещении, а в монастыре, и анекдот этот относится ни к чему иному, как к дзэну.
Один из чиновников узнал в проходящих мимо людях монахов с проницательностью, не заслуживающей поощрения в данном конкретном случае. «Нет» Цзянь-чжао — это безоговорочное нет, отвергающее ее в тысяче проявлений. Его подчиненный пытался искусственно определить то, что не нуждается в определении. Будь я на месте Цзянь-чжао, я снова сказал бы «нет». Цзянь-чжао добр и сказал: «Давайте проверим».
Когда монахи оглянулись на крик, этот служащий МОГ подумать: «Я же говорил!», чтобы избавиться от фразы «Ну, я же говорил», произнесенной Цзянь-чжао.
ГЭНРО: Цзянь-чжао смотрел на юго-восток, в то время как его ум был обращен на северо-запад.

Жилище Чжао-чжоу

Однажды, когда Чжао-чжоу пришел к Юань-чу, тот спросил его: «Отчего в твои годы ты все еще не осел где-нибудь?» «А где есть для меня место?» «Вон там, на горе, развалины старого замка», — предложил Юань-чу. «Почему бы тебе самому там не поселиться?» — спросил Чжао-чжоу. Юань-чу не ответил.
Позднее Чжао-чжоу посетил Чу-ю и тот тоже спросил у него: «Отчего тебе не осесть где-нибудь на старости лет?» «Где мне найти место?» — спросил Чжао-чжоу. «Неужели в твои то годы ты все еще не знаешь своего места?» — настаивал Чу-ю. Тогда Чжао-чжоу сказал: «Тридцать лет провел я верхом на лошади, а теперь не могу удержаться на осле».

НЕГЭН: Чжао-чжоу в возрасте 60 лет отправился в путь с тем, чтобы посетить одного за другим всех учителей. Когда ему исполнилось 80, он все еще бродил по дорогам странствующим монахом. Его дзэн был зрел и сочен, как вино, но, возможно, иные монахи или учителя считали его все еще не созревшим.
Когда Юань-чу предложил Чжао-чжоу где-нибудь поселиться, последний знал, где находится его истинное жилище, и что не существует места вне его, поэтому ответ: «Где найти место?» — иронический. Чжао-чжоу, заметив, что Юань-чу не обладает полным пониманием, находясь во власти первого впечатления, предложил ему самому — Юань-чу — поселиться среди развалин. Молчание Юань-чу было свидетельством его поражения.
Чу-ю задал Чжао-чжоу тот же вопрос и Чжао-чжоу повторил ему свой ответ Юань-чу, тем самым дав ему возможность показать свое понимание. Чжао-чжоу, который взгнуздал горячего коня, убедился в том, что теперь осел не может унести его. Чу-ю понял еще меньше, чем Юань-чу.
Потом Чжао-чжоу жил в замке, учил монахов и дожил до 120 лет. Он не пользовался «большой палкой», не повышал голоса, как иные учителя. Те немногие слова, которые он произносил, были проникнуты истинным дзэн.
Учителя дзэн в Китае и Японии жили в старинных замках, поддерживаемые знатью. Монахов-глупцов привлекали слава и великолепие этих временных обиталищ и им не было дела до величия — подлинного или мнимого — живших в них учителей.
Чжао-чжоу освободил себя от ложных представлений, проверив понимание и выбирая учителей во время своих странствий. Вызывает чуть ли не сожаление тот факт, что позже он стал жить в замке, а не остался блуждать, подобно облаку в небе.
Среди буддистов в мире есть такие, которые, пряча свое могущество, тем не менее влияют на людей, как это делают, например, Судонийские учителя[32], нинды и дервиши[33].

Семейная традиция Юань-мэня

Монах спросил Юань-мэня: «Какова ваша семейная традиция?» — «Неужели ты не слышал, как, в этот дом приходят люди, чтобы учиться читать и писать?»

НЕГЭН: Каждый учитель дзэна принимает своих учеников по-своему. Последователи Хакуина[34] в Японии принимали своих по очереди, предлагая каждому коан, чтобы выяснить степень их понимания.
Дакуон обычно продолжал курить, когда входил ученик, молча улыбался или громко смеялся, когда студент излагал ему свое толкование коана, и звонил в колокольчик, возвещавший конец визита, так что студент был вынужден удалиться, не успев и попрощаться.
Кондо держал рядом с собой палку и обычно говорил студенту:
«Подойди поближе, я стал стар и туг на ухо». Когда студент приближался, он ударял его палкой. Однажды я испытал на себе его семейную традицию во время сандзэна, поэтому, когда в следующий раз он попросил меня приблизиться, я подошел настолько, насколько нужно было, чтобы иметь возможность перехватить палку, когда буду рассказывать ему, как я понимаю коаи.
Сен Сяку часто менял место, где он сидел, принимая студентов, особенно по вечерам, так что студент, войдя в комнату, не сразу замечал его.
Во времена Юань-мэня не было установленных методов получения сандзэна. Монахи пытались приблизиться к нему, когда и где бы ни представилась такая возможность: в саду, в коридоре, даже в ванне.
Этот разговор происходил за воротами, где проходили дети, идущие в школу.
Юань-мэнь всех людей в мире считал своими учениками.
Даже дети младшего школьного возраста получали от него все, что им было положено, хотя они его не знали и даже не видели.
Здесь он являет свою философию: один есть множество и множество есть один.
Если вы читали дзэнские диалоги времен династии Тан или Сун, вы могли заметить, что индивидуальные наставления давались после окончания лекции и только тем, кто вставал и задавал вопрос. Будда, в соответствии со своим священным писанием, учит тому же, но когда учение было ввезено в Японию, этот метод стал постепенно частью церемонии или ритуала, способствующего появлению тщеславия и амбиции у студентов, пытающихся припереть учителя к стене или разыграть перед ним сцену. Это хоть и похоже на балаган, но было вызвано необходимостью покончить с практикой, введенной Хакуином, которая состояла в том, что каждый студент утром и вечером приходил в его комнату, независимо от того, пришел ли он к какому-либо мнению. Но это, в свою очередь, тоже стало церемонией для тех студентов, которые только и думали о том, чтобы не провалиться и сдать, как если бы это были школьные экзамены. Это не имеет ничего общего с дзэн.
Юань-мэнь намеренно подчеркнул этический аспект, чтобы воодушевить монахов к соблюдению каждодневных предписаний, прежде чем принимать трансцендентную философию.
ГЭНРО: У Юань-мэня не будет много учеников, если он будет действовать таким образом, ибо многие из них пришли, привлеченные его семейной традицией.
ФУГАИ: Возможно, Юань-мэню ничего не остается, кроме того, чтобы занять место школьного учителя.
НЕГЭН: Если дзэнскому монаху ничего не остается, кроме места школьного учителя, он идеальный дзэнский монах. Он не должен скрывать свою семейную традицию, чтобы привлечь к себе странствующих монахов.